Глава двадцать пятая
Жан Ги Бовуар шел по коридорам монастыря. Искал кого-то.
Монахи, попадавшиеся на его пути, останавливались, чтобы приветствовать его привычным поклоном. Но стоило ему приблизиться, как они отступали. Отходили в сторону.
И облегченно вздыхали, когда он проходил мимо.
Жан Ги Бовуар обошел коридоры монастыря. Он осмотрел огород. Скотный двор с пасущимися козами и курами породы шантеклер.
Он заглянул в подвал, где голос невидимого брата Раймона разносился по длинным, прохладным коридорам. Слова звучали неразборчиво, а голос, хотя и оставался прекрасным, воспевал не Божественное, а скорее бренди и бенедиктин.
Бовуар пробежал наверх по каменной лестнице и, запыхавшись, остановился в Благодатной церкви. Посмотрел в одну сторону, в другую.
Монахи в длинных черных мантиях стояли вдали от пляшущего света, наблюдали за ним. Но он не обращал на них внимания. Он искал не их, а кое-кого другого.
Потом он повернулся, открыл дверь и вышел. В пустой коридор, в конце которого находилась закрытая дверь. И запертая.
– Откройте! – потребовал он.
Брат Люк не стал медлить. Вставил массивный ключ в скважину, повернул, сдвинул щеколду, и через несколько секунд дверь распахнулась. Бовуар, одетый в черное, словно монах в рясе, вышел из монастыря.
Люк быстро закрыл дверь. У него возникло искушение выглянуть и посмотреть, что сейчас произойдет. Но он преодолел себя. Брат Люк не хотел ни слышать, ни видеть, ни знать. Он вернулся в свою каморку, положил на колени большую книгу и погрузился в песнопения.
Бовуар сразу же нашел то, что искал. На берегу озера.
Не размышляя и не заботясь о последствиях – он уже перешагнул эту черту, – Бовуар побежал со всех ног.
Он бежал так, как если бы на карту была поставлена его жизнь.
Как если бы на карту было поставлено множество жизней.
Бежал прямо на человека, стоявшего в тумане.
На бегу он издавал жуткий звук, исходивший из самого его нутра. Звук, который он сдерживал в себе несколько месяцев. Звук, который он проглотил, спрятал и запер. Но теперь этот звук вырвался наружу. И толкал его вперед.
Старший суперинтендант Франкёр повернулся за считаные мгновения до того, как Бовуар врезался в него. Он успел сделать полшага в сторону, чем ослабил силу удара. Они оба упали на камни, но Франкёру при падении досталось меньше, чем Бовуару.
Он выбрался из-под Бовуара и потянулся за пистолетом, а Бовуар перекатился через себя, вскочил на ноги и тоже потянулся за оружием.
Но поздно. Франкёр уже успел вытащить свой пистолет и прицелился в грудь Бовуару.
– Ты сволочь! – закричал Бовуар, едва ли замечая оружие. – Говнюк! Я тебя убью!
– Ты только что напал на старшего по званию! – рявкнул потрясенный Франкёр.
– Я напал на мерзавца и на этом не остановлюсь! – Бовуар кричал во всю силу голоса, срываясь на визг.
– Что тут вообще происходит, черт побери? – прокричал в ответ Франкёр.
– Ты прекрасно знаешь! Я видел, что у тебя в ноутбуке! Что ты смотрел, когда я вошел.
– Черт! – сказал Франкёр, неуверенно глядя на Бовуара. – А Гамаш видел?
– Какая разница? – прорычал Бовуар, потом нагнулся и упер руки в колени, пытаясь перевести дыхание. Наконец он поднял голову. – Важно, что видел я.
«Глубокий вдох, – умолял он свое тело. – Выдох полной грудью.
Господи боже, только не вырубись.
Глубокий вдох, выдох полной грудью».
Голова у него закружилась.
«Боже мой, только бы не вырубиться».
Бовуар убрал руки с коленей и медленно выпрямился. Он уступал в росте стоявшему напротив него человеку. Человеку, направившему в его грудь пистолет. Но Бовуар стоял не сгибаясь. И смотрел на эту тварь.
– Это вы слили видео в Интернет.
Голос его изменился. Стал хриплым. Ломким. Каждое слово выкатывалось из его рта на глубоком-глубоком дыхании из самых-самых его глубин.
Дверь в его потайное пространство вышибли, и оттуда возникали слова.
И намерение.
Он убьет Франкёра. Сейчас.
Бовуар впился взглядом в суперинтенданта. Своим затуманенным зрением он видел пистолет. И, вскакивая на ноги, знал, что у Франкёра есть время как минимум на два выстрела, прежде чем Бовуар преодолеет расстояние между ними.
Он прикинул, что, если пуля не попадет ему в голову или сердце, он сумеет дотянуться до Франкёра. И ему хватит сил и воли, чтобы свалить суперинтенданта на землю. Схватить камень. И проломить череп.
На одно безумное мгновение перед его мысленным взором вспыхнула история, которую снова и снова читал ему отец. О поезде.
«Думаю, что смогу. Думаю, что смогу».
«Думаю, что смогу убить Франкёра, прежде чем он убьет меня».
При этом Бовуар знал, что и он умрет. Но не первый. Господи боже, только не первый.
Он напрягся и чуть подался вперед, но Франкёр не сводил с него глаз и слегка приподнял ствол пистолета. Бовуар остановился.
Он должен выиграть время. Дождаться, когда что-то на долю секунды отвлечет внимание Франкёра.
«Мне больше ничего и не нужно».
«Думаю, что смогу. Думаю, что смогу».
– Вы считаете, это я слил видео? – спросил суперинтендант.
– Прекратите ваши сраные игры. Вы предали моих друзей. Ваших собственных подчиненных. Они погибли. – Бовуар почувствовал, что скатывается в истерику, чуть ли не рыдает, и попытался взять себя в руки. – Они погибли, а вы опубликовали запись того, как они умирали.
Горло у Бовуара перехватывало, голос срывался на писк. Дыхание с трудом пробивалось через сузившиеся проходы.
– Вы превратили трагедию в цирк, вы… вы…
Он больше не мог продолжать. Его переполняли видения той операции на заброшенной фабрике. Гамаша, возглавлявшего их команду. Полицейских, следующих за своим начальником. Они спасали похищенного товарища. Пытались остановить террористов.
Жан Ги Бовуар стоял на тихом берегу озера и слышал звуки выстрелов. Слышал, как пули рикошетят от бетона, от пола, от стен. Попадают в его друзей. Он ощущал едкий запах дыма, смешанный с бетонной пылью. Он чувствовал, как сердце колотится от притока адреналина. И от страха.
Но он продолжал бежать за Гамашем. Все глубже и глубже в здание заброшенной фабрики. Они все бежали за Гамашем.
Их действия фиксировались на камеры и микрофоны, установленные в шлемах всех участников. А позднее, несколько месяцев спустя, запись похитили, отредактировали и вывесили в Интернете.
Бовуар подсел на видеозапись, как на болеутоляющие таблетки. Две половинки целого. Сначала боль, потом то, что ее утоляет. Снова, и снова, и снова. Пока видео с фабрики не стало его жизнью. Смотреть, как умирают его друзья. Снова, и снова, и снова.
Но оставался вопрос: кто похитил запись? Бовуар знал, что это сделал кто-то из своих. Теперь он знал, кто именно.
И ему хотелось одного: оставаться в живых достаточно долго, чтобы убить стоящего перед ним человека.
Человека, предавшего своих подчиненных. Агентов Гамаша. Друзей Бовуара. Их смерть стала большим горем, но видеть эту запись в Интернете… Где ее могли видеть миллионы и миллионы. Весь Квебек.
И Квебек смотрел.
Они трескали попкорн и смотрели снова и снова, как расстреливают полицейских на заброшенной фабрике. Смотрели так, будто смерть – развлечение.
Семьи убитых тоже все видели. Запись стала сенсацией Интернета, вытеснив с первых мест видео про котят.
Бовуар уставился в глаза Франкёра. Ему не нужно было смотреть на пистолет. Он знал, что ствол направлен в его грудь. И знал, что почувствует, когда первая пуля войдет в его плоть, ждал выстрела в любое мгновение.
Он помнил собственные ощущения. Удар, шок, а потом мучительная боль.
Прежде он видел столько фильмов про войну, столько вестернов. Видел столько мертвых тел. Не в кино – в реальности. Ему как-то удалось обмануть себя, уверовать, что он знает, каково это – получить пулю.
Он ошибался.
Ужас оказался сильнее боли. Ужас и кровь. А еще – безумное желание докопаться до невыносимого жжения внутри, но боль гнездилась слишком глубоко.
Это случилось меньше года назад. Ему потребовалось немало времени, чтобы восстановиться. Больше, чем шефу. Гамаш целиком отдался восстановлению. Физиотерапии. Физкультуре, ходьбе, упражнениям. Консультациям психологов.
Бовуар знал, что каждый образ, каждый запах, каждый звук теперь воспринимаются шефом острее. Он словно жил за пятерых. За себя и своих четырех погибших агентов.
Это каким-то образом вселяло в шефа энергию.
Но на Бовуара эта атака, эти потери оказывали противоположное воздействие.
Он пытался. Изо всех сил. Но боль проникла в него слишком глубоко. И пытка была слишком мучительна. А болеутоляющие слишком эффективны.
А потом в Интернете появилось видео, и боль снова вернулась. Вонзилась в него еще глубже. Ему потребовалось увеличить дозу болеутоляющих. И еще увеличить. И еще. Чтобы притупить боль. И воспоминания.
Но тут вмешался шеф. Гамаш спас его тогда на фабрике. И спас снова несколько месяцев спустя, когда заставил Бовуара обратиться за помощью, чтобы избавиться от таблеток и образов, роившихся в его голове. Он заставил его пройти курс интенсивной терапии. Реабилитацию. Заставил его перестать убегать и отворачиваться. Заставил смотреть в лицо происходящему.
А еще Гамаш взял с него обещание никогда больше не смотреть видео с фабрики.
И Бовуар сдержал обещание.
«Они бы отдали все, чтобы быть сейчас здесь», – сказал Гамаш как-то весной, когда они с Бовуаром шли по парку от квартиры Гамаша в Утремоне. Бовуар знал, о ком говорит шеф. Он видел, как Гамаш впитывает все вокруг, словно для того, чтобы разделить эти ощущения со своими убитыми агентами. Шеф тогда остановился полюбоваться старым кустом сирени в полном цвету. Потом повернулся к Бовуару: «Ты знаешь, что обламывать сирень в парке противозаконно?»
«Только если вас поймают».
Бовуар перешел на другую сторону куста и увидел, как он сотрясается, будто от смеха, пока Гамаш срывал ветки с пахучими крохотными цветочками.
«Занятное отношение к правосудию, – сказал Гамаш. – Ты не прав, только если пойман».
«Хотите, чтобы я вас арестовал?» Бовуар тоже обломал несколько веток. И услышал смех шефа.
Бовуар понимал, какое бремя легло на плечи Гамаша. Жить за нескольких человек. Поначалу ноги у старшего инспектора подгибались, но в конце концов увеличившаяся нагрузка сделала его сильнее.
И Бовуар тоже с каждым днем стал чувствовать себя лучше, очищаясь от таблеток и власяницы изображений, которую надел на себя.
Шеф вручил мадам Гамаш букет украденной сирени, и она поставила его в белую вазу на столе. Потом поставила меньший букет Бовуара в воду, чтобы тот оставался свежим, когда он принесет его домой после обеда. Но сирень, конечно, так и не попала в его маленькую квартирку.
Он принес букет Анни.
Они только-только начали встречаться, и прежде он не дарил ей цветов.
«Украл, – признался он, когда она открыла дверь и он протянул ей букетик. – К сожалению, под влиянием твоего отца».
«Ах, месье, вы украли не только это», – сказала Анни со смехом и отошла в сторону, пропуская его в дом.
Бовуар не сразу понял, что она имеет в виду. Он наблюдал, как она поставила букетик в вазу на кухонном столе, как, пытаясь придать ему форму получше, чуть распушила его. Бовуар остался у нее на ночь. В первый раз. А утром проснулся под запах сирени и с пониманием того, что сердце Анни теперь в его груди. А его сердце – в ее. И оно будет там в полной безопасности.
Бовуар сдержал обещание, которое дал своему шефу, отцу Анни. Он больше не смотрел то видео. До сегодняшнего дня, когда он стал выяснять, чем занимался суперинтендант Франкёр в кабинете приора. И зачем ему понадобился ноутбук.
Франкёр привез с собой то видео. И смотрел его.
Это голоса с записи слышал Бовуар через дверь. Голос шефа, отдающего приказы. Побуждающего к действиям. Ведущего своих людей вглубь той проклятой фабрики. Следом за террористами.
Бовуар нашел файл с записью в ноутбуке.
Нажимая кнопку «воспроизведение», он уже знал, что увидит. И да простит его Господь, он хотел увидеть все еще раз. Ему не хватило прежней му́ки.
Бовуар смотрел на Франкёра, стоявшего перед ним на берегу, подернутом туманом. Франкёр привез эту мерзость в монастырь. Чтобы заразить последнее место в Квебеке, последнее место на земле, где еще не видели этих кадров.
И тут Бовуар понял, почему, невзирая на странность обстановки, необычность монахов, обескураживающую скуку бесконечных песнопений, он чувствовал здесь какое-то непонятное спокойствие.
Потому что эти люди, единственные в Квебеке, не знали про видео в Интернете. Не смотрели на него и на Гамаша как на неизлечимо раненных, искалеченных. Нет, монахи смотрели на них как на обычных людей. Таких же, как они. Занятых своим делом.
Но с небес свалился Франкёр, с пагубным диском в кармане.
Однако Бовуар пресечет распространение заразы. Сейчас же. Франкёр причинил достаточно вреда Гамашу, Бовуару, памяти погибших, их семьям.
– Вы считаете, это я слил видео? – повторил Франкёр.
– Вы сами все знаете, – выдохнул Бовуар. – Кто еще имел доступ к оригинальным записям? Кто еще мог оказывать влияние на внутреннее расследование? Целый отдел Квебекской полиции, занимающийся киберпреступностью, выяснял, как произошла утечка, но гора родила мышь: они пришли к выводу, что в архивные файлы полиции проник неизвестный везучий хакер!
– Вы в это не верите? – спросил Франкёр.
– Конечно не верю!
Бовуар шевельнулся, но замер, когда Франкёр вскинул ствол пистолета.
Ничего, будет и другая возможность. Через две-три секунды. Когда Франкёр отвлечется. Моргнет. Больше ничего и не нужно.
– А Гамаш верит?
– В гипотезу о хакере? – Впервые Бовуар почувствовал себя сбитым с толку. – Не знаю.
– Да знаешь ты прекрасно, маленький говнюк. Ну скажи: Гамаш верит?
Бовуар ничего не ответил. Его ум был занят только одним.
Подходящее ли сейчас мгновение?
– Гамаш расследует эту утечку? – прокричал Франкёр. – Или он согласился с официальным докладом? Мне нужно знать.
– Зачем? Чтобы и его убить?
– Убить его? – спросил Франкёр. – Кто, по-твоему, опубликовал видео?
– Вы.
– Господи, до чего ты глуп! Как ты думаешь, зачем я привез сюда диск с записью? Чтобы насладиться своей работой? Это видео омерзительно. Меня тошнит, когда я о нем вспоминаю. А когда смотрю…
Франкёра просто трясло, он извергал ярость, как вулкан.
– Конечно, я не верю этому чертову расследованию. Его результаты смехотворны. Явная дымовая завеса. Видео опубликовал кто-то из Квебекской полиции, а не какой-то мифический хакер. Один из нас. Я привез с собой эту долбаную запись, потому что смотрю ее, как только появляется время. Чтобы не забыть. Чтобы помнить, почему я все еще продолжаю поиск.
Голос его изменился. Акцент стал заметнее, воспитание и образование отшелушились, остался только человек, выросший в деревне по соседству с той, где жили бабушка и дедушка Бовуара.
Франкёр опустил дуло пистолета. Всего на дюйм.
Бовуар заметил, что Франкёр отвлекся. Вот он, подходящий миг.
Но он медлил.
– Что же вы ищете? – спросил Бовуар.
– Улики.
– Да бросьте вы вешать мне эту лапшу, – сказал Бовуар. – Вы сами опубликовали видео, а когда вас застукали, начинаете врать напропалую.
– Зачем бы я стал его вывешивать?
– Затем, что…
– Зачем? – прокричал Франкёр, побагровев от ярости.
– Затем, что…
Но Бовуар не знал зачем. Зачем старшему суперинтенданту Квебекской полиции публиковать запись, на которой убивают его людей? Бессмысленно.
Но Бовуар знал, что причина есть. Где-то есть.
– Не знаю, – откровенно сказал Бовуар. – Да мне и ни к чему знать. Я прекрасно понимаю, что это сделали вы.
– Тоже мне сыщик говенный! Тебе не нужны улики? Не нужен мотив? Ты обвинитель и судья в одном лице? Школа Гамаша? Я ничуть не удивлен. – Франкёр посмотрел на Бовуара как на нечто непроходимо, бесконечно глупое. – Но в одном ты прав, хотя и идиот. Это сделал кто-то из нас троих.
На Бовуара это заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы.
– Вы шутите! – Он опустил руки, совершенно выбитый из колеи. Все мысли о броске на Франкёра исчезли. – Намекаете, что видео вывесил старший инспектор Гамаш?
– А кто еще? Он и есть главный приобретатель выгоды.
– Выгоды? – прошептал Бовуар. От потрясения у него сел голос. – Да он чуть не погиб во время той операции. Потерял своих агентов. Он принял их на службу, обучал. Он бы скорее умер…
– Но он ведь не умер, верно? Я видел запись. Знаю каждый ее кадр. И я видел оригиналы. Они еще более красноречивы.
– Что вы хотите сказать?
– Гамаш расследует утечку видео? – спросил Франкёр.
Бовуар не ответил.
– Расследует?! – даже не прокричал, а провизжал Франкёр в лицо Бовуару. – Думаю, нет, – произнес он нормальным голосом. – Зачем ему? Он знает, кто вывесил запись. Он хочет, чтобы смолкли все голоса, задающие вопросы.
– Вы ошибаетесь.
Бовуара охватили смущение и злость. Суперинтендант перевернул все с ног на голову, и прежний низ стал верхом, а верх – низом. Все потеряло смысл. Голос Франкёра звучал как голос Бовуарова деда – только произносил он ужасные вещи.
Суперинтендант опустил пистолет, посмотрел на него, словно не понимая, откуда в его руке оружие, и засунул в кожаную кобуру на поясе.
– Я знаю, вы им восхищаетесь, – тихо сказал он. – Но Арман Гамаш совсем не тот человек, каким вы его представляете. Он превратил эту операцию спасения в настоящую бойню. Четыре агента погибли. Вы сами едва выжили. Он оставил вас на полу истекать кровью. Вы так его уважаете, так им восхищаетесь, а он привел вас туда и оставил умирать. Я вижу ту сцену каждый раз, когда просматриваю запись. Он даже поцеловал вас на прощание. Поцелуй иуды.
Голос Франкёра звучал спокойно, убедительно. Казался знакомым. Успокаивающим.
– У него не оставалось выбора, – хриплым голосом проговорил Бовуар.
Из него словно выпустили воздух. Весь его порыв иссяк.
Он уже не хотел броситься на Франкёра и размозжить ему камнем голову. В Бовуаре не осталось энергии. Ему теперь хотелось одного: опуститься на землю. Сесть здесь, на каменистом берегу, и ждать, когда туман поглотит его.
– У нас у всех есть выбор, – сказал Франкёр. – Зачем вывешивать то видео? Мы оба знаем, какой провальной оказалась операция на фабрике. Погибли четыре молодых агента. По любым стандартам это провал…
– А спасенные жизни не в счет? – проговорил Бовуар, хотя в нем и на слова-то почти не осталось энергии. – Сотни тысяч жизней. Благодаря старшему инспектору. Гибель агентов не его вина. Он получил неверную информацию…
– Он возглавлял операцию. Он нес ответственность. И кто после такого позора оказывается героем? Благодаря тому самому видео? Его можно было смонтировать и так и сяк. Показать что угодно. Показать правду. Но почему Гамаш выглядит там так хорошо?
– Он тут ни при чем.
– И уж конечно ни при чем я. Я знаю, что случилось на самом деле. И вы тоже. – Франкёр вперился взглядом в Бовуара. – Да простит меня Господь, но я даже наградил его медалью за храбрость. Не мог поступить иначе. Такова сила общественного мнения. Меня тошнит, когда я вспоминаю о тех минутах.
– Он не хотел никакой награды, – сказал Бовуар. – Его бесила вся история с награждением.
– Если не хотел, то почему же принял? У нас всегда есть выбор, Жан Ги. Правда.
– Он заслужил медаль, – возразил Бовуар. – Он спас больше людей, чем…
– Чем убил? Да. Возможно. Но вас он не спасал. Мог бы, но убежал. И вы это знаете. Я знаю. И он знает.
– Он не мог поступить иначе.
– Да, конечно. Не было выбора.
Франкёр посмотрел на Бовуара, явно пытаясь принять какое-то решение.
– Вероятно, он по-своему любит вас. Как любит свою машину или хороший костюм. Вы его устраиваете. Вы полезны. – Франкёр помолчал. – Но не больше.
Его тихий убедительный голос продолжал нанизывать слова:
– Вы никогда не станете его другом. Навсегда останетесь удобным подчиненным. Он приглашает вас к себе домой, относится к вам как к сыну. А потом оставляет умирать. Не дайте себя обмануть, инспектор. Вы никогда не станете членом его семьи. Он из Утремона. А откуда вы? Из Восточного Монреаля? Из Балконвиля? Он учился в Кембридже и Университете Лаваля. А вы окончили какую-то заштатную школу и играли в хоккей на улицах. Он цитирует стихи, а вы их не понимаете, верно? – В его голосе прозвучало участие. – Вы не понимаете многого из того, что он говорит. Разве я не прав?
Бовуар невольно кивнул.
– И я тоже не понимаю, – сказал Франкёр, слегка улыбнувшись. – Я знаю, что после той операции вы ушли от жены. Извините, что задаю личный вопрос, но я подумал…
Франкёр замолчал, на его лице появилось почти застенчивое выражение. Он на миг поймал взгляд Бовуара.
– Я подумал, что у вас появилась другая женщина.
Увидев реакцию Бовуара, Франкёр поднял руку:
– Я знаю, такие вопросы не должны меня касаться. – Продолжая смотреть в глаза Бовуару, он еще больше понизил голос: – Будьте осторожны. Вы хороший офицер. Я думаю, вы можете сделать отличную карьеру, если получите шанс. Если выйдете из-под опеки. Я заметил – вы набирали эсэмэску так, чтобы не видел Гамаш.
Наступила долгая пауза.
– Писали Анни Гамаш?
Воцарилась полная тишина. Смолкли птичьи трели, листья на деревьях замерли, рябь на воде застыла. Весь мир исчез, осталось только два человека и вопрос.
Наконец Франкёр вздохнул:
– Надеюсь, я ошибся.
Он направился назад к монастырю, взял металлическую колотушку и ударил в дверь.
Дверь открылась.
Но Бовуар не видел Франкёра. Он стоял спиной к монастырю Сен-Жильбер-антр-ле-Лу и смотрел туда, где могло быть замершее озеро, если бы оно не исчезло в тумане.
Мир Жана Ги Бовуара перевернулся с ног на голову. Собрались тучи, небо посерело. Боль в недоступных глубинах его существа – вот единственное, что оставалось знакомым.
