3
Прямо перед рассветом, теплой июльской ночью по «сучьим коробкам» объявили: война закончилась. Объявление услышали всего несколько человек – те, кого мучила бессонница – и то приняли его за шутку. Только на следующий день, когда американские самолеты сбросили на «Лагерь 5» листовки соответствующего содержания, парни наконец поверили: их вечное заточение скоро закончится. Сомнение потихоньку переросло в эйфорию. Люди не спали следующие несколько ночей, разговаривая о свободе, о том, что будут делать, когда вернутся домой, делясь адресами, чтобы не потеряться в мирное время. Каждый день приходили свежие новости об освобождении, а парни уже вовсю отмечали.
В начале августа пошли дожди – такой силы, какой люди еще ни разу не видели за последние два с половиной года. Небеса буквально рвало, землю и траву утопило, быстрые потоки воды несли с собой огромные комья грязи. Парадная площадь превратилась в топкий бассейн, а Ялуцзян вышла из берегов. Лавины воды сносили деревянные столбы, на которых держались громкоговорители, окуная их в муть.
Людей сажали в грузовики раздутыми раза в два – дождь набил их китайскую ватную униформу. Они очень надеялись, что это последняя обида, которую они терпят от этого жестокого и безжалостного места.
Гарри Браун оглядел раскисшее месиво, которое до недавних пор было еще «Лагерем 5», и подумал о судьбе тех, кто здесь остается. Он бросил последний взгляд и увидел, как вода из канала накрыла берег и вместе с ним несколько каменных куч – импровизированных могил. Наверняка отлив уже унес с собой десятки трупов – а если уровень воды еще поднимется, то к ним присоединится и весь лагерь. Когда скрипучий грузовик проезжал ворота, Гарри не увидел на территории ни единого человека – даже на офицерском холме никого не было. Лю, Череп и остальные наверняка уже давно смылись: они явно хотели выбраться из этой дыры не меньше, чем он сам.
Операция «Большой обмен», во время которой освободили большую часть пленных солдат ООН, началась через полгода после освобождения Тибора. Разговоры об обмене продолжались целых два года. Потребовалась организация и участие специальной комиссии ООН по репатриации военнопленных, чтобы коммунисты и Запад смогли договориться по деталям соглашения о перемирии. В итоге семьдесят шесть тысяч северокорейцев и китайцев вернулись домой. Почти двадцать три тысячи попросили официального переселения в другие места, а еще десять тысяч открытых предпочтений не выразили, но позже по-тихому поселились в Южной Корее. Из тринадцати тысяч солдат ООН, находившихся в плену Севера, триста тридцать три корейца, двадцать три американца и один британец решили остаться с коммунистами.
До подписания мирного соглашения капрала Клода Бэчелора и семерых таких же «прогрессивных» из «Лагеря 5» тайно вывезли в среднюю школу в Пектоне, где офицеры объявили им, что они скоро поедут домой. Китайский генерал от имени движения за мир похвалил их за старания и пожелал им скорее присоединиться к американской ветке коммунистической партии.
Несколько недель спустя Бэчелора вызвали на еще одну встречу, где он говорил с генералом по фамилии Чан. Генерал на повышенных тонах говорил о высоких оценках, которые другие «прогрессивные» дали Бэчелору за его лидерские качества. «Дома тебя объявят предателем, – предупредил его Чан. – Но если ты останешься здесь, сможешь сделать много чего полезного для мира».
Чан сказал Клоду, что если он откажется от репатриации, то будет ездить по университетам Пекина и Москвы, затем Европы, где будет читать лекции о мире во всем мире. Он встретит красивых женщин и глав государств, останавливаться будет в роскошных отелях, а ужинать в самых дорогих ресторанах. В Китае он будет жить лучше, чем его западные товарищи. Бэчелор согласился.
Бэчелора и еще двадцать два «невозвращенца» из разных лагерей вдоль реки Ялуцзян разделили на небольшие группы и отвезли в Пектон, где им читали лекции северокорейские и китайские офицеры. Им вдалбливали в головы, что они необязательно должны быть коммунистами, они – борцы за мир, и большинство американцев им совершенно не враги. В середине сентября двадцать три человека поселили в лагере возле Кэсона, самого южного города Северной Кореи, на обязательные девяносто дней ожидания. Лагерь был нейтральной зоной, созданной по условиям мирного соглашения.
Бэчелора и еще одного солдата назначили главными по группам. Их расквартировали в отдельных домах, китайцы пичкали их обещаниями работы, женщин, денег и путешествий. Но девяносто дней заканчивались, и появились некоторые разногласия. Ребята думали, что коммунисты, преследуя свои цели, руководствовались прозрачными принципами, вроде верности и любви к ближнему. Но китайцы дали им задание следить друг за другом и докладывать о, как они называли их, «нарушениях преданности их принципам». Настроения в лагере изменились. Жалобы и разногласия переросли в стычки.
В октябре, через четыре недели после заселения, один из парней, капрал Эдвард Дикерсон, заявил, что ему нужно увидеться с доктором, вышел за пределы лагеря и сдался американским властям.
Период ожидания заканчивался, и Клод Бэчелор «все больше и больше запутывался в этом дерьме». Позже он скажет, что начал «искренне ненавидеть коммунизм». В Новый год он подошел к воротам, сказал охранникам, что ему нехорошо, и попросил вернуть его на родину.