Глава 3. О чем молчал рояль…
Весь цвет общества уже собрался к завтраку.
— Каролина, как обычно, задерживается? — поинтересовался господин Бессмертных.
— Похоже на то, — ответил доктор. Поручик (как-то уже сложилось, что он теперь трапезничал вместе со всей командой) посмотрел на него с укоризной, но сказать ничего не сказал.
— А любопытно, — произнес генеральный следователь, неторопливо размешивая ложечкой овсянку, — отчего это господина Сверло-Коптищева никогда не бывает в вагоне-ресторане?
— А это оттого, господин Бессмертных, — поспешил поделиться сведениями Ян Весло, — что он только у себя в купе кушать изволит. И только то, что ему приносит камердинер… и предварительно пробует.
— Хм, — сказал следователь, — в чём-то его можно понять. Думаю, здесь не найдется человека, который не желал бы его отравить. Однако, судя по выражению вашего лица, Ян, вы слышали еще о чем-то интересном, не так ли?
— Верно, господин Бессмертных, — ухмыльнулся оперативник. — Этот господин — достопримечательность Королевской паровозной компании. Он вообще-то рояльных тел пытатель.
Теодор вопросительно приподнял бровь.
Ян раскрыл блокнот в роскошной кожаной обложке и прокашлялся:
— Это крупнейший специалист по конструкции роялей в Каролевстве, лучший настройщик, видный теоретик игры на клавишных инструментах. Левое ухо господина Сверло-Коптищева считается достоянием короны…
— Мог бы и запомнить, — заметил Берт.
— А смысл? — хмыкнул Ян. — Также отмечено, что лучшие музыканты дерутся, чтобы играть на инструментах, которые он настраивал!
— Угу, а как только он приближается к клавиатуре, в ужасе разбегаются, — кивнул Берт.
— У него контракты с уймой всяких заводов, — продолжал Ян, не слушая, — так что он вечно в разъездах, а рояль с собой возит по долгу службы — чего-то там с ним делает, настраивает по-разному, разные техники опробует. За что, собственно говоря, попутчики его терпеть не могут.
— Так-так, — с любопытством проговорил Руперт. — Видимо, с ним уже случались какие-то казусы? Ведь не просто так он не выходит к столу…
— Ну да, — кивнул оперативник. — Его как-то с поезда сбросить пытались, в другой раз — оскорбить действием, так он возьми и сгоряча заяви, мол, что сделает еще тридцать рейсов на Большом Королевском экспрессе и останется жив.
— А не погорячился ли он? — усомнился доктор.
— Ну, этот рейс — уже двадцать четвертый, — ответил Ян. — Опять же, меры предосторожности он принимает. Камердинер у него вот за дегустатора… а еще он револьвер с собой носит и, по слухам, обращаться с ним умеет. Да любой бы выучился, когда такие ставки-то!
— Ставки?
— Конечно! На него же пари заключают по всему Каролевству — сколько еще продержится. Ну а паровозная компания, ясное дело, всячески его поддерживает — реклама-то какая! Опять же, живая достопримечательность… Какой-то промышленник бешеные деньги поставил на то, что Сверло-Коптищев пари выиграет, оптимист такой… Компания, надо думать, тоже ставки делает, так что… И чем дальше, тем интереснее! Сверло-Коптищева уж и отравить пытались, и застрелить, и в прачечной сварить… Пока держится.
— Вот, оказывается, какие тут кипят страсти, — покачал головой Руперт. — Благодарю, Ян, это была крайне занимательная история. О, а вот и наша дорогая… спутница.
Мужчины недоуменно уставились на шествующую по проходу. Дамы и господа приподнимались из-за столиков и что-то сочувственно говорили ей. Каролина скорбно кивала и, кажется, благодарила.
— Каролина, дорогая, что это с вами? — встретил ее Бессмертных. — Ведь сегодня, если не ошибаюсь, у вас не день траура…
Бессмертных никогда не ошибался в таких вещах, поэтому Каролина лишь кивнула.
— А где Пушистик? — обратил внимание доктор. — Я надеюсь, с ним ничего…
— Нет-нет, — сказала, наконец она. — С Пушистиком всё в порядке. Просто он… пока еще не вполне сочетается с траурным платьем, и я попросила его остаться в купе.
Что верно, то верно: серебристый мех, конечно, неплохо смотрелся бы на черном платье, но для траура это было бы слишком… смело.
— Так что же всё-таки случилось? — спросил Руперт.
— Я скорблю, — вздохнула Каролина и взяла чашечку кофе. — Я в глубокой печали, как видите.
— Хм… — произнес следователь.
В трауре Каролина была дивно хороша. Черное платье подчеркивало ее изящную фигуру и выгодно оттеняло нежный цвет лица. Вуалетка прекрасно смотрелась на пепельно-русых волосах, уложенных в строгую причёску, а скорбно опущенные длинные ресницы придавали страдалице особенно соблазнительный вид.
Госпожа Кисленьких даже надела траурные драгоценности — строгий и элегантный гарнитур из черных бриллиантов в оправе белого золота, которые должны были подчеркивать, соответственно, ее светлую печаль и глухую тоску. Для завтрака, возможно, гарнитур не вполне подходил, но Каролина придерживалась собственных традиций и отступать от них не собиралась.
— Однако мы теряемся в догадках, — сказал Теодор, намазывая булочку маслом, — кто же на этот раз стал причиной вашей скорби?
Дэвид почему-то ухмыльнулся (поручик нахмурился) и вытащил из кармана сложенную газету. Каролина снова протяжно вздохнула.
— Кажется, господин Дубовны может нас просветить, — хмыкнул Бессмертных. Сам он недавно отказался от чтения газет перед завтраком по рекомендации доктора Немертвых, считавшего, что такое чтение способно не просто испортить аппетит, но и послужить причиной развития язвы желудка. — Нуте-с? Это ведь не сегодняшний выпуск?
— Вчерашний, вечерний… «Наш собственный корреспондент на Большом Королевском экспрессе, Педро Зубастос, сообщил трагическую весть, — с выражением начал стажёр, — буквально на его глазах трагически скончался наследник семейного состояния, талантливый и всеми любимый юноша, студент Каролевского университета Герберт Свищевски, следовавший в родное поместье, дабы припасть к груди обожаемой матушки и дорогого отца. Причина его безвременной и несправедливой кончины замалчивается руководством паровозной компании, однако наш собственный корреспондент сообщает нам, что ею явилось… отравление! И виной тому не несвежие устрицы и не прокисшая земляника — такого в вагоне-ресторане первого класса просто не бывает, — а хладнокровное, расчетливое убийство, совершенное, без сомнения, в расчете на то, чтобы завладеть наследством бедного молодого человека…» — Дэвид сделал выразительную паузу.
— Прелестно! — сказал доктор. — Напоминает стиль «Столичного инсургента»!
— Читайте, читайте, — велел Бессмертных, явно не догадывавшийся о желании Дубовны добиться драматического эффекта. Ян и Берт с интересом поглядывали по сторонам, вычисляя журналиста.
— Ну ладно… Где я остановился? А, вот! «Это чудовищное злодеяние тем более жестоко, что убийца надругался над…»
— Неужели над телом жертвы? — восхитился доктор. — Всегда любил желтую прессу!
— Нет, не над телом, — покачал головой Дэвид. — «Надругался над искренними и нежными чувствами молодого человека, полюбившего по-настоящему, быть может, впервые в жизни. Но мы должны обличить преступника, если этого не желают сделать органы правопорядка! Нам стало известно, что незадолго до гибели Герберт Свищевски отправил своему нотариусу односторонний брачный контракт, заключенный им от всей чистой юношеской души. Очевидно, опытная соблазнительница, так легко одурачившая бедного юношу, каким-то образом узнала об этом и воспользовалась моментом, чтобы мгновенно сделаться наследницей состояния Свищевски. Имя ее должно знать всё Каролевство! И — подчеркиваем, — преступление тем более ужасно, что в роли супруги несчастного молодого человека, не успевшего даже вкусить прелести первой брачной ночи…»
— А это-то им откуда известно, интересно? — пробормотал Бессмертных.
— Господин Зубастос со свечкой стоять изволили? — предположил доктор.
— Успешное покушение на тайну личной жизни, — лязгнул Топорны. Ян и Берт многозначительно переглянулись. — Пять лет лагерей. Что там дальше?
— Ну, тут про… гхм… — стажер покраснел. — А, вот самое главное. «И можно ли поручиться, что известнейшая писательница Каролина Кисленьких всего лишь выдумывает преступления, буйным цветом цветущие на страницах ее романов?»
— Попробую угадать автора. — доктор побарабанил пальцами по столу. — Стиль дешевого бульварного листка, ханжеское негодование, сплетни… Францеска Рыдайло, не иначе!
— Ловких… — возразил Дубовны.
— Дэвид, вы будто с луны свалились, — поморщился следователь. — Дело «Об авторских привилегиях»! Ну?
— А-а… — неуверенно произнес стажер. — Что-то такое припоминаю…
— «Что-то такое», — передразнил Бессмертных, впрочем, беззлобно. — Эта акула пера попросту присвоила фамилию, заявив, что сие есть творческий псевдоним. Скандал был оглушительный, а почтенное семейство Ловких до сих пор судится с этой газетенкой… Кароля это забавляет. Странно, что вы этого не помните. Пожалуй, я вчера зря вас похвалил.
Стажер насупился.
— Мои извинения, госпожа Свищевски. Я слишком верю печатному слову.
Та только покачала головой.
— Зря! — Она вынула из маленькой сумочки записную книжку и пояснила: — А с фамилией вы ошиблись, юноша. Наизусть уже не сразу вспоминаю… Так вот, Дэвид, если вы хотите называть меня официально, то соблаговолите именовать меня госпожой Докольких, наследной принцессой Арамундской, герцогиней Флитбех, баронессой Шонобер, госпожой Свитски…
— До конца еще десять страниц, — подал голос Пол Топорны.
— Читать всё? — спросила Каролина, маленьким карандашиком аккуратно вписывая на последнюю страничку фамилию Свищевски.
— Нет, не надо, пожалуй… — пробормотал Дэвид, косясь на Каролину то ли с опаской, то ли с уважением. — Я… понял. Принцесса, герцогиня… гхм…
— А еще — младшая сиятельная госпожа Мит-Тяй, — пробасил вдруг поручик.
— Младшая вдовствующая госпожа Пет-Тяй, — холодно поправила Каролина.
— Это уже детали, — заметил Бессметрных.
— Но ведь император Мит-Тяй давно женат! — воскликнул Дэвид.
— И неоднократно… — прибавил поручик.
— Дэвид, скажите, что вы знаете об односторонних брачных контрактах? — госпожа Кисленьких убрала записную книжечку.
— Ну… они односторонние, — осторожно произнес тот.
— Получите незачет по гражданскому праву, — ласково произнес наставник.
— Односторонние, тайные, не требуют согласия второй стороны, — отбарабанил Дубовны, мобилизовав все интеллектуальные ресурсы. — Заключаются в случае… в случае… э-э…
— …когда возвращение не предусмотрено. — Доктор рассматривал что-то интересное за окном. — Все-таки приятно знать, что даже если ты и погибнешь невесть где, и прах твой не вернется на родину, кто-то будет о тебе помнить…
Дэвид посмотрел на него с недоумением. Пол вздохнул. Руперт усмехнулся.
— Совершенно верно, Теодор. А еще бывают случаи, когда объект воздыханий о вас слышать не желает, а то и вовсе никогда в глаза вас не видел, — закончил следователь. — Это частность, конечно, и об этом разделе мы с вами еще побеседуем подробно, но пока нам хватит и этой малости. Так вот, Дэвид, наша дорогая Каролина, как вы могли уже заметить, чрезвычайно популярна, однако не торопится связать свою судьбу с каким-нибудь счастливым избранником…
— Они в большинстве своём ужасные собственники, — вставила женщина, — и как бы я стала ездить в командировки?
— Вот именно, — кивнул Бессмертных. — Ну и, поскольку влюбляются в нашу дорогую Каролину часто, сильно и безответно, то единственным выходом для несчастных остаются пресловутые односторонние брачные контракты. Они заключают тайный брак с Каролиной и, согреваемые осознанием этого факта, живут счастливо… только отчего-то крайне недолго. Хотя, возможно, где-то бродит еще десятка два-три тайных супругов Каролины, пока вполне живых…
— Это злой рок какой-то, — кивнула та. — Помню, когда мне пришло официальное извещении о гибели моего первого супруга — его затоптал племенной жеребец, — я была страшно шокирована. Он, правда, оставил мне в наследство конный завод… Я подарила его папеньке. А что мне оставалось делать? Я совершенно ничего не понимаю в лошадях!
— Ну да, — хмыкнул Руперт. — Полагаю, у какой-то части этих несчастных брачные контракты не нашли: либо бумаги погибли вместе с хозяином, либо родственники постарались, чтобы контракт не всплыл, однако известных супругов Каролины не так уж мало… Да?
К столику приблизился старший стюард с совершенно деревянным выражением лица. За ним свитой следовала прочая обслуга. На вытянутых руках стюард держал серебряный поднос с одинокой полоской бумаги на нем.
— Телеграмма для госпожи Кисленьких, — проговорил он сипло. — От Её величества.
— Ну так давайте ее сюда, — велел Бессмертных и передал телеграмму Каролине.
— «Поздравляю юбилейным тридцатым», — прочитала та вслух. — О, и правда, Свищевски был тридцатым по счёту! Обожаю тётушку!..
— Тётушку?.. — выговорил Дэвид потерянно.
— Вы что, и этого не знали? — нахмурился следователь. — Наша дорогая Каролина приходится Ее величеству… м-м-м… постоянно забываю степень родства.
— Для простоты — племянницей, — пришла на помощь Каролина. — Ну не говорить же, например, «здравствуйте, дорогая кузина брата дедушки моего двоюродного дяди по материнской линии?»
Дэвид налил себе воды и залпом выпил.
— Но вы же еще и младшая вдовствующая госпожа Беарии! И… каким же образом это вышло?
Судя по одобрительному взгляду Бессмертных, упорство деморализованного юноши он оценил.
— Пет-Тяй был настоящий офицер и джентльмен, — Каролина смяла в руках кружевной платочек, — я не могла отказать ему в просьбе… поручик, расскажите сами.
Тот внимательно оглядел собеседников.
— Порядок прост, — он разгладил бороду, как обычно перед долгой речью. — Правящая семья главной считается. Его императорскому величеству сиятельный Пет-Тяй приходился племянником, стало быть — младшая семья. Император весьма привечал оного, и дал ему дипломатическую миссию к Каролю в попечение.
— Я его помню, — добавил Руперт. — Очень приятный и тактичный был господин.
— Он попросил Кароля устроить нам встречу, в его присутствии. Сказал, что не смеет… но надеется, — вздохнула Каролина.
Поручик тактично откашлялся.
— У нас можно привести в дом не одну хозяйку, но две орлицы никогда не смогут разделить одно гнездо, — он опустил голову. — А потом господин погиб на охоте — заломал дикого медведя голыми руками, да только сердце не выдержало… матерый был зверь, большой. Что тут говорить… государь Мит-Тяй принял осиротевшее семейство под свою руку, и согласно обычаю, старшая и младшие госпожи считаются отныне дочерьми Императора.
Бессмертных промолчал. Он прекрасно помнил эту историю: сконфуженная Каролина Кисленьких, ошалевший от счастья Пет-Тяй, хрусткий бланк брачного контракта — замечательного изобретения Кароля XIII. Вообще правители этой династии отличались своеобразным чувством юмора и умением выкручиваться из непростых жизненных коллизий. Вот Кароль XIII, к примеру, был чрезвычайно любвеобилен, а супруга ему досталась чудовищно ревнивая и страшная в гневе. И, чтобы не нервировать ее лишний раз, он придумал односторонний тайный брачный контракт… Правда, после его мирной кончины в возрасте семидесяти с лишком лет наследники с изумлением выяснили, что он был таким вот замысловатым образом женат на актрисе варьете (и которой по счету, неведомо). К несчастью, скончался Кароль XIII как раз у этой актрисы в гостях… Это удалось бы замять, но ушлая дамочка успела пошарить по карманам внезапно скончавшегося самодержца, обнаружить контракт, который тот всегда держал при себе, и предать его огласке. Случился чудовищный скандал, наследство пришлось делить… Актрису потом, конечно, отравили и ее часть наследства вернули в лоно семьи, но осадок остался неприятный, историю старались лишний раз не вспоминать… А вот бумага — пошла в ход.
— Однако… — только и смог произнести Дэвид и хотел добавить что-то еще, но в этот момент к столику снова приблизился старший стюард с серебряным подносом и объявил торжественно:
— Телеграмма для госпожи Кисленьких! От Его величества!
— Ну зачем так кричать? — поморщился доктор, передавая Каролине телеграмму.
— «Полсотни сдюжишь?» — зачитала та.
— После публикации в той газете, думаю, это окажется несложным, — хмыкнул Бессмертных. — Теперь вас, дорогая Каролина, станут осаждать полчища жаждущих острых ощущений молодых людей.
— У них это называется «экстрим» — заметил доктор, — что-то вроде скачек.
— Ах, оставьте!.. — вздохнула она. — Это не очень-то весело! Мне и без того приходится раз в году надевать траур по каждому из покойных супругов… Спору нет, мне идёт черный цвет, но если мне придется носить его слишком часто, я его возненавижу! Кроме того, разорюсь на услугах модистки: неприлично ведь надевать в день траура по одному мужу платье, пошитое на день памяти другого?..
— Я думаю, — сказал доктор, — когда число ваших супругов перевалит хотя бы за сотню, вы смело сможете выделить неделю в году и честно носить траур в течение этой недели. Такое, знаете ли, коллективное поминовение.
— А это идея… — протянула Каролина. — И гардероб меньше… Нет, не то чтобы я не могла себе позволить менять наряды так часто, как захочу, но это так утомляет!
— А в самом деле, — проговорил Дубовны, — отчего все… э-э… тайные супруги так быстро умирают?
— Кое-кто, насколько мне известно, по чистой случайности, — пожал плечами следователь. Гвардейский поручик еле заметно улыбнулся. — А большинство — экзальтированные мальчишки. Ну и, услышав очередную сплетню об очередном же предполагаемом возлюбленном Каролины, каковые распространяют во множестве такие вот газетенки, такие мальчишки впадают в депрессию. Кто-то с горя сразу стреляется или вешается, кто-то начинает глушить тоску крепким алкоголем или наркотиками, кто-то ищет острых ощущений и врезается на локомобиле в дерево…
— Но на самом деле ведь это неизвестно, — протянул Дэвид.
— Истина где-то неподалеку, — пожал плечами Руперт. — Но, должен отметить, наша дорогая Каролина — в полном смысле этого слова роковая женщина.
— О, это уж точно, — хмыкнул доктор.
— А самое страшное, — вздохнула Каролина, — что меня даже не мучают угрызения совести. Ну, почти…
Она хотела добавить еще что-то, но тут к их столику снова подошел старший стюард.
— Телеграмма для госпожи Кисленьких! — провозгласил он с истерическими нотками в голосе. — От Его императорского величества Мит-Тяя Первого!
— О, папенька!.. — Каролина взяла переданную полоску бумаги. — Как же он узнал так скоро?
Поручик посмотрел в потолок.
— Что же там? — подбодрил доктор женщину.
— «Соболезную. Роты не мало? Могу прислать еще», — прочитала та телеграмму.
— Его императорское величество так о вас заботится, — с уважением проронил поручик.
— О да, — поддержал Руперт. — Все-таки Мит-Тяй опасно сентиментален…
— Погодите, — встрял Дэвид, — а причем здесь рота? Это… про вашу роту, господин поручик?
— Точно так, — отвечал тот.
— Но… я полагал, это… — Дубовны замолчал. — Мы всегда выезжали на задания с вами…
— Младшая сиятельная госпожа не может путешествовать без должного сопровождения, — наставительно произнес поручик.
— Совершенно верно, — добавил доктор. — Мы, конечно, готовы погибнуть ради дамы, а она может позаботиться о себе сама, но зачем доводить до крайностей? Да и Кароль будет недоволен, если лишится возможности прочесть продолжение приключений Косого и Хромого…
Дэвид молчал. У него был вид человека, попавшего к антиподам и обнаружившего, что они действительно ходят на голове.
— А броневик зачем?.. — спросил он тихо.
— Ну надо же как-то перевозить драгоценности, — пожал могучими плечами поручик. — Один только парадный брильянтовый гарнитур сколько стоит! Только вот госпожа, к сожалению, не всегда предупреждает нас о своем отъезде вовремя. Вот и в этот раз — грузились в спешке, пришлось чей-то багаж из вагонов повыкидывать…
— Ну простите, простите, — примирительно проговорила прелестная вдовица. — Это для меня самой стало неожиданностью, а за всеми этими сборами я совершенно обо всем забыла… Хорошо хоть, — добавила она, — я взяла универсальное траурное платье.
— В смысле? — приподнял брови Бессмертных.
— Ну, я беру с собой платье на тот день траура по мужу, который может выпасть на время поездки, — пояснила Каролина, — и еще универсальное. Мало ли… Вот, видите, пригодилось!
— Редкостная предусмотрительность, — похвалил ее следователь. — Хм, господа, а вам ничто не кажется странным?
— Тихо, — тут же ответил Ян. — Господин Сверло-Коптищев не играет, но, может быть, он еще завтракает?
— Вряд ли. Мы порядком засиделись, — Бессмертных обвел взглядом полупустой вагон-ресторан, — а он всегда начинал играть, когда мы едва успевали выпить по чашке кофе.
— Да что гадать, — пожал плечами доктор и нажал кнопку звонка: — Эй, любезный!
— Что будет угодно господину? — подбежал стюард.
— Скажите, почему рояль молчит? Что, господина Сверло-Коптищева убедили не играть сегодня в знак траура по господину Свищевски?
— Никак нет-с… — отвечал стюард. — Какой-то вандал вырезал струны у рояля. Его чинят-с, а потом господин Сверло-Коптищев намерен лично его настраивать.
— А какие именно струны вырезали? — неожиданно заинтересовался доктор.
— Сию минут узнаю-с… извольте обождать…
Вернувшись, стюард доложил, каких струн не досчитался несчастный инструмент.
— А, ерунда, — хмыкнул доктор и добавил загадочно: — С такими ничего толкового всё равно не сделать…
— И долго еще будут чинить рояль? — с нажимом спросил Бессмертных.
— До обеда, никак не меньше-с, — понял намек стюард.
— Ну, полдня тишины — это уже неплохо, — вздохнул тот. — Идемте, Дэвид. Нас ждет гражданское право в самых бессмысленных и беспощадных его проявлениях… Дорогая Каролина, не скорбите чрезмерно, от этого портится цвет лица.
— Непременно, господин Бессмертных, — улыбнулась та и кокетливо поправила вуалетку. — Но немного я всё-таки погрущу. Как-никак, юбилейный супруг…
К обеду собирались неторопливо. Первым явились Ян и Берт, довольные тем, что отловили-таки корреспондента Зубастоса и пообещали переломать ему пальцы, если еще вздумает упомянуть Каролину Кисленьких в своих пасквилях. Корреспондент, напуганный до полусмерти, трясся и клялся, что вообще-то едет этим рейсом только ради того, чтобы освещать происшествия с господином Сверло-Коптищевым, буде таковые произойдут, а про госпожу Кисленьких телеграмму отправил заодно. А что уж там сочинила Францеска Ловких — за это он отвечать не может, потому что Францеской не является и не ведет колонку светской хроники и раздел о таинственных кровавых убийствах!
За столиком чуть поодаль две молодящиеся дамы пристально оглядели оперативников.
— Фи, — поджала тщательно напомаженные губки одна из них, выправкой напоминающая гвардейца, а сложением — черенок метлы.
— В кои-то веки совершенно согласна с вами, дорогая Мелисса, — сморщила напудренный носик вторая, аппетитно пухленькая, в довольно смелом для ее возраста наряде. — Это люди не нашего круга…
Вскоре появился гвардейский поручик.
— Тоже не пойдет, — заявила пухленькая дама. — Сущий варвар, у меня от него мурашки по коже…
— Это удивительно, но за последние четверть часа мы соглашаемся уже второй раз, милая Кларисса, — удивилась сухопарая дама.
Следующими были Руперт Бессмертных и вымотанный ужасами каролевского скоросудия Дэвид Дубовны.
— Ну… — Мелисса, прищурившись, рассматривала Руперта. — Весьма, весьма достойный господин…
— Это генеральный следователь, — негромко поведала Кларисса, — мне по секрету сказал проводник. Дорогая Мелисса, я не уверена, что стоит… хм… обращаться к нему. К тому же он немолод…
— Мне больно признавать это, но я снова вынуждена согласиться с вами, — ответила ее соседка. — А юноша, на мой взгляд, напротив молод чрезмерно. Это было бы слишком просто.
— Ах, чувствую, сегодня где-то в мире произошла катастрофа, — покачала головой Кларисса, — я ведь тоже так решила! А как насчет вот того, в пенсне?
— О, но этот человек тоже из второго класса, — пожала острыми плечиками Мелисса. — Конечно, он довольно приятен на первый взгляд, но всё же эти шрамы… да и взгляд недобрый…
Доктор же, ставший неожиданно предметом обсуждения знатных дам, устроился на обычном своём месте и посмотрел в окно.
Большой Королевский экспресс, сбавив немного ход, миновал какой-то полустанок, на котором грузился военный эшелон. Можно было расслышать звуки оркестра, ослепительной медью сверкали на солнце парадные каски солдат, вызывающе-алые мундиры слепили глаза…
Доктор вздохнул, отвернулся и, сняв пенсне, принялся протирать стеклышки салфеткой.
— Что-то случилось, Теодор? — негромко поинтересовался всё и всегда замечающий Бессмертных.
— Мой полк, «пожарные», — коротко пояснил Немертвых и нацепил пенсне, удивительным образом меняющее его физиономию. — Или «багры», если в просторечии.
— Понимаю, — кивнул следователь и больше вопросов не задавал. Не рискнул спросить что-то и Дэвид — взгляд доктора затыкал рот не хуже кляпа.
Появился Пол Топорны, пунктуальный, как обычно, с неизменным черным дипломатом, уселся и по обыкновению уставился в одну точку. Дэвида иногда подмывало спросить, о чем думает офицер суда, но он, признаться, опасался узнать ответ. Очень может быть, тот бы его не порадовал.
За столиком поодаль произошло некоторое оживление.
— Ах, какой мужчина!.. — выдохнула Кларисса. — И он кого-то мне напоминает… Ну конечно! Взгляни!
— Минутку, — произнесла Мелисса, вынула из сумочки футлярчик, из футлярчика лорнет, разложила его и пристально оглядела Топорны. — О да, весьма напоминает! Этот профиль ни с чем не спутаешь! Я бы выбрала его.
— Пусть даже случится мировая катастрофа из-за того, что мы с вами снова сошлись во мнениях, — вздохнула сухопарая дама, — но… Я согласна.
— Прекрасно, — ответила ее пышненькая товарка, продолжая лорнировать офицера. — Условия обычные?
— Да, пожалуй, — кивнула Кларисса.
И дамы церемонно пожали друг другу руки…
Тем временем не подозревающий о надвигающейся на него со скоростью Большого Королевского экспресса опасности Пол Топорны методично разделывался с отличным эскалопом и что-то сосредоточенно обдумывал. Остальные следовали его примеру.
— Что-то Каролина сегодня особенно задерживается, — произнес Бессмертных, щелкнув крышкой брегета.
— Нет, она уже идет, — сказал Ян, шевельнув оттопыренным ухом. — Её шаги.
И в самом деле — в вагон-ресторан вплыла Каролина, по-прежнему в универсальном траурном платье, только уже без вуалетки, зато в манто.
— А что с Пушистиком? — удивился доктор. — С ним всё-таки что-то случилось?
— О, не стоит беспокойства, — произнесла женщина, усаживаясь и поглаживая черный мех. — Просто, понимаете ли, мы решили, что к траурному платью больше пойдет иной окрас… Но это заняло некоторое время.
— А, так вот, значит, почему утром вы были без него, — усмехнулся Теодор.
— Ну разумеется. Пушистик стеснялся показаться на глаза людям пегим: перекраска почему-то шла неравномерно, — пожаловалась Каролина. — Но теперь всё в порядке.
— Да, но мне кажется, он немного похудел, — заметил Немертвых.
— Совсем чуть-чуть, но это мы легко исправим, — улыбнулась она.
К столику подошел мрачный старший стюард.
— Телеграммы для госпожи Кисленьких, — произнес он.
— О, от кого на этот раз? — удивилась Каролина, увидев целую груду бумаг.
— Признавайтесь, у вас есть еще какие-то августейшие родственники? — прищурился Руперт.
— Ну… может быть, теперь уже и есть, — вздохнула та, пробегая глазами первое послание, — никогда нельзя знать наверняка… Но нет, господин Бессмертных, это не от родственников. То есть от родственников, но не моих… Хотя, если так посудить, то уже и моих…
— Дайте-ка, — бесцеремонно отобрал у нее телеграммы доктор. — Хм. «Ты убила нашего мальчика!», «не приближайся к поместью Свищевски, не то пожалеешь», так, ну это вообще не для дамских ушей, как только на телеграфе приняли? Пол, кажется, это по вашей части.
— Безусловно, — Топорны принял ворох телеграмм и щелкнул замочками дипломата. — Угрозы члену императорского семейства. А Беарии нужны трудовые резервы…
— Люди такие предсказуемые, — пожаловалась Каролина. — Всегда угрозы, упреки, нелепые подозрения… И никто не думает о том, что я тоже в некотором роде жертва обстоятельств!
— Они просто тоже рассчитывали на наследство, — усмехнулся Бессмертных. — Их можно понять, не так ли?
— Ах, это наследство… Да я могу отказаться от него! — запальчиво сказала Каролина. — К тому же родители этого… Герочки еще живы. Пускай выберут другого наследника!
— Ну-ну, — хмыкнул следователь, — отказываться от подобного… не торопитесь, дорогая Каролина. Сперва узнайте, что именно вам отныне причитается, помимо юбилейной тридцатой фамилии.
— Ну, раз вы говорите, я так и поступлю, — решила та. — Но, право, эти истории чудовищно действуют на нервы!
— Так давайте сменим тему, — предложил Руперт. — Как вы полагаете, как будет классифицировано деяние фальшивого коммивояжера Трепайло? Дэвид, вам слово.
— Я думаю, это будет расценено, как заранее спланированное умышленное неубийство со смертельным исходом, — подумав, ответил Дубовны, тоже порадовавшись перемене предмета беседы.
— Ну, возможно, возможно, — кивнул Руперт. — Пол, а что скажете вы? Согласны?
Тот покачал головой.
— Тогда каков ваш вердикт?
— Злоупотребление доверием и нарушение правил оборота отравляющих веществ, максимум, — ответил тот и снова умолк.
— Но позвольте! — вскинулся Дэвид. — Как так? Он ведь не оплатил пошлину на убийство, более того, в наличии имеется труп!
— Ну, тогда обоснуйте свою позицию, — пригласил Бессмертных, поскольку Топорны спорить явно не собирался, но сказать что-либо Дубовны не успел…
К столику подбежал старший стюард.
— Что, снова телеграммы? — встретила его Каролина. — Если от Их величеств, несите, а если от кого другого — оставьте себе!
— Нет, нет… — едва слышно проговорил стюард. — Господа… господин Немертвых… у нас ужасное несчастье!
— Мы тут ни при чем, — отрезал доктор, выбирая десерт.
— О нет, что вы… Просто… если бы вы и господин Бессмертных соблаговолили пройти в салон… Мне не хотелось бы говорить здесь…
— Да что у вас случилось? Рояли я, если на то пошло, чинить не умею, — проговорил Немертвых, промокнув губы салфеткой.
— Я тоже, — заверил Бессмертных.
— Ах, дело не в рояле! — понизил голос стюард. — Господин Сверло-Коптищев… Он ужасно, ужасно пострадал, и мы опасаемся, что… что это чей-то злой умысел!
— Ужасно пострадал? — оживился доктор. — Надеюсь, смертельно?
— О, что вы такое говорите… Он жив, но чудовищно покалечен, и только вы…
— Довольно разговоров, — перебил Бессмертных, поднимаясь. — Идемте. Теодор… все-таки эти уши — достояние Каролевства! Вернее, левое ухо…
— А мы? — подскочила Каролина. Дэвид уставился на наставника взглядом, в котором читался тот же вопрос.
— Во-первых, дорогая Каролина, вы еще не доели суп, а во-вторых, не будем привлекать излишнего внимания. Ян, Берт, подойдёте позже.
В сопровождении стюарда следователь и доктор проследовали в салон, откуда доносились какие-то странные звуки.
— Это кого-то пытают? — с интересом спросил Теодор.
— Ну что вы! — возмутился стюард. — Дело в том, что… Видите ли, господин Сверло-Коптищев очень возмущался из-за того случая вандализма. Он не мог дождаться, когда же, наконец, починят инструмент! И вот, когда всё было готово, он отправился настраивать его. Так, во всяком случае, утверждает его камердинер, — поправился он, — и было это около полудня.
— А обещали, что до обеда чинить будут, — припомнил Руперт. — Хотя… ведь всё равно было тихо. Продолжайте, любезный.
— Да… Господин Сверло-Коптищев, когда увлечен делом, может позабыть об обеде, судя по словам того же камердинера, — сказал стюард. — И, когда тот не вернулся в купе, камердинер отправился в салон… Он говорит, что господин Сверло-Коптищев не любит, когда его отвлекают от работы, но всё же счел своим долгом напомнить хозяину… и увидел нечто ужасное!
— А конкретнее? — спросил Теодор. — Кто-то выпустил тому кишки и натянул их вместо струн в рояле?
— Н-нет, — побледнел стюард. — Он… он увидел ноги хозяина…
— Кто-то отрубил тому ноги? А куда делось остальное тело?
— Оно было в рояле…
— А ноги лежали отдельно? — не унимался Немертвых.
— Да нет же! — вскричал несчастный стюард. — Ноги торчали из рояля! А сам господин Сверло-Коптищев был внутри! Должно быть, он решил проверить струны, а кто-то прихлопнул его крышкой, ее заклинило, и несчастный провел так несколько долгих часов, потеряв сознание! Какое счастье, что его камердинер так блюдет свои обязанности…
— У вас кончился нашатырь? — изумился доктор.
— Нет, но фельдшер затрудняется… в общем… я счел своим долгом пригласить вас…
— А что там за грохот? — спросил Бессмертных. Они были уже в двух шагах от салона.
— Господина Сверло-Коптищева вынимают из рояля, — скороговоркой пояснил стюард. — Крышку заклинило, а его — напротив, понимаете, расклинило! Приходится вынимать тело как можно осторожнее, чтобы не повредить ценный антикварный инструмент, ну и самого господина, если получится… А он мужчина крупный, это нелегко.
Из за двери послышалось дружное «ух-х-х!», потом глухой звук падения чего-то очень тяжелого на ковер и пронзительный вопль боли.
— Это вы хорошо придумали. Если он прежде не покалечился, то теперь-то уж — наверняка, — уверенно сказал Немертвых, входя в салон. На полу распростерся стонущий господин Сверло-Коптищев, над которым хлопотал проводник, несколько младших стюардов и камердинер. — Уронили?
Камердинер скорбно кивнул.
— И руку ему сломали, — быстро ощупав несчастного, заключил доктор, — правда, не до конца. Вывих. А вот второе ребро треснуло… Ну и по загривку ему недурно перепало. Жить, однако, будет… но смысл?
На мясистом лице Сверло-Коптищева отразилось облегчение. Сотрудники паровозной компании тоже заулыбались — они думали, что доктор шутит.
— Вы что-нибудь видели? — спросил Бессмертных, присев рядом с пострадавшим на корточки. — Вас кто-то толкнул, ударил?
— Ы-ы-ы, — произнес Сверло-Коптищев. — Ыкто…
— Он лишился дара речи! — испугался камердинер. — У него сделался удар!..
— Ы-иот! — рассердился хозяин. — П'осто п'икусий ызык…
В итоге из малоразборчивой речи Сверло-Коптищева удалось установить, что он действительно перегнулся внутрь рояля, проверить, правильно ли натянуты замененные струны, и локтем умудрился задеть подпорку. Тяжеленная крышка рухнула ему на спину, лбом он впечатался в корпус рояля, прикусил язык и потерял сознание.
— Ынст'умент, ынст'умент цел? — допытывался он.
— Цел, цел, — ответил доктор, оставивший фельдшеру честь заниматься ребрами Сверло-Коптищева. — Не беспокойтесь, барсучий жир творит чудеса…
— Ну что? — подошел к нему Бессмертных. — История вроде бы не вызывает подозрений. Как характер повреждений, соответствует изложенному?
— Более чем, — кивнул тот. — Несчастный случай.
— Но, — широко улыбнулся Руперт, — благодаря этому несчастью мы до конца поездки сможем наслаждаться тишиной…
— Я ему еще и постельный режим рекомендую, — ответил такой же улыбкой доктор, но тут же отвлекся. — Любезные, вы что, собираетесь тащить господина Сверло-Коптищева на руках? Чтобы еще раз его уронить? Чтобы он еще что-нибудь себе сломал?
— Ы-ы-ы! — поддержал тот.
— Но… нельзя же оставить его тут, — произнес проводник.
— Я думаю, поручик Вит-Тяй не откажет, если мы попросим парочку его подчиненных оказать небольшую услугу несчастному, — сказал Бессмертных. — Я сам с ним поговорю, а пока оставьте беднягу в покое. Кажется, я слышал, что киносеанс сегодня отменили?
— Да, в знак траура по господину Свищевски и из уважения к горю госпожи Кисленьких, — ответил проводник.
— Ну так пусть пострадавший полежит здесь, — произнес следователь, — пока поручик не пришлет гвардейцев.
— Может быть, хотя бы до дивана… — заикнулся камердинер.
— Ему сейчас полезно лежать на жестком, — хмыкнул доктор. — Только пледом его накройте, что ли… Руперт, идемте?
— Да, идем. А вы, — повернулся тот к проводнику, — проследите, чтобы господина Сверло-Коптищева не беспокоили.
— Конечно!.. Разумеется!.. Мы так признательны, господин Бессмертных, господин Немертвых!..
Следователь вышел из салона, дождался доктора, и оба неспешно отправились один в свое купе, другой — к поручику Вит-Тяю…
…Обед между тем завершился. Выходя из ресторана, Пол Топорны неожиданно наткнулся на непреодолимую преграду — двух неопределенного возраста дам в моднейших платьях. В какую бы сторону он ни шагнул, они неизменно двигались туда же. В итоге Пол остановился и стал ждать, пока дамы его обойдут, но они отчего-то не торопились.
— Служите оккупантам, как и ваш отец? — произнесла одна.
— Простите, сударыня… — недоуменно произнес Пол.
— Кларисса Полненьких, — улыбнулась сухопарая дама и прикрылась веером.
— Мелисса Приятненьких, — еще более сладко улыбнулась вторая, пышненькая, и взмахнула ресницами.
— Весьма рад знакомству, — произнес воспитанный Топорны и приложился к дамским ручкам.
— И как же вас назвали, молодой человек? — спросила сухопарая дама.
— Пол. Пол Топорны, — отрекомендовался тот.
— Старинная фамилия… — проговорила Мелисса. — И как мог ваш батюшка пасть так низко!
— Угождать оккупантам! — грозно сказала вторая.
— И ведь он даже выслужил право добавить гордую букву «х» к фамилии… — произнесла полная дама, но поймала взгляд товарки и вовремя поправилась: — Чтобы уж полностью походить на так называемых каролевских дворян!
— Но так этим правом и не воспользовался… — прошипела ее подруга. Судя по тому, как гневно тряслись ее локоны, именно этот поступок старшего Топорны вызывал у нее наибольшее негодование.
Пол тактично промолчал.
— Вы просто обязаны нам помочь! — сказала Кларисса и взяла дело в свои руки. — Вы ведь согласитесь пройти с нами в салон? Право, дело действительно деликатное, говорить здесь… ах, я очень вас прошу!
И она цепко взяла Топорны под руку.
— Нам просто не к кому больше обратиться, — проговорила Мелисса. — Ради нашей страдающей родины, ради наших предков… Вы последняя наша надежда!
Топорны молча пожал плечами и проследовал в салон под конвоем двух дам. Заняться ему все равно было нечем, а отказывать даме в беде он почитал недостойным рыцаря.
Кларисса покосилась на Мелиссу и улыбнулась краешком губ. Та насупилась, не имея возможности прицепиться к офицеру. Госпожа Полненьких открыла счёт…
Им пришлось немного обождать: гвардейцы под руководством доктора как раз выносили стонущего господина Сверло-Коптищева, и в коридоре оказалось не так-то просто разойтись.
— Пол? — удивился Теодор, встретив того в престранной компании. — Вижу, вы даром времени не теряете! Но что скажет Элиза…
— Хм, — сказал Топорны, у которого чувство юмора, как многим казалось, и небеспричинно, отсутствовало в принципе. — Теодор, на два слова.
— Слушаю?
Топорны отвел доктора на несколько шагов — дамы напряглись и вытянули шеи, пытаясь расслышать, о чем пойдет речь, — склонился почти к самому его уху и произнес тихо, но отчетливо:
— Теодор, могу я доверить вам нечто ценное?
— По-моему, с защитой собственной жизни вы и сами превосходно справитесь, — заметил тот негромко.
— Я говорю о дипломате, — пояснил Топорны. — Видите ли…
— Вижу, — доктор искоса взглянул на переминающихся с ноги на ногу от нетерпения дам. — Опасаетесь, что их целью могут стать бланки приговоров?
— Именно. Оставлять их в купе…
— Н-да, как мы имели уже случай убедиться, купе очень легко открыть… — протянул Немертвых. — Я к вашим услугам, Пол. Можете быть уверены, я глаз не спущу с вашего дипломата.
— Буду премного обязан, Теодор.
Черный дипломат перешел из рук в руки, и доктор отправился восвояси, Топорны же снова оказался в хватких лапках странных дам.
— У нас произошла страшная трагедия… — проговорила Кларисса, когда они с товаркой устроились по обе стороны от Пола на кушетке.
— Это случилось давно, во времена нашествия варваров, — добавила Мелисса. — Когда ваш отец переметнулся к оккупантам… предатель!
— И все это время мы не находим себе места, — всхлипнула госпожа Полненьких и приложила к сухим глазам кружевной платочек. Искоса взглянув на офицера, она констатировала, что тот слушает их с совершенно непроницаемым выражением лица.
Нашествие варваров действительно имело место. Разведка (и генеральный штаб в особенности) одного маленького, но гордого княжества уже давно пыталось привить соседям высокие моральные принципы, игнорируя неписаные правила игры и здравый смысл.
— Это просто неприлично, — возмутился, по слухам, Кароль XVII, — даже для нарушения правил есть свои правила!
Император Мит-Тяй выразился намного более ёмко и крепко.
Негодование соседей выразилось в совместном разделе территории возмутителя спокойствия (пропорции которого были цинично опубликованы свободной прессой) и бодром марше беарийских варваров по улицам княжей столицы — Злата Красавы. (Прелестницы златокрасавских предместий, кстати говоря, оценили варваров по достоинству…)
Вспыхнувшее партизанское движение было погашено с особой жестокостью карательными отрядами войск особого назначения…
— Мой нареченный, — снова всхлипнула госпожа Полненьких, думая, стоит ли потереть глаза, или лучше не перебарщивать, а то покраснеют, да и тушь можно смазать, — отправился защищать нашу родину, его звал долг дворянина!..
Мелисса тоже всхлипнула в платочек — ее спутница была очень убедительна в этой роли. Главное было не упоминать о том, что нареченный от Клариссы попросту сбежал, предпочитая ужасы войны неизбежному браку с госпожой Полненьких.
— Он сражался храбро, как лев, его отмечали наградами, о нем даже писали в газетах, — продолжала та, — и он вполне мог бы дослужиться до генерала!
Мелисса снова промолчала о том, что храбрость молодого человека была во многом самоубийственной, и не без причин. Но об этом говорить вслух не полагалось — таковы были установленные правила.
— Мог бы… — Кларисса, окончательно войдя в роль, схватилась за грудь и застонала, как подстреленный лебедь. — О! Он вернулся бы домой, окутанный славой, в блеске наград, с трофеями…
— Господин Топорны, вы не спите? — обеспокоенно спросила госпожа Приятненьких.
— Никак нет, — отозвался тот.
— С эшелоном трофеев, — повторила госпожа Приятненьких, — потому что, нет сомнений, мы выиграли бы ту войну, окажись во главе армии мой дорогой Арман! Ах, господин Топорны, простите, это было бестактно с моей стороны, но я так любила его, так любила!..
Пол покачал головой, давая понять, что его никак не задело неосторожное высказывание.
Мелисса вздохнула. Она искренне желала, чтобы Арман не возвращался подольше, потому что… Это была довольно запутанная история: сперва юного повесу чуть не женила на себе госпожа Приятненьких, но имела неосторожность похвалиться будущим супругом перед госпожой Полненьких. Арман мгновенно оценил состояние Клариссы, как более заслуживающее внимания, и вскоре сменил объект сердечной привязанности, за что Мелисса соседку возненавидела. Затем юноша, очевидно, понял, с кем связался, но деваться ему было некуда: сам он не имел решительно никаких средств к существованию, и выгодная женитьба была единственным способом не загреметь в долговую яму. Правда, вскоре началась оккупация, Арман под покровом ночи сбежал в партизаны и вскоре уже сражался, как истинный патриот, в рядах добровольцев, хотя прежде был убежденным пацифистом. Однако теперь, подмечали в газетных заметках, желание освободить родную землю от захватчиков сделало из юноши настоящего героя. (Мелисса сдержанно злорадствовала, хотя прилюдно утешала подругу.) И, возможно, он и впрямь дослужился до какого-то солидного звания, если бы не попал в плен…
— Его тело нашли потом… случайно… — Кларисса комкала в руках платочек. — Опознали чудом — тогда была ужасная неразбериха, но кто-то из его сослуживцев всё же сумел узнать Армана, они там делали себе… как это называется, Мелисса?
— Татуировки, — подсказала та. — Ужасная вульгарность!
— Да, но если бы не эта… татуировка с номером части, где служил мой несчастный Арман, я даже не узнала бы, что с ним сталось! А так… Тот же сослуживец знал, что я часто пишу Арману, должно быть, тот перечитывал мои письма…
На лице Мелиссы отразилась надежда, что письма эти юноша, не читая, отправлял в костер. А может, раздавал приятелям на самокрутки и рассказывал страшные истории о суженой.
Госпожа Полненьких прислонилась к плечу Топорны, едва слышно всхлипывая.
— Это как будто было вчера! — простонала она, но не дождалась никаких проявлений сочувствия. С тем же успехом можно было требовать его от, скажем, мраморной статуи, стоявшей в углу салона.
— Дорогая, ты так расстроена! — вступила госпожа Приятненьких и тоже придвинулась ближе к Полу. Тот угодил в западню — деваться было некуда, дамы зажали его с уверенностью, выдающей огромный опыт. Пол вздохнул и стал слушать дальше. — Позволь, я продолжу… Бедная Кларисса не может спокойного вспоминать об этом… видите ли, господин Топорны, несчастный Арман был в кошмарнейшем, чудовищном виде, его пришлось хоронить в закрытом гробу!
О том, что его пришлось хоронить в закрытом гробу еще и по причине порядочной степени разложения, Мелисса умолчала.
— Нам сказали, что его, скорее всего, страшно пытали перед смертью, — с придыханием произнесла она и прижалась к локтю Топорны, словно бы ища защиты. — Это… это ужасно!
— Я поклялась, что не оставлю этого так просто, — глухим голосом произнесла Кларисса и спрятала лицо на плече у Пола. Офицер казался совершенно безучастным, кажется, чужие страдания его не трогали. — Я решила, что положу жизнь на то, чтобы разыскать того изверга, который так истязал моего дорогого Армана!
— А разве я могла оставить подругу без поддержки? — вступила Мелисса, беря офицера за запястье и с досадой констатируя, что у каменного Топорны даже пульс не участился. — Тем более, я тоже была знакома с бедным юношей! И с тех пор мы ищем того негодяя…
— Чтобы отомстить! — воскликнула госпожа Полненьких.
Госпожа Приятненьких не стала говорить о том, что лично она с удовольствием поблагодарит того человека, который разделался со слизняком и изменщиком Арманом.
— Я потратила столько денег на то, чтобы достать результаты экспертизы, — продолжала Кларисса. Мелисса покивала: на самом деле юный повеса таскался по казино, ипподромам и искал забвения в объятьях певичек и актрисок. Вследствие этого состояние заклятой подруги заметно уменьшилось и теперь было примерно таким же, как ее собственное, что не могло не радовать. — Мне… мне прислали бумаги, в которых говорится, что Армана допрашивали, а допрос, скорее всего, вел опытный медик… У моего несчастного нареченного несколько раз останавливалось сердце, он переставал дышать, не выдержав страданий, но его всё равно возвращали к жизни и… продолжали пытки!
— Хм, — сказал Пол.
— Я несколько раз лишалась чувств, читая описание того, что творили с моим бедным Арманом, — сообщила та. Сын предателя остался безучастен. Дама поднесла пальцы к вискам. — Это… это ужасно!
— Прошу, не надо, дорогая, — вступила Мелисса. — Если ты прочтешь это сама, тебе вновь станет дурно! Лучше дай господину Топорны ту бумагу, он лучше нас разбирается в подобных вещах…
— Ты права, милая, — проговорила Кларисса и, открыв сумочку, протянула Полу сложенные бумаги. — Вот…
— Хм… — повторил тот и углубился в чтение.
Дамы переглянулись — вот сейчас на лице Топорны читался живейший интерес, насколько этот человек вообще мог его испытывать. Во всяком случае, когда он читал эти потрепанные документы, мимика его была куда более живой, чем в предыдущие полчаса: Пол хмурился, приподнимал брови, даже улыбался чему-то…
— Действительно, — сказал он, возвращая документы госпоже Полненьких, — крайне интересный метод допроса. Для того времени, я бы сказал, прогрессивный. Думаю, специалист получил ответы на свои вопросы.
Дамы снова переглянулись, теперь в некотором замешательстве: они не ожидали такой реакции. Однако отступать было некуда, и слово снова взяла Кларисса:
— Вот и нам удалось выяснить, что… только один человек в армии Каролевства практиковал подобные методы. Остальные… как это говорится? А! В подметки ему не годились! Но это ничего, ничего нам не давало…
— Да, взгляните, — Мелисса сунула Полу под нос вырезку из газеты времен оккупации, порядком потрепанную на сгибах. Изображение на скверной фотографии было едва различимо, а подпись сообщала, что заснятое действо суть награждение особо отличившихся воинов. — Кто это, по-вашему, господин Топорны?
— Офицер пожарных войск, — без запинки ответил тот, едва взглянув на фотографию. — Парадная форма: алый мундир, символизирующий пламя, черные брюки, символизирующие дым пожара, каска… На поясе — церемониальное оружие, позолоченный багор в масштабе пять к одному. Награды… Хм, разглядеть сложно, но тут не менее трех медалей за заслуги перед Каролевством и два ордена за проявленное мужество.
— О боже, вы его знаете?.. — чуть не подпрыгнула Кларисса.
— Увы, — бесстрастно ответил Пол, — к глубокому моему сожалению.
— То, что вы сказали, совпадает с тем, что удалось разведать нам, — заговорила Мелисса. — В то время ходили слухи о каком-то офицере из пожарных войск. И мнения расходятся: кто-то говорит, что он был медик божьей милостью, кто-то — что это настоящий зверь… Имя его неизвестно, следов не осталось, умоляем, если вы что-то слышали… скажите нам!
— Боюсь, у меня нет знакомых среди пожарных, — произнес Топорны, ничуть не покривив душой: знакомых не было, только жена и друг. Он неожиданно легко поднялся, хотя диван был мягок, и любой присевший мигом утопал в его подушках, а дамы цепко держались за офицера. — Более ничем не могу помочь. Госпожа Полненьких… Госпожа Приятненьких… Был весьма польщен знакомством.
С этими словами Пол Топорны сделал четкий разворот и исчез за дверью салона.
— Это никуда не годится… — проговорила Кларисса мрачно.
— О да! — поддержала Мелисса. — Бесчувственное бревно!
— Но тем интереснее задача, — по-змеиному улыбнулась ее подруга.
— Пожалуй, пожалуй, — покивала та и задумалась. — Ужин?
— Да, — согласилась, поразмыслив, Кларисса. — Насколько я заметила, он пунктуален. Так что…
И, переглянувшись, подруги тихо захихикали. От звуков этого смеха покрылся бы холодным потом кто угодно, но в салоне дамы были вдвоём, и никто не мешал им строить коварные планы…
…К ужину господа готовились с особой тщательностью. Руперт Бессмертных специальной щеточкой расчесывал бакенбарды и подравнивал усы.
Теодор Немертвых протирал очки и думал, как бы замаскировать шрам на голове — чем сильнее он лысел, тем заметнее становилась отметина, а парики доктор презирал.
Дэвид Дубовны, кося одним глазом в Гражданский кодекс, начищал свои единственные парадные туфли до блеска (прислуге он их не доверял) и прикидывал, стоит ли вдевать цветок в петлицу, или же госпожа Кисленьких этого не одобрит.
Оперативники Ян и Берт помогали друг другу почистить костюмы и советовали, какое выражение лица лучше сделать, чтобы не походить на бандитов с большой дороги.
Что поделывал поручик Вит-Тяй, достоверно неизвестно, но, наверное, он тщательно расчесывал ухоженную бороду и порыкивал на подчиненных, которым велел как следует выгладить свою парадную юбку.
А вот Пол Топорны, привыкший выглядеть безупречно всегда и всюду, большого внимания своему внешнему виду не уделял. Он, разумеется, проверил, идеален ли пробор и чисто ли выбрит подбородок, оправил безукоризненно сидящий мундир и вышел в коридор. Пол чувствовал себя несколько неуютно без привычного дипломата, но полагал, что тому лучше пока побыть у доктора. В том, что неуклюжий с виду толстячок Немертвых сумеет позаботиться о ценном своим содержимым предмете, Пол не сомневался.
И, заключил он, заперев за собой дверь купе, его решение было верным, потому что с одного конца коридора приближалась высокая, прямая и худощавая госпожа Полненьких, а с другого проход закупоривала пухленькая и аппетитная госпожа Приятненьких. На обеих были моднейшего покроя платья невыразимо популярного оттенка «пепел розы». (К сожалению, госпоже Полненьких этот цвет придавал вид мумии, а госпоже Приятненьких добавлял лишних фунтов, но дам это не останавливало.) Искрились драгоценности, стелился удушливый шлейф дорогих духов…
— Полли… — с придыханием проговорила Кларисса, подходя вплотную. — Вы ведь позволите так себя называть.
Топорны дернул кадыком. Полли его не называла даже матушка в далеком детстве…
— Паульхен, — нежно позвала Мелисса, и Топорны почувствовал, как на висках у него выступает испарина. — Вы ведь не откажетесь скрасить одиноким дамам сегодняшний ужин, не так ли?
Пол открыл было рот сказать, что его ждут за столиком господина Бессмертных, но дамские ручки уже взяли его под локти и повлекли за собой. Упираться, хвататься за ручки дверей и голосить благим матом Топорны считал ниже своего достоинства, поэтому предпочел промолчать и последовать за женщинами. В конце концов, один ужин еще никому не навредил. Так утешал себя Пол Топорны, павший жертвой случайности и благородного воспитания…
…— Странно, — сказал Руперт, щелкнув крышкой серебряного брегета. — Обычно опаздывает наша дорогая Каролина, и это нормально. Но чтобы опоздал Пол…
— У него личные обстоятельства, — вздохнул Теодор и проверил, на месте ли черный дипломат. В купе он предпочитал его не оставлять, мало ли, что. Пол, конечно, человек хорошего происхождения, но прежде всего он офицер суда и за пропажу бланков приговоров взыщет обязательно и будет в своём праве.
— Неужели? — поразился Бессмертных.
— Ага, — подтвердил Ян, изысканно хлебавший бульон. — Вот они.
Генеральный следователь повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Пола Топорны втаскивают в вагон-ресторан два буксира: один длинный и тощий, другой маленький и кругленький, но оба целеустремленные донельзя, и усаживают за свой столик. Понять, доволен этим сам Пол или нет, было невозможно, по его лицу не читалось ровным счетом ничего.
— Ну, я бы не сказал, что господину Топорны сильно повезло, — заметил Берт осторожно.
— Может, у него такие вкусы, — поддержал светскую беседу Ян. — Люди, они разные бывают, друг мой Берт. Вот поверишь ли, знавал я в своё время одного юношу…
— Хватит пороть чушь, — прервал его Бессмертных. — Теодор, как вы полагаете, не стоит ли?..
— Не стоит, — серьезно сказал доктор. — Я полагаю, если Полу потребуется помощь, он за ней обратится. А пока не обращается, мы бессильны.
Поручик только вздохнул и посмотрел на дам Топорны. На его вкус, та, что пониже, еще годилась в дело, а вторая… разве что на бульон.
— Добрый вечер, — прощебетала Каролина, возникая около столика. По иронии судьбы на ней оказалось платье того же знаменитого оттенка, но если у госпожи Кисленьких он оттенял великолепный цвет лица и красоту полной жизненных сил женщины, то на госпожах Полненьких и Приятненьких смотрелся несколько… неуместно. — Прошу прощения, я снова опоздала, мы с Пушистиком красились… А где Пол? Так странно видеть его место пустым…
— Пол изволит ужинать с дамами, — любезно сообщил Бессмертных. — Вон, взгляните.
— Ох, бедняжка… — протянула Каролина. — Элиза ужасно ревнива!
— Он не по своей воле, — хмыкнул доктор, и беседа за столом пошла своим чередом. Прямо говоря, почтенные господа и дама ударились в самые наигнуснейшие сплетни и перемыли косточки половине столицы как минимум…
За столиком госпожи Полненьких и госпожи Приятненьких царило некоторое напряжение. Обе дамы привыкли к уважению (его офицер им оказывал), к почитанию (признаков подобного не наблюдалось) и даже благоговению (аналогично), особенно после рассказа о семействах, подаривших миру таких замечательных женщин. Увы, Пол никак не реагировал на рассказы о баснословных богатствах (увы, порядком иссякших в ходе приключений бедного Армана), о родословной (тут он позволил себе ухмыльнуться, чем вверг дам в некоторое смущение), о фамильных драгоценностях… Офицер суда Пол Топорны молчал и ел, чем только подогревал интерес дам.
— Но мой прадедушка по материнской линии… — пела Кларисса.
— А мой троюродный дядя по отцу… — вторила Мелисса.
У Пола Топорны была отлично тренированная память: он с детства знал наизусть генеалогию знатных родов княжества и сопредельных государств со всеми их замысловатыми связями. Но вот о семьях Полненьких и Приятненьких он не слышал ничего. «Нувориши-лавочники», — заключил Пол, ласково улыбаясь.
С большим сожалением Топорны сознавал, что большинство перечисляемых лиц уже покойны, а потому не подлежат казни… либо подлежат, но исключительно ради соблюдения определенного ритуала. Так вот, прадедушку Клариссы он успел мысленно посадить на кол и сварить в кипящем масле, ее же дедушку — медленно утопить в грязи, а матушку — удушить во младенчестве. Во избежание. Дядю Мелиссы ждало четвертование, ее батюшку — дыба и сожжение заживо, причем, желательно, до женитьбы на ее матушке… Ну, как в славные времена правления Кароля XV Доброго!
Жаль, писать приговоры задним числом можно, но вот исполнять — нельзя, и Пол бросал украдкой взгляды на веселую компанию коллег. И это их-то он почитал навязчивыми и скучными? Сейчас он с радостью взял бы эти мысли назад, лишь бы оказаться рядом с ироничным и спокойным Рупертом, молчаливым Теодором… и прелестной Каролиной! И не слышать больше о том, как троюродный дедушка Адольф поссорился с двоюродной тетушкой Натали из-за формы носа наследника рода на портрете работы столичного художника!
— Ну отчего же вы так молчаливы, Полли? — проворковала Кларисса.
— Не смею перебивать вас, — попытался ответить куртуазной банальностью Топорны.
— Это скучно, право слово! — сказала Мелисса и стрельнула глазками. — А как вам это десерт?
— Благодарю, я не ем… — начал было Пол, но едва не подавился впихнутой ему в рот порцией суфле. — Весьма недурно. Но, право…
— Я же говорила, что он оценит, — торжествующе произнесла Мелисса и приготовила вторую ложку, а бравый офицер суда изготовился к позорному бегству, но бежать не пришлось, потому что стюард подал кофе. Тут хотя бы не приходилось ждать подвоха.
— Вы такой загадочный… — ворковала Кларисса, и острое колено входило в болезненное соприкосновение с бедром Топорны.
— Милый… — вторила Мелисса, наваливаясь на Пола с другой стороны.
— Душка! — заключали обе хором, и офицер не знал, куда деваться от стыда.
— А может быть, вы расскажете нам что-нибудь из своей практики? — осенило госпожу Приятненьких.
Пол оживился. Таких историй у него хватало, рассказывать он умел (когда хотел, конечно), и к финалу выяснилось, что десерт почти не тронут, а дамы имеют весьма бледный вид.
— Как хорошо… — сглотнула Кларисса.
— Да… — протянула Мелисса. — Мы не отведали ни торта, ни мороженого, ни тостов!..
— Полли!
— Паульхен! Вы идеальный мужчина!..
Топорны сдержанно улыбнулся, но внутренне застонал.
— Вы непременно должны пойти с нами на живые картины, — жарко шептала ему в ухо Мелисса. — Это вместо синематографа, не так модно, но тоже занимательно. Ах, Паульхен, вы всегда так суровы, застегнуты на все пуговицы… Нужно же давать себе послабление!
Пол благодарил судьбу за то, что вследствие перенесенной в детстве болезни почти начисто лишился обоняния, иначе мог бы и не выдержать. А чихать в декольте даме — это не комильфо, согласитесь! Духи Мелиссы были таковы, что даже Топорны ощущал их запах, а аромат духов Клариссы перешибал и эти…
— Я при исполнении, — говорил он, останавливая слишком настойчивую ручку.
— Ах, вы все так говорите, — вздыхали дамы, не спуская с него жадных взоров.
— У меня есть полное описание того, что эти садисты творили с моим бедным Арманом, — говорила Кларисса.
— А у меня — иллюстрированный справочник пытошных дел мастера за позапрошлый век, репринтное издание, — перебивала Мелисса.
Справочник очень интересовал Топорны, но то, что им пытались манипулировать, ему не нравилось категорически. К тому же, книгу можно заказать в Каролевской библиотеке, а вот эти дамы, к сожалению, никуда не денутся…
Они и впрямь не оставляли его в одиночестве ни на секунду. Переодеваться после ужина не требовалось, и дамы поволокли Топорны в салон, где предполагалось показывать живые картины под граммофон — в знак траура.
Картины были предсказуемо скучны — виды разных городов и достопримечательностей. Топорны больше волновало то, что госпожа Полненьких положила ему голову на плечо, а госпоже Приятненьких обеими руками держится за его локоть…
…— Мне, право, жаль Пола, — тихо сказал Бессмертных доктору. — Любой мог оказаться на его месте.
— Отнюдь, — ответил Теодор. — Не любой. Только человек, закованный в доспехи долга, если позволите так выразиться. Вы сумели бы отшутиться. Я… ну, достаточно одной истории болезни, поданной особенно выразительно, чтобы отвадить от меня посторонних. К нашим оперативникам или уважаемому Вит-Тяю никто не подойдет, а Дэвид…
— Слишком молод, — завершил следователь, — а потому неинтересен. Но, право, что нужно этим красавицам от Топорны? Я в недоумении.
— Я думаю, он сам нам расскажет, если захочет, — спокойно сказал доктор. — А пока давайте смотреть картинки. Я вот не видел Великой башни, а вы?
— Это скучно, — вздохнул Руперт. — Пойду-ка я лучше спать…
…— Пол, а я была на этой пирамиде! — тихо взвизгнула Кларисса, теснее прижалась к Топорны и раскрыла веер. Топорны поморщился; веер быо расписан мифологическими картинками фривольного содержания.
— О-о, а я помню этот паром… — прожурчала над ухом Мелисса, и Пол с ужасом почувствовал, что его колени обременило… нечто. Протянуть руку и проверить, что это такое, он не рискнул. Мало ли… — Мы тогда путешествовали, да, дорогая?
— Да, милая, — был ответ.
Топорны ощутил тонкую руку, добравшуюся до пуговиц его мундира. Другая ручка, более пухлая, нашарила галстук…
…В дверь купе Руперта Бессмертных постучали, коротко, но уверенно.
Тот отворил, обнаружив на пороге Пола Топорны в расстегнутом мундире и распущенном галстуке. Одна щека офицера суда была вымазана алой помадой, другая — нежно-розовой. Всегда безупречно причесанные волосы стояли дыбом, а с плеча вместо аксельбанта свисало нечто воздушное и прозрачное.
— Прошу извинить за столь поздний визит, — в обычной своей сухой манере произнес Топорны.
— Ничего страшного, я еще не спал, — сказал Бессмертных, плотнее запахивая шелковый стеганый халат и перекидывая трубку из одного угла рта в другой. — Что-то случилось?
— Да, — ответил тот. — Господин Бессмертных, не могу ли я просить вас спасти меня?
Следователь прислушался.
Из дальнего конца коридора доносился шелковый шорох, звук нарастал, нарастал… Счастье, что дамы носили новомодные узкие юбки, в которых особенно не разбежишься, а еще отталкивали друг друга локтями!
— Входите, — он посторонился, давая Топорны пройти, и запер дверь купе.
С наружной стороны в неё что-то грянулось.
Пол вздрогнул. Взглянув на него, Бессмертных отметил, что прежде ни разу не видел на лице офицера столь живого выражения. Судя по всему, тому хотелось спрятаться как можно дальше.
— Пол, — позвал Руперт, — неужто всё так плохо?
— Не знаю, господин Бессмертных, — ответил тот, присев напротив. — Это… неожиданно и неприятно.
— А где ваш дипломат?
— У господина Немертвых. Я счел, что он позаботился о моем достоянии наилучшим образом.
— Правильно сочли, — довольно кивнул Руперт.
— Это издержки воспитания, — пожаловался Пол. — Я не могу грубить женщинам, я дворянин! Но эти… — он замялся. — Эти «дамы» вели себя неподобающим образом. Мне стыдно помыслить о том, что по их поведению будут судить о моей родине!
— Вот оно, скромное обаяние буржуазии, — хмыкнул следователь.
С той стороны двери скреблись, хныкали, мяукали, пытались плакать (выходило скверно), взывали к совести и чести офицера (тут Пол дергался, и следователь заставлял его сесть на место)…
— Это отвратительно, — на обычно бесстрастном лице Топорны отобразилось натуральное отвращение. — Когда князь начал продавать титулы, никто и представить не мог, к чему это приведет…
— Князя Великослатеньких трудно назвать разумным человеком, — вздохнул Руперт.
— О да. Немудрено, что император Мит-Тяй держит его в виварии и показывает иностранным ученым за деньги…
— Да, я слышал, это истинный прорыв в психиатрии…
— И животноводстве, — отрубил Пол.
В дверь кто-то постучал, коротко и резко.
Бессмертных щелкнул крышкой брегета — наступила полночь. Снаружи воцарилась тишина.
Следователь хмыкнул, сунул ноги в ночные туфли, перекинул трубку из одного угла рта в другой и поднялся.
Пол Топорны, успевший привести себя в порядок, сидел, сложив руки на коленях и глядя в пространство, как обычно.
— Хм?.. — Бессмертных уставился на двух раскрасневшихся особ в баснословно дорогих уборах. — Что-то случилось?
— О, что вы, — сказала высокая и сухопарая дама, поправляя сползшую с плеча бретельку вечернего платья.
— Просто передайте господину Топорны, — добавила вторая, стирая с губ остатки помады, — что он ничтожество и мерзавец.
— И слизняк, — уточнила первая.
И дамы удалились, перебрасываясь впечатлениями.
— Вы ничтожество, мерзавец и слизняк, — сообщил Бессмертных Топорны, вернувшись в купе.
— Я слышал, — хладнокровно ответил тот, изучая место на мундире, откуда кто-то с мясом оторвал аксельбант. — Моя супруга полагает иначе. Прошу прощения за вторжение, господин Бессмертных, но более мне негде было укрыться.
— Дамы заключили на вас пари, — объяснил следователь. — После полуночи вы им стали неинтересны, так что можете отправляться к себе.
— С превеликим удовольствием, — кивнул Топорны, поднимаясь. — Я ваш должник.
— Пустое, — махнул трубкой Бессмертных. — Идите уже спать! Я хоть книгу дочитаю…
Топорны коротко и четко кивнул, встав во фрунт, и вышел. Его купе было не так далеко, и пусть дипломат пока хранился у доктора, бумаги и чернил было достаточно. Пол осторожно прикинул в уме рифму. Пока пусть будет так, там станет видно…
…— Мы проиграли, дорогая! — сказала Кларисса, подливая товарке ликер.
— Зато развлеклись! — хихикнула та. Сейчас ее речь как никогда напоминала о предместьях Злата Красавы. — Да и ведь Паульхен подтвердил наши подозрения…
— В этом плане знакомство оказалось небесполезным, — согласилась госпожа Полненьких. — Посмотрим, что удастся раскопать. Но всё же жаль!
— Жаль, что он оказался таким трусом, не то что Михель-садовник, — подтвердила Мелисса, вспоминая шершавую мужскую щеку, пусть и подбритую перед ужином, но всё равно шершавую, и это дивное чувство — когда она распускала безупречный узел галстука, а Паульхен не знал, куда деваться… Она вздохнула. — Ничего, Клари, мы сумеем разузнать всё!
— Конечно, Мелли! — ответила та и улыбнулась заклятой подруге.
…У себя в купе Пол Топорны мирно спал и видел во сне родовое имение и свою очаровательную супругу — в форме капитана штурм-дирижабля, в сопровождении рослых и плечистых рулевых правого и левого борта. Им Топорны мог доверить самое ценное.
А дипломат… В конце концов, это просто бумаги.
