Глава 19
Рокировка
Заканчивался май, вовсю цвела черемуха, зеленый ковер покрыл поля и луга; приближалось лето, а с ним и мое перемещение на пост заведующего. Леонтий Михайлович окончил ремонтировать городскую квартиру и написал заявление на увольнение. Отведенные законом две недели его отработки заканчивались 31 мая, и с первого июня я вступал в должность.
За шесть лет работы районным хирургом я многому научился, встал на ноги — и все это благодаря Ермакову. Конечно, мне приходилось работать и самостоятельно, но недолго, в общей сложности пару месяцев в год. И я всегда знал, что скоро приедет Леонтий Михайлович и возьмет инициативу в свои руки. Даже когда его не было на отделении, я всегда ощущал его незримое присутствие. И теперь он уезжал навсегда!
Еще в марте Ермаков съездил в медуниверситет и попросил еще хирургов. Ему пообещали, что летом пришлют и хирурга, и травматолога. Я не верил, что кто-то и правда приедет — мы каждый год просили и пока никого не получили.
Заведующий предлагал нам с Санычем сходить в отпуск. Я согласился, и с конца апреля и до конца мая поработал в N-ске, съездив в свою традиционную командировку. Саныч в отпуск идти отказался. Ни кола ни двора, ехать некуда, пить завязал. Зато он сошелся с медсестрой из инфекционного отделения и переехал к ней жить. Попросил, если что, отпустить его осенью на неделю — картошку выкопать.
Нам тоже предлагали взять в разработку приличный земельный участок, но я отказался. Во-первых, с такой работой у меня абсолютно не получалось выкроить время на сельхозработы, во-вторых, хранить урожай было негде, а в-третьих, просто не хотелось. Благодарные больные круглогодично снабжали меня продуктами, а стоять все лето в позе горного орла ради десятка мешков картошки я совершенно не желал. Не вдохновлял меня крестьянский труд.
Раньше мне и в голову не приходило, что Леонтий Михайлович отчитывается за нас всех перед своим начальством. Теперь я это прочувствовал в полной мере.
В последний рабочий день, 31 мая, Леонтий Михайлович устроил прощальную вечеринку — проставился. В ординаторской накрыли столы, его жена наготовила еды, мы тоже из дома принесли кто что смог. В общем, стол получился на славу. Но где еда — там и выпивка. Саныч не пил, его поставили экстренным, и он постоянно бегал на «скорую» смотреть «острые» животы и шить мелкие раны. Вечер прошел нормально, Ермаков говорил, как он любит нас, мы — как тяжело нам будет без него и как жаль, что от нас уходит такой замечательный человек и хирург.
Разошлись мы еще засветло, все вроде прошло гладко, без эксцессов. Утром я проснулся бодрым и свежим и к восьми ноль-ноль уже сидел в кресле заведующего. Не успел я провести пятиминутку, как меня вызвали к главному врачу.
— Добрый день, Дмитрий Андреевич, поздравляю с вступлением в должность! — поприветствовал Тихий.
— Спасибо, Николай Федорович! — чуть зардевшись, ответил я.
— Не хочется в первый же день вашего заведования ругаться, однако вынужден напомнить, что заведующий несет полную ответственность как за отделение, так и за медперсонал, который у него в подчинении!
— А что случилось?
— Я понимаю, что вы вчера провожали Леонтия Михайловича. Дело хорошее, Ермаков отличный специалист, мне, честно говоря, жаль было с ним расставаться, и поэтому я ничего предосудительного не вижу в том, что вы собрались в коллективе и выпили по этому поводу. Но всему есть предел!
— Не понимаю, о чем вы. Мы посидели, выпили, да, но культурно, и все разошлись по домам без скандалов!
— Ладно, я вас на первый раз наказывать не буду, дам вам время на адаптацию, но если через полгода такое повторится — разговор будет другим!
— Николай Федорович, что вы все загадками говорите. Можете вы мне сказать, что произошло?
— Вот иди и сам выясни, что произошло, и сам разберись во всем, а после мне старшую сестру пришлешь, я с ней отдельно потолкую.
У входа в отделение стояла удрученная старшая медсестра, похоже, она специально здесь находилась и поджидала именно меня.
— Что, Дмитрий Андреевич, сильно досталось вам? — участливо спросила старшая.
— Досталось! Только, Анастасия Романовна, честно сказать, я не понял, собственно, за что?
— А главный врач что, не сказал?
— Сказал, что-то произошло у нас в отделении, велел разобраться с вами, а после вас к нему прислать на ковер. Что произошло-то?
— Да беда у нас, товарищ заведующий, — тяжело вздохнула Анастасия Романовна. — Вы вчера все разошлись, мы столы убрали, посуду перемыли, и я тоже ушла. А санитарки наши, молодые Наташа Косицина и Тамара Степанова, все никак угомониться не могли. Мало им показалось, добавки захотелось. Сходили в магазин, взяли еще «беленькой» и пошли на терапию отношения выяснять с Настей Бобровой, медсестрой, она как раз вчера дежурила. Вроде как Настя у Тамарки когда-то мужика увела. Вот девки поддали и пошли на разборки. В общем, закончилось тем, что наши санитарки облили ее мочой и всю измазали калом. Тьфу, стыдобища!
— Каким калом, какой мочой? Где они ее взяли?
— Да, говорят, они ее в туалет затащили, а там «утки» с этим добром стояли, ну они и воспользовались. (Санитарок, как правило, в учреждениях не хватает, за мизер мало желающих экскременты таскать, приходиться среднему медперсоналу этим заниматься. Медсестры складывают использованные «ночные вазы» в одно место, так как туалет один, в лучшем случае два, и он постоянно, хронически занят, кто-то из больных обязательно «заседает». Сестра ждать не может, она ставит горшок рядом и уходит на пост, а как выпадет свободная минутка от основной своей работы, то возвращается и только тогда моет и выливает. Так и громоздятся рядами полные «утки» в местах общего пользования, распространяя не довольно веселое амбре. Это обычное явление в ЦРБ.)
— Ужас! И что теперь?
— Не знаю. Настя заявление написала в милицию, сожитель ее сказал, что порвет девок, в общем, дурдом!
— Весело, — вздохнул я. — Не поймешь, чем заниматься, то ли лечебным процессом, то ли разборками.
— А и тем, и тем придется заниматься! На то вы и заведующий!
— А что, Леонтий Михайлович, тоже этим занимался?
— А то! Он еще и не тем занимался. Думаю, при нем такого не произошло бы. Его тут шибко уважали! Уважали и боялись!
— Вы хотите сказать, что меня тут ни во что не ставят? Оттого так себя вести стали?
— Я этого не говорила! Вы не обижайтесь, Дмитрий Андреевич, как хирург вы молодец, все вас хвалят и любят за это, и оперируете вы прекрасно, и больных тяжелых на ноги ставите, но как организатор, извините, пока никакой!
— Спасибо за откровенность, — хмыкнул я.
— Никак обиделись?
— Да нет, задумался.
— Это хорошо. Вот, Леонтий Михайлович, он все знал: сколько у него на отделении персонала, какие ставки, кто работает, а кто халтурит. Он все лично проверял, в каждую дырку залазил, знал даже, сколько половых тряпок на этаже, и если не хватало, то давал втык сестре-хозяйке и мне.
— Заведующий и тряпками занимается?
— А как же, всем! Он хозяин был, вы, может, и не замечали. А Леонтий Михайлович и тряпками занимался, и тазиками, ведрами, швабрами — всем!
— Да, тяжела ты, шапка Мономаха!
— Вы не расстраивайтесь, втянетесь со временем, — утешила меня старшая медсестра. — Парень вы неглупый, с характером, не трус, умеете быть требовательным, так что научитесь, а я вам подсказывать на первых порах буду. Согласны?
— Значит, Анастасия Романовна, будете серым кардиналом на отделении?
— Вы начальник отделения, а я ваша правая рука. Это моя работа. Вы же администратором, поди, не были никогда?
— Нет, конечно, когда бы я успел.
— А я уже тридцать лет старшей! Так что давайте не ссориться, а помогать друг другу, я вашу индивидуальность ни в коей мере не собираюсь ущемлять! Вы согласны?
— Согласен! А Ермаков, по-вашему, был хорошим хозяйственником?
— Замечательным! Просто идеальным! Мы же раньше заготовкой сена занимались.
— Сена? Больным вместо матрацев подкладывать?
— Ну, нет! Раньше при советской власти, да и незадолго до вашего приезда, все государственные организации оказывали шефскую помощь сельскому хозяйству. Причем в обязаловку было. Вы разве не слышали?
— Нет, откуда? Я же в городе жил.
— Была такая установка от райкома, что все учреждения помогали совхозам и колхозам, даже школы. У всех план, больница должна была, по-моему, 60 тонн сена заготовить. Наш совхоз «Заветы Ильича» во Фролове располагался.
— И что, вы каждое лето накашивали вручную 60 тонн? Я даже не представляю себе, сколько это сухой травы, но, наверное, много.
— Много, — улыбнулась старшая. — И конечно, мы косили не вручную. Работали трактором, затем, когда трава высыхала, ее специальная машина собирала и прессовала в тюки, а мы уже таскали и в скирды складывали. Правда, где трактор не мог пройти, там мужики вручную выкашивали. Леонтий Михайлович и Иван Григорьевич, анестезиолог, он тогда еще совсем молоденький был, только к нам приехал, ох как любили «литовкой» помахать!
— Во дела, — изумился я. — Шесть лет проработал у вас, а первый раз слышу, как вы сено заготавливали.
— И сено, и на картошку ездили! Все было. Как советская власть рухнула, еще года три поездили, а потом все!
— Анастасия Романовна, а как же больные, бросали больницу?
— Почему бросали? Раньше все ставки были заняты, у нас врачей девять человек только работало на отделении, кого-то оставляли, а остальные — на покос! Леонтий Михайлович там ух как руководил! Ты — сюда, ты — туда! Никто не бездельничал! И сам работал — не угнаться! Весело было! Домой не ездили, ночевать там оставались, в здании старой школы нам место выделили, речка рядом — купались, загорали, а вечером — танцы. Ох, время было! Вы Рябова-то порасспрашивайте, если интересуетесь, он вам расскажет. Да, есть что нам вспомнить, лучшие годы в работе нашего отделения были.
— А сейчас что, худшие?
— Ну, не худшие, но и не самые лучшие. Врачей вон всего четверо, вы с Санычем, лор да Иван.
— Почему четверо, а Трошин? Вы его в расчет не берете? — напомнил я о нашем втором анестезиологе.
— Хм, Трошин — больной человек, по полгода на больничных проводит, а в этом году ему шестьдесят пять стукнет — может, вовсе на пенсию уйдет.
— Ну, уйдет, значит, уйдет. Раз мы по полгода без него справляемся — думаю, переживем. Ладно, вернемся к нашим баранам. Что нам следует сделать с санитарками?
— Ну что с ними делать? Пусть объяснительные напишут, да с Настей надо как-то вопрос уладить, чтоб заявление из милиции забрала. Я, правда, не представляю пока, как это сделать. Это надо же, догадались человека экскрементами облить! От дуры! Но я это возьму на себя, а вы поговорите с Тамаркой и Наташкой, только построже! Как заведующий! Орать не надо, девкам и без того стыдно, протрезвели, но приструнить просто необходимо! Справитесь или мне поприсутствовать?
— Думаю, справлюсь, — решил я. — А где они сейчас?
— Дома, где ж им еще быть. Я уже девчонок за ними послала, скоро будут. Построже, Дмитрий Андреевич! — напомнила старшая сестра. — Чтобы все знали, кто в доме хозяин! Леонтий Михайлович, бывало, только глянет, у них уже поджилки трястись начинают, и орать не надо! Вам, наверное, главный сказал, что дает время?
— Да, сказал! Говорит, полгода на адаптацию даю, а затем уже по полной спрашивать буду!
— Ну, и хорошо, через полгода у вас уже все отлично будет.
«Да, вот они, подводные камни должности заведующего отделением — тряпки, швабры, пьяные санитарки! — думал я. — Этому тоже в институте не учат, на месте приходится вникать. Жаль, я Ермакова не расспросил… Леонтий Михайлович был настоящим хозяином отделения, но и он, наверное, не с ходу им стал. Да, круто судьба завернула, не было печали, как говорится».
Если бы не отъезд Ермакова, я ни за что не согласился бы на такой пост. Но Саныча главный врач ни в какую не хотел видеть руководителем, несмотря на солидный хирургический стаж. И теперь я должен был не только оперировать, но и заниматься черт-те знает чем!
Пришли понурые санитарки: двадцатилетние девчонки с опухшими, мятыми, но не потерявшими природной привлекательности лицами.
— Ну, что, красавицы, весело вам вчера было? Что молчите, носы повесили?
— А что говорить? — за двоих, без энтузиазма ответила Наташа.
— Ты вот, Наталья, сколько у нас уже работаешь?
— Два года почти.
— А ты, Тамара?
— И я столько же, мы вместе пришли.
— Два года работали, и все нормально было, да? Пока значит, Ермаков у руля был? А как я стал заведующим, то можно на ушах стоять? Можно ходить и людей фекалиями обливать?
— Да нет! Дмитрий Андреевич, — начала Наташа, — мы вас тоже сильно уважаем, просто так получилось!
— Мы не специально, — промямлила Тамара.
— О как! Не специально облили мочой! Нечаянно дерьмом измазали! Да?
— Ну, примерно так. Мы на самом деле не хотели! Просто напились вчера, а тут в окно смотрим, а эта сука Настя с терапии с Мишкой Ковалевым стоит, обнимается во дворе больницы, у всего народа на глазах, и ей даже не стыдно, а он мой парень был, мой! Понимаете?
— Понимаю, Тамара, ты успокойся и рассказывай все по порядку, не сбивайся и не уходи в сторону!
— Да не могу я успокоиться! Мы же с Мишкой пожениться собирались, уже заявление в ЗАГС подали, у нас через неделю свадьба должна была быть, а тут эта влезла!
— Как влезла?
— Ну, Мишка с ней до меня ходил, а потом они поругались, и он ко мне стал клинья подбивать. Мы год с ним встречались, год! Этой шалавы ни слуху, ни духу не было, а тут вот нарисовалась!
— Так что ее не было в поселке?
— Не было, куда-то завербовалась на год, говорят, в Чечню ездила по контракту. А тут перед самой свадьбой приехала и к Мишке прибежала: «Прости, Мишенька, не могу без тебя!»
— А он что?
— Снова с ней снюхался! А эта гадина специально к нам в больницу устроилась, специально! Мол, посмотри на меня, я медсестра, а ты санитарка занюханная! А мы, между прочим, с Натахой в юридическом на заочном учимся, уже на третий курс перешли. Думаете, мы всю жизнь санитарить будем?
— Нет, я так не думаю, — покачал головой я. — Вы как будущие юристы знаете, где вы будете, если продолжите в том же духе.
— Дмитрий Андреевич, это я Настю облила, Наташа тут ни при чем, она просто рядом стояла.
— Ну, ладно, одна делала. А без этого нельзя было обойтись?
— Да как-то так само собой получилось. Мы же когда Леонтия Михайловича провожали, почти и не пили, а когда все разошлись, мы посуду домыли и тоже собрались уходить, тут я Мишку с Настькой и увидела. Это я предложила пойти водки купить!
— Для храбрости жахнуть?
— Да, для храбрости! Вот, накатили мы и пошли в терапию, я знала, что она вчера дежурила. Я ей все объяснила мирно, чтоб она от Мишки отстала, что у нас свадьба скоро, а она не понимает, давай убегать, хотела в туалете спрятаться. Ну, в туалет я за ней забежала, она поскользнулась, упала на пол, я вижу, там «утки» полные стоят, ну и вылила на нее, — объяснила Тамара.
— И все?
— Ну, там сказала ей еще пару ласковых, но это уже не интересно. А Натаха даже пальцем ее не трогала.
— Да, и это будущие юристы! Боюсь, если вы конфликт не уладите, то вообще ими не станете.
— Как это?
— А вот так! Настя на вас заявление в милицию накатала и, думаю, краски не забыла сгустить, а Мишка тот вообще убить обещал.
— Кто, Мишка? — ухмыльнулась Тамара. — Да он тряпка половая, я еще и его в дерьме вывожу, пусть только сунется!
— Что ж, ты за тряпку замуж-то собиралась?
— Как что? Самый подходящий вариант, всю жизнь кофе в постель носил бы! Он и стирать, и готовить может, и прибираться.
— И к другой уйти, если та поманит, — кивнул я. — Не слишком-то выгодный муж. Ладно, пишите объяснительные, а там видно будет, что с вами делать.
— А мы ничего писать не будем, — сказала Наташа.
— Тогда и я вам ничем помочь не смогу. Из милиции придет запрос, я все им и отпишу — «недисциплинированны, асоциальны» и так далее.
— Дмитрий Андреевич, — отозвалась Тамара. — Хорошо, мы напишем, только если что, дадите нам нормальную характеристику? Что писать?
— А напишите, мол, был бытовой конфликт, пошли поговорить, Настя стала убегать, поскользнулась, да и опрокинула на себя фекалии. Чего их складировать в туалете, выливать надо!
— А что, можно разве так написать?
— Ну, вы же в туалете одни были, вас никто больше не видел?
— Вроде одни.
— Ну, и все значит, Настя вас оговорила! Вы же юристы! Нет свидетелей, нет обвинения!
— Ой, и правда! А что мы сами-то не дотумкали?
— Пить меньше надо!
— Да мы теперь вообще пить не будем! Спасибо, Дмитрий Андреевич! Мы все поняли, можно идти?
— Идите, только у меня к вам одно условие!
— Какое?
— Всем теперь говорите, что новый заведующий просто зверь. Так вас взгрел, что теперь на глаза ему боитесь попасться! Договорились?
— Обижаете! Вы нас так выручили, что мы ваши должники по гроб жизни, а теперь мы вас должны грязью поливать? Нет, мы не согласны!
— Девчонки, да что с вами? По длинной шее, да по короткой резьбе пока дойдет, да?
— А? — недоуменно переглянулись Наташа с Томой.
— А еще в институте учитесь, хоть и заочно! Где ваша смекалка? Ну? Я вам не помог, а наоборот — от-ру-гал! — по слогам произнес последнее слово для большей убедительности. — Усекли?
— А-а! Поняла! — первой пришла в себя Тома. — Я все поняла, вы…
— Все, идите! — прервал я ее. — По дороге подружке все растолкуешь, а то у меня еще дела, и так столько времени на вас потратил.
Решив вопрос с санитарками, я позвал Саныча, и мы отправились на обход. После Бурлаков ушел на прием, а я занялся перевязками. Но внезапно нарисовалась Анастасия Романовна, и ее сердитое лицо не сулило ничего хорошего.
— Дмитрий Андреевич, можно вас на пять минут, — сдержанно проговорила она.
— Что-то срочное? А то я перевязками занят.
— Ничего, перевязки подождут! Это срочно.
— Ну, пойдемте, раз срочно! — пожал плечами я.
— Дмитрий Андреевич, — начала старшая медсестра. — Вы, конечно, замечательный доктор, хирург от бога, заведующий нашим отделением, но всему есть предел!
— Вы о чем, Анастасия Романовна?
— О чем? Да о том, что я просила вас просто поговорить с девочками! А вы что?
— А я что?
— А вы довели их до таких горьких слез, что уму непостижимо! Они обе рыдают и рассказывают, какой вы зверь! Никогда бы не подумала про вас такое! Правильно люди говорят, что кресло начальственное сильно меняет человека! Первый день в заведующих, и уже слезы у персонала! Что же дальше будет?
— А когда вы с ними успели поговорить?
— А сразу после вас! Они вышли из ординаторской, а на них лица нет! Вы чудовище! И я вам не боюсь это заявить!
— Ну, не надо бросаться такими словами, — улыбнулся я.
— Дмитрий Андреевич, я не бросаюсь! Вы еще относительно молодой человек, это ваша первая руководящая должность, я не знаю, может быть, вы и главным врачом станете или даже министром здравоохранения, но подчиненных надо уважать! Да, да, уважать! Вот вы не с того сейчас начинаете!
— Анастасия Романовна, успокойтесь, все под контролем, — сказал я, думая, что девушки слегка перегнули палку.
— Под контролем говорите, а вы знаете, что девочки невиновны?
— Как невиновны, не пили, что ли? Мы их зря в чем-то предосудительном обвинили? В том, в чем эти ангельские создания не замешаны? — изобразил я на своем лице удивление.
— Нет, пить-то они как раз и пили, но фекалиями никого не обливали, это их Настя оговорила!
— А вы откуда узнали?
— Я-то узнала, а вы бы вместо того, чтоб на них орать, поинтересовались, что к чему!
— Да я спрашивал, но про это они ничего не говорили!
— Знаю, как вы спрашивали! Вы даже бедным девочкам и рта не дали открыть! Только кричали!
— Стоп, Анастасия Романовна, вот вас же там не было, как вы судите?
— Не было, — согласилась старшая. — Но мне достаточно было на их испуганные лица взглянуть, чтоб во всем разобраться! Я не знаю, что конкретно вы им говорили, но суть ясна!
— Ну, Анастасия Романовна, раз вы не знаете, то и не надо. Меньше знаешь, крепче спишь!
— Это вы к чему?
— А к тому, что кто здесь заведующий, вы или все-таки я?
— Вы, конечно.
— А раз я, то позвольте мне своими методами порядок наводить, а не плясать под вашу дудку, договорились?
— Я не прошу вас под мою дудку плясать, — сбавила обороты старшая сестра. — Я просто попросила не кричать на санитарок. Вот, Леонтий Михайлович, себе такого никогда не позволил бы!
— А я не Леонтий Михайлович, а Дмитрий Андреевич. И давайте прекратим этот бессмысленный спор. Раз я здесь заведующий, то хочу, чтоб в отделении был порядок, а его сотрудники вели себя должным образом, а вы как старшая сестра должны мне помогать в этом, а не создавать оппозицию за моей спиной! Вам ясно?
— Ясно, — совсем растерялась Анастасия Романовна. — Я же не против порядка, просто культурно надо с людьми разговаривать.
— Все! Разговор окончен, идите и занимайтесь своим делом! Приду — проверю, чем вы заняты — делами или распространением слухов о том, какой зверь ваш новый заведующий, — сказал я, прекратив затянувшийся диалог, и сам подивился начальственным ноткам в своем голосе.
В течение дня я обратил внимание, что в отделении возникло какое-то напряжение, даже врачи старались со мной не разговаривать. Дело принимало нежелательный оборот, так я скоро мог остаться совсем один, исключая утренних визави. И я решил рассказать все Ивану.
— Ну, ты молоток! — воскликнул анестезиолог, выслушав мой рассказ. — А я думал, у тебя звездная болезнь началась. Даже хотел тебе физическое замечание при случае сделать.
— Что, правда?
— А то! Тут знаешь, что про тебя рассказывают?
— Что?
— Что девок наших застроил, орал на них диким голосом, тюрьмой пугал, обещал с работы уволить и в институт сообщить, в котором они заочно учатся! Вот как!
— Да это же гнусная клевета на уровне слухов!
— Вот и я подумал, что слухи плюс испорченный телефон, решил вот сам с тобой поговорить, а ты опередил.
— Да, сделал доброе дело, а теперь все будут думать, что я зазвездился.
— Да не переживай! Оставайся самим собой, будь строгим, но без фанатизма, коллектив оценит, но нужно время. Я на твоей стороне! Жаль, другим нельзя всего рассказать, но будь уверен, я не дам трепать твое честное имя!
— Спасибо, Иван!
— Да нормально, а со старшей я тоже переговорю, чтоб не ходила и воду не мутила.
— Только правду ей не говори, а то женщина есть женщина, проболтается, и пойдет сало по воде.
— Ну, ты за кого меня держишь? Все в ажуре будет. Ну, конечно не сразу, но, думаю, народ за тобой пойдет! Ты не забывай, что тут все еще помнят Ермакова и тебя поначалу будут с ним сравнивать.
— Уже сравнивают, — вздохнул я.
— А ты как думал. Он тут почитай двадцать лет заведовал, и неплохо, я тебе доложу, заведовал! Такого заведующего не скоро забудут, можно даже сказать навечно в памяти останется. Но ты тоже себя прояви как заведующий! Чтоб люди сказали, а вон Правдин-то тоже молодец, и отделение у него не последнее в больнице! Тогда тебе и почет, и уважение!
— Ой, не знаю! Что-то пока не очень получается.
— А как ты хотел, чтоб все в первый день у тебя по полочкам разложилось? Дай бог, чтоб через полгода получилось. Давай дерзай! А мы поможем, нам тоже не все равно, где и с кем работать!
Весь оставшийся день я был как на иголках. Порывался сходить к Тихому и отказаться от заведования. Но потом решил, что это вроде как очередное испытание на живучесть. «Ладно, Ермаков сумел, и я сумею! Надо взять себя в руки, и прежде чем предпринять очередной шаг, взвесить все за и против, — решил я. — Так, старшую сестру правильно, что на место в первый день поставил, а то и вправду пришлось бы под ее дудку плясать. Думает, если молодой, так и слова поперек не скажу!»
Иван свое слово сдержал, сходил к старшей и не выходил из ее кабинета добрых полтора часа. Не знаю, о чем они там говорили, — к нам привезли мужика с ножевым ранением в живот, и мы ушли в операционную.
— Что ты ей сказал? — спросил мимоходом Ивана.
— Секрет фирмы! Не переживай, санитарок не выдал и тебя выгородил. Все о'кей.
Следующие три часа я спасал жизнь пострадавшего и ни о чем больше не думал. Операция прошла успешно, и очередная жизнь была спасена.
— Молодец, Андреич, отлично прооперировал. Это у тебя пока лучше всего получается, — объявил Саныч.
Я тактично промолчал.
В коридоре меня поджидали повеселевшие Наташа и Тамара.
— Дмитрий Андреевич, можно вас? — шепотом попросила Тамара. — Давайте в сторонку отойдем.
— Давайте отойдем, что-то еще случилось?
— Наоборот, все замечательно! Мы сходили к Насте, я перед ней извинилась, попросила забрать заявление.
— Ну и?
— Она поначалу ни в какую! Хочу, говорит, чтоб тебя судили и срок реальный дали. Я тогда сказала, как вы посоветовали, что она ничего не докажет, что свидетелей у нее нет, а если будет упрямиться, то я встречную заяву напишу, мол, она сама упала в говно, а на меня поклеп наводит.
— Ну, этого я вам уже не советовал.
— Вы не советовали, но мы же юристы! Статья в кодексе за клевету есть. В общем, Настя пообещала, если я на Мишку претендовать не буду, то она заявление свое заберет.
— А ты что решила?
— Да пусть забирает, нужно мне такое сокровище! В общем, хэппи-энд!
— Ну, замечательно, рад за вас. Впредь больше не хулиганьте, а то в другой раз может и не повезти.
— Другого раза не будет! Дмитрий Андреевич, нам, правда, жаль, что на вас теперь все косятся! Мы переиграли, да?
— Похоже, что да, ну да все образуется.
— Вы нас извините! — включилась в разговор Наташа. — Мы постараемся, чтобы про вас в больнице плохо не думали.
В будущем девушки благополучно окончили юрфак и позже снискали себе славу на ниве юриспруденции. Тамара стала следователем прокуратуры, а Наташа оказалась на хорошей должности в милиции.
Подходил к концу мой первый день рокировки. Переставить меня переставили, а объяснить, что и как делать, не объяснили, приходилось все своим умом постигать.