Август прошел хорошо. Натиск предсказуемой пропаганды не ослабевал, зато погода была отличной. Люди мылись в реке, купались, даже убирались в домах. Плохие новости пришли как гром среди ясного неба: сержанту Бриеру, которого Тибор знал еще с высадки в Пхохане, вынесли наказание, сравнимое со смертным приговором.

Рэндалл Бриер дерзил на занятиях, грубо издевался над лекторами, крыл матом офицеров и отказывался делать заявления для китайского радио. Вдобавок он всегда старался превратить свое сопротивление в публичные зрелища. После неоднократных предупреждений и побоев Череп вызвал Бриера к себе.

– Товарищ Бриер, – начал он холодно. – Ваше поведение неприемлемо. Поэтому вы отправляетесь в особый лагерь, где будете жить с такими же козлами, неспособными услышать голос разума.

Бриер даже не моргнул.

– Это все? – спросил он надменно.

– Марш собирать вещи. Отправляетесь сегодня.

Некоторых раньше уже отправляли за «реакционное» поведение, по слухам, в место под названием «Лагерь 4», но никто не знал наверняка, есть ли такое на самом деле. Все знали одно: тех, кого забирали, никогда больше не видели. Общее мнение было таково, что смутьянов вывозили на дорогу и убивали.

Солдаты плавают в реке Ялуцзян в начале лета 1951-го; постановочное фото для оптимистичного китайского пропагандистского журнала «Военнопленные ООН в Корее» (sic) Гарольд Т. Браун

Если Бриер и волновался по поводу переселения, то виду не подавал.

– Не парьтесь, ребята, – спокойно сказал он, когда охрана вела его к воротам.

Тибор переживал, что китайцы сейчас выведут Бриера и тут же казнят. Так или иначе, они умели навязать свою волю любому солдату, открыто им неповиновавшемуся. Вспомнился отец Капаун, который вот так же пропал после того, как бросил им вызов. Теперь уводят Бриера. Тибор проклинал своих тюремщиков, но отомстить им не мог.