Часть вторая
Операция «Матрешка»
Египет, город Каир. Отель «Найл Хилтон»
Максимов проснулся от пронзительного звука автомобильной сирены, ворвавшейся в распахнутые окна его номера с набережной Нила. Так и не разобрав, какой из экстренных служб принадлежал этот сигнал – то ли полиции, то ли «скорой помощи», – Максимов взглянул на настенные часы: они показывали 9.05 утра. Вставать не хотелось, тем более что спешить особо было некуда: это было утро субботы. Поэтому рука Максимова сама собой потянулась к телевизионному пульту, который лежал на постели, брошенный здесь после вчерашних ночных телебдений. Перескакивая с канала на канал и не находя ни на одном из них ничего интересного для себя, Максимов уже собирался было выключить телевизор и отправиться умываться, как вдруг на одном из новостных каналов его взгляд наткнулся на фотографию человека в углу экрана. Вглядевшись в это лицо, Максимов поймал себя на мысли, что оно ему знакомо, что этого человека он уже где-то видел. На переднем плане в кадре фигурировала молодая тележурналистка с микрофоном в руке, которая, стоя на одном из каирских мостов, о чем-то оживленно рассказывала зрителям. Прибавив звук, Максимов успел расслышать лишь окончание ее речи: «…Старший инспектор каирской криминальной полиции Хабиб Салам был профессионалом высокого класса. Его неожиданная смерть явилась большой потерей для нашего города. Специально для телеканала «Найл Резалах» Лейла аль-Махди».
«Да это же тот самый полицейский, который при нас с Томпсоном расспрашивал вчера в баре Саймона Янга, – вспомнил наконец личность человека, фото которого только что было показано на экране, Максимов. – Так он что, умер? Отчего? На вид ему было чуть больше тридцати, разве это возраст, подходящий для смерти? Стоп: журналистка упомянула что-то про неожиданную кончину. Значит, все произошло внезапно. Интересно бы узнать, при каких обстоятельствах. Как звали эту журналистку? Кажется, Лейла аль-Махди. Надо запомнить. А лучше всего записать».
Максимов вскочил с постели и записал на краешке газеты, лежащей на журнальном столике, имя и фамилию журналистки. Потом аккуратно оторвал этот кусочек бумаги, сложил его вчетверо и сунул в карман рубашки, висевшей на стуле.
«Вот ведь какая интересная получается история: это уже вторая смерть человека, на пути которого возникает Саймон Янг», – подумал Максимов и начал быстро одеваться.
Спустившись вниз, он зашел в Интернет-кафе, которое в эти утренние часы было почти безлюдным. Заказав себе чашку кофе и усевшись за столик с компьютером, Максимов набрал название нужного телеканала – «Найл Резалах». Войдя в его «Контакты», он нашел там несколько номеров служебных телефонов и тут же набрал на своем мобильнике один из них. Спустя пару секунд на другом конце трубки ему ответил приятный женский голос, говоривший по-арабски. Максимов представился:
– Вас беспокоит журналист из России Иван Максимов. Я приехал в Каир несколько дней назад и остановился в отеле «Найл Хилтон». Только что я видел по телевизору сюжет вашего телеканала, который комментировала журналистка Лейла аль-Махди. Сюжет был посвящен человеку, которого я знал. Вы не могли бы связать меня с Лейлой? Я хотел бы пообщаться с ней по поводу показанного сюжета.
– Мы не даем номера наших журналистов, господин… – девушка запнулась.
– Максимов.
– …господин Максимов. Но если вы оставите номер своего телефона, то мы можем передать вашу просьбу самой Лейле. Если она захочет, то она вам сама перезвонит.
– Спасибо большое, записывайте, – и он продиктовал номер своего телефона.
Не спеша допив кофе, Максимов вышел из Интернет-кафе и буквально нос к носу столкнулся с Роджером Томпсоном, который направлялся в бар. Судя по помятому лицу режиссера, вчерашний вечер выдался для него на редкость обильным по части выпивки.
– Иван, составьте мне компанию, – пригласил Максимова режиссер.
– С удовольствием, Роджер. Только у нас в России по этому поводу говорят: похмеляться – со смертью забавляться.
– Именно поэтому я и беру вас в компаньоны, чтобы вы за мной приглядели. Один я наверняка превышу допустимую норму.
Придя в бар и усевшись за один из столиков, Томпсон сделал заказ официанту на два бокала холодного пива. После чего спросил:
– Как наш уговор по поводу присутствия в моем фильме кого-то из российских дипломатов?
– Остается в силе. Вчера вечером я уже имел разговор на эту тему в нашем посольстве, и сегодня мне должны дать ответ.
– То есть ситуация фифти-фифти?
– Нет, принципиальное согласие получено. А сегодня мне назовут имя этого дипломата.
– Благодарю вас, Иван, – в голосе режиссера слышалось неподдельное удовлетворение. – Заполучив в картину русского дипломата, я заметно повышу статус своего фильма.
– А где вы собираетесь его демонстрировать, если не секрет?
– Пока мои надежды не простираются дальше моей родины.
– Я и здесь мог бы вам помочь, Роджер. Вы мне глубоко симпатичны, поэтому могу предложить вам свою помощь в попадании вашего фильма на какой-нибудь значимый международный кинофестиваль.
– У вас есть такие возможности?
– Если бы их не было, я бы вряд ли затеял об этом разговор. Я имею в виду Московский кинофестиваль и один из французских.
– Про Московский я знаю, но что такое французский? Канны что ли?
– Не Канны, но очень близко к ним. Попасть непосредственно в Канны лично у вас шансов мало, даже с моей помощью. Тамошний кинофест – это торжество буржуазной морали, к которой ваше кино, насколько я понял, не имеет никакого отношения. А ведь этот кинофестиваль, к вашему сведению, когда-то начинался совсем с иной морали – пролетарской. Он возник в 1945 году по инициативе профсоюза Всеобщая конфедерация труда и был альтернативой венецианскому фестивалю Мостра, который был создан в фашистской Италии. Короче, фестиваль в Каннах в те годы был красным. Сегодня об этом можно только мечтать.
– Тогда о каком смотре вы вели речь?
– О фестивале авторского кино «Социальное видение», который проходит на юге Франции, в городке Манделье-ля-Напуль. Он находится всего лишь в семи километрах от Канн – это департамент Приморские Альпы.
– И вы можете сосватать туда мою картину?
– Могу, Роджер. У меня в друзьях ходит один из организаторов этого фестиваля – очень талантливый французский режиссер-документалист. Думаю, он будет не против включить в программу своего следующего фестиваля американский фильм, который идет вразрез с линией вашего Госдепа.
– Мистер Максимов, я ваш должник до гробовой доски, – расплываясь в счастливой улыбке, произнес Томпсон. – Вот только не знаю, как я могу вас отблагодарить?
– Я думаю, у вас еще будет возможность это сделать, – с лукавой улыбкой на устах ответил Максимов.
В это время официант поставил к ним на стол два бокала с пивом. Сдувая пену со своего напитка, режиссер задал очередной вопрос:
– Что вы делали в Интернет-кафе в такую рань?
– Совмещал приятное с полезным: пил кофе и работал. Я ведь, в отличие от вас, спиртному предпочитаю кофе, поэтому всегда сохраняю ясность ума и привычку работать в любое время суток.
– Если не секрет, над чем работаете?
– Над одной неожиданной смертью.
Увидев, как взметнулись вверх брови его собеседника, Максимов пояснил:
– Помните того копа, который приходил к нам вчера в этот самый бар и расспрашивал Саймона по поводу погибшего охранника? Так вот, только что из теленовостей я узнал, что он внезапно скончался.
– Чем же вас привлекла эта смерть, которая может быть вполне рядовой?
– Я просто подумал, что полицейские в таком возрасте от естественных причин редко умирают.
– Полагаете, что это было убийство?
– Кто его знает. Поэтому и хочу встретиться с журналисткой, которая готовила сюжет на эту тему.
Едва Максимов произнес эти слова, как его мобильник, лежавший на столе, зазвонил. Подняв трубку, он услышал в нем приятный женский голос:
– Господин Максимов? Это Лейла аль-Махди. Вы меня разыскивали?
– Добрый день, Лейла, разыскивал. Дело в том, что я увидел ваш сегодняшний репортаж об инспекторе Хабибе Саламе. Я был знаком с этим человеком и хотел бы переговорить с вами о нем.
– Понимаете, у меня столько работы…
– Понимаю, но наша встреча не займет много времени. Тем более что я готов подъехать в любое указанное вами место, чтобы не утруждать вас. Например, прямо в ваш офис.
На другом конце провода возникла пауза, которую Максимов расценил как попытку подыскать удобный повод и избавиться от настырного коллеги. Поэтому он пустил в дело свой последний козырь:
– Вы же до сих пор так и не разобрались в этой смерти, верно? А вдруг наша встреча поможет вам определить правильное направление?
– Ну хорошо, уговорили, приезжайте, – и девушка назвала адрес, где размещался ее телеканал.
Отключив мобильник, Максимов едва пригубил свое пиво, после чего поднялся с места:
– Извините, Роджер, но мне надо бежать.
– Понимаю – работа. Только я понять не могу, когда вы успели познакомиться с этим копом, если видели его всего три минуты и даже не разговаривали с ним?
– И это говорит мне режиссер? – удивился Максимов. – Разве вам не приходилось напускать туману, чтобы добиться встречи с нужным вам человеком?
– Так это был туман? Тогда желаю вам в нем не заблудиться. И еще: не забудьте заехать в ваше посольство, чтобы рассеять туман еще и над моей проблемой.
До места, где располагался телеканал «Найл Резалах», Максимов добрался на такси за двадцать минут. Сделал звонок по мобильнику, и спустя пять минут к нему вышла симпатичная египтянка вдвое моложе его, одетая на европейский манер – в светлое платье чуть выше колен. Она предложила гостю пройти внутрь, но Максимов сделал контрпредложение – указал на скамейку, которая стояла на тенистой аллее в двух десятках метров от входа в офис. Девушка не стала возражать, и они присели на скамейку.
– Так чем же российского журналиста заинтересовала смерть египетского полицейского? – спросила аль-Махди.
– Я же вам сказал, что знал его. Вчера он расспрашивал одного моего знакомого по поводу некоего преступления, и у меня сложилось вполне благоприятное впечатление об этом человеке. Я почувствовал в нем хорошего профессионала.
– А что это за дело, о котором вы упомянули?
– Несколько дней назад в отеле «Найл Хилтон» был найден мертвым охранник. Официальная версия – самоубийство на почве личных переживаний. Хабиб Салам как раз выяснял причины этого происшествия. Кстати, при каких обстоятельствах он скончался?
– Вы же сказали, что смотрели мой сюжет?
– Да, так и было, но я застал лишь самый его конец. Но чувствую, что самое интересное было в начале.
– Смерть действительно странная. Инспектор Салам ехал на своем автомобиле на какую-то важную встречу, направляясь на другую сторону Каира, но перед самым мостом врезался в фонарный столб.
– Так он разбился?
– В том-то и дело, что нет. Скорость была не слишком большой, поэтому самое максимальное, что ему грозило, – это ушибы. Тем более что инспектор был пристегнут ремнем безопасности. Но вскрытие показало, что он умер по ходу движения от внезапной остановки сердца.
– А сколько лет ему было?
– Для египтянина это почти детский возраст – тридцать четыре года.
– И чем же врачи объяснили эту смерть?
– Естественными причинами: дескать, работа нервная, постоянные стрессы – вот сердце и не выдержало нагрузок.
– Судя по всему, у вас в Каире полицейские умирают в таком возрасте от непосильных нагрузок достаточно часто?
– В том-то и дело, что это первый подобный случай, что и побудило меня взяться за этот сюжет.
– И вы хотите его продолжить?
– Пока не знаю. Хотя ваш звонок меня, честно скажу, заинтриговал.
– Увы, Лейла, но думаю, что зря, – не скрывая своего скепсиса, произнес Максимов. – Судя по тому, что я услышал, эта смерть действительно могла быть вызвана естественными причинами. Я вспомнил, что когда Салам задавал свои вопросы, он постоянно тер рукой грудь, как будто ему было плохо с сердцем. Видимо, все-таки некие проблемы с ним у него были. А мы, мужчины, тем и отличаемся от вас, женщин, что редко обращаемся к врачам по поводу своих болячек. Так что ни мне, ни вам на этом деле Пулитцеровскую премию не заработать. Слишком все банально.
Его вранье по поводу мнимой болезни старшего инспектора было не случайным. Глядя в симпатичное и молодое лицо, еще не испещренное морщинами, Максимов попросту испугался того, что может ожидать эту женщину, решись она продолжить свое расследование. Оно уже принесло с собой два трупа, и этот список вполне мог продолжиться, рискни кто-нибудь еще сунуть в него свой нос. Для таких людей, как Саймон Янг, никаких моральных табу не существовало. Зачем же собственными руками кидать ему в пасть очередную жертву, да еще такую симпатичную. Наоборот, надо сделать все для того, чтобы эта жертва не состоялась. А с Янгом разберутся другие люди – не менее искушенные в интригах, чем он сам.
Поблагодарив журналистку за уделенное ему внимание, а также извинившись за отнятое у нее время, Максимов простился с ней и, поймав такси, отправился в российское посольство, что на улице Гиза. Надо было послать в Москву очередную шифровку, включив в нее и последнюю историю – с инспектором Саламом. Центр должен был быть в курсе всего, что происходит на этом направлении. Ну и в дополнение ко всему, требовалось выполнить обещание, данное Томсону, и узнать имя того дипломата, кто выступит в его фильме в качестве «говорящей головы». Впрочем, последнюю миссию Максимов приберег на потом, решив первым делом заняться шифровкой.
Придя в ту часть посольского здания, где размещалась резидентура, Максимов первым делом зашел в референтуру, к шифровальщику. А тот как будто ждал его появления: тут же вручил гостю конверт с диском, сопроводив это словами:
– Прибыл час назад из Москвы с дипломатической почтой.
Несмотря на то что Максимова буквально раздирало любопытство побыстрее ознакомиться с содержанием диска, он все же отложил его в сторону и, сев за стол, написал сначала шифровку в Москву. И только потом, усевшись в кресло в углу, вставил диск в компьютер. На нем содержалось личное досье на Саймона Янга, составленное в информационно-аналитической службе ФСБ. Максимов понял, что чтение ему предстоит захватывающее.
* * *
Италия, провинция Казерта.
Город Казал-ди-Принцип
Самолет компании «Люфтганза» вот уже третий час кружил над аэропортом Фьюмичино в городе Неаполе. Воздушное судно должно было приземлиться в три часа дня, однако ни с первой, ни со второй попытки это сделать не удалось: заклинило одно из шасси, из-за чего самолету пришлось идти на очередной круг, третий по счету. Миниатюрного вида стюардесса вновь вышла в салон к пассажирам и, сияя ослепительной улыбкой, произнесла две короткие речи на итальянском и английском языках, где принесла всем извинение от лица экипажа и заверила, что через несколько минут самолет благополучно приземлится.
– Не расстегивайте, пожалуйста, ремни безопасности, – закончила свою речь стюардесса и удалилась за шторку, отделявшую салон от служебной части лайнера.
Проводив ее взглядом, майор ФСБ Станислав Геннадьевич Корецкий услышал, как пожилая дама-итальянка, сидевшая рядом с ним, начала вслух молиться, воздев очи вверх. А на противоположной стороне лайнера, у иллюминатора, вдруг заплакала девочка-школьница, напуганная чьей-то неосмотрительной репликой о том, что самолету грозит катастрофа. Сам Корецкий поймал себя на мысли, что ему не столько страшно, сколько обидно. Для него, бойца отряда специального назначения «Альфа» Центра специального назначения ФСБ России (позывной «Кора»), который побывал во многих горячих точках и не раз смотрел смерти в лицо, было обидно умереть таким вот нелепым способом – разбившись в банальной авиакатастрофе. Он свою смерть всегда представлял несколько иначе: скорее всего в каком-нибудь кровопролитном бою, в лучшем случае – в собственной постели в окружении многочисленной родни. А тут ни того, ни другого – всего лишь удар о бетонку, и твое, всего лишь пять минут назад сильное и натренированное тело, в секунду превращается в кровавое месиво или обгоревший кусок мяса.
В памяти Корецкого всплыл случай про одного известного каратиста, который был победителем во многих соревнованиях, уложившим на татами не один десяток сильных соперников: он возвращался домой на метро, заснул и был зарезан во сне грабителем, позарившимся на его спортивную сумку, в которой, кроме кимоно, ничего больше не лежало.
«Здесь, конечно, не метро, но смерть не менее нелепая, – подумал Корецкий, наблюдая в окно за тем, как самолет пошел уже на третий круг. – Жаль, что подведу своих товарищей, которым результаты моей поездки нужны как воздух».
Под товарищами имелся в виду и генерал контрразведки Федор Иванович Кондратьев, который вчера, встречаясь с Корецким, долго вводил его в суть дела по поводу этой итальянской поездки. Целью ее было разыскать в городке Казал-ди-Принципе бывшую журналистку газеты «Эспрессо» Стефанию Моретти, ставшую теперь Манчини, и попытаться разузнать у нее подробности похищения дочери американского сенатора летом 2000 года. «Нас интересуют любые подробности этого таинственного дела, которые способны вывести нас на сотрудника ЦРУ Саймона Янга», – до сих пор звучала в ушах Корецкого ключевая фраза из уст Кондратьева.
О том, почему именно его, Корецкого, отправили в эту поездку, особых размышлений у него не было: тут все было понятно. До «Альфы» он некоторое время работал в западноевропейском отделе на «итальянском» направлении, поскольку в свое время закончил Институт иностранных языков, специализируясь именно на итальянском языке. А поскольку эта поездка только на первый взгляд выглядела легкой прогулкой (ну что такое встретиться с симпатичной итальянкой и раскрутить ее на откровенность), а на самом деле могла таить в себе массу опасностей (ведь речь шла о тайной деятельности ЦРУ в Западной Европе, сопряженной не с чем-нибудь, а с физическими ликвидациями), лучшей кандидатуры, чем победитель многих соревнований среди бойцов спецназа Станислав Корецкий, придумать было сложно. Трудно было предположить другое: что самолет с лучшим спецназовцем окажется в гибельной ситуации всего в ста метрах от места своего приземления.
«Видимо, надо было лететь прямым рейсом до Рима, а оттуда автостопом до Неаполя, а не спаренным рейсом через Берлин, – прислушиваясь к словам молитвы, слетавшим с уст его соседки, размышлял Корецкий. – В таком случае шансов долететь было бы больше».
Когда самолет заканчивал третий круг, внутри салона прекратились всякие вздохи и всхлипы, как будто пассажиры окончательно смирились со своей незавидной участью. И в этой звенящей тишине сознание Корецкого внезапно пронзила ясная мысль, что все завершится благополучно, что новой попытки зайти на посадку больше не будет. «Бог любит троицу», – вспомнилось ему в это мгновение. Так и получилось. После третьего захода злополучное шасси все-таки раскрылось, после чего самолет плавно спланировал на бетонку. А спустя несколько минут пассажиры уже сбегали по трапу на землю, все еще не веря в свое счастливое спасение.
В течение следующего часа Корецкий благополучно прошел паспортный контроль (в Италию он прибыл как представитель российского генконсульства), получил багаж и отправился в пункт проката автомобилей при аэропорте, где на его легендированное имя – Леонид Сергеевич Ветров – был зарезервирован серебристый «Ситроен». Заказ оформили его коллеги из римской резидентуры. Они же установили и точный адрес бывшей журналистки Стефании Моретти, проживавшей вместе со своим мужем Энрико Манчини в городке Казал-ди-Принцип в провинции Казерта. Дорогу туда Корецкий изучил еще в Москве, поэтому, усаживаясь за руль, ни о чем не волновался. После того, что он пережил в небе над Неаполем, любые следующие передряги должны были ему казаться забавным приключением. Как же он ошибался!
Добравшись до места назначения, Корецкий достаточно легко нашел нужный ему домик на окраине городка. Это было частное двухэтажное владение под черепичной крышей, огороженное чугунной оградой. Вечерело, поэтому на тихой улочке не было ни души, а на стоянке возле нужного дома застыли два автомобиля – «Мерседес» черного цвета и красный «Опель». За рулем никого не было, из-за чего Корецкий предположил, что обе машины могли принадлежать хозяевам дома и, значит, они должны быть на месте. Согласно досье, которое он изучил в Москве, Стефания жила в частном доме со своим супругом.
Подойдя к воротам, Корецкий обратил внимание, что дверца слегка приоткрыта. Видимо, автоматическая пружина не работала, поэтому дверцу надо было закрывать вручную. Однако гость не спешил переступать порог, а, как законопослушный гражданин, нажал на кнопку домофона, установленного здесь же, на кирпичной боковине дверцы. Но в доме на сигнал вызова никто не откликнулся, хотя в одном из окон первого этажа горел свет. Нажав кнопку еще раз, Корецкий внезапно заметил, как в окне той самой освещенной комнаты, шевельнулась занавеска. Но тот, кто привел ее в движение, почему-то не спешил навстречу нежданному гостю.
Когда после третьего звонка в доме никто не откликнулся, Корецкий огляделся окрест: на улице по-прежнему не было ни души. Обратиться с вопросом по поводу семейства Манчини было не к кому. Между тем подавшая признаки жизни занавеска влекла к себе как магнитом. И Корецкий рискнул переступить порог калитки.
Пройдя по широкой тропинке, по обе стороны от которой росли голые кусты роз, он поднялся на ступеньки дома и постучал в дверь. Как и калитка, она оказалась открытой. Толкнув ее, гость вошел в прихожую и первое что он увидел – приоткрытую дверь в боковую комнату, где шевельнулась занавеска. Именно туда гость и решил войти, но едва он это сделал, как его левый висок ощутил прикосновение чего-то холодного. Чутье матерого спецназовца сразу определило происхождение этого прикосновения – это было не что иное, как дуло пистолета.
– Кто ты такой? – вопрос принадлежал мужчине, приставившему дуло пистолета к виску Корецкого.
– Мне надо видеть донну Стефанию Манчини, – стараясь сохранять спокойствие, ответил гость.
– Смотри, – и легким движением дула незнакомец повернул голову гостя в противоположную сторону.
То, что майор увидел там, развеяло его последние сомнения: в доме творилось преступление. В правой половине комнаты стояли трое молодых мужчин, один из которых одной рукой удерживал женщину, а ладонью другой зажимал ей рот, чтобы она не кричала. Встретившись с ней взглядом, Корецкий увидел в ее глазах то же самое выражение, что было несколько часов назад в глазах его соседки по самолету, читавшей молитву, – в них застыл ужас смерти. Опустив взгляд вниз, Корецкий увидел то, что ввергло женщину в это состояние: там лежал мужчина в домашнем халате и с простреленной головой. Судя по всему, это был супруг Стефании – синьор Энрико, застреленный нежданными визитерами. Не было никаких сомнений, что такая же участь должна была ожидать и хозяйку дома, да и самого Корецкого, который по-прежнему ощущал на своем теле дуло пистолета, только теперь оно упиралось ему в затылок. Собственно, подобная смерть входила в расклады спецназовца как вполне естественная для его опасной профессии. Но после того как он всего лишь пару часов назад счастливо избежал гибели в авиакатастрофе, умирать даже самой героической смертью ему не хотелось. Короче, расхожую поговорку «Vedi Napoli e poi muori» («Увидеть Неаполь и умереть») претворять в жизнь ему вовсе не улыбалось. Из чего явствовало, что действовать надо было как можно решительнее, без всяких сантиментов. О том, чтобы договориться с этими людьми по-хорошему, и речи быть не могло: вкусив крови, они вряд ли бы оставили в живых свидетелей.
Первым делом Корецкому следовало нейтрализовать того, что держал его на мушке. На это потребовалось несколько секунд. Поскольку незнакомец стоял к майору не вплотную, оставляя зазор для вытянутой руки с пистолетом, спецназовец решил воспользоваться этим фактором. Молниеносный разворот левым плечом и удар ребром ладони по руке с пистолетом сместил дуло в сторону. Раздался выстрел, но пуля угодила в стену. Следующим движением Корецкий схватил голову противника обеими руками и резким движением свернул ему шею.
Схватив с пола пистолет, Корецкий повернулся лицом к мужчинам, готовый взять их на мушку. Однако те несколько секунд, которые он потратил на первого противника, лишили его шанса уладить это дело без дальнейшего кровопролития. Ближайший из мужчин бросился вперед и буквально всей тяжестью тела обрушился на Корецкого. И тот, падая на спину, инстинктивно нажал на курок – пуля пробила грудь нападавшего. От удара об пол рука стрелявшего разжалась, и он выронил пистолет, который отскочил под кровать. Искать его там не было времени, поэтому Корецкий одним движением сбросил с себя обмякшее тело и вскочил на ноги. И тут же едва не попал под удар охотничьего тесака, зажатого в руке третьего нападавшего. Уклонившись от удара, Корецкий сместился к стене, где сиротливо висела книжная полка. Книг на ней стояло немного, однако Корецкому хватило и одной. Схватив ее в руки, он виртуозно использовал книгу в качестве блокирующего удары тесака предмета, а затем и вовсе как дополнительное средство для нанесения собственных ударов. Один из них пришелся нападавшему точно в голову, после чего он на несколько секунд потерял ориентацию, чем и воспользовался Корецкий. Отбросив книгу, он одним коротким движением перенаправил руку с клинком в грудь самого нападавшего, вбив лезвие почти по самую рукоятку.
С четвертым противником пришлось повозиться дольше всего: он оказался куда более крепким орешком. Отбросив женщину в дальний угол, он набросился на Корецкого, комбинируя удары из разных стилей восточных единоборств. Было видно, что он часто ходит в спортзал и старается держать себя в тонусе. Поэтому Корецкий в течение некоторого времени защищался, а попутно изучал манеру ведения боя противником. А тот входил во все больший раж, уверенный, что его натиск ошеломил гостя и теперь надо сделать еще усилие, чтобы окончательно его сломить. Именно этого и ждал Корецкий. Отступив к окну, он перешел в атаку – провел серию молниеносных ударов в корпус противника, после чего перехватил его ударную правую руку, резким движением сломал ее в локте, затем ударил ногой по колену и, когда враг согнулся, следующим ударом в спину буквально впечатал его в оконную раму. Раздался звон разбитого стекла и мужчина, захрипев, мгновенно обвис – нижний край стекла, будто бритва, перерезал ему горло.
Окинув взглядом поле боя и убедившись, что ни один из его противников не подает признаков жизни, Корецкий подошел к хозяйке дома, которая уже пришла в себя и теперь стонала, держась за затылок. Подняв ее с пола и усадив на кровать, спаситель задал ей всего лишь один вопрос:
– Донна Стефания, кто эти люди?
Ответ последовал короткий, но вполне определенный:
– Каморра.
Корецкий был прекрасно осведомлен о том, что Неаполь – родина не только пиццы и Софи Лорен, но также мафии под названием каморра. Однако он даже не мог себе вообразить, отправляясь в эти благословенные края, что его жизненные пути могут пересечься с этой могущественной криминальной организацией. А когда это произошло, он понял, что спасти их теперь может только одно – скорейшее бегство.
Но покинули они дом не сразу. Придя в себя, хозяйка задала своему спасителю вполне естественный вопрос:
– Кто вы?
– Я ваш друг, разве вы этого еще не поняли? – вопросом на вопрос ответил Корецкий.
– Судя по вашему акценту, вы не итальянец?
– Угадали, я из России, прилетел два часа назад. Но давайте оставим объяснения на потом – сейчас нам важно как можно быстрее покинуть этот дом. Вполне вероятно, что коллеги этих громил могут приехать сюда в любую минуту.
В подтверждении этих слов мобильный телефон одного из поверженных мафиози, лежащий в кармане его пиджака, разразился громкой мелодией. Это была знаменитая некогда песня «Il tempo se ne va» в исполнении Адриано Челентано. Мысленно воздав похвалу отменному музыкальному вкусу мафиози, Корецкий вновь обратился к хозяйке:
– Донна Стефания, у вас есть несколько минут на то, чтобы собрать в дорогу все необходимое. И главное – не забудьте прихватить документы.
Пока женщина собирала в кожаную сумочку нужные вещи, Корецкий тоже не сидел сложа руки. Он достал из-под кровати пистолет и, используя угол простыни, торчавший из-под одеяла, тщательно протер рукоятку оружия, уничтожая свои отпечатки. Затем он окинул взглядом поле недавней битвы, чтобы убедиться в том, что все его враги мертвы. На первый взгляд все так и выглядело – никто из них не подавал признаков жизни. Обычно в таких ситуациях полагалось «зачищать» поле боя: добивать контрольными выстрелами в голову поверженных врагов, чтобы быть уверенным в том, что никто из них точно никогда уже не заговорит. Но здесь была иная ситуация: рядом была женщина, которая еще не отошла от шока. Начни Корецкий у нее на глазах свою «зачистку», это могло привести хозяйку к новому обмороку, а то и вовсе к истерике. А времени было в обрез. Поэтому пришлось довольствоваться только визуальной констатацией смерти врагов.
Когда спортивная сумка оказалась заполненной, хозяйка и ее спаситель покинули дом. Еще через минуту они сели в «Ситроен» и благополучно выехали со стоянки. А еще спустя пару минут Корецкий задал женщине вопрос, который давно висел у него на кончике языка:
– Если не секрет, чем ваш муж насолил каморре?
Женщине понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с нахлынувшими на нее ужасными воспоминаниями, после чего она, наконец, ответила:
– Это все из-за проклятого мусора. Энрико владеет фирмой по его утилизации, а этот бизнес находится под протекцией каморры. Она препятствует модернизации бизнеса, опасаясь потерять контроль над многочисленными свалками. Поэтому в нашей провинции сложилась тяжелая ситуация – настоящий мусорный кризис. А когда государство решило взять эту ситуацию под контроль…
– Дальше можете не продолжать, – прервал рассказ своей попутчицы Корецкий, который после всего случившегося прекрасно понимал, что времени на долгие объяснения у них попросту нет. – Ваш муж, судя по всему, был включен в эту программу по модернизации мусорной отрасли, за что и угодил под прицел каморры. Я прав?
Взглянув в зеркальце, Корецкий увидел, как на глазах женщины вновь заблестели слезы.
– Я предупреждала мужа об опасности, но он ничего не слушал, – губы женщины предательски задрожали. – Он ездил в Рим, где встречался с влиятельными людьми из правительства, и был уверен в их поддержке. Но все в итоге закончилось трагедией.
– Как видно, супруг не учел ваш собственный опыт.
– В каком смысле?
– Я имею в виду ваш внезапный уход из журналистики десять лет назад.
– Откуда вы об этом знаете? – скорбное выражение на лице попутчицы сменилось удивленным.
– Поскольку именно эта причина и привела меня в Италию, то о вас, донна Стефания, я знаю достаточно много. Но об этом мы поговорим чуть позже. А пока подскажите мне, где у вас ближайшая заправка. Нам надо залить полный бак бензина, чтобы быть уверенными в том, что мы сможем уйти от любой погони. А то, что нас будут искать, лично у меня сомнений не вызывает. Или вы думаете иначе?
Судя по тому, как на него посмотрела собеседница, Корецкий понял, что она с ним согласна.
– Ближайшая заправка в нескольких десятках километров отсюда – по дороге к Вилла Литерно. Но куда мы направимся потом?
– Я полагаю, что после всего случившегося оставаться в этом городе вам опасно. Убрав вашего мужа, каморра обязательно захочет разделаться и с вами, как со свидетельницей. Собственно, именно это и должно было произойти, если бы не мой неожиданный визит. У вас есть к кому обратиться за помощью?
– Разве что в Риме, там у меня много знакомых по прежней работе.
– Это хорошая идея, поскольку именно в Риме находится посольство моей страны, на которое я могу рассчитывать.
После этого в разговоре возникла пауза, которую очень скоро нарушила Стефания, задав своему попутчику вопрос, который ее, судя по всему, продолжал мучить:
– И все же, откуда вы знаете про мою римскую одиссею?
– Я вижу, вам трудно справиться со своим любопытством?
– Естественно, поскольку я не только женщина, но еще и журналист.
– Насколько я помню, бывший.
– В этой профессии бывших не бывает.
Сказано это было таким тоном, что Корецкий понял: лучше открыться женщине сейчас, чем откладывать это дело на потом.
– Донна Стефания, как вы думаете, смог бы обычный человек справиться сразу с четырьмя громилами из каморры?
– Думаю, вряд ли. Но что вы хотите этим сказать?
– Я служу в ведомстве, которое занимается делами весьма специфического характера. Короче, я из той самой организации, которая раньше называлась КГБ.
Поймав в переднем зеркале еще один удивленный взгляд своей попутчицы, Корецкий улыбнулся:
– Правда, теперь это учреждение носит другую аббревиатуру – ФСБ.
– И чем же я могла заинтересовать столь влиятельное ведомство?
– Мы знаем, что десять лет назад вы проводили журналистское расследование, относительно гибели дочери одного американского сенатора. По нашим данным, вы обнаружили сенсационные данные об этом преступлении, которые нас заинтересовали в свете нашей работы против американцев. Именно чтобы узнать детали вашего расследования, я и прилетел в Италию.
– Но почему вы решили, что я соглашусь поведать вам эти подробности?
– Люди, которые отправляли меня сюда, действительно сомневались в успехе этого мероприятия. Шансы были 50 на 50. Что касается моих собственных мыслей на этот счет, то я рассчитывал либо обаять вас, либо воззвать к вашей совести. Даже учитывая то, что вас тогда кто-то здорово напугал, из-за чего вы сбежали из Рима в эту глушь, вы наверняка до сих пор мучаетесь тем, что дело о гибели этой несчастной молодой американки так и осталось нераскрытым. И ее убитые горем родители даже не знают, где покоится тело их дочери. Кстати, у вас самой нет детей?
– После серьезной операции, перенесенной еще в детстве, я просто не могу их иметь.
– Извините, если причинил вам боль своим вопросом.
– Не извиняйтесь, я давно свыклась со своей бездетностью. К тому же в этом сумасшедшем и жестоком мире, в котором мы живем, непонятно, кто кому должен сочувствовать: имеющие детей бездетным или наоборот.
– Согласен. У меня у самого есть взрослая дочь, и я каждый раз боюсь за нее, когда она долго мне не звонит. В такие минуты в голову почему-то приходят самые нехорошие мысли. Вы, наверное, слышали, что у нас в России дела с преступностью тоже обстоят не самым лучшим образом? Хотя во времена существования КГБ, которым у вас здесь пугают детей, ситуация в этом плане была гораздо спокойнее.
– Зато у вас в России нет каморры, которая здесь считается самой жестокой мафией. К вашему сведению, самый одиозный мафиози в мире родом отсюда – из Кампаньи близ Неаполя. Я имею в виду Аль Капоне. Здесь же родился и писатель Роберто Савиано, который несколько лет назад написал роман «Каморра» и теперь вынужден жить под постоянной охраной: каморра заочно приговорила его к смерти.
– Судя по всему, в этот список неугодных мафии людей суждено было угодить и нам с вами, – сделал невеселый вывод Корецкий.
– И во всем этом я вижу исключительно свою вину, – огорошила его своим выводом попутчица.
Заметив в глазах собеседника немой вопрос, женщина поспешила внести ясность в свои слова:
– Разного рода неприятности притягиваются ко мне как магнитом. Из-за них я сначала вынуждена была бежать из Рима, а теперь вот бегу отсюда. Так что зря вы со мной связались.
– В таких случаях мудрые люди обычно говорят: «От судьбы не уйдешь».
В разговоре вновь возникла короткая пауза. Прервала ее снова попутчица Корецкого:
– Вы знаете мое имя, но ваше я до сих пор не услышала.
– Называйте меня коротко – Лео, – ответил Корецкий, имевший при себе паспорт на имя Леонида Сергеевича Ветрова.
– Так что же именно интересует вас, Лео, в деле о пропавшей сенаторской дочке? – вновь вернула разговор в прежнее русло попутчица.
– Я предлагаю повременить с этим, поскольку разговор предстоит обстоятельный, а за рулем это делать не слишком удобно.
Сказав это, Корецкий поймал в зеркальце не удивленный, а, скорее, любопытный взгляд своей собеседницы. В этот миг он понял, что сумел окончательно расположить к себе эту красивую итальянку. Впрочем, после того, из какой передряги он ее вытащил, трудно было рассчитывать на иную реакцию с ее стороны.
– Возле заправки есть небольшое кафе, где мы могли бы спокойно побеседовать, – сообщила Стефания.
– Думаю, эту беседу нам придется отложить на более позднее время. Главное сейчас как можно дальше оторваться от возможного преследования.
– Полагаете, нас уже ищут?
– В подобного рода ситуациях я предпочитаю исходить из худшего.
Говоря так, Корецкий даже не подозревал о том, как близко он находится к истине. И что их предстоящий путь до столицы Италии будет представлять собой далеко не самое безопасное путешествие.
* * *
Москва, Лубянка. Федеральная Служба Безопасности.
Департамент контрразведывательных операций
«Центр.
Вчера в Каире внезапно скончался старший инспектор каирской полиции Хабиб Салам, который вел дело о «самоубийстве» охранника отеля «Найл Хилтон». Полицейский умер прямо за рулем своего автомобиля. Врачи, проводившие вскрытие, диагностировали, что смерть инспектора наступила от естественных причин – острой сердечной недостаточности. По-моему мнению, она имеет те же причины, что и смерть охранника: это преднамеренное убийство, осуществленное Саймоном Янгом и его людьми с целью сокрытия их тайной деятельности в Египте. То, что каирские врачи не смогли установить подлинную причину смерти инспектора, говорит о том, что ликвидаторы, скорее всего, использовали особый яд типа «невидимка», разработанный в лабораториях ЦРУ.
Собранное Вами досье на Саймона Янга получил.
Максимов».
Прочитав текст телеграммы, Кондратьев поднялся из-за стола и подошел к окну. Субботний день клонился к своему закату, но на улице было еще относительно светло. Несмотря на позднюю осень с ее прохладными ветрами, в столице было солнечно. Еще совсем недавно Кондратьев любил в такую пору бродить с женой по аллеям близлежащего к их дому парка, ведя неторопливую беседу на ностальгические темы. Со смертью жены подобные прогулки канули в прошлое. Вот почему, если Кондратьеву выдавался случай быть в субботу на своем рабочем месте, он с удовольствием этим пользовался: отныне только в работе он находил отдушину от грустных мыслей, которые волнами накатывали на него в стенах его квартиры.
«Значит, Янг закусил удила – без жалости избавляется от любого, кто пытается вторгнуться в его владения, – размышлял Кондратьев, глядя на залитую солнцем Лубянскую площадь. – Максимов, судя по всему, прав: этого каирского полицейского люди Янга, видимо, попросту отравили. При современных медицинских технологиях сделать это не составляет большого труда: различных ядов сегодня существуют десятки. Человеку достаточно вдохнуть их пары, как у него останавливается сердце. Впрочем, в случае с этим полицейским, видимо, был использован другой способ. Как пишет Максимов, он умер за рулем. Значит, яд могли нанести с помощью аэрозоля на ту же ручку автомобиля или непосредственно на руль. Таким образом яд проник в организм через кожу, что спустя какое-то время и спровоцировало остановку сердца. И, как говорится, концы в воду. Сегодня существуют такие яды, которые не оставляют практически никаких следов в организме отравленного. Кстати, надо бы поговорить с нашими специалистами на эту тему, пусть просветят, какие на сегодняшний день существуют наработки в области невидимых ядов».
В этом месте мысли Кондратьева были прерваны шумом за спиной. Генерал обернулся и увидел на пороге Глеба Сергеевича Жмыха, появление которого в этот час было не запланировано: их встреча была назначена на час позже. Значит, догадался Кондратьев, этот приход был вызван некими экстраординарными событиями. Так оно и было.
– Федор Иванович, Жолташ мертва, – огорошил своим сообщением генерала его внезапный гость.
На лице хозяина кабинета не дрогнул ни единый мускул. Жестом предложив гостю сесть на стул, он прошел к своему креслу и, опустившись в него, произнес:
– Отдышитесь, Глеб Сергеич, и расскажите все по порядку.
После короткой паузы, Жмых начал свой рассказ с самого начала:
– Сегодня ночью состоялся очередной радиосеанс из франкфуртского центра. Из трех возможных участников сеанса из числа наших подозреваемых только один человек в тот момент находился дома – Юлия Андреевна Жолташ. Росляков вчера после работы отправился к матери в Воронежскую область и до сих пор в Москву не вернулся, а Зорькин вместе с женой был на дне рождения у своего сослуживца и дома объявился в половине второго ночи. Таким образом, только Жолташ имела возможность участвовать в этом сеансе. Правда, как уверяет нас «наружка», свет в ее квартире погас за полчаса до его начала – без пятнадцати двенадцать ночи, однако судя по шуму в квартире, зафиксированному нашими специалистами, Жолташ на момент начала радиосеанса находилась в ванной комнате. Вышла она оттуда уже после его завершения – в пятнадцать минут первого и сразу легла спать.
Сегодня Жолташ проснулась в восемь пятнадцать утра, на скорую руку позавтракала и отправилась на своем автомобиле в Восточное Бирюлево. Там она приехала на Липецкую улицу, где когда-то жила в трехкомнатной квартире одна, отделившись от родителей. Но после смерти матери она оставила эту квартиру, переехав жить к отцу. У нас пока нет сведений о том, как часто она посещала квартиру на Липецкой улице – эта информация проверяется только теперь, после случившегося. Там Жолташ пробыла два часа пять минут. Подробности ее пребывания в этой квартире нам станут известны чуть позже, а непосредственно в тот момент все было покрыто туманом, так как функциональные возможности «прослушки» оказались ограниченными. Дело в том, что наши люди смогли припарковаться только со стороны Липецкой улицы, а в комнатах, окна которых выходят на эту сторону улицы, Жолташ практически не была, пребывая на другой стороне – в дальней, балконной комнате, окна которой тоже выходят на другую сторону. Подъехать к дому с этой стороны «наружка» не смогла, поскольку там совершенно нет места для парковки: идет строительство детского сада, все перерыто и перегорожено, места для парковки автомобиля с аппаратурой нет.
– А что с мобильной связью, подключить через нее прослушку было нельзя? – спросил Кондратьев.
– Увы, Федор Иванович, так как свой мобильник Жолташ оставила в автомобиле то ли случайно, то ли нарочно.
– То есть установить точно, была ли она в доме одна или с кем-то, не удалось?
– На тот момент нет.
– А оставить человека возле ее квартиры, чтобы проверить это потом, наружка не удосужилась?
– Она предположила, что женщина была в доме одна. Поэтому все внимание было сосредоточено только на ней.
– Хорошо, продолжайте.
– Судя по направлению движения Жолташ, она двигалась к госпиталю, где лежит ее отец. Однако спустя пятнадцать минут после начала движения возле поворота с Пролетарского проспекта на Каширское шоссе автомобиль Жолташ потерял управление и выскочил на встречную полосу, где столкнулся с автомобилем «Ниссан». Правда, скорость у обоих транспортных средств была не слишком большая, поэтому назвать эту аварию серьезной нельзя: так, фары побило, вмятины на капоте. Однако в результате этой аварии Жолташ… скончалась. Вернее, как установили врачи, ее смерть наступила примерно за минуту до столкновения от сердечного приступа. Об этом, кстати, говорит и ее поведение на дороге: примерно за минуту до аварии ее автомобиль начал как-то странно себя вести, сильно петлять, после чего и выскочил на встречку. Мы сделали запрос в поликлинику, где состояла на учете Жолташ, и выяснили, что никаких проблем с сердцем у нее никогда не было. Сейчас ее тело находится в морге 7-й городской больницы, там же на Каширском шоссе. Да, чуть не забыл: согласно результатам вскрытия, погибшая находилась на втором месяце беременности. Кроме этого, врачи установили, что примерно за два часа до своей смерти у погибшей был сексуальный контакт: в организме был обнаружен биологический материал, а иначе сперма.
Закончив свою речь, Жмых уставился на генерала, ожидая его реакции. А Кондратьев глядел прямо перед собой и хранил молчание, тщательно осмысливая только что услышанное. Наконец он спросил:
– Видеозапись этого происшествия, сделанная «наружкой», при вас?
Как будто спохватившись, Жмых сунул руку в карман пиджака и передал Кондратьеву флэшку. Однако вместо того, чтобы вставить ее в свой ноутбук, генерал положил флэшку на стол и произнес:
– Вы будете удивлены, Глеб Сергеич, но после вашего рассказа я переживаю состояние некоего дежавю. Думаю, что и вам грозит то же самое. Не верите? Тогда почитайте вот это, – и Кондратьев протянул коллеге шифротелеграмму, присланную из Каира Максимовым.
Жмых внимательно прочитал текст депеши, после чего поднял полные удивления глаза на Кондратьева.
– Видите, я не ошибся на счет вашей реакции, – принимая обратно телеграмму, заметил генерал. – Тысячи километров разделяют Москву от Каира, а всего лишь за сутки там и здесь происходят две совершенно одинаковые смерти, причем местом обеих является транспортное средство – автомобиль. Как вы думаете, это случайность или чей-то злой умысел?
– Честно говоря, я теряюсь в догадках, – развел руками Жмых. – В моей практике подобное встречается впервые.
– Думаете, у меня было нечто подобное? Ошибаетесь. Но даже при отсутствии опыта в подобного рода делах интуиция подсказывает мне, что между этими происшествиями существует весьма определенная связь. И адресат у нее, судя по всему, один – Центральное разведывательное управление. Думаю, Жолташ была отравлена тем же ядом, что и каирский полицейский, причем по тем же мотивам: чтобы скрыть следы. Значит, мое чутье меня не подвело: у Жолташ и в самом деле был некий друг, который использовал ее в своих корыстных целях. А потом безжалостно от нее избавился. И никто бы на эту смерть не обратил внимания, не проходи Жолташ по нашим спискам.
– А вдруг это банальная бытовуха? Узнал мужик, что любовница от него забеременела, вот и решил от нее избавиться. Сколько таких случаев в жизни бывает.
– Не спорю, бывает. Однако откуда у этого, как вы выразились, мужика яд «невидимка»? А то, что это был именно он, лично у меня нет ни малейших сомнений. Нет, я вижу здесь прямую перекличку с каирской историей. Это – наш клиент.
– В таком случае он, видимо, почувствовал опасность, если решился на такой шаг.
– Вполне вероятно. Вопрос только один: какую опасность? Кто его спугнул? Не мы ли своей слежкой за Жолташ? Или здесь вмешался какой-то иной фактор?
– Но если он решился на устранение, то должен был понимать, что Жолташ как источник информации для него окажется навсегда потеряна. Однако же это его не остановило. Почему? Чего-то сильно испугался или у него мог появиться другой источник информации, поэтому Жолташ можно было пожертвовать?
– Гадать можно до бесконечности, но ответы на все свои вопросы мы сможем получить, только познакомившись с этим незнакомцем лично. Вы послали людей на квартиру Жолташ на Липецкой?
– Да, вскоре после аварии. Сначала там побывали наши люди, а потом к делу подключились ребята из «шпионского» отдела Следственного управления. Однако квартира оказалась пуста, никаких видимых следов присутствия мужчины там обнаружено не было. Во всяком случае, пока.
– А вы думали, будет иначе? Преступник, который наверняка не спонтанно решился на убийство, а тщательно его подготовил, оставит нам какие-то зацепки? Нет, уважаемый Глеб Сергеич, этот экземпляр еще заставит нас побегать в поисках себя. Впрочем, один прокол этот душегуб совершил – оставил в покойной свой биологический материал.
– Может быть, это вышло случайно: бывают, знаете, такие контрацептивы, которые рвутся.
– Если это так, то воздадим хвалу контрабандному ширпотребу, который мутным потоком завалил нашу страну, – не скрывая иронии, заметил Кондратьев, после чего его голос вновь брел прежнюю серьезность:
– Соседей Жолташ опросили? Может, кто-то из них мог видеть мужчину, который приходил к Жолташ? Ведь у нее двухмесячная беременность, значит, длится эта связь с лета. Стоп, если отмотать эти месяцы, то получается, что забеременела покойная, скорее всего, в июле, видимо, вскоре после того, как был завербован «крот», которого мы разыскиваем. Получается, что познакомиться они могли почти сразу после этой вербовки.
– Может, это случилось в том же Египте?
– Вполне возможно. Только кто этот человек, если он не попал в наш список?
Вместо ответа Жмых пожал плечами.
– Так что с соседями Жолташ? – после некоторой паузы вновь нарушил тишину генерал.
– Наши люди выяснили, что на лестничной площадке проживает одна семья, но на тот момент никого из них дома не оказалось. Видимо, уехали куда-то – все-таки суббота.
– Будь они неладны эти выходные, тут важна каждая минута, а нужных свидетелей не найти.
– Не волнуйтесь, Федор Иванович, «следаки» уже опрашивают всех соседей Жолташ с других этажей и из соседнего подъезда. Там делом руководит Павел Андреевич Арсентьев, а вы его хватку знаете: если вцепится, даже тисками не разожмешь.
* * *
Италия, провинция Казерта.
Город Казал-ди-Принцип
Один из «капо дей капи» казал-ди-принципской мафии Кармине Кампо, вооружившись металлической кочергой, как раненый зверь метался по широкой гостиной в своем трехэтажном особняке и крушил все, что попадалось ему под руку. За этим процессом наблюдал только один человек – заместитель «капо» Марио Кьянти. Больше смельчаков не нашлось, поскольку в мафиозной семье Кампо все прекрасно знали о крутом нраве своего босса, поэтому в минуты, когда его охватывал гнев, под его тяжелую руку никто не рисковал подставлять свою голову. У всех еще свежа была в памяти история с одним из руководителей боевой «десятки» Джузеппе Йовине, который принес Кармине плохую весть и тот забил его насмерть, вооружившись все той же металлической кочергой. С тех пор плохие вести мог решиться донести до босса только один человек – Марио Кьянти, которого Кармине высоко ценил за его природный ум и беспримерную храбрость, которая однажды спасла «капо дей капи» жизнь. Поэтому сегодня, когда «семье» стало известно о резне в доме Манчини, где погибли сразу четверо боевиков из «десятки» Пьетро Террачино, одним из которых оказался племянник Кармине Кампо 27-летний Антонио, застреленный выстрелом в упор, Террачино чуть ли не на коленях умолил Марио отправиться к боссу и сообщить ему об этом происшествии. И теперь главари десяток находились в соседней комнате и терпеливо дожидались, когда уляжется буря. Что касается Марио Кьянти, то он стоял у двери и молча взирал на то, как под ударами кочерги вдребезги разлетелись два венских стула, торшер и журнальный столик, стоявший у камина.
После пятиминутного урагана силы Кампо наконец иссякли, гнев несколько улегся. Отбросив в сторону кочергу, босс упал в кресло и минуты две тяжело дышал, уставившись в потолок. Прошло еще пару минут, после чего Кампо перевел взгляд на Марио и задал ему вопрос, который тот ожидал услышать:
– Антонио мучился перед смертью?
– Нет, дон Кармине. Он скончался у меня на руках, пуля угодила ему в грудь.
– Это сделали люди Беспалого?
Это было прозвище еще одного казал-принципского «капо» – Чезаре Грицальди, с которым семья Кампо постоянно враждовала, а в данный момент находилась в состоянии войны. Однако ответ Кьянти обескуражил босса:
– Нет, это были совсем другие люди. Перед смертью Антонио успел сказать мне, что это был некий русский, прилетевший в Италию из России несколько часов назад.
Лицо Кампо вытянулось от удивления:
– Откуда в нашем городе мог объявиться русский? И что он мог потерять в доме Манчини? Ты уверен, что это правда?
– Антонио слышал весь его разговор с хозяйкой дома. Сомнений быть не может: он прилетел из Москвы. И мы обязательно выясним, с какой целью он объявился в наших краях. Я уже отдал все соответствующие указания, и наши люди роют носом землю в поисках следов этого русского.
– Как ты думаешь найти этого ублюдка?
– Судя по тому, что сообщил Антонио, он прилетел в Италию за два часа до случившегося. Значит, его самолет приземлился в аэропорту Неаполя. Там он, скорее всего, взял автомобиль в аэропортовской службе проката. Судя по всему, это серебристый «Ситроен»: именно такую машину заметил из своего окна сосед семьи Манчини, когда они отъезжали от дома. Я уже связался с нашими людьми в Неаполе, чтобы они пробили в прокате все необходимые данные на этого русского.
– И все же какие у него могли быть дела с Энрико Манчини, ведь тот никогда не был замечен в контактах с русскими?
– Может быть, дело в его жене? – предположил Кьянти. – Она ведь, насколько я знаю, когда-то работала в Риме журналисткой? Вдруг эти связи тянутся оттуда? У журналистов достаточно обширные контакты.
– Но как этот русский смог так легко разобраться с четырьмя нашими реджиме (солдаты. – Авт.)?
– Судя по тому, что я видел, он профессионал.
В этот самый миг в кармане пиджака Кьянти заиграла мелодия в мобильном телефоне. Он достал «трубу» и в течение нескольких минут выслушивал чей-то отчет. После чего вернул мобильник обратно в карман и поделился с боссом услышанным:
– Как я и думал, этот русский в самом деле взял в аэропортовской службе проката автомобиль – тот самый серебристый «Ситроен». Заказ оформлен на имя Леонида Ветрова – сотрудника российского генконсульства в Риме. Значит, скорее всего, именно туда они сейчас и должны направляться. Если вы позволите, дон Кармине, я немедленно отправлюсь на поиски беглецов.
Вместо ответа Кампо устало махнул рукой. Но когда его заместитель уже собирался открыть дверь и покинуть гостиную, «капо» его остановил:
– Я хочу, чтобы ты знал, Марио: этот ублюдок нужен мне живым. Я хочу лично казнить его, чтобы Антонио на том свете видел его мучения. С бабой можешь делать все, что хочешь, а этого русского доставь мне в целости и сохранности. Ты понял?
Вместо ответа Кьянти низко склонил голову, после чего повернулся и вышел из гостиной.
Пока Корецкий, сидя в машине, терпеливо ждал, когда служащий бензозаправочной станции наполнит бак его «Ситроена» нужным количеством бензина, Стефания покинула автомобиль и отправилась в соседнее кафе, чтобы посетить там туалетную комнату. В боковом зеркальце Корецкий прекрасно видел, как она в свете фонарей вошла в кафе и вышла оттуда спустя несколько минут, на ходу вытирая мокрые руки о носовой платок, вместо того чтобы воспользоваться сушилкой. Наблюдая за этим, Корецкий с удовлетворением отметил, что женщина с полной серьезностью отнеслась к его словам о том, что времени у них в обрез, поэтому их пребывание на заправке не должно слишком затягиваться. Однако преодолеть те несколько десятков метров, что отделяли кафе от заправки, Стефания быстро не смогла: ей это помешали сделать.
Когда Корецкий вновь взглянул в зеркальце, обеспокоенный тем, что его попутчица до сих пор не заняла свое привычное место рядом с ним, он увидел, что Стефания остановилась на полпути и разговаривает с неким пожилым мужчиной в темном костюме. Судя по тому, как вели себя собеседники, Корецкий понял, что они давно знакомы и их разговор не предвещает ничего опасного. Это было видно хотя бы по тому, как нежно касался иногда локтя своей собеседницы незнакомый мужчина.
Этот разговор длился около пяти минут, после чего собеседники попрощались и каждый пошел своею дорогой: Стефания продолжила свой путь к автомобилю, а мужчина зашел в кафе. И спустя полминуты Корецкий уже знал не только, кем был этот человек, но и, самое главное, о чем он разговаривал со своей собеседницей.
– Только что я встретила приятеля своего мужа – адвоката Джерардо Паолило, – сообщила своему попутчику Стефания, усаживаясь в пассажирское кресло рядом с ним. – Мне стоило большого труда не сорваться, когда он спросил о самочувствии моего супруга. К счастью, он, кажется, ничего не заподозрил.
– Ну что же, в таком случае нам надо поскорее отсюда уезжать, пока приятель вашего мужа не надумал вернуться из-за какого-нибудь пустяка, – ответил женщине Корецкий, трогая автомобиль с места.
Однако спустя секунду попутчица сообщила ему новость, которая поломала все их дальнейшие планы.
– В ходе нашего разговора Джерардо сообщил мне, что на дороге в Вилла Латерно дежурят полицейские и останавливают все автомобили марки «Ситроен». Адвокат узнал от знакомого полицейского, что те ищут мужчину и женщину, замешанных в преступлении, совершенном в Казал-де-Принципе. Судя по всему, речь идет о нас с вами. Если это так, то как они узнали об этом так быстро?
– Это моя вина, донна Стефания, плохо «зачистил» поле боя, – не вдаваясь в подробности, ответил попутчице Корецкий.
– Что это значит?
– Говоря обычным языком, не стал добивать тех людей, что пришли убивать вашего супруга и вас. Хотя в нашей работе такого рода гуманность может стоить очень дорого.
– Вы не стали их добивать, потому что рядом была я?
Корецкий предпочел не отвечать на этот вопрос, а вместо этого свернул на обочину и остановил автомобиль. Требовалось время, чтобы обдумать возникшую ситуацию.
– Если к делу подключена полиция, можно предположить, что у местной каморры налажены с ней хорошие связи, – первым нарушил молчание Корецкий.
– В этих связях у нас никто никогда не сомневался, – подтвердила его слова Стефания. – У каморры есть свои люди как в полиции, так и во властных структурах. Многие местные политики сотрудничают с мафией на бартерной основе: политики прикрывают мафию, а та помогает им набрать лишние голоса на выборах.
– Из этого следует, что выбраться из вашего городка становится все труднее, наверняка все дороги, ведущие в Рим, уже под контролем полицейских и мафии.
– И что вы предлагаете: сдаться?
– Разве я похож на сумасшедшего? Просто на нашем «железном коне» добраться до Рима становится невозможно: остановят на первом же полицейском посту. Отсюда следует, что надо попытаться использовать другие виды транспорта. И вот тут ваша помощь, донна Стефания, может стать решающей: вы же человек местный.
– Я вас поняла, – ответила женщина и на некоторое время погрузилась в раздумья. Наконец она вновь заговорила:
– Можно попытаться добраться до Рима поездом. Здесь рядышком есть городок Аверса, откуда ходят поезда до столицы. Добраться можно за полтора-два часа в зависимости от поезда. Экспрессы «Интерсити» идут быстрее, а региональные поезда «Трено реджионале» чуть медленнее, останавливаясь на каждой станции.
– Полагаете, что поезд – это лучший вариант? – высказал сомнение Корецкий.
– Может, и не лучший, но именно на нем мы быстрее всего доберемся до города Латина, где теперь живет человек, который может помочь вам в вашей миссии. Я имею в виду гибель той несчастной американки.
– Вы уверены, что наш путь туда будет не напрасным и мы застанем этого человека на месте?
– Уверена, он живет один и редко отлучается из дома. Каких-то пару недель назад я звонила ему по телефону и поняла, что он не изменил своим привычкам.
– Хорошо, что вы вспомнили о мобильной связи. Ваш телефон с собой?
Женщина молча расстегнула сумочку и извлекла на свет свой мобильник.
– Простите, донна Стефания, но от него нам придется избавиться. Каморре наверняка станет известен его номер, поэтому вычислить наше местонахождение не составит большого труда.
Взяв телефон у спутницы, Корецкий извлек из него сим-карту, после чего выбрался из автомобиля. Через секунду с телефоном было покончено: его корпус был разбит об асфальт, а сим-карта заброшена в кусты. Теперь единственным средством связи у них оставался мобильник Корецкого, но с ним он расставаться не стал, поскольку отследить его было сложно: этот аппарат он получил от своих коллег, «технарей» с Лубянки, которые снабдили его всеми защитными функциями, в том числе и сим-картой, к которой практически невозможно было получить удаленный доступ.
Разделавшись с телефоном своей спутницы, Корецкий попросил ее покинуть «Ситроен», сопроводив это необходимым пояснением:
– Хорошо, пусть будет поезд. Только с некоторой поправкой: тот, что отправляется от Аверсы, отпадает: слишком близко от Казал-ди-Принципа. Полагаю, что на станции нас уже поджидают люди из местной каморры или полицейские. Нет ли другого варианта?
Женщина вновь задумалась. Но на этот раз ее раздумья длились куда меньше прежнего:
– На границе с Кампанией и Лацио есть город Сесса Аурунка, где поезд тоже делает остановку. Ехать туда чуть больше часа. Можно попытаться поймать попутную машину или воспользоваться автобусом, остановка которого метрах в трехстах отсюда, за поворотом.
– Удобнее, конечно, взять попутку, но не факт, что нам удастся сделать это быстро: время все-таки позднее. А как с автобусом, он часто здесь ходит?
– Каждые полчаса, – и Стефания взглянула на свои наручные часы. – Если мы поторопимся, то можем успеть на ближайший вечерний рейс, который прибудет ровно через пятнадцать минут.
Услышав это, Корецкий не стал медлить и первым двинулся по направлению к остановке. О судьбе автомобиля он не волновался: если с ним что-то случится, то российская дипмиссия в Риме выплатит прокатной фирме необходимую неустойку. А если на авто никто не позарится, тогда его легко смогут забрать сами «прокатчики», благо от Неаполя до Казал-ди-Принципа дорога не столь дальняя.
Беглецы преодолели путь до остановки за десять минут и, как выяснилось, пришли вовремя. Спустя еще пару минут из-за поворота показался автобус, который следовал до нужной им Сессы Аурунки. Помогая своей партнерше по несчастью взойти по ступенькам в салон, Корецкий поймал себя на мысли, что он, собираясь в эту поездку, даже не мог себе представить, сколь опасной она окажется. Впрочем, первые нехорошие мысли начали зарождаться в его голове еще до того, как его нога ступила на итальянскую землю – в те самые минуты, когда самолет с ним на борту никак не мог приземлиться. Уже тогда он подумал, что это не добрый знак. Вот только было неясно, какого рода неприятности могут поджидать его на этой земле. Теперь они предстали перед ним во всей своей полноте. Однако ни капли страха за собственную жизнь в душе Корецкого не было. Как говорится, и не в таких переделках ему доводилось участвовать. Он боялся лишь одного: что он может погибнуть до того, как успеет выполнить свое задание. И еще он боялся за жизнь своей попутчицы, поскольку кроме него защитить ее будет некому. А раз так, значит, он должен был не только обеспечить выполнение данного ему задания, но и спасти жизнь этой женщины. Тем более что без последнего немыслимо было выполнить первое.
* * *
Египет, город Каир. Отель «Найл Хилтон»
В начале десятого вечера Максимов вышел из своего номера-«сьют» и спустился в бар. Как всегда в это время, тот был переполнен. На танцполе звучала музыка, под которую несколько профессиональных танцовщиц весьма филигранно исполняли «танец живота». Зная о том, что у Янга есть зарезервированный столик в дальнем конце заведения, в секторе, отгороженном от центрального зала специальной ажурной перегородкой, Максимов направился именно туда. И действительно застал там американца, в гордом одиночестве потягивающего виски и курящего свое любимое «Мальборо».
– Где же ваш верный оруженосец? – имея в виду Бобби Дьюка, спросил Максимов, присаживаясь за столик.
– У него свидание с дамой, причем не с одной, – ответил Янг.
– А вас, значит, общество дам не устраивает?
– У меня назначена одна бизнес-встреча, поэтому я должен быть собран. А женщины, как вам известно, этому мало способствуют.
– Как и виски, Саймон.
– А вот виски меня, наоборот, мобилизуют, – и Янг, допив содержимое своего стакана, плеснул в него новую порцию, не забыв и про стакан своего собеседника.
Максимов не стал уточнять, что за важная встреча назначена у Янга, поскольку был прекрасно осведомлен о последней. Собственно, он и в бар спустился именно из-за нее. Полчаса назад ему в номер позвонил Леонид Грошев из российского посольства и сообщил, что в Каир из Анкары прилетает ближневосточный резидент ЦРУ Аллан Трейси. Его самолет должен был приземлиться в каирском аэропорту в семь часов вечера, и примерно через час он должен был приехать в «Найл Хилтон», где всегда останавливался на восьмом этаже под видом одного из руководителей той же компании, что и Янг – «Индастри электроникс». Неожиданный приезд регионального резидента явно был вызван каким-то неотложным делом, информацию о котором Максимову необходимо было обязательно узнать. Правда, сделать это было нелегко, поскольку одного желания для этого было недостаточно – немалое значение имели и благоприятные обстоятельства. Поэтому, спускаясь вниз, Максимов молил бога, чтобы удача в этот вечер оказалась на его стороне. И его молитвы были услышаны. Янг проводил время в городом одиночестве в своем отгороженном от остальных посетителей закутке, что гарантировало Максимову отсутствие посторонних глаз.
– Вы, кстати, не знаете, куда пропал Томпсон? – первым прервал затянувшееся молчание Янг, пуская в потолок струю табачного дыма. – Я дважды стучал в его номер, но мне никто не ответил.
– Судя по всему, он еще не вернулся из российского посольства.
– Так значит, вы все-таки сосватали в его фильм какого-то вашего дипломата?
– Я же ему обещал, причем при свидетелях. А слово свое я привык держать.
– Думаю, что дело здесь не столько в вашем слове, сколько в желании направить мысли Роджера в выгодном вашему правительству направлении.
– Мое правительство платит мне за это деньги, – улыбнулся Максимов, салютуя Янгу поднятым в руке стаканом.
– Вы зря радуетесь, Иван, поскольку большая часть вашего правительства находится под нашим «колпаком», – салютуя в ответ своим стаканом, заметил Янг.
– Чей именно «колпак» вы имеете в виду? – без тени смущения на лице спросил Максимов.
– У него слишком много хозяев. Здесь и госдеп, и спецслужбы, и различные бизнес-структуры, включая и нашу компанию, которая имеет свои интересы в России.
– Вы намекаете на продажность нашей элиты?
– Именно, Иван. Вся та патриотическая риторика, которая звучит из уст ваших политиков, на самом деле всего лишь ловкая имитация оной, поскольку какой к черту патриотизм, когда люди, щеголяющие этим, хранят полтриллиона долларов в наших банках, покупают жилье на Западе и там же учат своих детей. Так что ваша элита скорее наша, чем ваша.
– У нас в таких случаях говорят: не надо грести всех под одну гребенку. Меня, к примеру, тоже можно отнести к элите, к интеллектуальной ее части, но ни заграничных счетов, ни жилья, ни детей, учащихся за границей, у меня нет. Таким образом, получается, что у нашей элиты есть и некая патриотическая часть, которая, кстати, не сдает сегодня Сирию. И ваше правительство ничего не может с этим поделать.
– Мое правительство милостиво разрешает так себя вести до поры до времени. Мы даем «пошалить» вашей элите, так как она помогает нам драть три шкуры с вашего народа. Мы американизировали его настолько, что он с удовольствием скупает наши доллары, смотрит наши фильмы, покупает наши товары. Но вы напрасно думаете, что на эти шалости вашей элиты мы будем взирать вечно. Наступит такой момент, когда терпение моего правительства лопнет и мы покажем вам ту самую «кузькину мать», которую обещал показать нам Хрущев, да сам спекся. Сегодня в мире гегемоны мы, американцы, а вы, русские, в числе проигравших. Ведь это мы победили СССР, а не вы Америку.
– Я полагаю, что вы находитесь в плену иллюзий, посеянных в вашей голове двадцать лет назад. Да, вы «банкуете» в сегодняшней мировой политике, но вы надорвались от своей гегемонии. Как говорим мы, русские, в таких случаях: у вас пупок развязался от непосильной ноши. Разве вы не видите, что в мире ширится процесс противостояния вашей глобализации по-американски. Что именно вокруг России объединяются страны, которые хотят противостоять этой глобализации. Взять тот же БРИКС, где помимо моей страны есть Бразилия, Индия, Китай и даже ЮАР.
– БРИКС мы развалим, было бы желание. Вы посмотрите, кто там собрался. Китай – там все сильнее растет политическая неопределенность, Бразилия – она зависит от сырьевых потребностей Китая, в Индии сорок процентов населения живет в нищете, а в ЮАР ширится забастовочное движение шахтеров. Так что ваш БРИКС скоро сам развалится.
– Однако до сих пор не развалился. И впервые после развала СССР создает серьезное препятствие на пути восстановления неоколониальной модели мироустройства, за которую ратует ваша родина.
– Мы его не развалили, потому что он пока не представляет для нас серьезной угрозы. Мы печатаем триллионы долларов, и они держат за горло весь мир, в том числе и страны, которые вошли в БРИКС. Вы ведь знаете, Иван, что мы, американцы, большие специалисты по части разделять и властвовать. Вот и в этом случае мы разделим ваших союзников и либо сожрем их по одиночке в виду их слабости, либо попросту купим. В этом бизнесе нам в мире нет равных, поверьте слову бизнесмена с многолетним стажем.
– Вы же бизнесмен-электронщик, а не политик.
– У меня масса друзей среди политиков, с которыми я часто веду подобные дискуссии. И потом, кто вам сказал, что бизнес и политика – явления противоположного ряда? Они подчиняются одним законам – законам джунглей, где, как известно, побеждает сильнейший. Как говорил наш классик Марк Твен: «Мы – англосаксы, а когда англосаксу что-нибудь надобно, он идет и берет».
– Отрадно, что вы помните высказывания ваших классиков, – улыбнулся Максимов.
– Как иначе, если моя мать была преподавателем литературы.
– Но, видимо, вы, Саймон, были не самым прилежным ее учеником, – усмехнулся Максимов. – Поскольку я тоже неплохо знаю американскую литературу, в том числе и творчество Марка Твена. И фраза, которую вы упомянули, вырвана из контекста. Она открывает статью писателя под названием «Мы – англосаксы» и принадлежит некоему отставному военному, который произносит ее на одном банкете. После чего ваш классик приводит собственную расшифровку этой фразы, которая звучит весьма нелицеприятно. Надеюсь, вы ее помните?
– Видимо, моя память не столь глубока, как ваша.
– Тогда я вам ее напомню. Она звучит следующим образом: «Мы, англичане и американцы, – воры, разбойники и пираты, чем и гордимся». Именно за подобные взгляды при вашем президенте Рональде Рейгане книги Марка Твена массово изымались из ваших школьных библиотек.
– И правильно, что изымались, – сказал, будто рубанул с плеча, Янг. – Наших детей следует учить по заветам того самого военного, фразу которого классик привел в начале своей статьи. Все остальное – интеллигентская тягомотина. Повторяю, в этом мире побеждает сильнейший, и плевать, каким способом достается победа. Главное, что мы правим этим миром и никакое говеное мировое сообщество нам не указ. Мы можем скупить элиту любой страны, и она будет делать то, что выгодно нам, американцам. Вот и здесь, на Ближнем Востоке, нам не важно, кто получит власть – какой-нибудь религиозный фанатик, лощеный политик или велеречивый интеллигент. Главное, чтобы эти люди работали на нас. Чтобы они всегда нуждались в зеленых бумажках с изображением наших президентов и были готовы распродать свою страну нашим инвесторам. С вашей элитой нам повезло: она чрезвычайно любит «зеленые бумажки» и согласна быть у нас под колпаком.
– Все в этом мире относительно, Саймон, – потягивая виски, произнес Максимов. – Древние на этот счет выражались весьма определенно: не рой яму другому, можешь сам в нее угодить.
Едва эта фраза слетела с его губ, как лежащий на столе мобильник Янга зазвонил. Американец взглянул на отразившийся в телефоне номер звонившего и, извинившись перед Максимовым, поднялся со своего места и отошел в сторону, чтобы разговор не был слышен собеседнику. Но тот и не стремился его подслушать, ему необходимо было другое – временное отсутствие за столом Янга. Пока тот стоял к нему спиной и вел свой разговор с далеким собеседником (а чекист сразу догадался, что звонил региональный резидент Аллан Трейси, самолет которого уже должен был приземлиться в каирском аэропорту), Максимов совершил почти молниеносную манипуляцию. Взяв со стола пачку «Мальборо», принадлежавшую Янгу, он поднял крышку и обратил внимание на количество сигарет. Пачка была едва початая, в ней не хватало всего двух штук. Положив эту пачку в задний карман своих брюк, Максимов извлек из другого кармана точно такую же пачку «Мальборо», вынул из нее две сигареты и положил на то же место, где до этого лежала пачка Янга. А две извлеченные сигареты спрятал в карман рубашки. После чего взял в руки стакан с виски и откинулся на спинку стула.
В замененной пачке сигарет находилось миниатюрное подслушивающее устройство, вмонтированное в дно пачки и способное передавать сигнал в радиусе километра. В условиях гостиницы это было вполне достаточное расстояние, чтобы Максимов мог быть уверенным в том, что ему удастся подслушать разговор Янга и Трейси, когда тот приедет в «Найл Хилтон» и уединится со своим заместителем в одном из уголков отеля.
Янг вернулся за стол спустя две минуты. Он был явно чем-то озабочен и даже не стал присаживаться на стул. Забрав со стола сигареты и зажигалку, он произнес фразу, которую Максимов ожидал от него услышать:
– Извините, Иван, но мне надо спешить на бизнес-встречу, о которой я упоминал в начале нашего разговора.
– Нет проблем, Саймон.
Едва Янг удалился, Максимов выждал некоторое время, после чего тоже поднялся с места и уже спустя пять минут благополучно добрался до своего номера. Там он извлек из кожаной сумки портативный радиоприемник, замаскированный под обычный плеер; он был настроен на нужную частоту радиомикрофона-«жучка», встроенного в пачку «Мальборо», которую Янг прихватил с собой. Главным теперь было то, чтобы американцы не уединились в специальном номере, оборудованном системой защиты от любых подслушивающих устройств. Максимову и здесь повезло. Чувствуя себя на протяжении многих лет в «Найл Хилтоне» как дома, американцы были уверены, что никакие прослушки им здесь не страшны (хотя такой спецномер в отеле у них имелся). Кроме этого, Трейси так устал в полете, что решил сразу по приезде в отель отправиться в бассейн, ради чего он и позвонил Янгу: тот должен был арендовать зал на час. Именно там они и встретились спустя несколько минут после того, как Максимов, воткнув в уши наушники и опустившись в кресло, приготовился стать внимательным слушателем их конфиденциального разговора. Естественно, радиоприемник в плеере был установлен в режиме «записи».
Пока Трейси в течение нескольких минут плавал в бассейне, Янг сидел в шезлонге и курил, глядя на лысую голову своего начальника. Пачка «Мальборо» лежала тут же, на столе, брошенная на газету. Несмотря на то что оба участника встречи были знакомы уже несколько лет, однако ни близкими друзьями, ни даже соратниками, по-настоящему доверяющими друг другу, они так и не стали. Их союз был вынужденный, сварганенный представителями двух соперничающих между собой партий: Трейси был ставленником демократов, а Янг – республиканцев. Поскольку хозяином Белого дома теперь был демократ Барак Обама, Трейси всегда чувствовал себя хозяином положения, что не нравилось Янгу, который давно мечтал «подсидеть» своего шефа и усесться в его кресло. Загвоздка была лишь в одном – не было удобного случая, чтобы провернуть подобную операцию. Более того, во время сегодняшней встречи сам Янг оказался в ситуации, которая давала блестящие козыри в руки его шефу, а не ему.
– Саймон, вы видите газету, лежащую на столе? – делая очередной заплыв от дальнего бортика к ближнему, спросил Трейси. – Это сирийская «Аль-Ватан». На первой странице, в углу, прочтите заметку под названием «За терактом в Дамаске могут стоять американцы».
Янг раскрыл газету на указанном месте и, найдя упомянутую заметку, углубился в чтение. Читал он недолго, поскольку автор публикации уложился всего в несколько коротких абзацев. Речь в них шла о том самом теракте, который спланировал Закхей аль-Хадж, а Янг ему активно в этом помогал, снабдив его не только взрывчаткой, неуловимой для металлодетекторов, но и накладным животом для террористки-смертницы. Именно на основе этих улик, но без указания их конкретного авторства, журналист делал вывод о том, что за терактом могли стоять американцы, а конкретно – ЦРУ. А далее следовал весьма неожиданный вывод:
«В результате теракта погибли одиннадцать человек, в том числе и один из лидеров сирийских курдов Кендал Берван, который приехал в Дамаск в составе делегации своих соплеменников, чтобы выразить поддержку правительству Башара Асада. Но подлая рука наемных убийц настигла К. Бервана в первый же день его пребывания в Дамаске. Учитывая, что за этим терактом могли стоять американцы в лице ЦРУ, можно предположить, что главной целью мог быть именно К. Берван. Закулисные кукловоды этого подлого убийства, видимо, ставили целью сорвать переговоры по поводу возможного появления на территории Сирии курдской автономии – образования, которое могло бы значительно стабилизировать ситуацию на севере нашей страны, где сегодня хозяйничают так называемые повстанцы, а на самом деле – террористы».
– Ну, что скажете о прочитанном, Саймон? – вновь оказавшись у ближнего бортика, спросил Трейси.
– Скажу, что этот курдский лидер попал под раздачу совершенно случайно, – бросая газету на стол, ответил Янг. – Насколько я знаю, аль-Хадж планировал свою акцию еще несколько недель назад, когда о визите этого курда никто и слыхом не слыхивал.
– А если аль-Хадж решил скорректировать свои планы?
– В таком случае, я бы об этом обязательно был осведомлен. Нет, это та самая нелепая случайность, которая иногда может возникнуть в нашей работе.
– Но согласитесь, Саймон, что эта, как вы изволили выразиться, нелепая случайность пришлась весьма кстати режиму Асада, поэтому он начинает активно ее раскручивать.
Трейси вылез из воды и, накинув на себя халат, лежавший на стуле у бортика, и надев на ноги «вьетнамки», прошествовал до столика, за которым восседал Янг, и плюхнулся на свободный стул. Налив в стакан апельсинового сока из бумажного пакета, Трейси сделал пару глотков, после чего продолжил:
– Два дня назад я провел тайную встречу с лидерами сирийских курдов. Как вы знаете, мы тоже имеем на них влияние и совсем не горим желанием отдавать их Асаду. Но этот теракт сыграл на руку сирийцам. Курды склонны верить именно асадовской версии, и мне стоило огромного труда удержать их от принятия поспешных решений. И знаете, что мне пришлось им пообещать в обмен на сохранение прежней лояльности к нам?
Поймав на себе вопросительный взгляд Янга, Трейси тут же и ответил:
– Голову аль-Хаджа.
– Вы с ума сошли!
– С ума сошел не я, а вы Саймон, когда продолжили свое общение с этим отмороженным террористом. Я вас давно предупреждал, чтобы вы прекратили с ним всяческие контакты.
– Он приносит нам много пользы. И у меня на него есть большие виды в будущем: я предполагаю использовать его в провокациях с химической атакой, которая может помочь нам прижать Асада к стенке. К тому же наша связь с ним настолько тщательно законспирирована…
– …что о ней теперь пишут в сирийской прессе, – Трейси с грохотом опустил пустой бокал на стол. – Вы слишком увлеклись разного рода авантюрами, Саймон, думая, что статус офицера ЦРУ спустит вам все с рук. Но вы ошибаетесь, дорогой мой друг, не спустит. Представьте себе, что в версию, изложенную в этой газетенке, поверят не только курды, но еще и в Вашингтоне. Вдруг из Лэнгли пришлют инспекторов на склад в Бенгази, чтобы проверить, почему это наша взрывчатка уходит к лидерам «Аль-Каиды», которые с ее помощью устраивают теракты, за которые нам приходится оправдываться перед нашими союзниками. Вы об этом подумали? Или ваше желание заработать лишние пару сотен тысяч долларов совершенно затмили вам разум? Так я вам вправлю ваши мозги, если вы сами этого сделать не можете.
– Я на своем месте приношу не меньше пользы, чем вы, босс, – пытался оправдаться Янг. – Вербовка того же Фараона во многом именно моя заслуга. А он на сегодняшний день является нашим наиболее ценным агентом в Москве.
– Не думайте, что вы сможете прикрыться Фараоном, Саймон, – продолжал бушевать Трейси. – Его ценность действительно велика, но история с аль-Хаджем способна перечеркнуть ваше участие в его вербовке. Тем более что свои бонусы за это вы уже сполна получили.
Глядя в перекошенное от гнева лицо своего шефа, Янг испытал дикое желание схватить со стола стакан и засадить им ему в переносицу. Потом вскочить со стула и хорошенько отдубасить шефа еще и ногами. Однако Янг прекрасно отдавал себе отчет в том, что мыслям этим не суждено осуществиться. Во всяком случае, сейчас. Более того, в качестве отбивной котлеты в ближайшее время предстоит стать ему, а не его шефу. И чтобы эта экзекуция закончилась всего лишь словесным избиением, а не чем-то большим – вроде рапорта начальству – Янгу нужно было приложить максимум усилий, чтобы умаслить шефа. А засадить ему стаканом в переносицу, а то и чем-то потяжелее, можно будет потом, когда этот скандал уляжется.
«В конце концов, этого аль-Хаджа рано или поздно все равно придется списать в тираж, – подумал Янг. – Какая разница, когда это произойдет – сейчас или чуть позже. Главное не дать повода этому выродку Трейси сожрать меня с потрохами. А он это наверняка сделает, как только у него будет для этого возможность. Но сейчас он этого сделать не может: ему нужна голова аль-Хаджа, а без моего содействия она к его ногам упасть никак не сможет. Ну что ж, он ее получит. Только сразу после этого голова самого Трейси прикатится к моим ногам. В нашей будущей схватке я не дам ему ни малейшего шанса. Пусть сегодня торжествует победу он, но завтра более расторопным окажусь я».
Придя к таким выводам, Янг вслух произнес диаметрально противоположное, постаравшись сделать так, чтобы его голос звучал как можно более умиротворяюще:
– Я понимаю ваше возмущение, босс, но поверьте мне на слово, я не предполагал, что эта акция обернется такими издержками. Поэтому готов загладить свою вину так, как вам будет угодно.
– Что мне угодно, я уже сказал: нужна голова этого отмороженного террориста, которую мы бросим курдам.
– Но этот человек работал с нами не один год и обладает ценнейшей информацией, которую курдам знать не полагается, – продолжал торговаться Янг.
– Никто не собирается потворствовать курдам в получении такой информации. Вы захватите аль-Хаджа, после чего мы проведем его казнь на глазах у курдов, чтобы они убедились в нашем добром расположении к ним. Взамен я постараюсь уладить вопрос с нашим складом в Бенгази – отважу от него инспекторов. Но имейте в виду, Саймон, что делаю я это исключительно в знак своего уважения к вам.
«Этот лысый ублюдок совсем сбрендил, если думает, что своей лестью может меня умаслить, – подумал Янг, чокаясь с шефом стаканом с соком в знак примирения. – Он, видимо, полагает, что насадил на меня на крючок этой историей, но он ошибается. Еще не изобрели такой крючок, на который можно насадить Саймона Янга».
– Когда вы сможете взять аль-Хаджа? – первым прервал паузу Трейси.
– Он настолько хитер, что мне потребуется время, чтобы детально проработать эту операцию. Ведь это дело надо обставить таким образом, чтобы люди «Аль-Каиды» не смогли догадаться о том, кто именно сдал их лидера.
– Я понимаю, поэтому и спрашиваю: сколько?
– Дайте мне недели полторы-две. Думаю, этого времени хватит.
– Даю вам неделю, Саймон. Не забывайте, что курды ждать не будут, они жаждут мести. Давайте не будем их разочаровывать: они нам еще пригодятся в нашей войне против Асада. Да и в наших взаимоотношениях с турками тоже. Преподнеся аль-Хаджа, мы докажем курдам, что мы для них не враги, а союзники.
– Хорошо, пусть будет неделя, – Янг понял, что дальнейшие споры бесполезны.
* * *
Италия, провинция Казерта.
Города Казал-ди-Принцип и Сесса Аурунка
Марио Кьянти, заместитель главаря казал-ди-принципской каморры, четко держал руку на пульсе погони, которую он устроил за двумя беглецами, повинными в смерти четырех его коллег. Для этого к преследованию была подключена местная полиция, который были выданы подробные ориентировки на беглецов. Причем на обоих. Если в случае со Стефанией Манчини пригодились ее домашние фотографии, то изображение русского удалось восстановить по дубликату его международного водительского удостоверения, которое предоставили каморре сотрудники прокатной фирмы, обеспечившей этого русского своим «Ситроеном». Однако даже несмотря на то, что в деле поимки беглецов были задействованы значительные силы каморры и полиции общим числом более сотни человек, беглецы как сквозь землю провалились. И хотя их поиски длились не так долго – всего лишь несколько часов, – однако Кьянти это сильно напрягало. Он понимал, что нужно предпринять дополнительные усилия, которые ускорили бы поимку беглецов. Именно для этого он и приехал к радиоэлетронщику Джузеппе Сезаре, который состоял на содержании у их мафиозного семейства. Цель у этого визита была одна – обнаружить преследуемых с помощью радиоэлектроники. Для этого Кьянти привез Сезаре номер мобильного телефона Стефании Манчини. На протяжении тех нескольких часов, что длилась погоня, Кьянти делал попытки дозвониться до женщины, но каждый раз абонент был недоступен. Судя по всему, беглянка попросту отключила телефон, поэтому дозвониться до нее было невозможно. Однако как объяснил ему во время их короткого телефонного разговора радиоэлектронщик, можно было попытаться определить местонахождение беглянки по сигналу, который выдавал в эфир ее мобильник.
– Это можно сделать, даже если телефон отключен? – поинтересовался Кьянти.
– С моей техникой все можно, – рассмеялся Сезаре, который прекрасно понимал, что за такую услугу каморра заплатит ему любые деньги. А последние он очень любил, что не было для Кьянти большим секретом.
– А если она вытащила из мобильника аккумулятор? – продолжал сомневаться в способностях радиоэлектронщика мафиози.
– В аппаратах два аккумулятора: если она вытащит батарею, которая питает аппарат в рабочем состоянии, то другая, которая работает в «полицейском режиме», останется. Так что приезжайте – помогу.
В просторном кабинете радиоэлетронщика, заставленного аппаратурой, мафиози пробыл около получаса. Этого времени расторопному Сезаре вполне хватило для того, чтобы послать сигнал на мобильник беглянки и, включив свою аппаратуру, засечь ту базовую станцию, которая находилась ближе всего к искомому мобильнику. Это была западная окраина Казал-ди-Принципа, место рядом с автозаправкой. В ту же самую минуту, когда Сезаре назвал гостю это место, мобильник Кьянти зазвонил и он услышал в нем голос одного из своих людей – Чиро Траппони, который сообщил ему еще одну важную новость, которая совпала с выводом радиоэлектронщика: рядом с упомянутой заправкой, на обочине дороги, был обнаружен тот самый серебристый «Ситроен», который русский беглец взял в прокатной конторе. Как и следовало ожидать, машина была пуста.
– Судя по всему, они бросили ее, догадавшись о том, что их разыскивает полиция, – предположил звонивший. – Куда они направились, пока неизвестно. Вполне вероятно, поймали попутную машину.
Кьянти повернулся к радиоэлектронщику:
– Твой сигнал показывает, что беглецы стоят на месте или двигаются?
– Они неподвижны.
– Дьявол, значит, они избавились от мобильника, – выругался мафиози, после чего вновь обратился к Траппони. – На той дороге интенсивное движение?
– Да нет, в эти вечерние часы здесь тихо.
– А нет ли поблизости каких-нибудь транспортных остановок?
– Есть, автобусная. От нее маршруты идут в сторону Казал-ди-Принципа и Сессы Аурунки.
– Ну и какой вывод ты после этого делаешь, куда они могли направиться? – не скрывая иронии, спросил Кьянти своего визави.
Однако на том конце провода наступила пауза, которая ясно указывала на то, что Траппони пребывает в замешательстве. Тогда инициативу взял в свои руки Кьянти:
– Глупо предполагать, что они могли вернуться в наш город, не дураки же они. Значит, у них одна дорога – в Сессу Аурунку. Там есть железнодорожная станция, где ходят поезда Неаполь – Рим. Они, конечно, могут поймать и попутную машину, но это сложно – найти в эти вечерние часы человека, который согласится подбросить их до Рима. Так что шансов на то, что они сядут на поезд, гораздо больше. Поэтому возьми побольше людей и гони в Аурунку, на вокзал. Если найдешь их там, действуй по обстановке. Но учти, русского надо доставить нашему «капо» живым. С перебитыми руками, ногами, ребрами, но живого.
– А что делать с бабой? Ее-то, я полагаю, мы можем использовать по собственному усмотрению?
Кьянти на секунду задумался. Он помнил, как выразился на счет судьбы этой бывшей журналистки «капо»: дескать, она ему не нужна, делайте с ней все, что хотите. И Кьянти прекрасно понимал, какая участь ожидает эту женщину, которая еще далеко не стара и весьма привлекательна, когда она угодит в лапы его людей. Однако внутреннее чутье подсказывало Кьянти, что подобный вариант был бы слишком расточительным. Ведь после того, как беглецы будут пойманы и к ним возникнет масса вопросов (особенно интересовала Кьянти цель приезда в Италию русского), развязать язык легче всего будет именно женщине, а не ее спутнику, который, как понял Кьянти, был профессионалом в своем деле. Поэтому он ответил Траппони как рачительный и дальновидный стратег:
– Бабу тоже доставьте живой. После того как я задам ей пару вопросов, вы получите ее как плату за риск. Уверен, что эта красотка с четвертым размером лифчика станет хорошей наградой за ваше усердие.
– Договорились, босс, – не скрывая своего удовлетворения, ответил Траппони. После чего спросил:
– Если они уже успеют сесть в поезд до нашего прибытия, что нам делать?
– Будем перехватывать их в пути. Но для этого я должен обладать полной информацией о том, куда они все-таки сели – в попутку или на поезд. Так что поторопись, Чиро.
Спрятав мобильник в карман пиджака, Кьянти повернулся к Сезаре.
– Ты хорошо поработал, Джузеппе, поэтому достоин награды, – произнес мафиози и бросил на стол перед радиоэлектронщиком пачку лир.
Взяв ее в руки и по весу определив приблизительную стоимость, Сезаре, не скрывая своего разочарования, произнес:
– Я рассчитывал на большую благодарность за свою работу.
– Никто не умаляет твоих стараний, но они, как видишь, совпали с результатами работы моих людей. Так что извини, но награда вполне адекватна ситуации.
Сказав это, Кьянти похлопал Сезаре по плечу и покинул аппаратную. Однако в этом случае стратегическое мышление его подвело. Зная о том, как радиоэлектронщик жаден до денег, он не подумал о том, что выданное ему вознаграждение может больно задеть его самолюбие. Поэтому, едва шум автомобиля гостя затих за ближайшим поворотом, как в голове Сезаре созрел план, который сулил ему хорошие барыши. Во-первых, можно было отомстить Кьянти за его скупость и вечные унижения, во-вторых, срубить такие «бабки», о которых до визита мафиози радиоэлектронщик мог только мечтать. Короче, он решил позвонить консильери (советнику) главаря другой ветви казал-ди-принципской каморры – Чезаре Грицальди по прозвищу Беспалый (на левой руке у него не хватало двух пальцев, потерянных во время мафиозных разборок еще в далекой юности). Грицальди давно враждовал с кланом Кармине Кампо, а на данный момент и вовсе находился с ним в состоянии войны, поэтому любая информация, которая была способна насолить его сопернику, могла сказочно озолотить сообщившего ее. А Сезаре только что услышал здесь такую информацию, которую можно было смело отнести к такого рода сообщениям.
Конечно, радиоэлектронщик прекрасно отдавал себе отчет в том, что подобное стукачество может стоить ему самого ценного, что у него есть, – жизни. Но ведь не факт, что Кьянти сумеет догадаться, откуда именно была утечка. Между тем соблазн продать эту «горячую» информацию был столь велик, что Сезаре просто был не в силах совладать со свалившемся на него искушением. Это было просто выше его сил. Тем более что спустя какой-нибудь час эта свежая новость попросту протухнет. Короче, в выборе между жизнью и кушем он, как любой жадный до денег человек, выбрал последнее.
Сезаре набрал номер телефона советника Беспалого, Джанни Лучезе, и, едва тот взял трубку, произнес:
– Синьор Лучезе, добрый вечер! Вас беспокоит Джузеппе Сезаре. Извините, что беспокою вас в столь поздний час, но информация, которой я располагаю, вынуждает меня сделать это. Вы, надеюсь, в курсе того, что произошло несколько часов назад в нашем городе? Я имею в виду убийство четырех реджиме из семьи Кармине Кампо. Так вот, только что мне стало известно, что люди, причастные к этому убийству, направляются в один из городов нашей провинции, а люди Кампо сидят у них на хвосте. Мне показалось, что эта информация может быть вам интересна. Или я ошибся?
– Вы не ошиблись, Джузеппе, – ответили на другом конце линии. – Враг нашего врага является нашим другом.
– Я так и подумал, синьор Лучезе. Поэтому я готов выложить перед вами все, что мне известно в обмен на вознаграждение.
– Если информация стоит того, вы получите такую сумму, которая обеспечит вашу безбедную старость.
– Я всегда верил в щедрость семьи Чезаре Грицальди. Поэтому, полностью полагаясь на ваше слово, готов выложить перед вами все, что знаю…