Книга: Призраки не умеют лгать
Назад: Глава 26. Казнь
Дальше: Эпилог

Глава 27. Чужая воля

— Мы закончили, — сказал эксперт, — изъято и идентифицировано. Это часть образца за номером МО103, — мужчина, осматривающий спортивную кофту Станина, осторожно убрал улику в кейс.
— Теперь вы дадите санкцию на арест? — иронично спросил Демон у стоявшего рядом офицера.
— На задержание, — поправил специалист из заславской комиссии.
Станин скривился. Но стоило радоваться и малому. Лисивина с браслетами на руках привели в зал заседаний через десять минут, как и обещал, он никуда не побежал, терпеливо дожидаясь всё в той же классной комнате.
Дмитрий не злорадствовал, не вмешивался в допрос. Он стоял в стороне и думал о том, что толкнуло неплохого, в общем-то, человека и отличного псионника на преступление. У него было так мало улик и так много голословных утверждений. Илья мог выкрутиться. Демон предложил ему выбор, разыграл провокацию. И тот попался. Подложил изъятый лоскуток ему в капюшон, зная, что коллега идёт на полигон. Покушение как минимум у них уже есть. Очевидно, что дело заберёт столица, Дмитрий попытался хотя бы мысленно возразить, но не нашёл ни слов, ни желания. Хватит, пусть уезжают, забирают всех, и тогда в Вороховке снова воцарится сонное спокойствие.
— Вы будете содержаться под стражей до дальнейших распоряжений. В течение отконвоируют в Заславль для разбирательства, — вынес резолюцию председатель комиссии.
Скупые ответы Ильи пришлись ему не по вкусу. Как и вся ситуация в целом. Задержанного повели к выходу, Лисивин не сопротивлялся, лишь, поравнявшись со Станинным, он замедлил шаг. Конвоиру было от силы лет двадцать, и поторопить седовласого специалиста у того не хватило духу.
— Молодец правдолюбец, провёл старика, — беззлобно попенял Илья, — почти во всем провёл, — Дмитрий не видел смысла отвечать, — Лене привет передай, если сможешь.
Станин прищурился, Лисивин пошёл дальше. Какая нехорошая фраза, сразу подразумевающая неспособность. Последний укол даже не от врага, так недруга. Но слова сказаны и услышаны. Станин понимал, что теперь они будут крутиться в голове, пока он не увидит девушку.
Сперва серьёзного беспокойства не было. Лишь лёгкая озабоченность. Ни она, ни Гош не отвечали на звонки, хотя включённый после перерыва телефон известил, что Алленария пыталась до него дозвониться. Он прошёлся по коридорам, заглянул в кабинет, столовую и даже ту классную комнату, где разыгрывал представление. Спустя полчаса он созрел до похода в отдел фиксирования положения кад-артов.
А оттуда он уже выбежал сломя голову, потому что сапфир Лены был неактивен и находился не "где-нибудь здесь в здании", как всегда определяла система, а в хранилище полигона. Склада мёртвых кристаллов, ожидающих отправки в сад камней. Это означало одно: девушка вышла на суд блуждающих.
Как Лисивин этого добился? Как? Она же не дурочка, просто излишне идеалистичная девчонка. Вот именно. Пойти туда она могла ради кого-то другого, как тогда, подписывая ложное признание, или когда уговаривала Эми не трогать их с Гошем.
Она узнала, что подложили ему в капюшон. Может, Илья сказал, а может, его представление смотрел ещё один зритель, вернее, зрительница. Сейчас это уже не столь важно.
Девчонка вознамерилась его спасти, а Гош ей позволил. Имперские супергерои, мать их. Лучший друг и Грозная танцовщица, призраки животики надорвут от смеха. Да когда ж они научатся думать? Лена ушла на полигон. Чем это грозит? "Хвост хвоста" изолирован.
"Если сможешь", — сказал Илья
"Это часть образца за номером… часть образца за номером… Часть образца".
Часть образца! Беда с этими тряпками, потяни посильнее, и в руках у тебя уже не одна, а две. Наверняка есть предельно малая площадь, на которой привязка вообще не удержится, но это будут выяснять такие, как Сорокин, ему не до теорий. Лисивин разделил лоскуток, часть досталась ему, а часть Лене.
Пока на полигоне другой псионник, ему не пройти. Стоп, а есть ли "другой"? Они шли спасать его, и Гош прекрасно знает, чем обернётся присутствие в вакууме сразу двух специалистов. Они предполагали, что один псионник на площадке уже есть, парень должен был остаться снаружи. Это даёт ему шанс.
У пропускного пункта он не остановился, перепрыгнул стойку и сидящих за ней бойцов. Не было времени ни объяснять, ни уговаривать. Его визит — в любом случае нарушение, и от разговоров ничего не изменится. Перепрыгнул и понял, что погорячился, ногу и бок простелило до плеча, заставив его припасть на колено и зарычать.
Позади с шумом отодвинулись стулья. Он встал и побежал, прихрамывая. Было больно, но тяжёлые шаги за спиной подгоняли лучше всякого допинга. Даже главе службы контроля нельзя нарушать правила, по крайней мере, правила полигонов смерти. Они бы его догнали, если бы решились на преследование, но через сотню метров удары тяжёлых ботинок по бетону стихли. Желающих соваться в пасть к блуждающим на землях Империи немного. Живых желающих.
Самому себе специалист казался очень медлительным и неповоротливым и, только увидев у развилки знакомую фигуру, позволил себе выдохнуть и чуть снизить темп, давая отдых ноге. Облегчение быстро сменилось злостью.
— Демон, мы думали…
— Вы не думали, — рявкнул Дмитрий.
— Мы думали, Лисивин подложил тебе лоскут с привязкой, — закончил парень.
— Подложил, — не стал отрицать Станин, — один мне, а один ей. Только я зафиксировал изъятие, а вы полезли на полигон, чтобы с честью умереть. Беги за бойцами, — он указал на тоннель, — тем, кто решится пройти коридор, — премия, остальным — выговор за трусость, хромого не догнали. На полигон пусть не суются, ждут у выхода. Я вытащу Лену, они примут. Иначе мы вместе с Лисивиным в Инатарсике горы поедем, в наручниках.
Дмитрий отдавал приказания, а сам шёл вперёд. Он слышал, как Гош побежал обратно, и очень надеялся, что они успеют. Что среди изображающих храбрость мальчиков найдётся хоть один кандидат в герои. По вполне понятным причинам вход на площадку охраняли люди. Считалось, что в случае экстренной ситуации они смогут прийти на помощь специалисту. На деле же в туннель боялись заглядывать даже дюжие дядьки в камуфляже, которые, как он подозревал, были источником большинства страшилок о полигоне. Призраки автоматов не боятся.
Насколько Алленария его опережает? Пять минут? Десять? Он должен успеть, права на опоздание у него нет.
Тусклый рассеянный свет упал на лицо. Лестница уходила вверх, тишина была слишком настораживающей. Холодный воздух коснулся кожи под рубашкой, кофта так и осталась лежать в зале заседаний.
Десяток сухих шуршащих ступеней, и он словно приблизился к хмурому, низко висящему небу. Много снега и выгибающаяся на нем фигурка девушки. Атаку блуждающего ни с чем не спутаешь.
Станин подбежал, упал рядом с Леной, привычным усилием создавая вокруг себя нулевое поле, и едва не потерял сознание от удара. Невидимая несуществующая рука врезалась в солнечное сплетение.
Энергии здесь было столько, что ему ни в жизнь не совладать. Любое усилие, желание придать ей осмысленную форму и направить было сравнимо с попыткой изменить течение реки, барахтаясь в воде. Вакуумом пространство назвали специалисты, попадая в него, они теряли способность управлять им. Здесь псионники лишались всех своих инструментов, внутри образовывался болезненный комок пустоты. Отсюда и название, не по причине, а скорее, вопреки ей.
Но этот вакуум был полон жизни. Полон мёртвой силы и ярости. Специалисту нечего ей противопоставить.
По телу девушки прошлась дрожь, волна атаки завершилась, и призрак отпрянул. Глаза девушки закатились, по виднеющейся из-под век полоске белка растекалась тонкими штрихами лопнувших сосудов кровь. Шокер в руке, то и дело щёлкающий искрами, затих.
Первым делом Демон перехватил, выдернул и отбросил оружие. Этот разряд предназначался ему, одержимому призраком.
Из всех способностей у него осталась лишь одна — способность ощущать "не жизнь". Вокруг стояла удушающая вонь блуждающего.
Не дожидаясь следующего нападения, Дмитрий стал быстро осматривать девушку. Ничего. Перевернул конвульсивно подергивающееся тело, отсчитывая в голове секунды до повторной атаки. В карманах пусто. Он дёрнул кофту, разрывая материал. И нашёл, ровно в тот момент, когда блуждающий ударил. Призрак обрушился с силой и яростью на них обоих. Лоскуток, практически обрывок ткани выглядывал из-за пояса джинсов. Стинин выдернул его и отскочил от девушки настолько быстро, насколько смог. Нога в очередной раз подвела, расстояние между ними едва ли превышало метр.
Вонь, идущая от расползающейся тряпки, окружила его со всех сторон. Демон сжал находку в кулаке.
— Оставь её!
Укол в ладонь и всё вокруг изменилось. Воздух загустел, цвета исчезли, на плечи опустилась тяжесть. В уши ввинтился шёпот. По суставам медленно разливалась боль. В этот раз он почувствовал каждое мгновенье перехода, каждый рывок блуждающего, перетягивающего живой разум в мёртвый мир. Не было темноты и пробуждения. Не было дезориентации и "незнания". Он помнил, кто он. Во всяком случае, пока.
Боль усиливалась с каждой секундой, и он понял: источник близко, всего в нескольких шагах. Снова чужие мысли, чужие чувства, которые так легко принять за свои. В руке было зажато что-то тёплое, пульсирующее, что-то невозможно живое.
"Она должна умереть", — раздался бесполый голос, и шедший, казалось, из руки, из той тряпки, что он сжимал.
— Нет, — прохрипел он.
Сопротивление почувствовали, и на него снова навалилось неосязаемое нечто, в прошлый раз оно предпочло договориться сне помнящим, недумающим человеком, в этот решило взять силой.
"Должна умереть, должна, боли больше не будет, не будет тумана, не будет ничего. Должна".
— Нет, — хотел закричать он, но звук умер на губах, едва успев родиться.
Он почувствовал тёплое прикосновение ко рту, подбородку, шее. Поднял руку, мышцы сокращались невыносимо медленно, борясь с плотным, как кисель, воздухом. Пальцы, словно чужие, коснулись кожи. Из носа текла кровь.
"Ты борешься, не надо. Так ты умрёшь быстрее. Отпусти себя. Отпусти разум. И мы пойдём по кругу. Пойдём. Пойдём со мной".
Он сделал глубокий, отозвавшийся болью в груди вдох и пошёл, наклоняясь всем телом, словно человек, борющийся с ветром. Тень — источник была рядом. Источник боли, источник тумана, не будет её — не будет ничего.
Нет. Не так. Он заставил себя выпрямиться. И думать. В переносицу тут же вонзили ледяную иглу. Это не тень. Это Лена. Он не мог её ненавидеть, весь этот вязкий мир мог, а её нет. Чувства, рождённые и управляемые чужой волей, вели за собой. Но он не позволит им взять верх, даже несмотря на боль.
Он стиснул зубы. Нужно что-то делать, пока мозг ещё работает, пока помнит. Он склонился к девушке, обхватил негнущимися пальцами тонкое запястье. Боль была резкой, жестокой и всеобъемлющей. Он прикоснулся к живому в мёртвом мире. Лена была без сознания, она не шевелилась, волны силы не расходились от её движений, не опрокидывали навзничь, не заставляли бороться. Но для блуждающего она оставалась источником вечной муки, частью него самого по имени, по крови. Демон мог отрицать, отодвигать боль, но она никуда не уходила. Она забралась внутрь, и на этот раз "нечто" не собиралось ему помогать.
Он понял, что едва может двигаться, каждая клеточка тела просила пощады, просила покоя. Туман был согласен. Чужое мёртвое сердце в его ладони — нет.
"Отпусти разум, и мы закончим то, что начали. Отпусти".
Он почти сдался, но этот момент почувствовал в другой руке едва заметное биение жизни. Под пальцами пойманной бабочкой бился пульс. Тонкая нитка вены доносила до него удары чужого сердца. Сердца Алленарии.
Теперь в каждой руке было по жизни. В каждой руке — по сердцу.
— Отпустить? — едва слышно прошептал он, — хорошая идея.
Разжать кулак оказалось невыносимо трудно. Каждое усилие словно поворот тяжёлого ворота, каждый палец как заржавевший шарнир. А в голове воцарился иррациональный страх. Если он оттолкнёт "нечто", оно уже не вернётся. Он останется в "нигде" один. Навсегда. Он едва не пожалел, едва не передумал, едва не сжал ладонь обратно.
Лоскуток спланировал на желеобразный снег рядом с одним из отростков тени.
"Нет, не смей, — оборвал он себя, — Лена — не тень. Её руки — не отростки".
Боль уменьшилась сразу вдвое, а окружающий мир чуть посветлел. Он быстро схватил девушку и за второе запястье и поволок за собой, отступая с полигона спиной, не видя, куда идёт, да и не задумываясь об этом. С каждым шагом он всё яснее чувствовал кровь на лице, боль в ноге. Свинцовая тяжесть отступала. Он прервал контакт с привязкой, вышел из квадрата захоронения, из мёртвого мира, где осталась чужая воля.
Раз смог он, смогут и другие. Никакой революции в пси-науке не будет, просто ещё одна ступень, и псионники поднимутся на неё. Не все и не сразу, но поднимутся.
Пустоту, вдруг разверзшуюся под ногами, он воспринял почти спокойно. Лишь кольнула досада, забыл про лестницу, про ступени. Он тащил Лену к выходу, сосредоточившись на движении и отодвинув всё, кроме желания убраться из пси-вакуума, убраться от привязки.
Падая навзничь, он инстинктивно взмахнул руками, отпуская холодные запястья девушки. Он успел даже представить, какими твёрдыми покажутся его затылку бетонные ступени, и упал. На руки двум бойцам в камуфляже. Мир окончательно встал на место со своим прозрачным и лёгким воздухом, цветными пятнами одежды, звуками и жизнью, с которой очень не хотелось прощаться.
— Ещё раз такое выкинешь, подполковник, лично начищу тебе рыло, — пообещал один из бойцов, оттаскивая его от входа.
Второй подхватил на руки начавшую дрожать Лену. Они не перестали бояться, но всё-таки пришли. Что ж, для них это тоже ступень.
* * *
Две машины скорой помощи стояли напротив центрального входа службы контроля, будоража воображение зевак, толпившихся за оградой. Версии выдвигались разные: от вполне приемлемых (один псих застрелил другого) до фантастических вроде массового прорыва блуждающих с полигона смерти с взятием заложников, требованием устроить коллективный молебен. Многие склонялись, что от последнего в любом случае вреда не будет, и предлагали послать за батюшкой в ближайшую церковь. Но бегать по морозу всем было лениво, и оттого народ продолжал топтаться на месте.
Двери открылись, самые нетерпеливые подались вперёд. Из здания вывели двоих: высокого коротко стриженного мужика, припадающего на одну ногу, и хрупкую девушку, завёрнутую в покрывало. "Эпилептичка", — тут же подумало большинство, видя, как её сотрясает крупная дрожь.
Высокий обхватил девушку руками и прижал к себе, не торопясь залезать в салон "скорой". Женская часть зрителей умилилась. Из дверей службы контроля выбежал ещё один мужчина, лет на пять моложе длинного, в руках он держал телефон.
— Демон, — громко позвал он.
Толпа затаила дыхание, задние ряды напирали, подталкивая тех, кто стоял впереди. Легенду местного масштаба хоть одним глазком хотели увидеть всё.
— Говорят, он сотню призраков одним движением пальца развеял, — зашептала женщина в вязаной шапке соседке.
— Да не сотню, а полторы, — бубнила другая, — и не развеял, а заставил могилы рыть.
— Дурная баба, — возразил дедок с красным носом, — ты ещё скажи, они ему завтрак в постель подают.
— А скажу, чего ж не сказать…
— Цыц!
Мужчина с телефоном поравнялся с высоким.
— Доктор Яснинский предлагает тебе бронь на палату оформить. Со скидкой, как постоянному клиенту. Не успел уехать, уже возвращаешься.
— Передай, — ответил тот, кого называли Демоном, — что я и моя нога соскучились по обезболивающему.
Прижимавшаяся к нему девушка подняла голову, мужчина склонился. Очень многие бы хотели узнать, что он ей сказал, почему, несмотря на дрожь, она улыбается. Но только стоявший неподалёку врач, охлопывающий карманы в поисках сигарет, смог разобрать несколько слов.
— Давай перестанем друг друга спасать, — предложил мужчина, доставая из кармана замусоленную пачку и протягивая её доктору.
В мятой серебристой фольге лежала единственная чуть погнутая сигарета. Врач хотел было отказаться, но высокий качнул головой.
— Я бросил, — пояснил он и снова повернулся к девушке, ожидая ответа.
— И не надейся, — улыбнулась та.
Назад: Глава 26. Казнь
Дальше: Эпилог