Глава 9

На следующий день Рис пытался не обращать внимания на близость Анджи, когда они работали, сидя рядом на диване. «Черт, – думал он, хмуро глядя на разложенный перед ними на столике доклад, – нужно взять себя в руки, если я собираюсь работать с ней дальше».

Он чуть не поморщился, вспомнив, сколько раз отвлекался во время собрания персонала. Было мгновение, когда он обнаружил, что рассматривает ноги Анжелики, совершенно утратив нить дискуссии, которая замерла в ожидании его выступления. Он выкрутился, откашлявшись и заявив, что обдумывал пришедшую в голову мысль о повышении эффективности системы учета в транспортном отделе. Вопросов ни у кого не возникло.

С мрачным удовлетворением он подумал, что подчиненные считают его слишком безраздельно преданным делу, чтобы отвлечься на что-либо другое. И не сдержал улыбки, представив, как все были бы ошеломлены, увидев своего строгого работодателя и его холодную, надменную заместительницу катающимися по полу ее гостиной в субботу. Может ли кто-нибудь из них представить, какая страсть скрывается под ее строгими прическами и костюмами? Но уж какую страсть она сумела пробудить в нем, они точно не вообразят.

Заметив, что некоторые из сотрудников начинают явно нервничать из-за его рассеянной улыбки, Рис немедленно собрался и вернулся к бизнесу. И вот пожалуйста – он снова строит глазки своей заместительнице, а бизнес забыт ради фантазий о возможностях кожаного дивана и просторного стола. Наступит ли время, когда он сможет находиться в одной комнате с ней и не хотеть ее так сильно?

Он неохотно перевел взгляд на страницы доклада.

– Достань папку «МедПак» из нижнего ящика моего стола, – приказал он более резко, чем собирался.

Если Анджи и обиделась на резкость, то не подала виду. Встав, она разгладила юбку, чем снова привлекла его внимание к своим роскошным ногам, и пошла к столу. «Эта женщина умеет ходить», – едва не застонав, подумал Рис.

Она открыла ящик прежде, чем Рис вспомнил о другой папке, брошенной туда.

– Анжелика, подожди, – выкрикнул он в тот момент, когда она открыла папку, проверяя, та ли.

Она очень медленно подняла голову. Боль в синих глазах сдавила ему сердце. Она снова наклонила голову к бумагам, пряча лицо.

– Ты наводил справки обо мне. – Голос был очень тихий и очень напряженный.

Дьявол! Он медленно встал, моляще протягивая руки.

– Я все объясню.

Она закрыла папку и положила на стол. Во взгляде уже не было боли. Там вообще ничего не было.

– Зачем? Я все понимаю. Как твой заместитель, я имею доступ к секретной информации. Ты должен был знать, насколько мне можно доверять. Я долго удивлялась, что ты нанял меня, ничего не выяснив. – Голос упал, и она продолжала избегать его взгляда. – Жаль только, что ты не сказал мне, особенно когда мы стали…

– Любовниками, – грубо подсказал он, не дождавшись продолжения. – Только я наводил справки не из-за работы, Анжелика. Это было чисто личное.

Она метнула в него пылающий взгляд, в котором ясно читалась ярость.

– Ты вторгся в мою частную жизнь, потому что тебе было интересно? – бросила она. – Или я была достаточно хороша как заместительница, чтобы работать со мной, ничего не зная о моем прошлом, но не настолько хороша, чтобы спать со мной, не наведя справок? Ну и каково же знать, что ты был в постели с дочерью преступника, Рис?

– Анжелика…

Трясясь от ярости, в которой он видел настоящую боль, Анджи ударила ладонью по столу.

– Знаешь, я ведь в самом деле поверила вчера вечером, когда ты сказал, что хочешь пригласить меня в ресторан. Но тебя волновали вовсе не сплетни, правда? Ты не хотел, чтобы безупречная репутация, которую ты создал такими трудами, оказалась под угрозой, если кто-то узнает: дочь Нолана Сен-Клера, изгоя и преступника, рядом с…

– Довольно! – Рис схватил ее за руку с такой силой, что на ней остались бы синяки, не ослабь он тут же хватку. – Ты прекрасно знаешь, что мне все равно, кто нас видит. Что я действительно хотел пригласить тебя в ресторан. Не знаешь? Нет?

Она смотрела на него снизу вверх, и торопливый ответ дрожал на губах, но был остановлен его взглядом. Она первая опустила глаза.

– Да, – неохотно выдавила она. Удовлетворенный малой победой, он отпустил руку.

– Я наводил справки, потому что беспокоился за тебя, – мрачно сообщил он. – Я узнал о твоем отце, но меня это волнует ровно настолько, насколько его идиотизм причиняет боль тебе.

– Ты беспокоился за меня? Почему? – Анджи вглядывалась в его лицо, ища объяснений неожиданному признанию.

Должен ли он высказать все?

– Потому что ты была так одинока. Потому что было ясно, что тебя что-то мучит, и я хотел знать, могу ли помочь. Потому что ты дорога мне, черт возьми!

Анджи глядела на него, кусая губу, и пыталась осознать эти слова. С одной стороны, было бы легче поверить, что сделанное им сделано из естественных соображений работодателя, который должен знать, насколько надежен его заместитель. С другой – Рис никогда не врал ни ей, ни кому бы то ни было. Если он сказал, что вторгся в ее частную жизнь потому, что думал о ней, оставалось только поверить.

Она дорога ему. Она знала, что нравится ему, что их отношения не ограничиваются физическим влечением. Но она очень следила за тем, чтобы не давать им точного определения. Конечно, она понимала, что любит его. Но никак не ожидала встретить ответную любовь и вообще не надеялась на счастливый конец этого бурного романа.

Нет, думала она, отводя взгляд от пылающих серых глаз. Нельзя давать слишком много веры его словам. Он… ослеплен. Но как долго это может продолжаться? Рано или поздно его начнет беспокоить то, что отец в тюрьме, а я была под следствием. Конечно, женщина с таким скандальным прошлым не годится ему в жены, не может быть матерью его детей.

Не он первый говорит, что любит ее. Отец… и вот чем это обернулось. Бостонские друзья, которые ушли, не оглянувшись, когда показываться рядом с ней стало непрестижно. Другие мужчины, которые хотели ее, но не хотели давать взамен того, что нужно было ей. Как же она может довериться этому сложному человеку, который еще почти ничего не знает о любви? Однажды ей уже сделали слишком больно, и она не хочет повторения.

Сжав руки на груди, будто от холода, она отвернулась.

– Рис, я бы ушла сегодня пораньше, если ты не против. Мне нужно побыть одной. – Впервые за все время, что работала на него, Анджи просила отпустить ее пораньше.

– Позволь мне отвезти тебя, – тут же предложил он. – Мы проведем день вместе. Поговорим. Нам нужно поговорить, Анжелика.

Она не сдержала вздох удивления. Рис хочет прервать работу над важным проектом, потому что ей плохо? Неужели она дорога ему больше, чем она может поверить?

– Мне действительно нужно побыть одной, Рис. Увидимся утром, ладно?

Он был расстроен, но кивнул твердо.

– Ладно. Позвони, если передумаешь насчет разговора, хорошо? Знаешь, не всегда лучше справляться в одиночку.

Она повернулась, чтобы уйти, пока не поддалась импульсу броситься ему на грудь. Но едва дошла до двери, как сильные руки развернули ее.

– Прости меня, Анжелика, – говорил он, глядя ей в самые глаза. – Я не хотел причинить тебе боль. Я только пытался помочь.

Ее сердце билось о его грудь, и во рту у нее пересохло. Даже после эмоционального потрясения последних минут тело отзывалось на его близость.

– Я знаю.

Его поцелуй был бережным и невообразимо нежным. Почти любящим. Когда он разжал руки, Анжелика вся дрожала и подозревала, что он – тоже.

– Позвони, если я буду нужен тебе, – хрипло повторил он.

Она не могла отвечать. Повернулась и вышла.

Запершись в бабушкином доме, Анджи сидела в теплом халате с Цветиком на коленях и смотрела в пустоту. Она просидела так несколько часов. Пришло и прошло время ужина, но она не думала о еде. Она понимала, что прячется. Прячется от Риса, от своего прошлого, прячется от сумятицы собственных мыслей и чувств. Она чувствовала себя в такой безопасности здесь, окруженная воспоминаниями и бабушкиными вещами. Хватит ли у нее когда-нибудь смелости выйти из этого милого убежища?

Она прижимала Цветика к груди, пока кошка не забеспокоилась и, вырвавшись, не побежала к своей миске. Анджи печально посмотрела вслед своей любимице. В этой уютной святая святых остается только одна проблема – одиночество. И есть только один человек, который может эту пустоту заполнить, – Рис. Нетрудно было представить себя в его руках, а живо представленный образ пробудил до боли сильное желание, чтобы он стал реальностью.

Одиноко ли ему? – вдруг подумала Анджи, вонзая зубы в уже искусанную губу. Думает ли он о ней, сидя в своем скудно обставленном, жутко спокойном доме? Мучаясь сделанным и гадая, простит ли она когда-нибудь.

В том, что простит, она не сомневалась. Конечно, сначала она будет зла на него, и боль усилит злость. Сознание, что Рис платил чужому человеку, чтобы тот выяснил ее прошлое, причиняло мучительную неловкость. Но Рис – это Рис. Он просто нашел самый легкий способ выяснить то, что хотел знать. И двигала им не жестокость и не простое любопытство, но забота о ней. Зная это, может ли она продолжать злиться?

«Я люблю его, – подумала она, и тут же желание напомнило о себе. – Я очень люблю его». Она должна была злиться, но вместо этого была тронута его заботой. Действия были, как обычно, беспардонными, безусловно неэтичными, даже грубыми, но она не помнила, чтобы кому-то другому настолько было до нее дело.

У него так мало опыта заботы о ком-то, кому он сам не безразличен. Ему отчаянно нужна ее любовь, даже если сам он никогда не научится любить так же. И снова она поймала себя на мысли, что хочет поддаться соблазну быть нужной, впервые в жизни по-настоящему нужной.

А может быть… ну… может быть, ей удастся научить его любви, научить взаимности, подумала Анджи с первым проблеском надежды. Она и сама об этом не очень много знает, учитывая ее прошлое, но у нее были дедушка и бабушка как пример того, во что могут превратиться человеческие отношения ценой времени и усилий. Кажется, ее прошлое не имеет значения для него. Значит, все, с чем ей нужно сражаться, – это его естественная осторожность и ее собственная неуверенность.

И это все? Она чуть не улыбнулась впервые после того, как забилась в свой дом, сбежав из офиса.

Все-таки у них есть шанс. Но только если она будет открыта с ним. Она ничего не сможет, ничем не поможет ни себе, ни ему, если замкнется. Подброшенная новой решимостью, она встала и, на ходу развязывая поясок халата, пошла в спальню.

Рис безуспешно пытался расслабиться, приняв теплый душ и переодевшись в удобный тренировочный костюм овечьей шерсти. В начале десятого, когда он пытался сосредоточиться на «Уолл-стрит джорнэл», в дверь позвонили. Он удивился, но не сомневался в том, кого обнаружит за порогом. С забившимся от предчувствия сердцем он распахнул дверь.

Анжелика казалась очень юной и беззащитной в мягком розовом свитере, поношенных линялых джинсах и стоптанных кроссовках, со стянутыми в конский хвост розовой ленточкой волосами.

– Ты был прав, Рис, – хрипловато сказала она. – Не со всем я могу справиться сама. Мне нужен ты.

Он раскрыл объятия, и она вошла в них.

– Вот я, Анжелика, – сказал он. Прижавшись к мягкому ворсу его куртки, Анджи вздохнула от удовольствия снова слышать его голос. Может быть, это не навсегда, предупредила она себя, но сейчас он принадлежит ей. Ей не на что жаловаться.

– Ты хочешь поговорить? – спросил Рис, затаскивая ее в дом.

Она колебалась только мгновение. Потом улыбнулась и скользнула руками под куртку.

– Нет.

Мощная грудь вздымалась под ладонями. Он мог только вздохнуть.

Опуская руки ниже и ниже, пока кончики пальцев не добрались до пояса, она спросила с лукавой улыбкой:

– Может быть, ты предпочитаешь поговорить?

Он яростно откашлялся.

– Ты дурачишься?

Руки опустились ниже. Она как раз успела обнаружить, до какой степени он возбужден, когда самообладание Риса было сломлено и он подхватил ее на руки.

– Если бы ты только знала, что ты делаешь со мной, – проговорил он, торопливо неся ее к лестнице.

Доверчиво прижавшись, Анджи положила голову ему на плечо и закрыла глаза, зная, что очень скоро он покажет, что она с ним делает. Успокоенная сознанием того, что их связывает не только физическое влечение, как бы сильна ни была взаимная страсть, она не волновалась сейчас, долго ли это продлится и переживет ли она конец. Сейчас у нее были более приятные мысли. И более приятные занятия…

Следующие две недели Анджи и Рис часто бывали вместе за пределами офиса. Будто доказывая, что не боится показываться с ней, Рис водил ее в рестораны, в театр, на бейсбол. Один-два раза они встречали кого-то из офиса. Анджи знала, что языки заработали, но ее это сейчас не волновало. Если такова плата за то, чтобы быть с Рисом, она с радостью заплатит. К тому же, усмехалась она, не впервой ей быть предметом сплетен.

Анджи постоянно удивлялась, открывая в Рисе все новые стороны. Хотя последние несколько лет он не позволял себе тратить время на кино – равно как и на другие развлечения, – на самом деле кино он очень любил, особенно хорошие комедии и приключенческие фильмы. Она взяла напрокат несколько новых видеокассет и, проводя время перед экраном, наслаждалась не столько самими фильмами, сколько явным удовольствием, которое получал от них Рис.

Однажды она открыла шкаф в его кабинете и обнаружила там обширную коллекцию старого рока и дорогой проигрыватель.

– Я не знала, что ты так любишь музыку! – воскликнула она.

Он чуть смущенно поднял глаза от журнала.

– Да, я всегда ставлю что-нибудь, когда бываю здесь один.

– А мне почему не говорил?

– К слову не приходилось.

Она перебирала альбомы, удивляясь подбору коллекции. «Битлз», «Роллинг Стоунз», Элвис, Бади Холли, «Дорз», Джо Кокер, «Кантри Джо» и десятки других, большинство из которых она слышала, но о некоторых даже не знала.

– Похоже, твоя коллекция заканчивается перед временами диско, – улыбнулась она.

– И нечего смеяться, – рыкнул Рис. – С тех пор ничего хорошего не записали.

Анджи топнула ногой, готовая к бою.

– Ерунда, – задиристо начала она. – За последние десять лет появилась масса хорошей музыки.

– В основном у тех групп, которые записываются с шестидесятых, – парировал он, отбросив журнал и настраиваясь на спор. – «Стоунз», «Бич Бойз», Тина Тернер, «Ху», Род Стюарт.

– Бон Джови, «Эй Си/Ди Си».

– Ты шутишь!

– Но ведь у тебя же здесь есть «тяжелый металл», «Лед Зепелин», Айрон Батерфлай.

– Классика, – надменно заявил он.

Она воинственно набычилась и уперлась руками в бедра.

– Мадонна!

Он застонал и театрально содрогнулся.

– В сравнении с Тиной Тернер? Почему бы не вспомнить еще Барри Манилова, раз уж на то пошло?

– Мне нравится Барри Манилов, – холодно сообщила она, подавляя улыбку.

– А еще тебе нравится пицца с ананасами. Мы уже согласились на том, что вкусы у тебя сомнительные.

Она задохнулась от преувеличенной ярости и с такой силой плюхнулась к нему на колени, что Рис охнул, на мгновение потеряв дыхание.

– Самодовольная крыса, – объявила она, обвивая руками его шею. – Прими к сведению, что еще я люблю тебя. Как это свидетельствует о моем вкусе?

– Многих это окончательно убедило бы в его извращенности, – беззаботно ответил Рис, обхватывая ее талию.

– Это у них сомнительный вкус, – возразила Анджи и крепко поцеловала его.

Когда она оторвалась, Рис улыбался.

– Ты нашла отличный способ побеждать в любом споре.

Улыбаясь в ответ, она прижалась к нему.

– Я правда удивлена тем, что ты скрытый фан рок-н-ролла. Скорее можно было бы ожидать любви к классической музыке.

– Имидж, – пояснил он. – Я пытаюсь выглядеть как любитель классики, потому что это более респектабельно. Но на самом деле готов слушать Эрика Клэптона каждый день. – Он помолчал и добавил:

– Я чуть не поехал в Вудсток.

Она хихикнула, представив себе Риса с волосами до плеч и амулетами на шее.

– Что же тебя остановило?

Он пожал плечами.

– Тем летом я получил письмо от Дяди Сэма. Он не дал мне времени на остановку в Вудстоке по дороге во Вьетнам.

Анджи перестала улыбаться.

– Тебе было страшно? – тихо спросила она. В его голосе появилась мрачная нота.

– Чаще, чем хотелось бы признать.

– Сколько тебе было тогда?

– Восемнадцать.

Она сглотнула.

– Такой юный.

– Да, но я быстро повзрослел. – Еще мгновение тишины, а потом он простонал:

– О черт!

Анджи вопросительно подняла голову.

– Что?

Рис взглянул на нее с тоской.

– Я просто посчитал, сколько было тебе тем летом. Ты ведь даже не помнишь Вудсток, верно? И Вьетнам, и высадку на Луну, и убийство Кеннеди.

– Я родилась в год, когда убили Кеннеди; мне было четыре года, когда был Вудсток и летали на Луну. Когда наши войска возвращались из Вьетнама, мне было восемь, и это я немножко помню.

– Четыре, – угрюмо повторил он. – Я прятал задницу в канаве с грязью и смотрел, как разрывает на части моих друзей, а ты еще лежала в пеленках.

– В четыре года я не лежала в пеленках, – горячо возразила она.

– Это образное выражение, – объяснил он со вздохом. – Ты ходила в детский сад.

– Ну да. – Этого она не могла отрицать.

У него вдруг сделалось очень отчужденное лицо.

– Иногда я забываю, какая ты юная.

– Тебя это волнует? – удивленно спросила она.

– Только когда задумываюсь.

– Это не имеет значения, Рис. У нас очень много общего, несмотря на разницу в возрасте. Мы оба любим музыку.

– Ага.

– Я уверена, что найдется множество песен, которые нравятся нам обоим, – возразила она на его скептическое мычание. – У тебя есть несколько альбомов, которые мне нравятся. Мы оба любим приключенческие фильмы… и оба ужасные трудоголики, – добавила она, улыбнувшись.

Чуть веселея, он согласился с последним.

– И еще есть это, – мурлыкнула Анджи, обнимая его голову и притягивая к себе.

Поцелуи был долгим, глубоким и крепким.

– Да, – хрипло произнес Рис, когда он наконец завершился. – Есть это. – И поцеловал ее снова, наклоняя ниже и ниже, пока они не оказались лежащими на диване, а его пальцы уже занимались пуговицами ее надетой на голое тело хлопчатобумажной блузки.

В эти дивные две недели они не говорили ни о своих отношениях, ни о будущем. Анджи не знала точно, она ли избегала этих тем, он ли, или трусость была обоюдной. Она только заметила, что оба избегают серьезных разговоров на эти темы.

Они начали планировать визит к тете Айрис. Анджи ждала поездки с нетерпением, хотя предвидела неловкие минуты, если тетушка потребует точно определить отношения между своим приемным сыном и его заместительницей. И все-таки ей хотелось познакомиться с женщиной, которая была так добра к Рису и внесла такое изменение в его жизнь. Которая дала ему возможность научиться любви. Несколько раз за эти две недели переговорив с тетей Айрис, Рис уверил Анджи, что его приемная мать ждет приближающегося знакомства с таким же нетерпением, как она сама.

Только один раз за эти почти идиллические дни между Рисом и Анджи возникло какое-то напряжение. Выбираясь из ее кровати рано утром, чтобы успеть съездить домой переодеться перед работой, он проворчал:

– Ну сколько можно! Куда проще все было бы, если бы ты переехала ко мне.

Эти слова поразили ее. Переехать к нему? – думала она едва ли не с ужасом. Оставить бабушкин дом? Нет! Ни за что.

– Не думаю, что мы уже готовы к этому шагу, – удалось ей произнести довольно спокойно.

Рису не понравились ни ответ, ни мелькнувший в глазах испуг. Он почувствовал ее нежелание покидать свои уютные пенаты, и его это обидело. «Я же не предлагаю ей продать дом, – думал он. – Просто хочу быть с ней постоянно, днем и ночью, а мой дом больше, красивее и в лучшем состоянии». По его мнению, они вполне могли бы жить вместе. Но он не настаивал. Что-то подсказывало, что это было бы неразумно. Слишком непрочными, слишком хрупкими еще были их отношения.

Но придет время, уверенно говорил он себе, когда он повторит предложение. И он постарается приблизить это время. Он устал просыпаться один даже в те немногие ночи, что они проводили врозь. Она принадлежит ему. И пора ей тоже прийти к этой мысли.

Джун так тихо зашла в зал заседаний, что поначалу ее заметила только Анджи. Девушка нахмурилась, удивленная действиями секретарши; рука с карандашом замерла над блокнотом, хотя Рис продолжал говорить, обращаясь к сидящим за длинным столом сотрудникам. Должно было произойти что-то ужасно важное, чтобы Джун осмелилась прервать это решающее совещание. У Анджи возникло дурное предчувствие.

Совершенно расстроенная, Джун сунула Анджи записку и поспешила исчезнуть. Анджи развернула листок, боясь представить, что могло так подействовать на всегда улыбчивую Джун.

Мгновение спустя ее веки скорбно опустились. От скорби о женщине, с которой она так и не успела познакомиться, и о Рисе, для которого это будет ударом.

Ко всеобщему удивлению, Рис остановился на полуслове, глядя на Анджи.

– Анжелика? – Он впервые забыл назвать ее при сотрудниках «мисс Сен-Клер». – Что случилось?

Она набрала полные легкие воздуха и встала, сжимая записку в руке и не зная, как потихоньку сообщить ему ужасную новость. Но он уже взял записку из ее бесчувственных пальцев.

Но еще больше была Анджи потрясена, увидев, что его лицо не изменилось, пока глаза пробегали короткий текст. Единственный след переживаний, который она смогла заметить, – натянувшаяся вдруг кожа у рта. У нее заболело сердце от сознания того, какие страдания прячутся за этой бесстрастной маской.

Аккуратно сложив записку по прежним сгибам, Рис кивнул и сунул ее в карман.

– Теперь относительно новой сборочной линии… – продолжал он, игнорируя вопросительную тишину в зале.

Слишком потрясенная, чтобы помнить о приличиях, Анджи воскликнула:

– Рис! Ты же не собираешься продолжать совещание!

Он нахмурился, заметив изумленные взгляды, привлеченные ее словами.

– Мисс Сен-Клер, я не вижу причин приостанавливать его.

Но Анджи уже не видела никого вокруг.

– Не видишь причин? – повторила она, подходя вплотную к нему. – Как ты можешь?

– Я уже ничего не могу сделать для нее, – мягко сказал он. – И никто не может.

– Ты можешь скорбеть о ней, – прошептала Анджи, поднося руку к его твердой щеке. – А если не о ней, то о себе.

– Анжелика…

Она резко повернула голову и оглядела кольцо удивленных лиц.

– Мистер Вейкфилд получил известие о смерти члена семьи. Уверена, вы поймете, что ему нужно побыть одному. Мы возобновим совещание через пару дней.

Задвигавшись на своих местах, растерянные сотрудники смотрели на Риса, ожидая подтверждения. Он поколебался, затем коротко кивнул.

– Джун сообщит вам новое время. На сегодня – все.

Никто не стал задерживаться. Не прошло и пяти минут, как Анджи и Рис остались одни.

– Ты единственный человек на свете, которому я мог простить такую выходку, – заявил он, нависая над ней. – Кто тебе позволил решать за меня?

Не обращая внимания на лекцию о субординации, она обняла его за талию и стиснула руки.

– Рис, как я тебе сочувствую!

– О черт! – Неестественное напряжение покинуло его, пока выдыхались эти слова. Он обнял Анджи и опустил лицо в ее волосы. – Я говорил с ней только позавчера. Голос был совершенно нормальный. Если бы знал, что ей хуже, я бы поехал.

– Я знаю. Но ведь там сказано, что она умерла во сне. Может быть, никто и не знал, что конец так близок.

– Наверное, нет. – Он долго стоял неподвижно, а потом сказал:

– Я хотел отвезти тебя к ней на следующей неделе. Она бы тебе понравилась, Анжелика.

По щекам Анджи текли слезы. Она кивнула.

– Я уверена, что полюбила бы ее.

– Проклятье, мне будет не хватать ее.

Анджи всхлипнула.

– Я знаю. Наверное, ты чувствуешь то же, что и я, когда потеряла бабушку.

– Будто теряешь частицу себя? – хрипло спросил он.

Она подняла лицо, не пряча слез.

– Да. И очень важную частицу.

Он опустил голову, упершись лбом в ее лоб.

– Ты снова плачешь за меня.

– Я ничего не могу поделать. – Анджи знала, что он из тех мужчин, которые не умеют плакать, и надеялась, что ее слезы облегчат ему боль. – Я не могу выносить твою боль. Если бы я была в силах помочь!

– Ты это и делаешь, – прошептал он, касаясь губами ее губ. – Спасибо тебе.

Прижавшись мокрой щекой к его шее, она встала на цыпочки, обнимая его. Она знала, что это лучшее, что она может сейчас для него сделать. Не так часто его обнимали. Никто не обнимал, когда ему было плохо. Отчасти, может быть, потому, что он никогда не показывал, что нуждается в этом. Анджи знала его теперь достаточно хорошо, чтобы понять: Рис не подаст виду. Они оба получили от их отношений то, в чем они нуждались. Она больше не думала о будущем.

Айрис требовала не устраивать похорон, и Рису незачем было покидать город. Они провели тихий вечер. Поужинали на кухне, а потом сидели в его кабинете и слушали музыку, держась за руки. И когда Рис повернулся к ней с болью и мучительным желанием во взгляде, Анджи раскрыла объятия, отдавая свое тело и свою страсть как утешение. Он принял то и другое и любил ее особенно нежно, так что у нее слезы наворачивались на глаза. А потом они спали под одним одеялом в его кровати. Анджи проснулась только однажды за ночь и обнаружила, что Рис прижимает ее к сердцу. Сонно улыбнувшись, она прижалась потеснее и снова заснула.