38
Джон Красносвет
Под нами светились огни! Много-много-много огней, там и сям, ярких, как звезды в Звездовороте.
— Сердце Джелы, — прошептал я Джеффу, — это лучший момент в моей жизни, самый-самый лучший момент!
Яркие-преяркие огни повсюду, не только впереди, но и слева, и справа: красные, зеленые, желтые, синие, белые. Такого мы никогда не видели. Прежде нам не доводилось видеть такого светлого и большого леса.
Я обернулся к остальным, которые еще плелись за нами в темноте по склону. Мы шли во Мраке полных два дня. Дважды слышали леопардов и отпугивали их криками и визгом.
— Быстрее! Быстрее! — позвал я. — У нас все получилось! Мы дошли! Все хорошо!
И снова уставился на лес внизу.
— Джефф, ты только посмотри на это! Член Тома, ты только посмотри! Сколько огней!
Поднимавшиеся к нам ребята кричали с упреком:
— Ну и куда вы двое убежали? Могли бы и подождать нас! А если бы на нас напал леопард?
Но заметив долину, которая простиралась под нами, теряли дар речи, как прежде мы с Джеффом.
По сравнению с этой долиной даже Долина Круга казалась крохотной и тесной, что уж говорить о Долине Высокого Дерева. Обе были что твои проталины в Снежном Мраке. Но эта новая долина оказалась вовсе не проталиной, и даже не просто долиной, а целым новым миром. И все это видели. Все.
— И чего Семья сто шестьдесят с лишним лет сидела сиднем в Долине Круга? — удивилась Джела Бруклин, поглаживая круглый большой живот. — Ведь досюда рукой подать!
— Шея Тома! — восторженно завопил Джерри, подбежал ко мне, схватил меня за плечи и прижался лбом к моему лбу. — Джон, у тебя получилось! Ты молодец! Ты умник-разумник! Настоящий герой!
Он снова гордился мной, как тогда, когда я убил леопарда.
Да что уж там — все они мной гордились.
— Тебе все-таки это удалось, — проговорила Тина, подошла ко мне и обняла меня за пояс. — Ты начал все это в одиночку и довел до конца.
На голове у нас по-прежнему были теплые повязки, так что мы походили на диковинных двуногих шерстяков, стоявших на снегу во Мраке, но в свете огня на лбу у Непа я видел глаза Тины в прорезях повязки.
— Джон, у тебя все получилось! — повторил Джефф.
— Надо же, а я как раз хотела сказать, что пора поворачивать обратно, — заметила Дженни, глядя на тысячи тысяч огней внизу. — Подумать только, моя Цветочка могла расти в мерзкой Долине Высокого Дерева, тогда как нас ждало такое чудо.
С этими словами Дженни стянула повязку сперва со своей головы, потом с моей и чмокнула меня в щеку. Поцелуй вышел слюнявый, как всегда у мышерылов.
— Ну уж если Дженни тебя поцеловала, я тоже хочу! — заявила Тина и стащила повязку. Кожа у нас была красной и липкой от пота. Тина медленно поцеловала меня, приоткрыв губы, как будто мы собирались переспать. Ребята одобрительно закричали.
Никогда прежде они не были так благодарны мне. Даже когда только пришли в Долину Холодной Тропы, — а ведь это произошло задолго до гибели Сьюзи, до того как по моей вине мы заблудились во Мраке и Джеффу пришлось нас выручать. До сих пор они то и дело ворчали, как будто я увел их силой, как будто они бросили Семью из-за меня, а вовсе не по своей воле. Но сейчас же, после того как мы с Джеффом действительно заставили их двигаться дальше и рисковали их жизнями, отправившись во Мрак с одним-единственным источником света, они были счастливы-счастливы-счастливы.
Не скрою, мне было приятно-приятно, но еще больше, чем похвалы, меня радовал вид простиравшегося внизу Большого Леса, вокруг которого не было никакого Мрака, за исключением того, откуда мы сейчас пришли.
Я заметил, что вдалеке свет Большого леса менялся. Между мерцающими огоньками деревьев, точь-в-точь как в Долине Круга, и приглушенным, ровным сиянием, больше похожим на свечение водорослей в озере или ручье, словно пролегала извилистая граница.
— Неужели это все вода? — удивился я про себя. Едва ли такое возможно. И все-таки я слышал, что на Земле встречаются озера в несколько раз больше кусков суши. Их называли «морями», но что это такое, никто в Эдеме не знал.
— А этот дурак Мехмет и остальные пятеро сейчас сидят в Долине Высокого Дерева и только и думают, как бы согреться, — фыркнул от смеха Дикс.
— Точно! — заорал Гарри. — Ха-ха! Сидят себе одни-одинешеньки в снегу.
Гарри покатился со смеху. С ним такое бывало: он принимался хохотать без остановки, как припадочный, и в конце концов казалось, что ему уже больно смеяться. Других это так сильно раздражало, что они кричали на Гарри, чтобы он заткнулся, и Гарри обижался и ревел, причем еще громче, чем смеялся. Но сейчас все смеялись вместе с ним, стоя на краю Мрака и глядя на простиравшийся под ногами огромный светлый мир, сверкающий, свежий, новый. Больше не будет темноты, снега и снежных леопардов. Теперь все это позади. Ни тебе голодных дней. Ни летучих мышей и трубочников на обед, потому что шерстяков не поймали. Это новое начало, новый мир, пространство, которое предстоит обживать многим-многим-многим поколениям.
Мы стали спускаться и через пару часов очутились на берегу ручья. Вокруг нас пыхтели деревья, а их светоцветы — белые, голубые, розовые, желтые, — освещали нам путь. Стада шерстяков поднимали головы от сияющих светоцветов и смотрели на нас, когда мы проходили мимо. Звери даже не пытались убежать.
