8. Воссоединение
Проснувшись, Шура не сразу вспомнила, где находится, потом сообразила. Села, огляделась – дверь в домик была распахнута, снаружи лился солнечный свет, слышались птичьи голоса.
Потянувшись, она села, протерла глаза… замерла. Вместо вчерашней хламиды на ней оказалось что-то вроде рубашки с длинным рукавом, но она не переодевалась, это точно! Может, пока она спала, Куа-Тан… Но нет, Шура бы проснулась!
Она оттянула рукав, присмотрелась – вроде ткань похожа на вчерашнюю, но вязка намного мельче, плотнее, и сама материя стала мягче, приятно льнула к коже. Шура перевела взгляд вниз – штаны тоже сделались уже, облегая тело, а штанины достигали середины икры.
– Что за чертовщина… – пробормотала она, спуская ноги на пол.
Будто услышав ее слова, в дом вошла Куа-Тан, она что-то несла в плетеной корзине.
– Хорошо ли спалось, Шур-рой? – весело спросила она.
– Отлично, – честно ответила девочка. Под открытым небом она спать так и не привыкла, а тут были стены, потолок и даже кровать, пусть и жесткая! – Только вот… что это такое?
– Это? Это наша одежда, – ответила болотница и уселась у очага. В корзине оказались две большие рыбины, уже выпотрошенные и почищенные. – Мы вяжем ее из травы кьян, что растет в трясине, а она растет, растет…
– Погодите, она что, на мне выросла?! – Шура вскочила, попыталась заглянуть себе за спину. Непонятная одежка плотно облегала тело. – Она же вчера была шире и длиннее!
– Мы так делаем, потому что у всех разные тела, – пожала плечами Куа-Тан. По дому разливался упоительный аромат жареной рыбы. – Трава кьян сама знает, как оплести куакки, чтобы было удобно, да, удобно.
– Но я-то не куакки!
– Значит, траве кьян все равно, на ком расти, – усмехнулась болотница. – Раньше мы не давали людям нашу одежду, но у меня нет ничего другого…
– И она так и будет расти? – подозрительно спросила Шура.
– Пока не станет совсем удобно.
– А снять ее можно? – носить на себе нечто живое было… неприятно.
– Конечно, можно, – кивнула та. – Твоя одежда уже высохла. Но наша лучше, да, лучше! В ней не бывает ни холодно, ни жарко, она не промокает, когда нужно, и ее не приходится чинить, нет, не приходится! И запаха нет, совсем нет, и зверь тебя не выследит…
– Как так? – Шуре стало любопытно. Вон, на Куа-Тан такой же наряд, который она вчера ошибочно приняла за шкуру или чешую, и ничего!
– Будет прореха – трава кьян заделает её, – ответила болотница, – можно порвать одежду пополам, она срастется, да, срастется!
– Здорово… – девочка посмотрела на свое одеяние уже с большим уважением. Не промокает, значит, и не холодно… – Послушайте, а может, поменяемся на что-нибудь?
– Ты же говорила, что у тебя больше ничего нет, говорила! – повернулась к ней Куа-Тан.
– Только вот одежда, – вздохнула Шура, – но вы сказали, она вам ни к чему…
Болотница задумчиво то ли квакнула, то ли булькнула, потом произнесла:
– Я бы взяла вот это, взяла бы, – она указала на Шурину футболку. – В темноте не видно было цвета, а он хороший, хороший! И такой ткани я не видала!
Футболка была самой обыкновенной, под камуфляж, только цвета поярче – мать купила младшему брату, а ему обновка оказалась мала.
– Хорошо, – согласилась Шура.
– Но этого мало, да, мало, – покивала болотница. – Траву кьян трудно добыть, трудно сплести!
Шура задумалась.
– Погодите… – Обойдя Куа-Тан, она порылась в рюкзаке, нашла ключи от квартиры на простом брелке. Тут они ей ни к чему, а болотница вряд ли сможет влезть к ней в дом, чтобы ограбить! – Подойдет?
– Покажи, покажи…
Болотница повертела ключи в руках, возбужденно дернула горлом. В особенный восторг привела ее конструкция брелка.
– Подойдет, Шур-рой, – решила она. – Хороший обмен, хороший! Бери нашу одежду! Надевай свою поверх!
– А как же… – замялась Шура. – Ну…
Выслушав ее затруднения, Куа-Тан засмеялась своим квакающим смехом.
– Люди странные, странные! – сказала она. – У куакки не так, совсем не так! Но траве кьян всё равно, что ее испачкает!.. Только помни – каждую луну нужно опускать одежду в проточную воду, иначе трава кьян засохнет, да, засохнет и больше не будет расти!
– Ладно, я запомню, – пообещала Шура серьезно, натягивая джинсы и вдевая новый ремень. Тот был чуть широковат, но все же пролез в шлёвки. – Спасибо.
– Ешь, – велела Куа-Тан, очень довольная сделкой. Похоже, куакки в самом деле очень любили меняться! – А потом я отведу тебя к твоим людям.
– Правда? – подскочила Шура. – Но вы же вчера сказали, что они далеко и заблудились к тому же!
– Они опять идут верным путем и скоро выберутся из Брогайхи, да, скоро, – ответила болотница. – Но мы их обгоним. Куакки знают короткие дороги!
– Откуда вы знаете, где они? – спросила девочка.
– Старая хамма говорит, а хамма знает, да, знает…
– Но она же хищная!
– Хамма не откажется съесть неосторожного куакки, но мы живем в одних болотах, и мы говорим, если есть, что сказать, – ответила Куа-Тан. – А откуда об этом знает хамма, она не говорит. В Брогайхе живет много разных, да, разных… Собирайся, Шур-рой, пора!
Пока девочка шнуровала ботинки, болотница наведалась к своим головастикам, вернулась довольная и вывела Шуру из дома.
Проморгавшись на ярком солнце, та невольно попятилась, налетела на Куа-Тан.
– Это ч-что?.. – выговорила она.
– Водяной бегун, – ответила болотница. – Ты не сможешь идти по болоту так же быстро, как ходят куакки, а люди ушли далеко. Поедем на нём!
– А он нас не съест? – подозрительно спросила Шура. Водяной бегун больше всего напоминал тритона, только ростом с пони, с мощными лапами. Немигающий глаз уставился на девочку, мелькнул длинный язык – бегун на лету поймал какую-то птичку.
– Он хорошо поел, – заверила Куа-Тан и бросила на спину бегуна, между выступами гребня свернутое покрывало из травы кьян. – Садись и держись крепко, Шур-рой!
Она легко забросила девочку на спину чудовища, сама вскочила позади, выкрикнула что-то на своем языке, и водяной бегун, развернувшись с кажущейся неуклюжестью, побрел по болоту, постепенно набирая скорость.
Скоро Шуре пришлось пригнуться к самой спине бегуна, чтобы ветки не выхлестнули глаза – с такой скоростью неслось животное. Оно замедляло ход на суше, и тогда Куа-Тан соскакивала наземь и бежала рядом, а трясины бегун попросту переплывал, не погружаясь, правда, целиком, и Шуре приходилось поджимать ноги, чтобы не намокнуть.
Она кое-как успевала смотреть по сторонам: солнечным днем Брогайха выглядела куда как симпатичнее! Даже страшные топи казались яркими лужайками, усеянными неведомыми цветами, птицы заливались на разные голоса, шмыгали неразличимые в траве животные, вились громадные стрекозы и бабочки – на болотах кипела жизнь.
Пару трясин водяной бегун отказался преодолевать наотрез, двинулся в обход. Там живет хамма, сказала Куа-Тан, а Шуре почудилось, что она разглядела длинное серебристое тело там, где видна была вода…
На закате путешественницы прибыли в настоящий поселок куакки, где их встретили без особого удивления – видно, новости тут в самом деле разносились быстро. Шура увидела, наконец, других куакки – расцветки они были самой разнообразной, не только зеленовато-бурые, как Куа-Тан. Мужчины оказались окрашены ярче, были выше ростом и массивнее. Сновали между домами подростки, сильнее взрослых похожие на своих земноводных прародителей, и всем было интересно, есть ли у Шуры что-нибудь на обмен. Хорошо, Куа-Тан пришла на выручку, заявив, что всё пригодное для этого она уже выменяла.
К этой болотнице тут относились с уважением, и скоро Шура поняла, почему: Куа-Тан жила не в сердце болот, с остальными, а, считай, на окраине. Она и еще много таких же, буро-зеленых, считались кем-то вроде разведчиков: их сложнее всего было обнаружить, они были сильнее и ловчее прочих, лучше обращались с водяными бегунами и вовремя предупреждали остальных об опасности. Шура видела других, мужчин и женщин – многие щеголяли такими шрамами, что и во сне не приснится! Видно, Брогайха была куда опаснее, чем могло показаться солнечным днем…
Они заночевали в чьем-то доме. Вернее, ночевала Шура, а куакки снова пели до утра, на этот раз иначе, мягче, что ли, и девочка снова вспомнила о доме. Она старалась делать это как можно реже, иначе впору было полезть в петлю или утопиться в этом самом болоте! Ей что, она жива-здорова, даже относительно благополучна, а родители? Что они думают? Как давно ищут ее и сколько еще будут искать?
За мощным хором куакки никто не расслышал бы всхлипываний, можно было плакать, сколько вздумается. Она и плакала, пока не уснула…
Они задержались в поселке на сутки – Куа-Тан сказала, что иначе они выйдут к границе Брогайхи слишком рано, и Шуре придется долго ждать остальных. Девочка не возражала: болотный народ ей нравился. Они, конечно, были странными созданиями, но не враждебными. Надо думать, ровно до той поры, пока к ним никто не совался: Шура видела то ли шуточные, то ли тренировочные поединки юношей-куакки и невольно задумалась, а сумел бы, например, Тиррук совладать с болотником, даже будучи вооружен мечом?
Вот только происходящее за пределами Брогайхи куакки интересовало мало.
– Люди приходят и рассказывают разное, – сказал девочке один из них, старый, с дряблой тусклой кожей, на одном глазу у него было бельмо. – Мы слушаем и запоминаем, нам интересно, но никогда никому не говорим, нет, не говорим. Мы знаем, как бывает, от тех же людей, да, знаем. Потом придут другие и скажут, что мы предатели, и будут охотиться на нас. Брогайха защитит нас, защитит, но люди упорны, и у них есть те, кто умеет посылать большой огонь!
«Наверно, он о магах,» – догадалась Шура, а старик (его звали Куа-Ххан) продолжал:
– Мы не ходим к людям и не пускаем их в сердце Брогайхи. Хорошо, они заняты своими делами, да, заняты, им не до секретов наших болот!
– Но вы можете случайно пострадать, если люди будут воевать, – осторожно сказала Шура.
– Кто пойдет воевать в Брогайху? – хрипло рассмеялся Куа-Ххан. – Люди не могут ходить по трясине, их животные тоже, и они боятся!
– Но вдруг кто-то будет прятаться в болотах или попытается пройти дальше, чтобы укрыться от врагов?
– Тогда пусть проходят, мы пропустим их, как пропустили твоих людей, – ответил старый болотник. – Но мы им не покажемся, не покажемся. О нас мало кто знает, только верные люди, которых мы испытали, да, испытали. Им мы даем цветы и травы в обмен на разное интересное, а другим незачем слышать о куакки!
– Я никому не скажу про вас, – пообещала Шура. – Только меня же все равно спросят, как я умудрилась пробраться через Брогайху!
– Скажи, что случайно оседлала водяного бегуна, и он перенес тебя, – сказала Куа-Тан, подошедшая неслышно. – У нас рассказывают такие сказки, да, сказки. Твоим людям будет не до правды!
И Шура согласилась, что это, скорее всего, в самом деле так…
А потом был еще один день верхом на водяном бегуне, на исходе которого Куа-Тан спустила девочку на землю и спросила:
– Видишь желтые цветы, Шур-рой?
Шура обернулась, присмотрелась.
– Вижу.
– Иди за ними, они не растут над топью, никогда не растут, – сказала болотница. – Увидишь, скоро Брогайха кончится. Остановись там и жди, твои люди будут здесь еще до захода солнца, да, до захода! А куакки дальше не ходят.
– Спасибо вам, – искренне сказала Шура. – Но я так и не поняла, почему вы мне помогли! Куа-Ххан не очень-то хорошо отзывался о людях, а я…
– Ты головастик, – серьезно ответила Куа-Тан. – Головастики должны быть со своими взрослыми, да, должны! Неважно, куакки или человек, таков закон!
«Где-то мои взрослые…» – печально подумала Шура.
– Прощай, Шур-рой, – сказала болотница. – И не ходи больше в Брогайху! Куакки могут и не подоспеть, а хаммы ждут добычи, да, ждут!
– Хорошо, – кивнула девочка, решив, что по доброй воле уж точно больше не сунется в болото. – А вы…
Договаривала она уже в пустоту: водяной бегун канул в топь, только круги разошлись, исчезла и Куа-Тан, незаметная в своей одежде среди деревьев.
Не оставалось ничего, кроме как идти по дорожке, обозначенной желтыми цветами. Парило, должно быть, к грозе, но в одежде из травы кьян не было жарко, болотница не обманула…
Скоро изменились деревья: всё чаще стали попадаться прямые и стройные, светлые корой, а не черные и замшелые, а потом под ногами расстелился целый ковер желтых цветов. Брогайха закончилась.
Шура прошла еще немного вперед, нашла поваленное дерево и стала ждать. У нее было при себе немного еды (Куа-Тан брала с собой в дорогу), и она перекусила, чтобы не терять времени даром.
Потом насторожилась – послышался какой-то звук. Человеческий голос! Кто-то отчаянно ругался, продираясь сквозь заросли, а кто-то хныкал, слышны были и другие голоса…
– Чтоб мне провалиться! – услышала Шура. – Неужто вышли?! Слышите? Вышли!
– Да быть не может! – это был голос Нитмайи, и девочка не удержалась:
– Может, может! Брогайха тут кончается!
Воцарилось молчание, потом раздался треск кустов, и на поляну вывалились двое, Нитмайя и Тиррук, изодранные, грязные и взмокшие.
– Ты! – женщина схватилась за сердце в точности таким же жестом, каким хваталась пожилая учительница химии в Шуриной школе, когда класс начинал сходить с ума. – Откуда?!
– Стой, стой, вдруг это болотные духи морочат! – остановил ее Тиррук, подозрительно присматриваясь к девочке.
– Болото кончилось уже, – оттолкнула его Нитмайя и сгребла Шуру в охапку, стиснув так, что та охнула. – Ты как тут оказалась? Мы ж думали, утонула ты!
– Едва-едва не утонула, – ответила девочка. – Вернулась за Одноглазом, а потом ваших следов не нашла, заблудилась, два дня плутала и чуть в трясину не угодила… А там чудовище! – вовремя вспомнила она слова Куа-Тан и сообразила еще, что название водяного бегуна ей звать неоткуда. – Я прямо ему на спину упала, а оно как помчится! Я только и боялась, как бы оно не нырнуло! А потом оно меня скинуло, я смотрю, вроде лес светлее стал, пошла и вышла вот сюда…
– Чудеса! – покачала головой Нитмайя. – Что за чудовище-то?
Шура, как могла, описала, понимая, что ложь ее шита белыми нитками, и Джамдир наверняка ее уличит.
– Повезло тебе! – присвистнул Тиррук. – Слыхал я байки – это водяной бегун. Когда-то попадался в других местах, говорили, если его укротишь, будет носить по воде, как посуху!
– Вот, видно, кому всё наше везение досталось, – сварливо ответила Нитмайя, не отпуская Шуру. – Ведь не утонула, с голоду не умерла… у тебя, никак, было что с собой?
– Хлеба немного и мясо вяленое, – на ходу придумала Шура. – Я по привычке отложила, иногда ночью есть хочется, вот пригодилось! А с водой плохо было, грязная ведь, терпела, пока могла, потом нашла пень старый, а в нем дождевая вода скопилась…
– Ну точно, повезло, – вздохнула женщина. – А мы, как ты пропала, в такие дебри залезли, что насилу выбрались! Джамдир, проводник выискался! Каким чудом вышли, ума не приложу… Вот, пошли с ним, – она кивнула на Тиррука, – дорогу разведать, остальные вымотались вконец. Избранный наш не ест, не пьет, хнычет, что твоя девчонка… – Тут она рассмеялась: – А иные девчонки покрепче парней будут!
– Это уж точно, – хмыкнул Тиррук. – Ладно, тут ждите. Пойду остальных приведу, видно, ночевать здесь будем. Люди едва ноги передвигают!
Он скрылся в кустах, а Нитмайя, присев на корточки рядом с Шурой, внимательно посмотрела ей в лицо.
– Ты кого другого дурить будешь, – сказала она тихо, – а я в лесу выросла, на болотах, пусть они и поменьше Брогайхи. Не вышла бы ты сама оттуда. А если вышла, то отчего одежда на тебе чистая, только ботинки замызганы? И на голодную ты не похожа. Ну?
Шура пожала плечами – так и знала, что раскусят ее мгновенно, – но промолчала.
– Помог кто-то? – так же тихо спросила Нитмайя. – Я слышала, кое-кто ходит сюда невесть зачем. Те люди ничего не говорят, но слухи-то ходят, что они из Брогайхи странные вещи приносят. Тут живет кто-то, это точно. Я и по пути замечала, будто следят за нами, а никого не усмотрела, это я-то! Они тебя вывели?
Шура молча кивнула: та ведь сама догадалась, уже не отопрешься.
– Обещала молчать? – женщина усмехнулась. – Ну, тогда рассказывай всем про водяного бегуна. Тиррук вроде поверил, а Джамдиру не до того. Только знать бы, какие-такие люди в Брогайхе живут, а? Или не люди?
Девочка неопределенно пожала плечами.
– Ну, похоже, тайны свои они крепко блюдут, раз о них никто ничего толком не слышал и не видел, кроме тех, кто сюда ходит, а они молчат, как заговоренные, – вздохнула Нитмайя. – Раз так, молчи и ты. Коли они тебя приютили, накормили и из болот вывели, должно быть, зла в них нет… Хотя и нам бы помочь могли!
Нитмайя поднялась на ноги, а Шура вздохнула с облегчением. Отмалчиваться она умела, но что делать, если пристанут с ножом к горлу? И очень может статься, не в переносном, а самом что ни на есть прямом смысле!
Кусты снова затрещали, показалась высокая фигура Джамдира, а вперед него, спотыкаясь, выбежал Саша.
– Шурка! Шурка-а!.. – забыв о том, что мужчинам плакать неприлично, он кинулся к ней, полез обниматься. От него несло болотной тиной, и Шура поспешила отстраниться, пока он всю ее не перемазал.
Очки его криво висели на одном ухе, одно стекло треснуло. То ли уронил, то ли еще что.
– Шурка, я думал, ты утонула! – размазывая слезы, тараторил Саша. – Пропала и всё, а они не хотели возвращаться тебя искать! Я говорю, а вдруг она просто отстала и заблудилась, вдруг еще живая, а они говорят – надо идти, надо идти, ты для нас важнее! Представляешь?
– Представляю, конечно, – хмыкнула Шура. «Они» – это, наверно, Джамдир. А может, и командир поддержал, что ему до чужой девчонки! – Нет, Семенов, я-то живая. А вот Одноглаз утонул…
– Вот так дела! – дернулась Нитмайя. – А я всё надеялась – вдруг вы с ним вдвоем, он хоть глуповат, но в обиду бы тебя не дал… Как же так вышло?
Пришлось рассказывать. Шура опустила лишь одну деталь – свой окрик. По ее словам теперь выходило, что она вышла на берег как раз в тот момент, когда Одноглаз оступился и упал, а из трясины высунулось какое-то чудовище и уволокло его.
– Как жаль, – произнес Джамдир, молча стоявший поодаль, – он был верным слугой, но, увы, слишком неуклюжим! Тебе же и впрямь повезло, дитя мое, если всё так, как поведал мне Тиррук!
– Ага, так, – ответила Шура и уклонилась, когда маг протянул руку, потрепать ее по волосам. И из неприязни, и из-за того, что рука была грязной.
– Ты обижена? Но ты ведь понимаешь, мы не могли терять время и искать тебя в этих болотах! – мягко произнес тот. – Мы и так слишком долго шли…
– Потому что кое-кто возомнил себя великим знатоком Брогайхи, – пробурчала Нитмайя.
– Да что вы, ничуть я не обижена, – сказала Шура. – У вас важная миссия, всё такое, Избранный вон зарёванный… А я что? Я ничего!
– Хорошо, что ты это осознаешь, – кивнул Джамдир и отошел, то ли не уловив издевки, то ли великодушно проигнорировав.
– Шурка, ты не отставай больше, – прошептал Саша, держась за ее руку. – Что я тут один делать буду?
– У тебя вон маг есть, – резковато ответила она.
Тоже мне, Избранный, не мог на своём настоять! Хотя, конечно, они всё равно бы ее не отыскали: к тому времени, как Шуры хватились, она уже ужинала у Куа-Тан. Чего доброго, еще кто-нибудь бы погиб! Хватит с неё и Одноглаза, пусть даже болотница и уверяла, что девочка не виновата…
– Да ну его, я его боюсь! – жарко зашептал Саша ей в самое ухо. – Он такие страшные вещи рассказывает, и то я должен сделать, и это, а сам всё пугает тёмными магами! Я такого наслушался, что спать не могу! А уж на болоте и вообще… еще лягушки эти орали целыми ночами!
Шура прикусила губу – видно, и отряд слышал песни куакки…
– А ты думал, Избранным быть просто? – спросила она. – Дадут тебе волшебный меч, ты сразу станешь круче всех и пойдешь врагов мочить? Потом финальная битва с главным боссом, и мир у твоих ног, так, что ли?
– Ну… – судя по лицу мальчика, мечтал он именно об этом.
– Добро пожаловать в реальный мир, – процитировала Шура близко к тексту, радуясь в глубине души: может, теперь Сашка хоть немного отлипнет от Джамдира? – И не дрейфь!
– Тебе легко говорить… – буркнул он. – Не тебе же за Вещью идти!
– А ты один собрался? – хмыкнула девочка.
– А…
– А мне тоже интересно, – отрезала она. Вообще-то, она предпочла бы пересидеть это время в Брогайхе, но… С великих магов станется ведь задурить Сашке голову, а она у него и без того дурная! Наделает глупостей, и что тогда? – Так что не избавишься ты от меня, Семенов, не надейся! И, кстати, очки протри, они у тебя все в грязи!
– Это я упал, – сказал он уныло. – Они свалились прямо в болото, еле поймал. И стекло треснуло…
– Запасные у меня, – напомнила Шура. – Но с твоей неуклюжестью… Ходи пока в этих, а то и вторые раскокаешь. А чинить их тебе маги не нанимались, так, что ли?
– Ну… – протянул Саша. – Тут нельзя колдовать. Это как сигнальную ракету пустить – «тут Джамдир!». А мало ли, кто тут бродит…
– Ясно… – вздохнула Шура.
Куда яснее, магия подходит только для великих дел, а для починки разбитых очков – не годится!
