Не любили в роду Ратмира чудские угодья. И места здесь были дикие, нехоженые, и зверь попадался странный, опасный, часто смотрел на охотников человечьим взглядом – явно чудские шаманы в другом обличье рыскали. Попробуй подстрелить – бед потом не оберешься. Будет во сне являться человеком-полузверем, как когда-то к Велеславу, который сову с человечьими глазами из лука убил. В ту же ночь пришла к нему женщина с круглыми желтыми глазами и стальным клювом и сидела у него на груди до утра, пока не задохнулся…

Ратияр пожал плечами, прогоняя недостойный мужчины озноб, и огляделся. Огромные лапы елей давно заслонили редкие лоскуты неба над чащей. Рядом пыхтел и ругался шепотом на противно звеневших над взмокшей головой комаров Хравн, перелезая через сухой поваленный ствол.

– Погоди! – прошипел друг. – Я башмак потерял!

Они принялись шарить по траве в поисках обуви, и за это время у Хравна выпал из чехла нож, исчезнув в густых переплетениях травы так же бесследно, как и кожаная обувка.

– Непохоже, что здешние духи нас любят… – поежился друг, когда они, взмокнув от бесполезных поисков, присели отдохнуть на бревне.

– Жарко, как в парилке… – Ратияр сдул со лба мокрую прядь, – хорошо, что комаров и мошки поменьше стало, живьем загрызли бы…

Хравн улыбнулся:

– А помнишь баню в лесу?

Ратияр расхохотался. Они с Хравном соперничали с одобрения и подзуживания Ратмира и Хрольва чуть ли не с рождения, и частенько это выходило боком им обоим. Как-то в самый разгар лета отцы и дети отправились в поход в лесную чащу. Шли в полном снаряжении, и вскоре и Ратияр, и Хравн поняли, что родители устроили им нешуточную боевую проверку, – приходилось продираться через бурелом, что на жаре с оружием, в шлемах и со щитами было несладко.

К вечеру руки и ноги гудели так, что у парней не осталось даже сил проклинать своих мучителей, которые как ни в чем не бывало перелезали через кучи сухих стволов и ветвей, подгоняя сыновей добродушными шутками про женовидных олухов, место которым в лучшем случае в бабьем куте у печи.

Но боги вняли молчаливым мольбам двух страдальцев, безжалостные отцы объявили привал и разрешили устроить походную баню. Для этого прямо на ветвях сделали шатер из тонкой льняной ткани, выкурили оттуда дымящей головешкой тучи гнуса. Ратияр и Хрольв разделись донага, нырнули в шатер, а сыновьям было поручено нагреть на костре камни. Парни приволокли самые большие валуны, которые только смогли найти, раскалили их на огне и, обжигая ладони, прикатили в шатер. Отцы отметили трудолюбие отпрысков, сказав, что у печи от них определенно будет польза. Надувшийся после этого замечания Ратияр плеснул на камни ведро воды, и тут случилось страшное.

От огромных валунов пошел такой сильный пар, что льняная ткань надулась, словно парус, и взлетела над удивленными головами к вершинам сосен и елей. На лесной поляне обнаружились четыре голых человека. Тысячи комаров и мошек на миг замерли от такой удачи, после чего, возблагодарив своих крылатых богов, бросились на угощение. Люди, облепленные кровожадной гнусью, с громкими криками бегали между стволов в поисках одежды, а потом долго мчались до лесной речки, чтобы окунуться в ледяную воду и успокоить горящие от укусов тела.

«Слишком хорошо – тоже нехорошо», – мрачно сказал Ратмир, сидя по шее в реке, Хрольв хмуро кивал, тряся мокрой бородой рядом. Мокнувшие поблизости Ратияр и Хравн переглянулись и заржали, приветствуя торжество справедливости.

С удовольствием вспомнив лица родителей, они снова посмеялись, подталкивая друг друга плечами.

– Ладно. – Хравн поднялся. – Давай отдохнем и дальше двинем. Пусть моим добром подавятся…

Ратияр возмущенно посмотрел на друга и вскочил:

– Вот еще! Это мы с них дань берем! А от нас ни они, ни духи ихние ни хрена не получат!

Хравн подумал:

– Слушай, помнишь, Барсук рассказывал, когда леший голову начинает морочить, нужно одежду вывернуть и швами наружу надеть?

Ратияр без лишних слов сорвал с себя рубаху. Друзья быстро переоделись и продолжили поиски.

– Чтоб им лопнуть! – Ратияр плюхнулся рядом с бревном, утирая пот. – Сильнее ихняя магия, видно…

Хравн сел рядом. Сморщил лоб. Помолчал, потер затылок и вдруг заулыбался:

– Есть!

Ратияр повернул голову:

– Чего?

– Магию усилим – вот чего! У нас оберег – нелепая одежда, вся шиворот-навыворот. Так?

– Так…

– Он не работает. Так?

– Ну…

– Значит, чтобы магию усилить, нужно, чтобы еще нелепее было.

– И как?

– А вот! – Хравн быстро снял порты и с гордостью напялил их на голову, завязав гашник на лбу. Штанины легли на плечи, будто длинные уши.

– Ты похож на зайца-оборотня, – заметил друг.

– Есть другие предложения? – Хравн сердито встряхнул «ушами».

– Нет, – Ратияр со вздохом развязал гашник.

– Ага! Работает! – закричал Хравн, когда они снова начали шарить в кустарниках и траве. – Вот и башмак!

– А я нож: нашел, – сказал Ратияр, доставая из-под коряги блеснувшую полоску стали.

Хравн расправил плечи и подбоченился, откинув с глаз штанины. Ратияр, чувствуя легкий укол зависти, хлопнул его по плечу:

– Дело придумал. Давай так пока одежду и оставим на себе, чтобы больше не терять ничего.

Хравн польщенно кивнул, и они двинулись дальше, перелезая через старые стволы, разводя руками ветки и отплевываясь от липкой паутины.

Чаща расступилась вдруг, неожиданно, как по колдовству. Только что смыкались замшелые старые сосны, трещал валежник под ногами, звенела над ухом вездесущая гнусь – и вот уже поляна на взгорке, укрытые еловыми лапами шатры и щекочущий ноздри запах кострища, где жарили сочное мясо.

Ратияр и Хравн сглотнули слюну. Сразу с обеих сторон к ним шагнули невысокие, но коренастые воины, которые сжимали в руках легкие копья. Остальные, что выглянули из-за деревьев неподалеку, держали луки. Ратияр знал, что финны давно вели гостей до становища, присматривая за ними из-за деревьев и зарослей папоротника, и старался не думать, что было бы, если бы их поведение показалось финнам подозрительным. Он знал, что лопари слишком осторожны, чтобы связываться с родом могучего Ратмира, который после победы над хазарами собирал с них легкую дань. Но никогда нельзя быть до конца уверенным, что знаешь все про местную чудь…

– Я Ратияр, сын Ратмира, – сказал юноша, выходя в центр поляны, где коптил костер под вертелом с оленьей тушей. Он откинул со лба штанину, подбоченился и продолжил, как учил Барсук: – Я пришел к вам с миром из Старого Ясеня и желаю говорить с великим шаманом.

Финны почтительно смотрели на голоногих послов с портами на головах, гадая про себя, зачем пришельцы решили применить столь могущественное заклятие.

– Я слушаю тебя, Ратияр, сын Ратмира, – раздался негромкий голос.

Опираясь на посох с торчащими из навершия в виде рысьей головы разноцветными перьями, на поляне показался Куукси. Как и все остальные члены племени, он был одет в штаны и рубаху из оленьей кожи, которые для придания мягкости дни и ночи жевали их жены. Но было еще в его наряде кое-что, заставившее Ратияра внутренне содрогнуться.

Шаман Куукси был одет в штаны мертвеца: содранную с ног покойника, побуревшую и сморщившуюся от времени кожу. Считалось, что такая кожа, стянутая с плоти одним слоем, как старая шкурка со змеи, приносила в дом ее хозяина удачу и богатство. Благополучие в торговых делах обеспечивали монеты, засунутые в мешочек из мошонки.

Шаман подошел к Ратияру. Большие ноздри раздулись, словно Куукси пытался вынюхать из него душу. Ратияр на миг замер под взглядом странных светлых глаз с узкими, почти вертикальными зрачками, будто у змеи.

Ратияр откашлялся и, стараясь не думать о том, как жены финского вождя жевали кожу для его портов, продолжил:

– Я должен сказать тебе, что…

Шаман медленно поднял руку:

– Все, что мне надо знать, я уже узнал. Пойдем.

В темном шатре вождя рядом с тлевшим очагом стояли какие-то горшки с густо парящим варевом. Куукси жестом пригласил Ратияра и Хравна сесть на аккуратно постеленные шкуры. Юноши степенно расположились на мохнатых настилах. Ратияр на миг задумался, будет ли неуважением к хозяину оставить порты на голове. С одной стороны, это всего лишь штаны, а с другой – головной убор все-таки. Он взглянул на Хравна – судя по вопросительному взгляду в ответ, того занимали схожие мысли. Ратияр кивнул и стянул штаны с головы.

– Ты пришел искать моей помощи, не так ли? – сказал Куукси, возвышаясь перед ними.

Ратияр поднял на него глаза:

– Присаживайся. В ногах правды нет.

Шаман усмехнулся и присел рядом, и Хравн с удовольствием отметил про себя, что вождь финнов снова едва достает лбом до плеча нового хозяина Ясеня. Ратмир успел кое-чему научить сына.

– Каждый мой лучник обойдется тебе в половину золотого запястья. И десять гривен серебра – за помощь богов, – сказал шаман.

Ратияр усмехнулся:

– Как же я узнаю, что они согласились стать на мою сторону?

Куукси поднял ладонь:

– Это я беру на себя.

– Ты торгуешься так, будто твои люди и магия – товар.

– Все, что у меня есть, имеет свою стоимость. И обладаю я этим потому, что знаю ему истинную цену. Многие лишились своих сокровищ, так как просто не умели их ценить.

Ратияр вымучил дружелюбную улыбку.

– Однажды твоя продажная магия может обернуться против тебя самого.

Настал черед улыбаться Куукси.

– Я умею договариваться и с богами.

Ратияр кивнул и неспешно поднялся, задевая головой полог шатра чародея.

– Я пришел к тебе не для того, чтобы просить помощи. Я здесь, чтобы спасти твою жизнь и жизни твоих людей. Скоро придет человек, который шьет себе плащ из кожи живых людей. И будет он не один. Если мы не объединим силы, сначала он сожжет мою крепость, а потом явится за тобой. Я не знаю ни одного человека с содранной заживо кожей, которому боги помогли выжить.

Куукси сунул в ноздрю указательный палец и надолго задумался.

– Серебряная гривна за лучника, – наконец выдавил шаман.

Ратияр вздохнул.

– Полгривны за воина… Колдовство бесплатно… – прокряхтел собеседник, обхватив себя за плечи маленькими руками и закачавшись из стороны в сторону.

Потом вдруг вскочил, крякнул с отчаянием, словно собирался нырять в горящий дом, сгреб в горсть меховую шапку на голове и бросил ее под ноги. Остановился, посмотрел на Ратияра и Хравна. Осторожно топнул ногой, стараясь не задеть подошвой собольего меха.

– Как говорят у вас – была не была! – крикнул Куукси: – Гривна за двоих! И приворот в подарок!

Ратияр снова опустился на шкуры и знаком разрешил сесть шаману.

– Если ты поможешь мне, я избавлю твое племя от дани. Навсегда, – сказал он, глядя в глаза финскому вождю.

Тот замолчал, не отрывая от него взгляда. Потом придвинулся к юноше и почти прижал плоское лицо к его носу:

– Пусть тебя послушают духи.

«Если ты встретишь рассвет живым, значит, удача не оставила твой род, и мы пойдем за тобой».

Слова маленького шамана чуди Ратияр повторял, будто заклинание, как только смолкли шаги охотников, притащивших его сюда, на заброшенную лесную дорогу в черное сердце непролазной чащи.

Тугой ветер с воем наваливался на чахлые сосны, скрюченные сучья шарили в темноте. А может, это ночные чудища притворялись деревьями, чтобы подобраться к дрожащей от страха человечине? Ратияр закрыл было глаза, но завывания ветра и скрип стволов тут же нарисовали в голове такие ужасы, что он снова принялся пятиться и озираться по сторонам.

Ратияр знал, что в каждом скрипучем дереве плакали души замученных людей. Такие деревья в его роду считались буйными, рубить их нельзя даже на дрова, пожар будет, да и по ночам к ним приближаться опасно. Михалка рассказывал, что, когда мастер Сухой поссорился с семьей, позвавшей его строить мельницу, но обидевшей потом деньгами, отомстил им с помощью одной щепки от «буйного» ствола. Просто подложил в сруб кусочек злого дерева, и обрушилась ночью мельница, как заговоренная. Кривич Барсук называл такие деревья «дубины стоеросовые» и при случае так же звал и его с Хравном, когда ленились запоминать его науку.

Старик рассказывал, что злые деревья растут на перекрестках заброшенных лесных дорог, объединяя явь и навь. Ведь, как известно, любая уходящая вдаль дорога ведет на тот свет, на границу между городами живых и мертвых. Дорога, как и Мировое Древо, соединяет миры, говорил Барсук, только Ясень растет вверх, а дорога – вдаль.

В спину ткнулось что-то, отшатнулось, снова дотронулось. Резко обернувшись, юноша увидел перед собой высохшее лицо с черными провалами и ощеренный безгубый рот. Мертвец глядел на него сверху вниз, свешиваясь с дерева. Ратияр тихо вскрикнул и плюхнулся на землю, не чувствуя ослабевших от страха ног.

Тело, повисшее на веревках, покачивалось над ним под порывами ветра. Не тянулись из темноты руки, не бормотал из мрака голодный дух… Переведя дыхание, Ратияр вспомнил уроки Барсука – своих покойников финские колдуны не сжигают, а подвешивают на ветвях деревьев в священных рощах.

Ратияр осторожно поднялся с земли, набрался духу и снова взглянул в мертвое лицо. И тогда покойник зашевелился и открыл рот, чтобы прошептать свистящим, словно ледяной сквозняк, шепотом, его имя.

Пытаясь победить крупную дрожь, Ратияр заставил себя не двинуться с места.

«Живым нужно опасаться живых», – когда-то говорил отец.

– Что тебе нужно? – выдавил из себя охрипший голос.

Мертвый не ответил, вдруг изогнулся дугой и принялся извиваться, стараясь избавиться от спеленавших полусгнившее тело веревок. Рядом раздался треск и шелест – вокруг Ратияра с ветвей падали и повисали на веревках покойники: дети, женщины, старики, давно высохшие трупы и недавно разложившиеся тела, кишащие белыми червями и личинками, тянущие к нему костяные фаланги, когда-то бывшие руками…

Ратияр стряхивал елозившие по одежде остатки пальцев, стараясь вырваться из этого шипящего хоровода, на все лады повторявшего его имя. Споткнулся о корень, опустил глаза и наткнулся взглядом на огромную черную руку, показавшуюся из-под земли. Она выползала, словно гигантская змея, слепо шаря перед собой извивающимися пальцами-червями.

Драугр! Подземный мертвец! Ратияр подскочил и ринулся вперед, не разбирая дороги. Мокрые от ночной росы ветки хлестали по лицу, ноги то и дело спотыкались об узловатые корни, но он остановился лишь тогда, когда силы полностью покинули его, и рухнул в сырой мох.

Стараясь восстановить дыхание, Ратияр положил руку на грудь и закрыл глаза… И тут же почувствовал чужой взгляд.

Осторожно поднял веки, готовясь выхватить нож.

Напротив него блестел лунными глазами большой серый волк. Ратияр плавным движением вытащил оружие. Неподвижный взгляд желтых глаз не изменился. Чуть поведя ушами, зверь шагнул назад и слился с лесным мраком.

Парень присел на корточки, привалившись потной спиной к шершавому стволу. Буря вдруг примолкла, будто на мир накинули покрывало. Ратияр улыбнулся. Поднялся на гудевшие от усталости ноги. Мрак вокруг словно съежился, почуяв прилив его сил. Юноша старательно сложил кукиш и ткнул им в морду отступающей ночи.

Буря улеглась под утро, начисто вымыла светлеющее небо и протерла бледный кружок тающей луны, под которой колко светила последняя звезда. Глаза слипались от запоздалого сна. Ратияр выбрал дерево поразлапистее и устроился в крестовине толстых ветвей. Плотнее закутался в плащ и сразу провалился в сон без сновидений.

– Вставай, – сказал голос.

Ратияр открыл глаза. Он сидел, привалившись к тюку из шкур, у очага в шаманском жилище, а его похожий на темно-желтую костяную фигурку хозяин стоял перед ним. Змеиные зрачки пронизывали насквозь, и Ратияру показалось, что сидит он не в палатке, а посреди ледяного поля и рядом не костер, а снежный смерч.

– Сейчас ты чувствуешь зиму внутри. Так происходит с каждым, кто возвращается в свое тело после Путешествия, – сказал шаман.

– Значит, все было не по-настоящему, – пробормотал Ратияр.

– В ночном лесу бродил твой дух. И он мог бы остаться в Нижнем мире навсегда, если бы твой Род не пришел к тебе и не взял под защиту. Твоя удача сильна.

– Мне нужны стрелы, а не похвалы, – сказал Ратияр, поднимаясь на ноги, – и я спрашиваю снова: пойдут ли твои люди в бой в моих рядах?

Шаман опять холонул его взглядом странных глаз, коснулся гладкого подбородка и улыбнулся:

– Духи сказали – твоей удачи хватит на всех.