Книга: Оружейный барон
Назад: 25
Дальше: 27

26

Вернувшись из дворца на завод, вызвал поверенных и отдал им чертежи застежки-молнии. Пусть хоть принцип запатентуют, раз мне сделать ее не удается.
Дневная горничная подала обед. Эта тетка была не так соблазнительна внешне, как ночная горничная у Гоча, зато очень вкусно готовила.
Однако аппетиту мешали мысли, роящиеся в голове после первого заседания ЧК. Там меня сердечно поблагодарили за привезенные дела инженеров и прояснение обстановки с доказательной базой измены офицеров контрразведки, а заодно мне под протокол вынесли порицание в излишне жестких методах захвата здания контрразведки — все же это не вражеский объект, чтобы устраивать в центре города взрывы и пулеметную пальбу. Поэтому от дальнейшего расследования меня отстранили и сослали на фронт. Однако в комиссии оставили и полномочий не лишили. На фронт я поеду как комиссар. Узко — как комиссар броневого отряда. Широко — как королевский комиссар вообще, полномочный представитель ставки верховного главнокомандования, так сказать…
Рецких горных стрелков и егерей я должен на следующий день убрать из города и забрать с собой — они прикрепляются к броневому отряду как штурмовики. Части, которые их сменят, уже на подходе к столице.
Вот так-то вот. Ничего такого удивительного. Мавр сделал свое дело…
В принципе чего-то наподобие такого и стоило ожидать. У принца в рукаве всегда восемь козырных тузов. Да и генерал Молас тот еще хитрован. Остальные королевские комиссары больше статисты, назначенные королем для видимости коллегиальности решений, озвученных принцем.
Не доев толком обед, прошелся по цехам, радуясь, как растет наш завод. Полюбовался на конвейер сборки пулеметов «Гоч-Лозе». Не так чтобы уж и ух… Но десяток в день собирают. Какой это к чертовой бабушке конвейер? Но лиха беда начало. Будем надеяться на лучшее. На сотню изделий в день хотя бы. Сдерживают изготовители деталей. Там что ни день, то что-нибудь да вылезет. А я приказал четко: никакой подгонки напильником. Только из готовых деталей собирать, как детский конструктор. Что не лезет, то в брак. Точнее, в запас. Если прижмет, то и напильником доводить будем.
Приказал сегодняшний десяток придержать для бронеотряда, а счет за них отправить кронпринцу. Для чего собственноручно написал и оставил им требование в интендантское управление. Заодно и акт приемки пулеметов.
— Не дай вам ушедшие боги, если хоть один из них в бою заклинит, — погрозил напоследок.
Ручные пулеметы с завода брать не стал. В бронеотряде и рецких частях их, на мой взгляд, хоть и недостаточно, но все же намного больше, чем где-либо. А вот «Гоч-Лозе» проверить в бою не мешает.
Инженеры в своей каморке в инициативном порядке корпят над чертежами пулеметной двуколки для пехоты, предназначенной доставлять сам пулемет и боезапас к нему к переднему краю. Похвалил инициативу. Подал им мысль, украденную из моего мира — в Интернете подсмотрел в фотках про Первую мировую войну: герметические жестяные цилиндры, в которые помещается по шесть 250-патронных лент. Сами цилиндры крепятся на заднем свесе двуколки, под площадкой. А на площадке пулемет, шесть коробов с лентами и две канистры с водой. Таким образом, перевозимый боезапас утраивается. Таскать такой экипаж может одна лошадь или два стирха. Далеко не тачанка, но все армии в Первой мировой чем-то подобным пользовались. А тачанке на болотах развернуться негде. Тачанке нужен оперативный простор и маневренная война.
Пошел проведать Зверзза — узнать, как ему на новом месте? Не мешает ли работе больная нога? А то больничный выпишу для выздоровления. Нашел его на стройплощадке нового цеха, по которой он уверенно ковылял на костылях, покрикивая на рабочих легкими матерками.
— Да что мне сделается, калеке, ваша милость, — добродушно улыбнулся он. — Жилье хорошее, питание сносное, работа привычная. И не скучно тут у вас. А для того чтобы по стройке бегать, у меня целых два помогальника есть. Молодых да толковых, — показал он на двух худых пацанчиков лет по пятнадцати, стоящих в сторонке. — Не беспокойтесь, ваша милость, через полмесяца мы этот цех под крышу уже возведем и перейдем к следующему.
Вроде доволен мужик, судя по виду. И работяги на «козах» энергично кирпичи на леса носят. Без ленцы.
Поинтересовался больше для проформы:
— Перебоев со стройматериалами нет?
— С кирпичом пока нет. Как с кровельным железом будет — не знаю. Я бы на вашем месте заранее озаботился проверить, чтобы лист оцинкованный был. А то крась не крась… Все одно ржа его ест. Не сверху, так снизу. А оцинкованный лист долго служит. Экономия на ремонте солидная выходит в итоге. Лучше него на кровлю только красная медь.
По дороге в заводоуправление не отпускала меня мысль о том, что люди тут настоящим делом занимаются, один я как дурак в политические авантюры влез. Да не коготком, а всей лапой. Ох, отвертят мне голову Тортфорты когда-нибудь и скажут, что так и было…
Вернувшись, застал на месте поверенных, которые еще составляли бумаги к моим чертежам застежки-молнии.
— Господа, у меня к вам еще одно дело, — обратился я к ним. — Даже два. Первое, присмотрите в пригородах на покупку кирпичный заводик с хорошим запасом глины рядом. Не меньше нашей месячной потребности чтобы выпускал. Второе, узнайте, кто производит оцинкованный кровельный лист железный. Хотелось бы войти в долю. Целиком выкупить такое производство у меня, наверное, денег не хватит.

 

Отправив из городского дома денщика и кучера забрать мою семью с полигона, я зажег лампу и сел в кресло с бутылочкой рецкого зеленого вина читать собранное на меня контрразведкой дело. И был откровенно ошарашен. Даже не характеристиками, которыми меня наградили сослуживцы. Это вполне нормальное явление. Люди редко симпатизируют успешным. Чаще завидуют.
Как это нередко бывает, контрики искали не там, где потеряли, а там, где светло. Хотя собранного материала было вполне достаточно, чтобы заподозрить в человеке, взявшемся просто из ниоткуда и ловко пробравшемся к подножию трона имперского электора, гондурасского шпиона.
Ответы на их запросы в Рецию приходили обстоятельные. Да, жил такой имярек в рецких горах, откуда вступил добровольно в имперскую армию. Семью потерял, скорее всего, в горской вендетте, точнее ничего не известно. Людей, которые бы лично знали моих родителей, не найдено. Прибился к семье кузнеца в подмастерья. Мастерством, по отзывам, владеет.
Плохо знали географию «Митрофанушки» из контрразведки — у них для этого кучера есть. Иначе бы сразу ухватились за то, что часть южного склона горы Бадон до войны находилась под Винетией, и пришили бы мне шпионаж в пользу тамошнего герцога, а не уводили бы меня напрасно деньгами за изобретения да подлогом.
Хотя подозрение мое полностью оправдалось — пасти меня начали по наводке бывшего моего ротного, барона Тортфорта, который, не обнаружив меня в списках приговоренных военно-полевым судом, очень расстроился. Надо же, даже задницу от кресла оторвал ради меня. Сильно я его чем-то задел.
И я весело рассмеялся на этом месте. Это он еще про свою жену и меня ничего не знает. Судьба, она такая… Бог не фраер, как говорили в моем мире.
К тому же, по прочтении первого тома, закралось у меня стойкое подозрение, что рецкий маркграф Ремидий, в отличие от аристократов центра империи великолепно знающий горскую мифологию, обратил пристальное внимание на то, что объявился я в этом мире именно на горе Бадон.
В весьма приметном месте, откуда ушли из этого мира боги.
Где время от времени уже появлялись такие люди, как я, если верить деду моей жены.
И положил маркграф на меня глаз, когда подписывал такие справки. Уверен, что в этих справках, отосланных в нашу контрразведку, далеко не вся информация обо мне, которой обладает рецкий правитель. Впрочем, справки от рецкой контрразведки были еще менее информативны.
Пообщавшись со мной лично, решил маркграф, что я ему на пользу. Дай бог, дай бог… Хотя нету в этом мире богов. Все вышли… Мечта Карла Маркса — мир материалистов.
Интересно, поделился ли Ремидий своими подозрениями с Бисерами или играет с ними, как и со мной, втемную?
А вот собранные бумаги на наших конкурентов, особенно на концерн «Лозе» и его покровителей, были очень интересны и актуальны. Они занимали практически весь второй том моего дела. Спасибо вам, господа аристократы, за хорошо выполненную кропотливую работу.
Так что получилось у меня чтение на ночь покруче любого детектива. По крайней мере, я теперь точно знаю, кто у нас на заводе стукачи. Думаю, что новый состав контрразведки менять сексотов не будет, если я их не трону. А я и не трону, просто отрежу им доступ к некоторой информации, и пусть они впредь докладывают только заводские сплетни. Живет же рядом со мной стукач королевского генерал-адъютанта, и ничего.
Однако смех смехом, а паранойя что-то разыгралась. Несмотря на то что дом охранялся рецкими егерями, ложась спать, поставил я около кровати в пределах моментальной досягаемости ручной пулемет. А под подушку сунул пистолет Гоча. Береженого бог бережет, а не береженого конвой стережет.
И уснул.

 

Снилось мне, как мы с генералом Моласом в парадных мундирах при всех орденах и регалиях, с холодным оружием и без штанов в два смычка пежили массажистку Калию в банном салоне «Круазанского приюта». Девушке было больно и хотелось кричать, а кричать-то было нечем — рот был занят.
В это время явился юный флигель-адъютант из дворца и, пунцовея, пытался мне вручить засургученный пакет, а когда это ему не удалось, то свернул его в трубочку и засунул мне в задницу со словами: «Расписаться на пакете не забудьте».
Резко проснулся в поту, вся постель разбуроблена — видать, во сне я сильно ворочался, подушка на полу, одеяло черт-те где и что-то сильно мешает… Мешала — и весьма чувствительно, как оказалось — зажатая ягодицами рукоятка пистолета. Бред какой-то.
— Ни фига себе, почитал, называется, на ночь детективчик, — пробормотал я спросонья, улавливая странные приглушенные звуки с улицы. Какие-то не ночные. Но не обратил на них особого внимания. — Приснится же такое…
На самом деле встреча с генералом Моласом в «Круазанском приюте» ничем не отличалась от такой же встречи, к примеру, в особняке армейского штаба. Разве что декорациями. И велась с глазу на глаз.
Молас довел до моего сведения то, что мне и так было известно от принца, но пока без конкретики. Теперь мне конкретику обрисовали в полный рост. Что я должен сделать и как. Появившийся флигель из дворца только подтвердил его слова официальными документами, наделяющими меня особыми полномочиями. И в половине второго, переодевшись в полевую форму и кожаную куртку, что принес мне Тавор, с избранными рецкими офицерами я покинул «Круазанский приют» через черный ход на другой улице — пустынной по ночному времени. Там нас уже ждала моя карета.
Через четверть часа соединились с полуротой горных егерей капитана Вальда в переулках около городской тюрьмы. Огласил им диспозицию и задачу. Добился понимания своего маневра каждым солдатом.
— Ваша милость, осмелюсь доложить, что карета начальника контрразведки пять минут назад выехала из ворот в сторону старого города, — сообщил подбежавший унтер-офицер, командовавший наблюдателями.
— Все готово?
— Так точно, — вразнобой ответили субалтерны и унтера.
— Тогда работаем, — выдохнул я. — Вперед, заре навстречу…

 

Теперь моя задача — исчезнуть из города до приезда больших начальников из имперской столицы. В то, что без них обойдется, никому не верилось. Вопрос был в уровне командированных чинуш, ибо он покажет реальную заинтересованность императора в этом деле.
Суд над «недобитой контрой» конечно же пройдет в закрытом режиме особого трибунала, без выноса сора из избы. Именно поэтому поберечься стоит. Не зря меня так вот отправляют на фронт, с официальным выговором… Дважды за одно и то же по имперскому уставу офицера не наказывают.
Вот опять с первого этажа какие-то странные звуки доносятся… и с улицы.
Сунул пистолет в кобуру. Повесил ее на шею. В руки взял пулемет, ободрившись его тяжестью и большой емкостью магазина, осторожно подошел к окну и выглянул в него сбоку.
На противоположной стороне улицы, в некотором отдалении от моих ворот, виднелись размытые силуэты трех запряженных пролеток с поднятым верхом. Большего разглядеть невозможно. Темно. Луны почти нет. А ночное освещение улиц бюджет нашего поселка не тянул. Ни газовое, ни масляное.
Снизу раздался выстрел чего-то неармейского, судя по звуку. И сразу за ним выстрел из пистолета Гоча — его я ни с чем не спутаю.
На эти звуки человек восемь от пролеток решительно побежало к моему дому. Явно не с поздравлениями по поводу тезоименитства его величества.
Когда первый из них стал открывать створку ворот, я, уже не раздумывая, стволом пулемета выбил оконное стекло и выдал вниз неприцельную очередь. Некогда было прицеливаться. Стреляные гильзы зацокали по полу. Воздух в комнате сразу пропитался тухлым привкусом сгоревшего кордита.
В ответ снизу послышались крики, стоны, матерная ругань и звон бьющегося об отмостку стекла.
Я добавил в том направлении еще очередь на десяток патронов.
— Атас! — заполошно крикнул кто-то, и поредевшая толпа налетчиков ломанулась обратно к экипажам.
Снизу вдогонку раздались знакомые сухие выстрелы пистолета Гоча.
«Охрана все же бдит», — удовлетворенно подумал я и дал еще одну очередь вдогонку, задев экипажи и лошадей, которые жалобно заржали.
Повозки стали разворачиваться.
Я еще выстрелил пятком патронов поверх их голов — лошадок жалко. Процесс отступления неведомых супостатов резко ускорился. Вскоре только одна пролетка оставалась на месте. И только конский топот затихал вдали.
Над полом с лестницы показалась голова отдышливого егеря. Потом он сам с лампой в одной руке и пистолетом в другой.
— Вы живы, ваша милость? — спросил прерывистый голос темноту спальни.
На фоне беленой стены я в исподнем ему, наверное, не был виден.
— Даже не ранен. А ты как?
— Пустяк. Царапина. А вот Йёссену не повезло. Всего один выстрел, и наповал.
— Возьми пулемет. Постой на стрёме. Я хоть оденусь.
— Они сначала нас в ножи хотели взять, ваша милость. А когда не удалось, стали стрелять. И я стал стрелять… — говорил он и поглядывал в окно на улицу, оглаживая пулемет.
— Что там? — спросил я, натягивая сапоги.
— Пусто, ваша милость. Только фаэтон стоит, запряженный парой. Похоже, одна лошадь убита.
— Пошли, — сказал я, когда оделся. — Посмотрим, остался ли кто живой из нападавших. Очень мне хочется узнать, кто же так жаждет моей смерти.
На первом этаже запалили еще одну лампу. Картина маслом — три трупа. Два штатских и один егерь-охранник. Один штатский убит собственным ножом, все еще сжатым в его правой руке.
— Как это он так? — удивился я.
— Это он не сам, — ответил егерь. — Это его Йёссен так упокоил. После чего второй варнак бросил нож и стал стрелять.
Я только головой покачал, поднимая с пола маленький револьверчик. Почти велодог. Хромированная игрушка под патрон 6,5 на 18 миллиметров. Такие удобно носить в кармане.
Во лбу взломщика, ровно посередине, маленькая окровавленная дырочка.
— Это ты его так?
— Я, ваша милость, — подтвердил егерь. — Простите, но мы поначалу не хотели вас будить шумом. Думали, и так справимся. Но воры очень верткие оказались. Пришлось стрелять.
— Стразу надо было стрелять. Тогда и Йёссен был бы жив, — ляпнул я, не подумав, что егерь и так переживает смерть напарника.
А Йёссена действительно жалко — хороший снайпер был. И человек легкий в общении.
Покрутил ручку телефона. На той стороне сразу взяли трубку.
— Суточный дежурный по заводу…
— Слушай сюда, дежурный, — приказал я, не дослушав его. — Кобчик говорит. Срочно, по тревоге, одно отделение охраны с ручным пулеметом к моему дому. Не медлить. И не пешком их отправляй, а на колясках. Понял? Отбой.
Медленно крутанул три раза ручку аппарата, обрывая связь.
Егерь ждал моих распоряжений.
— Смени диск в пулемете на полный, — приказал я. — И за мной на двор. Может, кто и выжил из нападавших. Вопросы имеются.
Назад: 25
Дальше: 27