Между тем шаман подошел к клетке и опасливо открыл дверцу. Медведь высунул длинный нос в освободившийся проем и принюхался. Айны попятились назад, в первых рядах встали крепкие воины с копьями на изготовку.

Высокий раскосый бородач, которому выпала честь убить Хозяина, бесстрашно мелкими шажками приближался к опасному зверю. Медведь повел черными ноздрями еще раз, неожиданно зычно взревел и одним рывком выпрыгнул на площадку. Под темной блестящей шкурой переливались могучие мышцы.

Зверь развернул широкие плечи и вдохнул холодный воздух полной грудью. Этот хищник почти вдвое превосходил размером мишек со Среднерусской возвышенности – только его белые арктические собратья да гризли с Аляски могли бы соперничать с сахалинским красавцем. Айнский крепыш против него смотрелся как мышонок рядом с волкодавом. Однако ни малейших признаков робости в его фигуре не было видно. Воин продолжал сближаться со зверем.

Айны низкими голосами начали повторять одно короткое слово. «Убей!» – догадался Родин. И тут же чуть не выкрикнул: «Не делай этого! Отступи!» Но промолчал – он понимал, что уже поздно и каждое неловкое слово может стоить воину жизни. Затаив дыхание, Георгий ждал развязки.

Вдруг медведь принюхался и повел по сторонам своей огромной головой, жутко оскалясь. Родин глянул в сторону и ахнул: мальчик шагнул вперед из толпы и, подняв руку с посохом, как будто что-то говорил Властелину Тайги – даже губы шевелились, хоть с них не срывалось ни звука. Напряжение, возникшее на площадке, ощущалось буквально кожей. Племя продолжало скандировать призыв убить жертвенного зверя, хотя у Родина начало возникать подозрение, что ритуал идет не по привычному сценарию.

Мальчик пристукнул посохом оземь, и медведь, склонив голову, бросился на него, как разъяренный бык на тореадора. Оболонская завизжала, лицо мальчика обезобразилось от ужаса, из глаз брызнули слезы, посох выпал из рук.

Словно две молнии, метнулись две фигуры – это Родин прыгнул, как отчаянный футбольный голкипер, и закрыл собой Кинтаро, и айнский воин прыгнул кошкой и вонзил копье медведю в загривок. Огромный зверь по инерции пробежал несколько саженей и рухнул прямо перед доктором, сжимающим в объятиях рыдающего мальчика.

Племя потрясенно замолкло.

Шаман прочистил горло и с воодушевлением начал вещать что-то, вызывающее живой отклик у его соплеменников. Один за другим воины, женщины, дети и старики попадали на колени. А Синукар еле успевал переводить:

– Этот посох – священный! Он принадлежал богу Икоропорогуру – тому, кто владеет большим богатством. Тяжелые испытания предстоят нашему народу. Исконный враг хочет поработить нас так же, как уже покорил наших южных родичей. Кинтаро чужого племени, но в нем течет кровь айнов! Теперь ты способен на великие дела, сын бога и богини! Много людей старались ради тебя – постарайся же и ты ради них. И ты поведешь наш народ, то, что от него осталось, к спасению – мы верим в тебя!

Он подошел к мальчику, обнял его и со слезами на глазах что-то шептал, указывая на орнамент, вырезанный на посохе.

Родин перевел взгляд на Оболонскую и произнес:

– Теперь я понимаю тебя. Наверное, без твоей жертвы мальчишка никогда бы не стал Кинтаро – героем и спасителем народа!