Глава 22
Калеб вбежал в репетиционную комнату, держа в руке три экземпляра слов своей песни. Он сам набрал их на компьютере в деловом центре гостиницы и там же отпечатал. Один экземпляр он подал музыкальному редактору, второй – Джордин.
– Это что? – не понял музыкальный редактор.
– Слова песни, которую мы исполняем завтра.
– Но Гарт называл…
– Меня не волнует, что вам называл Гарт, – перебил его Калеб. – Или мы поем эту песню, или наш дуэт сворачивается.
– Здесь всего лишь слова и аккорды.
– Потому я и принес вам экземпляр. Мы с Джордин можем исполнить ее только под гитарный аккомпанемент. Или, если хотите, напишите ноты для оркестра.
– А ты согласна? – спросил музыкальный режиссер, поворачиваясь к Джордин.
Калеб ждал. Поддержит она его? Или опять будет думать только о том, как понравиться телезрителям? Джордин пробежала глазами аккорды, потом улыбнулась музыкальному редактору:
– Я думаю, нам не помешала бы небольшая поддержка клавишных.
Музыкальный редактор больше не спорил. Он удалился, унося с собой песню Калеба. Свой экземпляр Джордин поставила на пюпитр и взяла гитару.
– Чего ждем, Ромео? – спросила она. – Если хочешь, чтобы мы завтра это пели, давай репетировать.
Удивительно: она с ним не спорила.
Время, отведенное им для репетиции, пролетело незаметно. Затем в комнате появилась Кэрри Энн. Как всегда, она шла пританцовывая. В одной руке девушка держала свою блестящую гитару, в другой – электронную штучку, похожую на планшетный компьютер. Эта игрушка заменяла ей целый оркестр. Даже в лифте, поднимаясь наверх, Калеб и Джордин слышали ее сладенькие трели.
– Я согласна на провал, но только бы победа не досталась ей, – призналась Джордин.
– Ты так не любишь кантри? – удивился Калеб.
– Почему? Кантри я люблю. А вот Кэрри Энн не-на-ви-жу.
В лифте Калеб вытащил мобильник, чтобы проверить сообщения от Джейн. Дисплей показал надпись: «Аккумулятор полностью разряжен» – и тут же снова погас.
– Что, мобильник сломался? – спросила Джордин, услышав его вздох.
– Джейн, когда уезжала, по ошибке взяла зарядное устройство от моего мобильника. А ее к моему не подходит. Теперь не знаю, где искать зарядку.
Джордин взяла у него мобильник, осмотрела гнездо подключения.
– Можешь воспользоваться моей, – сказала она.
– У тебя есть лишняя?
– До такой роскоши я еще не дожила. У меня всем этим занимается Пейдж. Она знает мои особенности. Если дать мне две зарядки, я непременно где-нибудь посею обе. Она вообще держит такие штучки у себя в сумке. Для большей сохранности.
Они вошли в номер Джордин. Пейдж склонилась над одним из ноутбуков. Когда Джордин попросила у нее зарядное устройство, Пейдж молча достала из сумочки прозрачный пакет с защелкой и протянула ей. На Калеба эта надменная девица даже не взглянула. Затем, схватив свой айпад и сумку, она выскочила из номера.
– По-моему, я ей крепко не нравлюсь, – сказал Калеб, глядя на хлопнувшую дверь.
– Это она не на тебя злится, – пояснила Джордин. – На меня.
– Так выясните отношения между собой, чтобы она не выскакивала как ошпаренная. Честное слово, не понимаю: чем я ее так цепляю? Мы с ней и двух слов не сказали.
– Думаю, ей осточертело целыми днями отвечать на твиты о тебе, – сказала Джордин, доставая гитару. – Она появится часа через три, не раньше. Воспользуемся временем и порепетируем.
– Мне нужно зарядить мобильник.
– А что, здесь нет розеток?
Калеб поставил телефон на зарядку. Взяв гитару, он сел на кровать рядом с Джордин, чтобы еще раз пройтись по всем аккордам и подправить те, которые вызывали у него сомнение. Когда они закончили петь, он вдруг заметил, что Джордин как-то странно смотрит на него.
– В чем дело? – насторожился Калеб. – Тебе не нравится песня?
– Разве я тебе об этом сказала? Просто я еще не видела, чтобы ты так волновался из-за своих песен.
– Я обычно и не волнуюсь. Но эта для меня очень важна.
– Калеб, ты действительно так сильно ее любишь?
– Да, – улыбнулся он. – Очень сильно.
– Ты написал замечательную песню. Я горжусь, что буду исполнять ее вместе с тобой.
Он не ожидал услышать такие слова и смущенно отвернулся.
На одном из ноутбуков светилась открытая страница скайпа. У Калеба вдруг возникла идея:
– Скажи, а какие данные нужны, чтобы связаться по скайпу?
– Имя или адрес электронной почты.
– Ты можешь оказать мне небольшую услугу? Помнишь Шона, моего соседа по номеру? Он в тебя по уши влюблен. Если ты поговоришь с ним по скайпу, он будет на седьмом небе.
– Могу и поговорить, – ответила Джордин, садясь за ноутбук. – А мне в каком виде перед ним предстать? Одетой? Или снять футболку и лифчик?
* * *
Наступил день шоу в прямом эфире. Как обычно в такие дни, они делали пробный прогон. Калеб не знал, что его потянуло взглянуть на принесенные музыкальным редактором листы со словами песни. Зачем? Он и так хорошо их знал… Увиденное заставило Калеба застыть на месте. Он вопросительно посмотрел на Джордин. Та пожала плечами. Чувствовалось, для нее это такая же новость, как и для него.
– Кто поменял слова? – спросил Калеб.
Музыкальный редактор оторвался от пульта и снял наушники:
– Ты что-то спросил?
– Да. Я спросил, кто поменял слова?
– Со всеми проблемами такого характера обращайся к Гарту.
Калеб схватил лист и пошел за кулисы. Там продюсер и режиссер обсуждали последовательность сцен вечернего шоу в прямом эфире. Встав между ними, Калеб шумно бросил лист на складной столик:
– Это что за чертовщина?
– Кажется, это песня, которую ты будешь петь вечером, – невозмутимо ответил продюсер.
– Кто ее перекроил? Вы? – сердито спросил Калеб.
– Какая тебе разница, кто перекроил? – вопросом на вопрос ответил продюсер. – Тебе дали то, что ты будешь петь сегодня вечером.
– Гарт, это грубая подмена, и не надо считать меня дурачком! Песня называется «Гармония Джейн», но никак не «Гармония Джордин».
Продюсер подал лист Калебу:
– Дружок, не забывай: ты пишешь музыку, но здесь дирижируем мы. И наши действия не обсуждаются.
– Я вам не дружок, и если вы думаете, что я соглашусь петь ваш перекрой, вы очень ошибаетесь.
Раздраженное лицо продюсера побагровело. Он мельком взглянул на режиссера. Тот взял со стола часть бумаг и ушел.
Продюсер повернулся к Калебу:
– А теперь, яркая творческая индивидуальность, слушай меня внимательно. Я с самого первого дня терплю твои выдрючивания и сыт ими по горло. Если хочешь сохранить свой шанс на победу, капризы за щеку и делай то, что тебе говорят.
– Вы изменили мою песню. Вы не имели на это права.
– А ты внимательно прочти контракт… правозащитник. Я, будучи продюсером, могу менять что угодно по своему усмотрению.
– Вот видите! – воскликнул Калеб, который не собирался затевать конфликт. – Тогда давайте вернемся к первоначальному варианту песни. К тому, что мы репетировали.
– Прости, бард, но уже слишком поздно. Мы позаботились о минусовках и рассчитали время. Ты будешь петь эту версию песни. – Продюсер ткнул пальцем в лист. – И не забывай: шоу идет в эфир с двадцатисекундным запаздыванием. Если ты начнешь своевольничать на сцене, мы просто вырубим тебя из эфира и дадим смонтированные минусовки, где звучит имя Джордин.
У продюсера было мясистое лицо с маленькими, глубоко посаженными глазками. Они бегали то влево, то вправо, и в них светилось торжествующее, садистское упоение собственной властью. Совсем как в тот вечер, когда продюсер отвел Калеба в сторону и потребовал, чтобы Джейн ушла с благотворительного обеда. Калеб видел, как больно это ударило по ней, хотя она изо всех сил пыталась оставаться спокойной. Что бы Джейн ни говорила, но выдуманная на потребу публике история его романтических отношений с Джордин ее задевала, и еще как. Калеб представил Джейн смотрящей прямой эфир. Песня, которую он посвятил ей, по прихоти этой жирной крысы будет подана как посвящение Джордин.
Калеб схватил со стола лист и разорвал пополам. Затем повернулся и без объяснений зашагал прочь.
– Сопляк, ты вздумал меня пугать? – захохотал ему вслед продюсер. – Джордин споет одна, а в эфир я дам снимки ваших репетиций.
Калеб резко повернулся и бросился обратно.
Продюсер смотрел на него и ухмылялся. Но ухмылка мигом исчезла, когда Калеб ногой ударил по днищу складного столика и тот отлетел далеко в сторону. Бумажные листы веером рассыпались по полу. Палец Калеба замер в нескольких дюймах от продюсерского носа.
– Посмеете дать в эфир хотя бы один такт этой подделки, и я найму самого ушлого, самого пронырливого адвоката. Я буду работать только на его гонорары, но я подам в суд на вас и ваше лживое шоу. Хотите стать ответчиком в суде?
Гарт заметно испугался. Возможно, судебного процесса. А возможно, перспективы полететь на пол вслед за столом. Палец Калеба, застывший возле его приплюснутого носа, делал эту перспективу вполне реальной.
– Ты подписывал контракт. Там есть пункт об отказе от претензий к устроителям конкурса, – наконец пропищал он.
– Я подписывал еще и договор о взаимном неразглашении информации. Но мне плевать на ваши пункты. А контракт можете засунуть себе в задницу. Журналистам будет очень интересно узнать, как вы дурачили публику и ради своих вонючих рейтингов превращали нас с Джордин в парочку влюбленных.
Продюсера трясло от бессильной злобы, однако сказать ему было нечего. Калеб повернулся и, теперь уже не останавливаясь, пошел забирать гитару. У края сцены он увидел Джордин и звукорежиссера. Они наверняка слышали его разговор с продюсером. Джордин пошла следом.
– Ты действительно уходишь? – спросила она.
Калеб выпрямился, подхватив гитарный футляр:
– Я делаю то, что нужно было сделать гораздо раньше.
– Но что они скажут?
– Они? Они придумают какое-нибудь убедительное вранье для телезрителей. Им не привыкать.
– Я не про устроителей конкурса. Калеб, что скажут твои поклонники?
Калеб посмотрел на нее, и Джордин вдруг показалась ему одним из персонажей дурацкой лживой пьесы. Сейчас, на пустой сцене, это ощущалось с особой ясностью. Все ее заученные позы, вся наигранная сексапильность были бутафорией. Джордин была такой же зависимой, как алкоголики и наркоманы. Зависимой от телекамер и безымянной толпы виртуальных поклонников.
– Джордин, а почему бы тебе не попытаться сказать им правду? Ты удивишься, насколько люди восприимчивы, когда им говорят правду.
– И что я им скажу?
– Скажешь, что я безумно устал от здешних правил игры, замешанных на густом вранье. Я больше не желаю своим участием в этом балагане причинять боль единственной женщине, которую по-настоящему люблю. Ты ведь тоже устала притворяться. Так скажи об этом своим поклонникам.
– Я не понимаю, о чем ты.
– Прекрасно понимаешь.
Джордин осталась стоять на сцене, а Калеб покинул зал, прошел по коридору и направился к главному выходу. У дверей зала он все-таки в последний раз обернулся и взглянул на типично голливудские декорации сцены, на ряды пустых кресел, где когда-то сидели его бутафорские поклонники и хлопали с фальшивой искренностью. Джордин по-прежнему стояла на сцене и смотрела ему вслед, но расстояние не позволяло ему разглядеть ее лицо. Калеб думал, что ему будет грустно уезжать. Однако сейчас, когда он принял окончательное решение, он не чувствовал ничего, кроме облегчения. Досадно лишь, что он попался в ловушку призрачного блеска и такой же призрачной славы, причиняя боль той, кого любил больше жизни. Настало время все исправить.
Калеб нажал кнопку. Дверь отъехала, и он вышел из студийного сумрака в яркий, солнечный день. Над Лос-Анджелесом светило золотистое солнце. Калеб знал: теперь все будет так, как должно быть. Он и его гитара летят домой, где он обнимет Джейн. А потом они займутся любовью. До самого утра.
* * *
Ожидая посадку на своей рейс, Калеб позвонил Джейн. Но вместо привычного гудка его сразу переключили на голосовую почту. Он не знал, какую лживую отговорку придумают устроители шоу, чтобы объяснить его отсутствие на прямом эфире. Джейн должна все узнать заранее. Такое событие, как самовольный уход с конкурса, не очень-то превратишь в короткие строчки эсэмэски. А во время полета он будет в зоне молчания. Ладно, сойдет и голосовая почта. Калеб вторично нажал вызов и продиктовал голосовое сообщение.
«Привет, малышка! Я только что воспользовался кредитной карточкой, которую ты мне дала, и купил билет на самолет. Сижу в здании аэровокзала и жду, когда объявят посадку. Почему вместо прямого эфира я выбрал прямой рейс на Остин? Это длинная история. Если сумеешь, позвони мне. Я люблю тебя. До скорой встречи».
Прошло минут двадцать. Джейн так и не позвонила. Калеб сидел, вертя в руке мобильник и надеясь, что она еще успеет до него дозвониться. В это время объявили посадку на его рейс. Забросив сумку на плечо, Калеб встал в очередь. Сзади его кто-то тронул за руку.
– Привет, приятель, – сказал ему незнакомый мужчина. – Слушай, ты не тот ли парень, которого я видел по телику? Ты вроде участвовал в песенном конкурсе.
– Да, это я, – ответил Калеб.
– Ну и ловкачи! Я всегда подозревал, что все эти прямые эфиры – сплошное вранье. Какой же это прямой эфир, если их шоу начинается, а ты стоишь в одной очереди со мной и собираешься лететь к себе домой?
Калеб посмотрел туда, куда указывал пассажир. На большом жидкокристаллическом экране, прикрепленном под потолком, догорал лист нотной бумаги. Затем появились знакомые слова: «Суперзвезда авторского исполнительства». Калеб вышел из очереди и встал поближе к монитору, чтобы гул не мешал слушать.
На сцене появился ведущий, одаряя всех харизматичной улыбкой. Прежде чем он представил финалистов, камера переключилась на крупный план. Улыбка сменилась серьезным и даже печальным выражением лица. Перемена была столь внезапной, что трудно было поверить, будто это его собственные чувства, а не прописанные в сценарии.
– Увы, сегодня у меня для вас есть печальная новость, – произнес он таким тоном, словно намеревался сообщить о чьей-то смерти. – Один из наших любимых конкурсантов был вынужден по семейным обстоятельствам срочно вернуться домой. Мы просим всех, кто нас смотрит, присоединиться к словам прощания с Калебом Каммингсом. Не желая ограничиваться только словами, мы предлагаем вашему вниманию ряд фрагментов с участием Калеба.
«Нарезка» началась с остинского прослушивания. Монтажеры пробежались по всем неделям конкурса, вплоть до вчерашней его репетиции вместе с Джордин. Но хотя монтаж был посвящен песням Калеба, зрители не увидели, как они репетировали «Гармонию Джейн». Возможно, его угрозы Гарту возымели свое действие. Как бы там ни было, Калеб обрадовался.
Пока он смотрел эту нарезку, грусть у него вызвали лишь кадры, показывавшие его вместе с Шоном. Калеб смеялся, смотря фрагмент, где они пели вместе и оба – с подведенными глазами. Редакторы не стали особо зацикливаться на его придуманном романе с Джордин. Вероятно, это было сделано, чтобы смягчить удар для поклонников их обоих. Калеб не сомневался: Джордин не разучилась петь самостоятельно и великолепно обойдется без него.
По громкой связи вновь прозвучало сообщение о посадке на его рейс. Калеб повернулся, но как раз в это время монтаж закончился. Теперь монитор показывал Джордин в свете прожекторов. Она сидела на табурете, прижимая к себе гитару.
– Наше прощание с Калебом мы попросили завершить его спутницу по дуэту, – елейным голосом произнес ведущий. – Джордин сказала, что сделает это привычным ей образом – споет песню. Особую песню.
Калеб подошел еще ближе к монитору и задрал голову.
Камера делала наезд, и лицо Джордин становилось все крупнее. Казалось, она сидит не на сцене, а смотрит прямо на него. Выражение ее лица было ему незнакомым. Едва Калеб успел об этом подумать, как губы Джордин разошлись в привычной улыбке.
– Я хочу вам кое-что сказать. Мне посчастливилось несколько недель работать вместе с Калебом. Мы достаточно много времени проводили вместе на репетициях и на съемках. Но вы должны знать правду. Вы это заслужили. Мы с Калебом никогда не были влюбленной парой. Наши отношения были сугубо рабочими и… не скажу, чтобы особо дружескими. Калеб помолвлен с женщиной, которую он безумно любит и на которой собирается жениться. Эта женщина ждет его в Остине. Я видела ее своими глазами и хорошо понимаю выбор Калеба. А сегодня я хочу рассказать миру, что и у меня есть большая любовь. Поэтому свою песню я посвящаю не только моему другу Калебу, но и любви моей жизни, которая сейчас стоит за кулисами и оттуда слушает и смотрит мое выступление. Я говорю о тебе, Пейдж.
Джордин взяла несколько аккордов и запела удивительно красивую песню о любви. Калеб слышал эту песню впервые и чувствовал: Джордин написала ее специально для Пейдж. Ему хотелось дослушать до конца, но слова «Заканчивается посадка на рейс…» заставили его броситься к окошку регистрации.
Спускаясь по пандусу к самолету, Калеб улыбался. Он продолжал улыбаться, когда самолет покатился по взлетной полосе. Он радовался за Джордин, себя и Джейн. Наконец-то все трое вырвались на свободу.
* * *
Калеб сел на первое свободное место. Соседнее тоже пустовало, и он положил туда футляр с гитарой. Сумку он зажал между ног. Калеб достал мобильник и в пятый раз с момента приземления нажал кнопку быстрого набора, которой был закодирован номер Джейн. Опять переключение на голосовую почту. Как Джейн отнесется к его уходу с конкурса? Она потратила столько сил, поддерживая его на всех этапах.
Калеб прислонился лбом к прохладному автобусному стеклу и смотрел на огни встречных машин. Автобус раскачивало, и вместе с ним взад-вперед качалась самооценка Калеба. То он казался себе героем, то – слабаком. Он был одновременно возбужден и испуган. Забыв, что такие автобусы останавливаются только по требованию, он не дернул вовремя сигнальный шнур.
Водитель высадил его за четыре квартала от дома. Калеб выскочил и трусцой, придерживая одной рукой футляр, а другой – сумку, побежал домой. Воздух позднего вечера приятно обдувал лицо, а настроение с каждым шагом становилось все лучше: ведь каждый шаг приближал его к встрече с Джейн. Подойдя к дому, Калеб увидел темные, зашторенные окна их квартиры. Из-за штор в спальне Мардж пробивался слабый свет, а в остальных ее окнах тоже было темно.
По привычке он полез в карман за ключами, но потом вспомнил, что ключи переложил во внутренний карман сумки. Достав их оттуда, Калеб отпер входную дверь и взлетел на второй этаж.
В квартире было совершенно темно. Калеб опустил на пол сумку и футляр, тихо закрыл дверь и замер, прислушиваясь к звукам. Он пока не знал, надо ли ему беспокоиться. Когда вернулась привычка выключать внешние звуки, он услышал шум океанских волн, доносящийся из спальни. Значит, Джейн дома и уже спит.
Калеб толкнул дверь спальни. В зеленоватом свете дисплея будильника он увидел спящую Джейн. Вид у нее был как у ребенка. Если разбудить ее в темноте, она, чего доброго, может испугаться. Калеб включил ночник. Джейн шевельнулась, но глаз не открыла. Калеб стоял и любовался ею. Ее волосы были увязаны в пучок. Рука обнимала подушку. Этим зрелищем он мог любоваться бесконечно.
Потом веки Джейн дрогнули. Глаза открылись. Она зажмурилась, затем помотала головой. Калеб думал, что его неожиданный приезд вызовет бурную радость, однако лицо Джейн почему-то было печальным.
– Калеб? – прошептала она и порывисто села, опершись на локоть. – Почему ты вернулся? Тебе Мардж позвонила?
– Нет, малышка. А с чего Мардж мне звонить?
Джейн не ответила. Тогда Калеб сел рядом с ней.
– У тебя что-то случилось? – тихо спросил он. – Неприятности на работе?
– Нет, у меня полный порядок. Но почему ты вернулся?
– Разве ты не рада меня видеть?
– Конечно рада. Это немного… неожиданно.
– Ты смотрела сегодняшний выпуск шоу? – (Джейн покачала головой.) – Я поцапался с продюсером и решил вернуться. Прости, если разочаровал тебя.
– Ну что ты, дорогой. – Джейн поднесла к губам его руку и поцеловала. – Ты никогда меня не разочаровывал. Уверена, что у тебя была веская причина.
– Спасибо за понимание, малышка. И все-таки у тебя что-то случилось. Я по лицу вижу. И эти твои слова про звонок Мардж. Что это значит?
– Калеб, мне необходимо кое-что тебе сказать.
Произнося эти слова, Джейн отвернулась, будто собиралась признаться в чем-то постыдном.
– Так говори, малышка. Ты же знаешь: ты можешь рассказать мне о чем угодно.
– Я хотела тебе позвонить, но обнаружила, что перепутала наши зарядки.
– И у меня аккумулятор сел. Правда, я потом его зарядил. Но теперь это уже не имеет значения. Я дома. С тобой. Так о чем ты хочешь мне рассказать?
Все так же, не поворачивая к нему головы, Джейн теребила одеяло. Потом нашла торчащую нитку и выдернула.
– Это свалилось на меня внезапно. Я не знала, как быть. Одна. Тебе звонить не решалась, чтобы не волновать… Там, в Сиэтле, я была на кладбище и… и… Ты же знаешь, что произошло с Мелоди. Мы оба знаем. Ну вот, когда я вернулась домой, я пошла… Я хотела сказать… Сегодня я попросила Мардж отвезти меня… Теперь это уже не имеет значения… потому что… потому что…
– Смелее, малышка. Повторяю: рассказывай и не бойся.
Пальцы Джейн замерли на одеяле.
– Калеб, я беременна, – сказала она, повернувшись к нему.
Калеба удивило ее отрешенное лицо. Ему показалось, не ослышался ли он.
– Ты сказала, что беременна? – на всякий случай переспросил он.
Джейн закусила нижнюю губу и кивнула.
Калеб не знал, как реагировать на новость. К глазам подступили слезы. Ему хотелось обнять Джейн и кричать от захлестнувшей его радости.
Вскочив с кровати, Калеб бросился в гостиную, отдернул шторы, распахнул балконную дверь и что есть мочи закричал на весь Остин:
– У нас будет ре-бе-но-о-ок!
Он вернулся в спальню, подхватил Джейн на руки и начал кружить. Потом, испугавшись, бережно опустил на пол и дотронулся до ее живота.
– Как же я не подумал? Это может плохо сказаться на ребенке.
– Дурачок, ребенок не стеклянный, – улыбнулась Джейн, ероша Калебу волосы. – А теперь встань, чтобы я могла тебя поцеловать по-настоящему. Ты же домой вернулся.
Калеб встал, обнял Джейн и сказал то, что первым пришло ему в голову:
– Я буду лучшим в мире отцом.
По ее улыбке он понял: Джейн ему верит.
– Я люблю тебя, Калеб Каммингс.
– И я люблю тебя, Джейн Маккинни, – ответил он. – Теперь нам надо поторопиться со свадьбой, чтобы у нашего малыша была двойная фамилия. И пора составлять список имен. Мне по вкусу Хантер или даже Тристан. Думаю, ты скорее будешь за Тристана. Помнишь, как тебе нравились их костюмы в фильме?
– Тристан? А почему ты думаешь, что родится мальчик?
– Конечно мальчик. Я это просто чувствую. Но я не собираюсь останавливаться на Тристане. Мне всегда нравились имена Тревор и Тайлер. Не знаю почему, но они почему-то все начинаются с буквы «Т».
– Имена будешь выбирать завтра. А сейчас лучше поцелуй меня, – сказала Джейн.
Не желая возражать Джейн в ее новом состоянии, Калеб послушно замолчал и прильнул губами к ее губам.
