15
Джон Красносвет

У меня не шло из головы, как Майкл давал имена животным и растениям, а дети кричали ему подсказки. Я видел Пьесу много раз, но сейчас прокручивал ее в уме снова и снова. Семья торопилась прочь с поляны, а я все стоял и думал, пытаясь понять, что же мне делать дальше.

Сперва в шалаши на краю поляны Лондонцев отвели седых, шатающихся от усталости Старейшин. Потом начали расходиться все остальные: каждая группа забирала стариков, клешненогих и малышей и возвращалась к своим кострам и шалашам. Тем временем ушли один за другим и члены Совета, все, кроме Каролины. Секретарь-Ша, запихнув под мышку куски исписанной коры, торопилась спрятать их в тайном месте, о котором не должен был знать никто, кроме членов Совета.

Я же не двигался с места. Каролина тоже по-прежнему стояла в центре Круга, кивая и улыбаясь всем, кто к ней подходил или смотрел на нее. Время от времени, когда никого больше не было рядом, она поглядывала на меня, и я подумал: вдруг она захочет поговорить со мной о том, что я натворил? Но Каролина, поймав мой взгляд, тут же отводила глаза. Она не собиралась воспитывать трудных новошерстков: это дело вожаков группы. И я понял, что она ждет, когда я уйду.

Что ж, уйду, когда сочту нужным. Мне есть о чем подумать.

Когда Майкл раздавал имена растениям и животным, слышал ли он, как мы их ему подсказываем? Возможно ли такое? Если да, то я тоже могу услышать голоса из нашего будущего, которые подскажут мне, что делать, потому что у меня есть цель. И цель эта по-настоящему великая, великая-превеликая. Как у Диксона, который отказался подчиниться Президенту, как у Томми с Анджелой, которые переспали, чтобы мы появились на свет. И если мне удастся достичь цели, мой поступок станет историей из тех, о которых помнят долго и говорят не цикл-другой, а несколько поколений подряд.

Но что сказали бы мне люди будущего, если бы смотрели пьесу про эту историю? Вот что я пытался понять. Кричали бы они: «Давай! Вперед! Ты спасешь нас от голода, а долину от затопления!» — или наоборот: «Не надо, ты все испортишь! Из-за тебя мы никогда не попадем на Землю!»?

Поляна стремительно пустела. Всем не терпелось поскорее покинуть этот клочок земли между деревьями и Кругом Камней. Кому-то хотелось поесть и уложить малышей, большинство же мечтало просто завалиться спать в своем шалаше под крышей из коры. У меня тоже глаза слипались. Я смертельно устал и чувствовал себя совершенно разбитым. И ужасно боялся того, что неминуемо начнется, если я останусь бодрствовать, — в смысле, буду осознавать, что делаю, как тогда, когда вступил в схватку с леопардом.

— Эй, Джон, что ты делаешь? — окликнул меня Джерри.

Рядом с ним стоял малыш Джефф. Он разглядывал меня большими умными глазами, как будто уже догадался, что у меня на уме.

Я огляделся, нет ли поблизости Дэвида, но того и след простыл. Наверно, решил, что раз Гадафщина кончилась, то я уже ничего не натворю. При мысли об этом я улыбнулся. Плохо же он меня знает.

— Возвращайтесь в группу, — сказал я братьям. — Я ненадолго встречусь с Тиной, а потом приду.

Потом ко мне подошла сама Тина.

— Клянусь членом Тома, Джон, да ты никак прирос к месту? — рассмеялась она. Похоже, ей понравилась моя дерзость на Гадафщине. — Может, перед сном прогуляемся к Глубокому озеру? Искупаемся. Освежим голову.

Я кивнул.

— Хорошая мысль, — согласился я, — но сперва мне тут надо кое-что сделать. Ты иди к Глубокому озеру, а я подойду позже, если, конечно, ты меня дождешься.

— И что же тебе нужно сделать?

— Я… потом тебе все расскажу.

— Это как-то связано с Беллой или Мартой Лондон?

— Нет-нет, что ты, ничего подобного. Я тебе потом расскажу, и ты сама все поймешь.

Тина, прищурясь, окинула меня пристальным взглядом, пожала плечами, кивнула и неохотно направилась прочь.

Я заметил, что Каролина снова смотрит на меня. Все члены Совета уже ушли, и почти вся Семья тоже разошлась, а она все стояла. Я притворился, будто ухожу, и направился в сторону Слияния Ручьев, но очень медленно, так что все меня обгоняли. Когда рядом больше никого не осталось, я вернулся на Поляну Круга.

Разумеется, Каролина ушла, как и все прочие. Теперь на поляне не осталось никого, кроме меня.

Ничто так не радует глаз, как то, что вот-вот исчезнет, пусть даже ты сам к этому приложишь руку.

До чего же красива поляна в ослепительном сиянии белых светоцветов, за которыми тут ухаживают с начала времен, и в ярком свечении Главного ручья, бегущего вдоль ее края! Разумеется, есть в лесу и другие красивые просеки, но Поляну Круга выделяют из прочих белые камни, выложенные посередине. Именно они отличали ее от лужаек и прогалин в лесу между Альпами и Скалистыми горами, между Синими горами и Пекэм-хиллс. Этот белый круг придавал поляне загадочности и древности. И делал ее нашей.

Я медлил, теребя в кармашке на краю набедренной повязки кольцо Анджелы, как будто верил, что она подскажет мне, как быть. Но Анджела молчала. Я слышал лишь голоса, доносившиеся до меня из далекого будущего:

— Нет-нет-нет, не делай этого! — умоляли одни. — Анджела велела нам оставаться возле Круга. Ты же знаешь! Она сама выложила этот Круг! Она и Томми. Они сделали его, чтобы показать нам, где нужно ждать, когда за нами прилетят с Земли!

— Давай, Джон, вперед! — подзадоривали другие. — Анджела хотела, чтобы в Эдеме была жизнь. Иначе она никогда не осталась бы тут и не переспала с Томми.

Голоса ничем не могли мне помочь. Толку от них не было никакого. Придется решать самому. Во рту у меня пересохло, ладони были холодными и липкими от пота, но я огляделся вокруг еще раз, чтобы удостовериться, что меня никто не видит, подошел к одному из камней и поднял его.

Никто еще не трогал эти камни с тех самых пор, как Анджела и Томми своими руками выложили круг. По крайней мере, я никогда о таком не слышал. Камень был самый обычный, холодный на ощупь, как все прочие камни, и такой же тяжелый, но мне казалось, что он того и гляди взорвется у меня в руках и опалит мне кожу. Я боялся, что он завизжит, как живой, и станет звать на помощь Совет, Старейшин и Семью. В глубине души я даже опасался, что упаду замертво.

Но, разумеется, ничего такого не случилось. Это же всего-навсего камень. Он не живой и не мертвый. Камень как камень. Я отволок его к Главному ручью, швырнул в воду — и не смог отличить от прочих камней, лежавших на дне посреди светящихся водорослей. Это был всего лишь камень, и рыбы плавали над ним, как над остальным камнями, волоча за собой тоненькие лапки без костей. Я принес еще один камень, потом еще один. Потом взял сразу два, потом еще два. К тому времени я совершенно отупел. Я ничего не чувствовал. Не думал о том, чем все это кончится. Не замечал ничего вокруг. Как тогда с леопардом. Я будто исполнял долг, который сам же себе и назначил.

Вдруг на полпути между остатками Круга и ручьем меня окликнул чей-то голос, настоящий живой голос, и у меня замерло сердце.

— Эй, Джон, ты ломаешь Круг!

Это был не Дэвид, не Каролина, вообще не кто-то из взрослых, а всего-навсего малыш Джефф. Прихрамывая, он вышел на поляну.

— Уходи, Джефф. Не лезь в это.

— А ты подумал, что будет со Старейшинами? Они же этого не перенесут!

До сих пор я старательно отгонял все ощущения, как тогда с леопардом, но сейчас на мгновение чувства вдруг вернулись ко мне. Я представил себе, как сильно Митч любит эту диковинную поляну, которую обустроили его дед с бабкой и которую он знал всю жизнь. Я осознал, что все испортил. Я уничтожил мирное средоточие Семьи. Даже если я сейчас перестану, ничего уже не вернуть. Все разрушено навсегда.

Я посмотрел на Джеффа. Он заметил ужас в моих глазах, и это чувство отразилось в его взгляде.

— Разве ты не веришь, что Анджела велела нам тут ждать землян? — спросил он у меня. — Или ты считаешь, что она была не права?

Немногие в Семье способны задать такие вопросы, не дав понять, что ожидают услышать в ответ, но Джеффу и правда было важно мое мнение. Он не спускал с меня глаз, ожидая, что я скажу.

— Я думаю, Анджела знала много чего, — наконец проговорил я, — но она не знала, как долго нам придется ждать землян.

Джефф ничего не ответил. Он стоял и молча разглядывал меня.

— Это надо было сделать, — продолжал я. — Мне это не нравится, но это необходимо. Мы должны освободиться.

Джефф так ничего и не сказал, но спустя несколько секунд медленно протянул руку, потрогал один из камней, которые я держал, и кивнул, как будто решил разделить мою участь.

— Ладно, пойду обратно к Красным Огням, — ответил Джефф.

— Ага, — согласился я. — Так будет лучше.

Я подождал, пока он уйдет, отправился к ручью и выбросил в него камни. Потом сходил еще за двумя, потом еще за двумя. Напоследок выбросил те пять камней, которые лежали в середине. Управился я быстро. Больше на Поляне Круга не было круга. Она была совершенно пуста. И… мертва.

Я тоже почувствовал опустошение. Казалось, я умер. Я не мог отыскать в душе ни единого чувства, как ни старался. Я знал, что уничтожил Круг не просто так, но никак не мог вспомнить, что же мною двигало. Я лишь понимал, что теперь случится нечто невероятное, но мне было совершенно безразлично, что именно. Как будто я сам обратился в камень.

В одиночку я дошел до Ручья Диксона (даже старый Джеффо не попался мне навстречу: он спал у себя в шалаше) и вскарабкался на скалы у Глубокого озера, где ждала меня Тина.

Она сидела на корточках на берегу и ела орехи. Завидев меня, встала.

— Ты чего так долго? Чем ты там…

Но, взглянув на меня, Тина изменилась в лице.

— Сердце Джелы! Что с тобой? Что ты натворил?

Я ничего не ответил. Я повалил ее на землю, сорвал с нее повязку, прижался губами к ее губам…

— Осторожнее, Джон, я не хочу детей…

Я вломился в Тину, я погружался в нее снова и снова и вскоре почувствовал, что вот-вот кончу. Я изверг семя ей на живот, и, так ничего и не сказав, бросился в озеро и долго плыл под теплой и светлой водой, не выныривая на поверхность, как будто мог смыть все, что случилось, вместе с грязью, — как будто от этого Круг восстановится, или же все смирятся с его утратой.

Тина не стала купаться. Она ждала на берегу, а когда я начал вылезать, пнула меня, да так, что я свалился обратно в воду. И не в шутку, а всерьез, в полную силу.

— А теперь рассказывай, что ты натворил.

Мне не хотелось об этом говорить, но я знал, что придется.

— Я его уничтожил. Я уничтожил Круг Камней.

— Ты… что ты сделал? Ты шутишь? Ну скажи, что ты пошутил!

Но, разумеется, по выражению моего лица и по всему, что произошло, Тина догадалась, что я не шучу.

— Клянусь шеей Тома, Джон, ты идиот! Идиот чертов! Кем ты себя возомнил?

Тина схватила повязку и стала карабкаться вверх по камням, прочь от меня.

— Тина, подожди!

— Отвали! Ты сам во всем виноват, тебе и расхлебывать. Не впутывай меня в это! Я возвращаюсь к Иглодревам. Не ходи за мной. Я серьезно, Джон. Я не шучу.

Я понял, что она и в самом деле не шутит. Признаться, такого я не ожидал. Я полагал, Тина разделяет мои мысли. Я надеялся, что мой поступок вызовет у нее восхищение, как тогда на Гадафщине. Я думал, что буду выглядеть в ее глазах сильным и смелым.

Я слушал, как она взбирается по камням, чтобы вернуться к спящей Семье, где вскоре, может, через час, может, через два, три, четыре часа кто-нибудь непременно проснется, пройдет по Поляне Круга и увидит, что я натворил.

Я знал, что я один в целом свете. Мне было куда более одиноко, чем Анджеле много-много бремен назад, когда она сидела на берегу озера и плакала.

Я выудил кольцо Анджелы из кармашка на повязке. Конечно же, на самом деле я не верил, будто Анджела придет ко мне или даст какой-нибудь знак. Я же не Люси Лу. Но я все-таки надеялся, что хотя бы смогу представить ее себе, как прежде.

Однако не получилось. Да и с чего бы Анджеле являться мне? Почему она должна мне помогать, если это они с Томми выложили Круг и начали отмечать Гадафщины? Они же не хотели, чтобы все это закончилось. А значит, традиция должна была продолжаться. Тем более что Анджела ясно велела нам оставаться возле камней и там ждать землян.

Я спрятал кольцо. Какое-то время я раскачивался на корточках туда-сюда, словно мать, у которой недавно умер ребенок, и она не знает, как это пережить, лишь качается, качается, качается в одном и том же ритме, стараясь забыться.

Наконец я успокоился и решил все обдумать.

— Я не ошибся, — сказал я себе. — Я поступил так не с бухты-барахты. Я все обдумал. Я понимал, что творю. Я знал, что последствия будут ужасны — как для меня, так и для всех остальных. Но я сделал то, что нужно было сделать.

Я не видел Анджелы, не чувствовал ее присутствия, но отчасти мог себе представить, что сказали бы люди из будущего, наблюдая за этой сценой. Они бы назвали ее «Джон остался совсем один». А те, что до нее — «Джон разрушает Круг Камней» и «Тина бросает Джона».

Я представил, как они столпились вокруг меня, эти люди из будущего, смотрят и что-то кричат. Я не мог разобрать ни слова. Может, они благодарили меня за то, что я сделал. Может, ругали за ошибку. Но в каком-то смысле это было неважно, точно так же, как неважно, правильно или неправильно поступили Диксон, Мехмет и Томми, Трое Нарушителей, когда ослушались приказа Президента и вместо того чтобы вернуться на Землю, улетели сквозь Дыру в Небе.

— Нет! Не надо! — кричали мы им каждую Гадафщину. Но не прими они такое решение, никого из нас бы на свете не было. Некому было бы кричать. Скорее всего, ни один человек никогда не услышал бы об этой темной планете под названием «Эдем».

Значит, на самом деле мы кричали это понарошку? Ведь всерьез кричать такое можно лишь в мрачные-премрачные минуты, о которых обычно не говорят: когда кажется, что жизнь не имеет смысла.

Тут я услышал, как в Семье закричали. Крик был еле слышный. Слов я не разобрал.

Потом раздался еще один крик, и еще один, и затрубили рога. Не протяжно, как раньше, а отрывисто: «Гар! Гар! Гар! Гар! Гар!» Так обычно сзывали на Эскренные собрания. Наверно, все проснулись и перепугались. Что случилось? Какая беда стряслась? Все переглядываются: вдруг кто-нибудь что-то знает? Что все это значит? По какому печальному поводу нужно снова собирать всю Семью, когда никто еще толком не отоспался после трех дней Гадафщины?

Я встал. Над самой водой порхала парочка переливчатых летучих мышей: темные тени плавно и быстро скользили по яркой глади озера, одна чуть впереди и сбоку, вторая сзади. Рыская в кувшинках в поисках рыбы, мыши кончиками пальцев касались воды, и по поверхности расходились круги. Завидев рыбку, они — цап-царап! — хватали ее в мгновение ока, плавно взмывали ввысь, садились на дерево или на скалу и там делили добычу, разрывая рыбу острыми зубами и цепкими лапами.

Если бы я не уничтожил Круг, то сидел бы сейчас здесь с Тиной, смотрел себе на мышей и ни о чем не беспокоился. Жизнь была бы проста. В конце концов, Семья пока что не голодает. И еще долго не будет голодать. По крайней мере, целое поколение.

Но тут как с леопардом. Я принял решение, понимая, что оно мне еще аукнется, пошел на риск, и отступать поздно. Придется вступить в схватку с леопардом.

Я полез наверх по камням, чтобы вернуться к Семье.