28

Березовый лес королевской полевой ставки наполовину пожелтел, но лист еще не падал. Золотая осень неотвратимо подкрадывалась. Незаметно так. И очень красиво.

Встретили меня там неплохо, хотя знакомых лиц было немного — все мои кураторы в Будвице остались бороться с врагами внутренними. Но к королю допустили беспрепятственно — я его флигель-адъютант все же.

Бисер принял мое представление как королевского комиссара и отпустил до вечера — точное время аудиенции мне объявит дежурный адъютант.

«Завхоз» ставки Крыкан уже ожидал меня у монаршего салон-вагона, утаптывая гравий. Он несколько подобострастно доложил, что прибывшие со мной рецкие стрелки и егеря устроены в теплушках запасного эшелона, поставлены на довольствие и им выделена кухня-самовар с поваром. А денщик меня уже ожидает в спальном вагоне, где мне предоставили купе.

— Обед… — продолжил чиновник свои речи.

— Пусть принесут на двоих в купе, — перебил его я.

Не тянуло меня пока питаться в большой компании вагона-ресторана. И так уже все хоть мало-мальски шапочные знакомые еще в дороге достали меня с расспросами о моей пулеметной стрельбе в городе. Газеты же сюда поставляют регулярно.

После обеда полтора часа поспал и вполне отдохнувший сходил проведать своих штурмовиков. Собственным глазом посмотреть, как их устроили, выслушать жалобы и все такое прочее совершить, что положено командиру. Хотя ротный командир им капитан Вальд, но я как бы командир командира. Тем более что кроме роты горных егерей отдельно за мной еще числилось отделение минеров, десять пулеметных расчетов «Гоч-Лозе» — пять десятков человек с фельдфебелем, четыре расчета траншейных пушечек (без собак) во главе со своим фельдфебелем и пять снайперских пар егерей, каждая с расчетом ручного пулемета. Сила! Личного состава усиления чуть ли не больше самих штурмовиков. Не был бы мой отряд особым, раскулачили бы вмиг и привели в соответствие с уставом. И так смотрят косо на такую плотность военной техники.

Гранат еще запас в неприличном количестве… Прямо с завода. Все же в городе воевать собрались. Хотя что там того города?

И к тому же груз экразита с собой тащим, будь он неладен. Кататься в бою на такой бомбе особого желания нет, чуть что — и на молекулы. Но надо. Два десятка килограммовых брусков, каждый тщательно завернут в три слоя пергаментной бумаги и два слоя оловянной фольги. В двух крепких ящиках, обитых изнутри войлоком, на оловянных гвоздях. Сами ящики подходили по форме к пустотам в быках моста. На наше счастье строили в свое время железнодорожный мост через Нысю огемцы, и в архивах Будвица сохранились проектные чертежи.

Когда король принял мой подробный доклад о том, что творится в столице, и о моих планах на будущее, только спросил:

— Может, не стоит взрывать мост? Самим еще сгодится.

— Стоит, ваше величество, — убежденно произнес я. — После войны мы его обязательно восстановим. И не деревянный на каменных быках, как сейчас, а красивый, из стальных клепаных конструкций. Дирижабли поработают на установке готовых ферм, которые можно будет склепать и на берегу. Все, что требуется для этого, уже есть — и локомобили с пневматическими компрессорами, и отбойные молотки. А готовые элементы легко подвозятся прямо с завода по железной дороге.

— Прожектер ты, Кобчик, — усмехнулся ольмюцкий монарх. — Но соглашусь, что соблазнительные у тебя прожекты. Новый пулемет показывать будешь?

Государь доволен. Что еще нужно хорошему подданному?

— Для демонстрации все готово, ваше величество.

— Тогда пошли, показывай. О войне конкретно с тобой завтра говорить будем. Как королевский комиссар ты полноправный член ставки по должности. Критиковать будешь моих генералов, а то они опять что-то все переусложнили. Хотя всех их учили еще в кадетских корпусах, что центральная идея любого плана, составляющая его сущность, должна быть проста. Так-то вот…

— Застоялись они у вас, ваше величество, — пошутил я.

— Это точно, — улыбнулся король. — Но где их гонять в траншеях-то? Они в этой новой войне и траншей не видят — только карты на столах своих штабов. Но все мечтают быть впереди на лихом коне… Другие нужны в наше время генералы. Бухгалтера и снабженцы, мыслители и хитрованы, потому как воюют реально теперь командиры не выше полка.

И немного подумав, монарх сменил тему:

— Как не хотел я тебя, Савва, выпускать в бой, а пришлось…

— Но я уже выполнил все свои обязательства, ваше величество, — воспользовавшись паузой, выдвинул я свои аргументы. — У фирмы «Гочкиз» две линии сборки пулеметов стабильно и ритмично работают в Будвице и одна во Втуце. Даже пулемет «Лозе» за прошедшее время до ума довели, как вы приказывали.

— Главное не в этом, Савва, — задумчиво произнес король. — Главное в том, что в Будвиц на заседание трибунала, где будет рассматриваться дело контрразведки, прибудет сам император, а не его представители. Отоний, конечно, человек мудрый и справедливый, но под горячую руку ему лучше не попадаться. А посему я почитаю за благо быть тебе все это время в бою, чем во дворце. Там, откуда тебя спешно не выдернуть. Глядишь, все и уляжется. Но это уже не твоя, а наша с сыном будет битва.

И король вдруг не удержался от хвастовства:

— А мы все же измотали царцев тем, что каждую неделю демонстрировали готовность начать наступление. Теперь они на нашу артподготовку почти не реагируют. Все резервы остаются на местах. А в первой линии траншей они оставляют только наблюдателей. И еще обнаружился у врага снарядный голод. Особенно крупных калибров. На наш десяток выстрелов они отвечают уже одним-двумя. И это… прекрасно! — широко улыбнулся король.

Бронепоезд «Княгиня Милолюда», тихо прокравшись в темноте между фортами, встал на рубеже, ожидая крайней команды. Сзади на безопасном расстоянии расположились шушпанцеры, а за ними совсем уже в тылу наши эшелоны обеспечения. На параллельной ветке в обычных эшелонах томятся войска, вводимые за нами в прорыв. Отступать по железной дороге просто невозможно. Некуда. Только вперед.

Какое счастье, что нет пока в этом мире штурмовой авиации, а то один налет чего-то вроде эскадрильи Ил-2, даже поликарповских «Чаек» — и полностью сорвано все наступление. Такая цель!

Мы с командиром бронедивизиона и одновременно командиром головного бронепоезда Атоном Безбахом, который перед наступлением получил чин гвардейского старшего лейтенанта (что равнялось армейскому майору), сидели в командирской будке, в которую превратили бывший паровозный тендер, и сосредоточенно сопели над каргой, в последний раз уточняя свои действия и взаимодействие с другими войсками.

Майор, командующий поддерживающей нас пехотой, только что ушел от нас очень задумчивый. Разве что пальцем у виска на нас не крутил. Но со скрипом согласился с нашими выкладками к приказам из вскрытого пакета.

А куда ему деваться против моих бумаг?

Главное, чтобы во врага он планомерно вгрызался, а не клал своих солдатиков в дурных уличных атаках. Зря я ему, что ли, все пушки траншейные отдаю и половину снайперов… Гранат в достатке. И все же хоть как-то, но его солдат на полигоне штурмовым действиям обучали. Как и основам тактики малых групп. Город это, конечно, не траншеи, но лучше так, чем никак…

Пообещал ему в случае удачного захвата города без больших потерь добиться у короля, чтобы его батальон стал отдельным и «штурмовым» по названию. Эти военные ну как дети, ей-богу… Фантик красивый покажи, и уже рот до ушей.

Операция вся заранее расписана по минутам. Я на совещании в ставке к этому даже придираться не стал — не поймут пока, что их высокое штабное искусство может полететь в тартарары от любого случайного фактора. И чем точнее притерты детали, тем они сильнее клинят от случайной помехи, что в технике, что в организации. В этот раз я вообще не учил их, как воевать, — вот еще, да и задачи такой королем передо мной не ставилось. Больше я упирал на обеспечение и логистику. Рубежи промежуточных полевых складов. Сокращение плеча снабжения воюющих частей. Продавил через короля раздачу солдатам двойного носимого боекомплекта, примитивного сухого пайка и хотя бы по паре бинтов на брата. А то с санитарным обеспечением в первой волне наступления не просто плохо, а откровенно ужасно. Особенно со своевременной эвакуацией раненых с поля боя. Закисли медслужбы в глухой обороне. Расслабились.

— Лучше бы вы, господин королевский комиссар, побольше тяжелых пулеметов нам привезли, — пнул меня словесно один из командиров корпусов. — Советовать-то легко, сидя в тылу… за пивом.

Про пиво он для порядка пробурчал, а вот впечатлило его на вчерашней демонстрации то, что «Гоч-Лозе» может давать длинные очереди на всю ленту без видимых последствий для автоматики. Мыслит еще позиционной войной по привычке — выкашивать наступающего врага.

— Завод работает, господа, — откликнулся я, пропустив мимо ушей сентенцию типа «каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». — Работает под лозунгом «Все для фронта, все для победы!» С полной отдачей сил. Когда я уезжал из Будвица, сборочный цех выдавал в день уже по три десятка «тяжелых» пулеметов «Гоч-Лозе». Но приоритетом для нас до этого являлось обеспечение грядущего наступления. И в нем легкое и мобильное ружье-пулемет «Гочкиз-Р» вне конкуренции. Сами увидите. Но опять-таки настаиваю на том, что если ваши интенданты вовремя не подвезут на передний край патроны в достаточном количестве, то никакие пулеметы вам не помогут, когда им стрелять нечем.

Уверен, что не будь на моем мундире ленточки Креста военных заслуг с мечами, не болтался бы у меня на боку золотой кортик с темляком цветов Солдатского креста, то наслушался бы я генеральского мата о военных способностях сосунка-фабриканта. Однако как опытные царедворцы они ориентировались в первую очередь на мнение короля, а государь ко мне был благосклонен.

— Опять-таки, вовремя излеченный и поставленный в строй боец — это дополнительный удар по врагу, у которого живой силы в разы больше, и только его индустриальная отсталость не позволяет нарастить против нас войсковую группировку. Призвать «под ружье» они людей могут, а вот дать это ружье… разве что кремневое. Но в последнее время, как докладывает зафронтовая разведка, Островное королевство стало поставлять царцам амуницию и вооружение не за золото, а в долг. Так что увеличение численности царских войск только вопрос времени. И мы должны успеть, и до того, как это случится, поставить между нами непроходимый рубеж из полноводной реки. У меня все, господа.

— Но за рекой также наша земля, — подал голос кто-то из штабных. — Как с ней быть?

— Разобьем сейчас царцев, вернем и эти земли, — пришел ко мне на поддержку король. — А вот побережье нужно отбирать у них уже сейчас. Вместе с портом. Примените выкладки барона, — это его величество так меня им обозначил, типа того, что я им свой, «аристократский», — к врагу и вы увидите, что как только заработает линия заморского снабжения от порта по северной железной дороге до распределительного узла, то… Теми войсками, что у нас есть, мы и этот фронт не удержим, если царцы к тому же доведут количество артиллерии до штатов своих союзников на Западном фронте. И особо если они не будут иметь проблем со снарядами.

Король обвел всех присутствующих тяжелым взглядом.

Все молчали, ожидая, что он к фитилю отрежет добавок. И дождались.

— По последним данным разведки царь все же поменял командование своими войсками на нашем участке фронта. Вместо умершего фельдмаршала командующим назначен генерал от кавалерии князь Кашкодамски, начальника штаба он везет своего — генерального штаба дивизионного генерала Злыдски. Нынешнего исполняющего обязанности генерала Мудыню отзывают в ставку. Сами знаете, какая в такой период возникает неразбериха. Но надеяться нам, что она продлится больше недели, не приходится из опыта. А посему нет у нас больше времени ждать и готовиться — требуется ударить, пока не стало поздно. Пока еще все резервы покойного Смигла отозваны на отогузские перевалы, где их сковали имперские войска.

Его величество выпрямился. Принял подобающую моменту позу и приказал:

— Начальнику штаба ставки раздать командирам корпусов пакеты для начальников дивизий и бригадных командиров. Вскрыть эти пакеты сегодня всем самостоятельно ровно в полночь. Наступление каждого полка начинать точно по времени, указанному в пакете. Артподготовку по колючим заграждениям и первой линии траншей вести всего полчаса, но всем, что стреляет, и только по коридорам прорыва, которые после артиллерии расчищают штурмовики. Артиллеристам особо придерживаться графика и времени переноса огня на новые рубежи. Снарядов у всех достаточно. Все остальное указано в пакетах. Надеюсь, господа, что каждый из вас выполнит свой долг. Да помогут нам ушедшие боги.

Генералы вытянулись в струнку и, щелкнув каблуками, склонили головы. С ними и я.

— Кобчик, вы остаетесь в ставке? — спросил король больше на публику, чем меня.

— Если вы позволите, ваше величество, то я бы предпочел пойти в прорыв вместе с созданным мной же броневым дивизионом.

— Но там уже другой командир, барон?

Пропал в монархе лицедей, ох пропал.

— Я не претендую, ваше величество, на то, чтобы отбирать свою бывшую должность у заслуженного офицера. С вашего позволения я пойду в этот бой командиром приданных броневому дивизиону рецких штурмовиков.

Удовлетворившись впечатлением, произведенным на генералов, король кивнул, дозволяя.

— Что ж, быть по сему, — согласился король уже вербально. — Но не забывайте там, барон, что вы еще и королевский комиссар с особыми полномочиями. Всегда и везде. И не стесняйтесь их применять там, где это потребуется.

— Так точно, ваше величество, — щелкнул я каблуками.

— И не вздумайте попасть в плен, барон. На вас не зря враги устраивали покушение в тылу, — оставил король за собой последнее слово. Для полного впечатления своего генералитета, чтобы они воспринимали меня всерьез.

И вот теперь со старлеем сидим как на иголках. Как же долго тянутся эти последние минуты.

Ночь безлунная, хоть глаз коли. В перископ ничего не видно. В дальномер и подавно.

И мандраж бьет. Адреналин уже брызнул по венам. Нервы на вздёрге.

Посмотрел на часы, сказал командиру дивизиона одно слово:

— Пора.

— Канонады еще не слышно, — возразил он.

— И не должно, — откликнулся я. — Мы начинаем на четверть часа раньше. Даже прицелиться по нам за это время никто из царцев просто не успеет, а потом им будет откровенно не до нас.

— По местам стоять. Мало-помалу вперед, — приказал Безбах в будку паровоза по переговорному устройству, такому… пароходному, что ли.

Бронепоезд, громыхнув сцепками, потихоньку стал разгоняться по рельсам. Без гудков и свистков. Насколько он мог вообще соблюдать тишину…

Началось…

Вопреки сложившемуся обычаю артподготовка началась не утром, а глубокой ночью, неожиданно перерастая в шквал огня из привычного уже, ставшего рутиной, беспокоящего ночного обстрела.

Одновременно полезли на нейтральную полосу штурмовики, поддержанные саперами с ножницами для резки оставшейся после артналета проволоки. Фактически это сложно еще назвать движением войск за «огненным валом», но что-то приближенное к этому.

С некоторым интервалом за штурмовиками выдвинулись роты зачистки захваченных траншей.

Основная пехота вводилась в прорыв третьим эшелоном.

За ним планировался еще четвертый тактический эшелон, который предназначался для выхода на оперативный простор за полевыми укреплениями врага, и его главной задачей стоял погром ближних его тылов, нарушение линий связи, ликвидация артиллерийских батарей. А главное, он должен был не подпустить к основным силам царцев их резервы, разбивая их по частям на марше.

И только потом вводились в бой основные силы, скрываемые до поры в глухих лесах, с задачей рассечь вражескую группировку на части и прижать их к болотам, отсекая от тылов. Лишая управления и снабжения.

Последними на оперативный простор глубоких вражеских тылов запланировали двинуть застоявшихся кавалеристов.

Начали с полевого укрепрайона. А когда враги, слегка опомнившись, сообразили, где может быть направление главного удара, и успели хоть как-то отреагировать движением резервов, начала гвоздить вражеские укрепления тяжелая артиллерия обоих фортов и дивизия особого могущества. Брусиловский прорыв в миниатюре. Резервов на все три участка «направления главного удара» у царцев не было. С нашей стороны темп, темп и еще раз темп… максимально эффективно использовать первые часы наступления. Не дать врагу опомниться и наладить управление войсками.

На севере еще вчера днем по своевременной команде спешно достроено из готовых элементов последнее звено гати. Без потерь захвачен плацдарм за ней в обширном, но редком приболотном осиннике. В нем всю ночь наращивалась ударная группировка и одновременно высылались взводные конные разъезды, усиленные ручным пулеметом каждый. Заранее сформированные команды штурмовиков из рецких саперов для захвата мостов, разъездов с водокачками и временного нарушения телеграфного сообщения на железной дороге получали задачи, направления и кроки. Два дня, не меньше, будут перетаскивать через гать кавалерийскую дивизию вслед за бригадой рецких горных егерей. Еще одна бригада горных стрелков терпеливо ждала своей очереди на переправу. Просто сидеть в лесу, как они это делали на протяжении последних двух месяцев, было хуже.

Пока враг очухивался от первого огневого налета, мы за это время успели отмахать в темноте по рельсам пятнадцать километров и сбросить десант на первый разъезд, где заранее был намечен первый ротный опорный пункт. Следующий за нами шушпанцер тянет для них три платформы с «раздвижными спиралями Кобчика» и доберется до десанта, когда тот закончит зачистку полустанка и приступит к инженерному обустройству позиции, загнав лишние платформы с магистральных путей на запасные ветки.

Второй шушпанцер везет такой же груз для второго разъезда.

Потом их задачи — рокада и северная ветка железной дороги. Третий эрзац-БеПо остается на каком-либо разъезде и при необходимости поддержит огнем пехоту до прибытия приданной им артиллерии.

А нам вперед, и только вперед, на Узловую. И как можно быстрее, пока там видят третьи сны. Освободившись от лишних платформ на полустанках, колеса бронепоезда запели бойчей на рельсовых стыках.

Мандраж прошел, уступая место боевому возбуждению с необыкновенной ясностью мысли.

На востоке занималась робкая полоска блеклой зари хмурого сентябрьского утра.

Вошли на Узловую с рассветом «на цыпочках» и врага застали без штанов в буквальном смысле этого слова. Впрочем, не так уж того врага там было и много — батальон охранения да различные службы ближнего тыла, в которых нестроевых офицеров намного больше, чем солдат, занятых погрузкой-разгрузкой да караулами «через день на ремень».

К тому же разместили их не одним кулаком в казармах, которых в этом городке вовсе никогда не было, а распихали по два-три человека по обывательским квартирам на постой. Их офицеры, соответственно, жили совсем отдельно в домах состоятельных обывателей, в которых комфорта было больше. Все это только добавило неразберихи и паники. Наспех одетые, невыспавшиеся и неопохмеленные царские солдаты хоть и держали по военному времени оружие при себе, но вот запас патронов при них был весьма ограниченный — только то, что в подсумках на поясе. Да и вояки из тыловых солдат оказались так себе. Складская охрана не самый лучший человеческий материал. Все по старому армейскому анекдоту: «Стой, кто идет? Стрелять буду. — Стою. — Стреляю».

К прибытию на станцию пехотного батальона поддержки броневого дивизиона в полноценном воинском эшелоне в пристанционном городке осталось всего несколько очагов сопротивления. Всё — городок наш!

Гранаты и ручные пулеметы проявили себя вне конкуренции. Как и ярость штурмовиков, отбирающих обратно свою землю. А вот гаубицы бронепоезда выстрелили не более десятка раз — все же это наш город и наши жители. Ни к чему лишние разрушения и жертвы.

В первые пятнадцать минут десанта весь район, прилегающий к вокзалу, был в наших руках. И группы штурмовой пехоты уверенно занимали следующие кварталы.

За ними шла волна чистильщиков и трофейщиков. И вязальщиков пленных. Этой боевой специальностью мы озаботились заранее и не прогадали. Под пленных определили крепкий каменный пакгауз на станции. По случаю пустой. Но и он скоро стал тесен.

На самой Узловой станции захватили на северных путях эшелон с 75-миллиметровыми полевыми орудиями заморской системы. Матчасть двух восьмиорудийных батарей, с приличным боезапасом к ним и полной амуницией, включая передки и прочий ЗИП. Всё, кроме коней и обслуги.

Отдал приказ установить их южнее и севернее станции на особо угрожаемых направлениях контратак царцев вдоль железных дорог. И послать гонцов на ручной дрезине с требованием командованию направить к ним запасные расчеты артиллеристов из резерва. Раз такая оказия. Заранее об этом мы как-то не подумали. Да и не рассчитывали на такую удачу, если совсем уж по-честному. А тут откровенно орденопадом запахло. За одну захваченную пушку всем участвующим крест дают, а тут шестнадцать…

Кстати, станционный телеграф нам достался на вокзале целеньким, в комплекте с дежурными телеграфистами — на мое удивление, совсем гражданскими железнодорожниками, по национальности огемцами, охотно пошедшими с нами на сотрудничество. Но связаться по навороченному аппарату, печатающему телеграммы буквами на узкой бумажной ленте, с нашим командованием оказалось невозможно, еще по прошлому году кабель со столбов шрапнелью посрывало, да так и не удосужились его восстановить за время кратких перемирий.

Связь была только с царской ставкой в Ракóве, портом на севере, и с полевой ставкой командующего непосредственно армией вторжения на левом берегу реки. Чем склонный к розыгрышам Безбах и воспользовался, отстучав генералу Мудыне от моего имени ультиматум: «Моментально сложенное оружие — почетный плен. Сутки промедления — позорный плен. На третьи сутки — смерть. Комиссар Кобчик, станция Узловая». И дата с точным временем захвата нами станции. Старлею показалось тогда, что это смешно.

Но я этого уже не ведал. Оставив Безбаха командовать на станции, я отцепился от основного БеПо и на мотоброневагоне с прицепленными к нему тремя платформами с штурмовиками медленно покатил в сторону моста. Движок, размеренно стуча, тянул почти на пределе, А впереди еще дюжина верст как минимум, так что требуется поспешать.

Утро для боя выдалось прекрасное. В небе легкая дымка, закрывающая солнце. Нет жары. Нет и холода. Комфорт, да и только. По сторонам от «железки» ласкающую взгляд золотую осень трепещет легкий ветерок. В такую погоду по грибы ходить, шашлыки жарить, с девушкой миловаться, а не воевать.

Приближаясь к мосту, занял место в командирской башенке, потеснив командира вагона. Это мой бой! Вахмистр горных батарейцев не возражал — право вождя самому вести их за собой в сражение никем из горцев не оспаривается.

Пока нам везло, катились без единого выстрела, не встречая никакого сопротивления. И вообще какого-либо наличия противника.

Мост чрез Нысю был старый, однопутный, поэтому на подъездах к нему с обоих берегов устроены разъезды. Но и после того как трансконтинентальную магистраль переделали на два пути в обе стороны, тут так все и осталось. Это конечно же задерживало перевозки. Проект второго, параллельного моста был утвержден давно, еще в мирное время, но война спутала все планы…

После разъезда, забитого эшелонами со стреляными снарядными гильзами, приготовленными царцами для отправки в тыл, когда до моста пошел уже одноколейный путь, по шпалам навстречу нам бежал человек и что-то истошно орал, размахивая зеленым флажком.

— Отцепить платформы, — приказал я. — Замедлить ход.

Штурмовики, не дожидаясь остановки своих платформ, частью на ходу поспрыгивали на гравий насыпи, другие прикрывали товарищей пулеметами, а особо назначенные навалились после отцепки на тормоза, что дико скрежетали металлом по рельсам.

Немногочисленная охрана эшелонов на разъездах сопротивления никакого не оказала и охотно сдалась, сложив старые однозарядные винтовки с игольчатыми штыками.

Броневагон, избавившись от тяжести прицепа, рванул вперед со всей своей максимальной боевой скоростью — тридцать километров в час.

Человек с зеленым флажком резво соскочил с пути, чтобы не попасть под нашу переднюю контрольную платформу с пулеметами и десантниками, но орать не перестал. Но я его за стуком двигателя не слышал. Да и не обратил особого внимания.

С гулом пролетели по обеим сторонам ажурные деревянные фермы пяти пролетов моста, и, ворвавшись на правый берег реки, я отдал приказ стрелять только из пулеметов. Эшелоны на разъезде, считай, уже наши трофеи.

Проскочив первый за мостом разъезд, также забитый эшелонами, неожиданно увидел, что однопутная дорога там и дальше продолжается, и навстречу нам со второго разъезда по ней уже вышел эшелон крашенных суриком теплушек с большим черным паровозом впереди. Паровоз уже разгонялся, отчаянно дымя высокой трубой с раструбом. Увидев нас, встречный машинист разразился серией тревожных гудков и дал по тормозам так, что паровоз заскользил по осыпаемым песком рельсам истошно, с подвзвизгом скрипя колесами.

— Уя-струя, — вырвалось у меня. — Семафор же зеленый был?

— Осмелюсь доложить, ваша милость, — затараторил вахмистр мне в ухо, — но у царцев зеленый цвет запрещающий.

— Что же ты раньше молчал? Болинтер, двигай булками. Двигатель на реверс! — прорычал механику и тут же истошно скомандовал: — Носовое орудие, по паровозу болванкой — огонь!

А самого дрожь пробила — что, если маховик обратно закрутиться не успеет? Разобьемся же к бениной маме, поцелуясь с паровозом… И вообще, кто же мог догадаться, что зеленый цвет тут запрещающий, а? Бред какой-то…

Глухо бухнула пушка носовой башни.

Паровоз впереди по курсу как в стену уткнулся, окутался облаком пара и покосился набок, но все же двинулся вперед, медленно съезжая с рельс.

— Носовое. Добавь фугасным.

— Есть фугасным, командир, — глухо откликнулась слуховая труба.

Только бы успеть…

Только бы успеть…

Снова жахнула пушка.

Через секунду впереди разлетелось по воздуху то, что еще совсем недавно было красавцем-паровозом. Я очень удивился поначалу такому могуществу трехдюймового выстрела, но потом сообразил, что для разгона паровозная бригада подняла пары в котле до верхней марки. И котел разнесло не столько нашим снарядом, сколько высоким давлением в самом котле.

Первые два вагона за паровозом сложились набок, остальные устояли — скорость у состава была еще небольшой. Из вагонов посыпались на насыпь солдаты с длинными винтовками в руках. Много…

Движок Балинтера застучал медленнее, и метрах в восьми от искореженных останков паровоза его маховик неожиданно закрутился назад, дернув броневагон обратно и постепенно увеличивая скорость.

Передняя башенка отчаянно поливала из семиствольного гатлинга тяжелыми пулями выбежавшую из-за обломков паровоза плотными группами царскую пехоту. Видимо, нас решили взять на абордаж.

К гатлингу присоединились оба пулемета «Гоч-Лозе» с платформы, строча длинными очередями. Так мы пятились, а враги все прибывали. По всему видать, повезло нам напороться на эшелон, перевозящий целый маршевый батальон из резерва. Это много на нас одних. Основные мои штурмовики зачисткой на левом берегу занимаются да минеров охраняют, которые мост осматривают, решая, как его взорвать сподручней.

Расстояние между вражеской пехотой и нами постепенно увеличивалось. Преследователи остановились, видя, что догнать нас пешим ходом и даже бегом не получается.

Неожиданно для меня застучал задний пулемет с кормового спонсона. Оглянулся — осмелевшие царцы с предмостного разъезда, почуяв подмогу, повылезали из нор и вовсю упражнялись в бесполезной стрельбе по нам из винтовок. Это уже похоже на окружение, мать их за душу… Зажмут так и задавят… и броня не поможет.

Снова бухнуло носовое орудие. В небе родилось белое облачко шрапнельного разрыва. Перелет. Не хватает эффективной дистанции для шрапнели.

— Носовое, лупи фугасными! — закричал я в переговорное устройство. — Кормовое — шрапнелью по разъезду! Заставь их попрятаться.

Поздно для шрапнели — уже подъезжаем. Зато от преследователей оторвались. Да и те после первого порыва особой прыти грудью лезть на пулеметы не выказывают. А пулеметов у нас для них неожиданно оказалось много.

Вахмистр в ухо шипит, подсказывая:

— Командир, шрапнель пора ставить на картечь.

— Отставить шрапнель. Картечь! — кричу в переговорную трубку. В ответ из нее что-то неразборчиво квакает.

Но картечью ударили, насквозь дырявя доски вагонов на разъезде.

Не дожидаясь команды, застучали все бортовые пулеметы, заставив всех врагов снова попрятаться за вагонами.

На абордаж царцы не решились, и мы, лихо пролетев разъезд в обратную сторону, встали в створе ферм моста, как триста спартанцев при Фермопилах. Пока минеры свое дело не сделают, с места не стронусь. Да и маневра у меня никакого не осталось, кроме того, чтобы стоять насмерть. Иначе мост они обратно заберут примитивной атакой в лоб, наплевав на пулеметы. Просто массой задавят.

Мечты, мечты. Где ваша сладость… прокатиться с огоньком по вражеским тылам по железке…

Прокатился…

И трех километров не проехал.