Капрал Гарри Браун знал, что ему повезло. Он пережил мощный приступ дизентерии, опасную травму ноги и пневмонию. Он шесть месяцев провел в так называемой больнице – которую американцы прозвали «храм смерти на холме», – где умерли почти все солдаты, лежавшие там с ним. После, кажется, бесконечного чистилища странная операция избавила его от смертельной инфекции. И все же, несмотря на такую удачу, Гарри Браун считал, что он обречен. Чем лучше становилось его здоровье, тем больше он сомневался в своей способности справиться с ежедневной рутиной «Лагеря 5».

В начале войны Гарри заработал Серебряную звезду за то, что забрался на холм и обезвредил пулеметную ячейку врага. Попав в плен, он сбежал – ночью, во время марша смерти. Его снова поймали, когда он заснул в стоге сена, но и здесь ему повезло: не найди его китайцы, он бы замерз насмерть во сне. И это было только начало его испытаний.

По прибытии в лагерь Гарри уже был серьезно болен. Как-то его обнаружили в снегу возле хижины, без сознания – сразу отвезли в храм, позднее известный также как «кладбище». Следующие полгода он впадал и выпадал из мучительного сна, а люди вокруг него умирали прямо на полу. Однажды утром он проснулся и увидел ужасающее зрелище: медсестры вводили нескольким его соседям смертельные инъекции. Когда они умерли, рабочие перенесли их гнилые тела на небольшую возвышенность сразу за храмом. По каким-то неясным Гарри причинам его пощадили.

Он немного приободрился, когда в храме прописался отец Капаун. Несмотря на опухоль в ноге, из-за которой он хромал, священник непрестанно носился среди больных, воодушевляя их и убеждая сохранять надежду и не прекращать верить. Он заходил в самые скверные уголки комнаты, чтобы поднять раненых на ноги и вывести их на улицу, где они могли подышать свежим воздухом и принять участие в его внеконфессиональной службе. Для Гарри, активного католика, присутствие святого отца стало нитью, связывающей его с потерянным, казалось бы, миром живых.

Меньше чем через неделю, прямо перед закатом, в комнату вошли китайцы. В руках у них была большая урна, полная густой, похожей на молоко жидкости. Они принялись ходить от циновки к циновке с неглубокими чашками. Если человек отказывался пить, один из них хватал его, а второй силой вливал жидкость в глотку. Непонятно почему, но она подействовала словно укол адреналина. К ночи обычная тишина сменилась диким галдежом. Люди бессвязно кричали в темноте, носились, падали, врезались друг в друга, словно слепые зомби. Неспособный оставаться на циновке, Гарри ползал по комнате, стирая ноги о плитку, разодрав колени в кровь. Встретив Капауна, он ужаснулся сумасшедшему смеху и пугливому выражению когда-то красивого лица священника. На рассвете изможденные люди падали на пол. Маниакальный смех превратился в глубокие вздохи и стоны. Гарри сумел вернуть себе сознание, но другие впали в необратимую кому. Среди них был и отец Капаун. Гарри был раздавлен, наблюдая, как мертвого священника выносили наружу, словно мусор.

Весной и в начале лета Гарри терял сознание по нескольку раз на дню, но ухитрился выдержать приступы лихорадки, летаргию и пригвоздившую его к полу рану в бедре, опухшем от гноя и опарышей. Но главное, он не потерял желание жить. Как только погода стала помягче, в госпитале появились китайские врачи, пришедшие вылечить его и еще нескольких парней.

Гарри так долго пролежал на спине, что когда он попытался пройтись, резиновые ноги его не выдержали. Он чувствовал себя ребенком, когда медсестра ростом с кружку пива буквально на руках вынесла его из пагоды. Он не знал, как его собираются лечить, но ему и плевать было – настолько он оказался беспомощен.

Его перевезли в чистый кирпичный дом с белыми плитками на полу и стенах. Две медсестры уложили его на металлическую платформу, такую холодную, словно ее только что вытащили из морозильника. Одна из медсестер развернула полотенце, на котором лежали тонкие иглы, и аккуратно выложила их в несколько рядов на столике рядом с платформой. Гарри не знал, зачем они, но вид их его серьезно напугал.

Он даже одуматься не успел, как медсестра быстро всадила несколько игл в правую часть его тела – они выстроились в ряд, как отряд солдат – от предплечья до груди. Гарри испугался, но особой боли не почувствовал.

В комнату вошел доктор, накапал ему на грудь ледяной воды – оказывается, его тело могло стать еще холоднее. Подошла медсестра с металлической чашей. Гарри ухитрился заглянуть за край чаши и увидел там тонкие темные мясистые полоски, плавающие в липкой жидкости.

Скальпель уперся ему в кожу прямо под иглами. Гарри приготовился к боли. Доктор быстро сделал несколько длинных надрезов от груди до пупка, затем аккуратно снял увесистый слой кожи. Несмотря на парализующий страх, Гарри не почувствовал ничего, кроме холодного лезвия и легкого жжения. Медсестра вытерла кровь, а врач выложил темные полоски прямо на мясо, развернул их и наложил швы прямо поверху. Гарри все это казалось каким-то сумасшедшим экспериментом.

Он проснулся один, уже в другом доме, поближе к лагерю. Болела правая сторона, но не сам разрез – кажется, он быстро заживает. Врач появился день спустя и на хорошем английском объяснил, что он скоро поправится, но ему нужно оставаться в этом «промежуточном доме» еще месяц. Пока доктор снимал швы, Гарри спросил у него про таинственные полоски, которые ему, если он верно помнил, зашили прямо под кожу.

– Не переживай, – ответил доктор, улыбаясь. – Они безопасны.

– Я такого раньше никогда не видел.

– Разумеется. Китайская медицина, – кивая, продолжил он, – отличается от западной.

– А не скажете, что вы в меня зашили?

– Скажу. Свиную печень.

Больше вопросов Гарри не задавал – свое любопытство он удовлетворил. Доктор промокнул раны губкой, похлопал Гарри по голове и ушел.

Гарри полудремал, когда в комнату без предупреждения вошел невысокий солдат, которого он раньше никогда не видел, и начал что-то выискивать. Гарри сначала молчал: ну и что, воровать здесь все равно нечего. И все же он поглядывал на незнакомца, который сновал по комнате словно бездомная кошка и, кажется, не обращал на него никакого внимания.

– Чего тебе надо? – рявкнул Гарри, когда ему надоело смотреть на шляющегося солдата.

– Да так, ничего, – ответил он, нисколько не смущаясь. Собственно, он даже не посмотрел на Гарри.

– Зачем тогда пришел?

– Да просто интересно, чего тут есть.

Гарри немного опешил. Не нашелся, что ответить. Незнакомец продолжил вынюхивать.

– Хавчик есть тут? Для больных?

Ну, все ясно – парень пришел за больничной едой.

– Нет, нет у меня хавчика, – проворчал Гарри. – Здесь нет ничего. С чего ты вообще взял, что есть?

– Да я спрашиваю просто.

Незнакомец кивнул и отправился к двери. Уже на выходе он обернулся и – ему это явно только что пришло в голову – посмотрел на Гарри.

– А ты откуда? – спросил он мимоходом.

– Нью-Йорк. И штат, и город, – резко ответил Гарри.

Парень нахмурился. «Да ладно? И я!»

Какое-то время Ленин Кьярелли и Гарри Браун болтали о своих семьях, местных достопримечательностях, любимых ресторанах, даже поспорили о спорте. Вскоре Ленни уже рассказывал Гарри о еще одном солдате отсюда, из «Лагеря 5»: он тоже из Нью-Йорка, отличный парень. Рядовой, зовут Рубин.

– Веришь, нет, этот парень выжил в нацистском лагере, – хвастался за него Кьярелли. – Сукин сын крепкий орешек.

«Как странно, – подумал Гарри, – узник концлагеря в китайском лагере для военнопленных». Чем больше Кьярелли рассказывал об этом Рубине, тем больше Гарри хотел его встретить. Прошло еще несколько недель, но как только он смог встать на ноги, он доковылял до дома, где жили Кьярелли и Рубин.

Встретившись с Рубиным лицом к лицу, Гарри сразу понял, что этот парень отличается от остальных военнопленных. Исхудалый, да, но на лице его не было следов усталости, а кожа не была такой серой и вялой, как у других. Он двигался спокойно и уверенно, в нем чувствовалась внутренняя сила. Ну или он был просто сумасшедшим.

– Где сложнее, здесь или в концлагере? – поспешил спросить Гарри, пока они жали друг другу руки, словно вопрос жег ему дыру в кармане.

Рубин улыбнулся, будто ждал этого вопроса.

– Пстяк, – крякнул Рубин.

Гарри не понял. Пусть Рубин и выглядел, как кинозвезда, говорил он, как пришелец с другой планеты.

– Что? – спросил Гарри.

– Пстяк.

– Не понимаю.

– Паро пстяков это.

Кьярелли вмешался:

– Говорит, что здесь выжить – пара пустяков.

– Здесь?!

– Нельзя сравнивать. Китайцы хотят сохранить нам жизнь. Нацисты хотели нас убить.

Гарри кивнул, хотя до конца не был уверен, что этот парень говорит на английском.

Рубин пустился рассказывать о таких ужасающих отличиях между нацистами и китайцами, что Гарри вскоре попросил его остановиться.

– О’кей, я понял, понял, – закивал он.

После первого разговора с Тибором Рубиным Гарри должен был признать, что ему здорово повезло – в контексте ситуации, конечно. Правда, было ощущение, что это откровение ему навязали. Посему он теперь чувствовал себя еще хуже.

Здоровье его пошло на поправку, а вот воля Гарри начала слабеть – на ее словно давили со всех возможных сторон. Он вернулся из больницы и обнаружил, что у него украли все вещи, включая любимые молитвенные четки. До попадания в храм он провел в лагере не больше пары недель, так что нельзя сказать, что сейчас он возвращался к старым друзьям. Даже знакомые лица казались чужими – морщинистыми и каменными, – будто люди провели в лагере десять лет, а не восемь месяцев. Вдобавок он наконец-то увидел себя в зеркале. На него смотрел изможденный старик.

Ему нужно было на кого-то или что-то опереться, успокоить нервы, оживить уверенность в завтрашнем дне. Встретив Рубина, он решил, что нашел подходящего человека: вот так должен вести себя военнопленный. Но ролевой моделью Рубин для него не стал – он еврей из Венгрии, а Гарри католик с Манхэттена. Они с таким же успехом могли быть с разных планет.

Дух Гарри продолжал падать, несмотря на то что жизнь в «Лагере 5» стала лучше. На кухне лучше кормили, один из пустых сараев превратили в библиотеку, а у людей было достаточно места, чтобы спать на спине. Мало того, рядом с парадной площадью поставили стол для пинг-понга.

До войны Гарри был чемпионом чуть не во всей армии, и вид стола должен был привести его в восторг. Но мало кто захотел играть, и после нескольких игр стало ясно, что остальным до него далеко. Гарри не мог найти себе покоя, все время был не в духе и переживал, что скоро совсем сломается.

Как-то утром он шатался возле парадной площади, потерянный и пустой, когда к нему подошел Рубин.

– Хочешь сыграть? – спросил он, указывая на столик для пинг-понга.

– Я не очень хорошо играю, – ответил Гарри, надеясь расслабить соперника.

Рубин вынес его в одну калитку – один раз, второй, третий. Гарри был в шоке. Рубин был невероятно быстр и сфокусирован. Он запускал шарик с бешеной скоростью и даже не потел. Он даже глаза прикрыл. «Ну ладно, просто сегодня не прет игра, – думал Гарри, – нужно немного отдохнуть». Неделю спустя Тибор сделал его снова.

– Ты где так играть научился? – спросил Гарри, немного сердито.

– Три года в лагере для беженцев, – ответил Рубин, посмеиваясь.

– И что, много играл там?

– Только этим там и занимались.

Это все, что он сказал, и это все, что Гарри должен был услышать. Он кивнул. В голове кто-то словно разлил склянку с успокоением. Ему вдруг стало лучше, он перестал переживать – и по поводу Рубина, и по поводу себя. Он понял, что Рубину потребовались годы, чтобы стать тем, кто он есть сейчас, и что сам он не сильно от него отличается.

Рубин не сильно парился по поводу своей игры или своей жизни: он просто делал то, что нужно, и решал проблемы по мере их поступления. Гарри понял: надо следовать его примеру. Да, потребуется время, но теперь он был уверен, что справится с любыми трудностями в «Лагере 5». Теперь он верил, что если Рубин может выжить здесь, смогу и я.