— Так что же, выходит, что ты действительно такой могучий человек? — спросил Звягин.

Был двенадцатый час ночи, когда Таня закончила свой рассказ. Звягин, конечно, кое-что знал о ее прошлом — не институтском, а о том, что было раньше, — о ее жизни в коммуне Маратика, уроках гипноза, медитации, телепатии… Девчонкой совсем еще была, все они были почти детьми, а КГБ раздавило их, некоторых просто уничтожило физически. Кого-то сразу, Маратика постепенно, но все равно раздавило. Из всех Таня была единственной, кто без ощутимых потерь дожил до сегодняшнего дня.

— Немудрено, ты же на них пашешь…

— Я не на них пашу, Саша. Я просто живу так, как считаю правильным.

— Я, признаться, тебе раньше не верил. Ты что-то пыталась рассказывать, помнишь?

— Помню, конечно. Но ты только отмахивался и смеялся. Понимаешь, даже тогда, когда я с Марати-ком познакомилась, я сама не верила, что это серьезно. А потом, когда увидела, как он лечит, поверила. Главное — верить.

— Вера — во всем самое главное. Веришь, что ты прав, — и все получается. Михалыч меня использует втемную. Если бы я знал, что он задумал на самом деле, то разве я бы попался так глупо? Чудом спасся. Случайность. Могли пришить за милую душу.

— Случайностей не бывает, Саша. Это недалекие люди придумали случайности. Те, кому лень разбираться в них, искать закономерность.

— Ты, Таня, прямо по Булгакову шпаришь. Кирпич-де на голову не упадет…

— Не упадет. Точно. Когда мы занимались с Маратиком, это была как раз та тема, которая меня заинтересовала. Я самая юная у них была, мне позволялось посторонними вещами забавляться. Они к этому не слишком серьезно относились. А мне с детства хотелось научиться управлять вот такими вот случайностями.

— Ну и как успехи?

— Боюсь сглазить, но, судя по тому, что ты живой, успехи налицо.

— Ты серьезно?

— Вполне. Знаешь, после того, что произошло у меня с Лебедевым, я как-то изменилась. Вернее, изменилось мое знание, то самое, прежнее. Я поверила в свои возможности. Прямо как ты сейчас сказал. Поверила — и получилось.

Звягин походил по комнате. Подошел к окну, посмотрел в темноту — чего еще от них ждать? Откуда выстрелят? Если уж они взялись за дело, начали так серьезно, то вряд ли неудача их остановит. Нужно было немедленно предпринять что-то, сделать какой-то ответный ход.

Он посмотрел на жену:

— Отложим философию до спокойных времен… Скажи, Михалыч о твоем… знании догадывается?

— А как ты думаешь? Конечно, знает. Я же на обследовании была в психушке. Давно, когда ты еще… — Она хотела сказать «сидел», но запнулась. Эта тема была в их семье негласным табу.

— Ясно, ясно. И что же?

— Сумской — фантастически умный человек, а здесь его что-то переклинило. Он тоже ко мне в этом смысле серьезно не относится. Куратора ко мне приставил, штатного их колдуна, экстрасенса, мать его. — Она неожиданно разволновалась, вспомнив о кураторе. — Бездарь полнейшая — шарлатан. Пудрит конторе мозги, зарплату вытягивает. Я на него только взглянула — все поняла. Начал за мной ухаживать, лапы тянуть. Давай, говорит, мануальной терапии научу. Я под дурочку закосила — сразу в слезы, в крик. Он все это и доложил благополучно. На том и завершилась проверка. А вот другим-то похуже пришлось. Их колдуны не осматривали — сразу колоть начали. Психотропными штуками накачивали — и рефлексы отслеживали, изменения всякие, реакции. Сделали дармовыми подопытными кроликами. Такая, Саша, печальная история. А сегодня — Маратик…

— Да, денек сегодня редкостный. Насыщенный день. Продуктивный.

— Саша, — Таня заговорила осторожно, боясь обидеть или разозлить мужа, переводя разговор на тему, которую он не любил, — Саша, а что ты теперь собираешься делать? Сумскому сообщишь?

Он, резко дернув головой, сверкнул глазами:

— Ты за кого меня принимаешь? Что я, мальчик? Побегу дяде жаловаться — меня обидели, помогите? Да я вообще не уверен, что он не в курсе дела. Короче говоря, сам разберусь. Прямо сейчас. Они небось тоже думают, что я побегу докладывать, не знают, с кем связались. Срал я на их коррупцию!.. Извини, Танечка, за грубость. Вырвалось сгоряча.

— Ничего, ничего, продолжай. Ты что, боевиков голливудских насмотрелся? Одинокий волк, да? Хочешь нехорошую мафию в одиночку «сделать»? Саша, ты ведь уже взрослый человек!

— Именно. Не мальчишка. Жирку-то я поднагулял за то время, пока сидел в офисе, а вот живого дела нет. Вернее, не было. Узнают, гандоны, на кого руку подняли. Я этих сук давно знаю. Заочно, правда. Мужики серьезные, но и я не клоун. Разберемся. Закон на моей стороне — имею право себя защитить. Как — это мое дело.

— Что ты задумал, Саша?

— По старинке буду работать. Как они со мной — так и я с ними. И не стану откладывать — прямо сейчас поеду.

— Куда?

— К Хлысту. Пускай он не самый главный — у нас ведь главных днем с огнем не сыщешь, — но все переговоры я вел с ним.

— Домой?

— Да.

— Саша, ты заболел. Думаешь, тебе удастся уйти оттуда живым? Хлыстов живет как в Кремле. Не пробьешься даже на лестничную площадку, у него же кругом охрана.

— Меня, Таня, на понт не возьмешь. И не такое видел. Плохо они меня знают. И догадываешься почему?

— Ну, скажи…

— Потому что те, кто знал меня хорошо, уже ничего никому не расскажут. — Он сжал кулаки. — Я…

Телефонный звонок прервал угрозу, готовую вылететь из открытого уже рта Звягина.

— Черт, кто в такую рань?! — Он поднял трубку. — Слушаю.

— Саша? Не спишь? — Не только голос, но и интонации шефа Звягин мог узнать даже спросонья. — Вместе с женой быстро ко мне на дачу. Немедленно. И осторожней в дороге.

— Что все сегодня, с ума посходили? — Звягин решил пока не докладывать насчет покушения, послушать сначала, что скажет Сумской. Раз уж такая срочность и спешка, значит, дело кислое. — Выезжаем, — сказал он спокойным голосом. — А в чем дело?

— В жопе! — отрубил по телефону Яков Михайлович и повесил трубку.

— Шеф требует нас к себе. Что скажешь, товарищ провидец?

Таня помолчала.

— Ничего, Саша, хорошего не скажу. Не нравится мне это, — мрачно вынесла резюме.

— Не нравится… Мне здесь вообще ничего не нравится. Уже лет двадцать последних. Ну что, вперед?

— Едем. Только знаешь что? Послушай-ка меня еще раз. В моей машине отправимся.

Звягин с минуту думал.

— Ладно, идет. Береженого Бог бережет.

Они вышли на улицу. Обе машины стояли рядом — черный представительский «мерседес» фирмы и семейный «ауди». Обычно «мерс» приезжал за президентом утром, но вчера Звягин на радостях после примирения с Татьяной сам сел за руль, впервые оставив машину на ночь во дворе. Он внимательно осмотрел роскошный автомобиль.

— Эх, Таня, разденут машину гопники, зуб даю. Район-то рабоче-крестьянский…

— Не о том, Саша, думаешь! Садись. — Татьяна распахнула дверцу «ауди».

Серый и Леха славно провели ночь и теперь вышли из Лехиной квартиры пробздеться до ларька. Сегодня братаны отдыхали, хотя работа была такая, что выходные — себе в убыток… Маленький рыночек возле метро «Елизаровская» каждый день приносил бабки, но отдыхать тоже когда-то нужно.

Алку взяли с собой на улицу, Танюха была уже совсем пьяная, до сортира еле добрела, и братаны решили — пусть полежит малость, а когда они вернутся — водяру учует, оклемается.

— Смотри, Серый, что это за крутой в нашем районе завелся? — Леха показал рукой на стоявший впереди «мерс». — Раньше его не видно что-то здесь было.

— Да, гляди-ка. Не знаю. В натуре не знаю. — Серый подошел ближе, оглянулся по сторонам и сильно стукнул ногой по колесу машины. Ожидаемых завываний сирены или унылого пиканья сигнализации не последовало. — Ишь ты, ну крутой! Ну дает! Без сигналки стоит. — Серый посмотрел на окна дома напротив, где мог находиться хозяин машины. — Ну что, Леха, прокатимся?

— Ты что, мудак, вольтанулся? Чтобы нам голову с тобой открутили? Хуй его знает, что за мастер прикатил.

— И так ясно — кент залетный. В этом доме «крутизна» не живет. Дед какой-то лысый со своей бабой. Наверху — семейство совковое.

— Что же — к совкам прикатили на «мерсе»?

— Перестройка, братан, бля буду! Может, дедок аппарат в «Поле чудес» выиграл? Тогда он вообще наш. Давай поехали. Я опасность за версту чую. Ни хуя нам за это не будет.

— Чуешь ты после литра водяры, конечно. — Леха еще раз огляделся. — Ладно. Садимся.

Открыть дверцу любой машины давно уже перестало быть в России проблемой для всякого, имеющего к этому делу склонность.

— Пристегните ремни, — рыгнув густым водочным перегаром, скомандовал Серый, ковыряясь в замке зажигания. — Сейчас взлетим.

…«Мерс» не взлетел — он тяжело подпрыгнул, словно на секунду сделавшись резиновым. Салон раздулся огненным шаром, выдавливающим стекла, и тут же опал — скукоживаясь, растекаясь по асфальту черной копотью и стелющимся дымом. Грохота не было. Короткий хлопок даже не выбил окна второго этажа, и семья совков не проснулась. Стекла в квартире Звягина тоже не вылетели из рам, лишь потрескались кое-где. Проходивший неподалеку бомж, собирающий на газоне пустые пивные бутылки, давно уже не делящий сутки на ночь и день, посмотрел на клубы дыма, поднимающиеся к серому небу, и укоризненно покачал головой…

Когда Звягин свернул с шоссе на проселок, ведущий к даче Сумского, в свете фар неожиданно возник военный «УАЗ», притулившийся у обочины. На дорогу выскочили три фигуры в камуфляже, вооруженные автоматами.

— Это что еще за номера? — Звягин, помрачнев, быстро взглянул на Таню, ища совета. Жена пожала плечами, внимательно всматриваясь в силуэты, один из которых уже предостерегающе поднял руку.

— Документы! — Троица окружила машину.

Звягин заметил еще троих возле «УАЗа». Остается только надеяться, что это люди Сумского. Он протянул в открытое окно паспорт.

— Выйти из машины. Оба! Руки на капот, — последовала очередная команда.

Звягин с Таней оказались на дороге. Один из автоматчиков, забрав у них документы, а также пистолет, вытащенный из-за пояса Александра Евгеньевича, удалился к «уазику». Стоять раскорякой, упершись руками в капот, было постыдно.

— Женщине-то, может быть, позволите встать нормально? — сказал Звягин.

— Тихо. Разберемся, — последовал ответ стража порядка. — Ну что там? — негромко крикнул он возвращающемуся с документами в руках товарищу.

— Все в порядке. Можете ехать, Александр Евгеньевич, — спокойно сказал подошедший, легко тронув Звягина за плечо. Троица вновь отошла на обочину, потеряв к задержанным интерес.

Когда «ауди» приблизилась к даче, у ворот последовала еще одна проверка. Незнакомые люди в камуфляже и в полной боевой выкладке бродили по двору. Пока Звягин с Таней дошли до крыльца, они насчитали человек пятнадцать спокойных, молчаливых, крепких парней в спецназовской форме.

— А, это вы… Ну наконец-то. — Яков Михайлович выглядел необычно: облаченный все в ту же камуфлированную форму, он приобрел вид вполне боевой, как-то помолодел. Животик его не казался уж таким объемным и дряблым, как еще прошлым утром, когда Сумской разгуливал в свободном домашнем тренировочном костюме. — Как доехали? Без приключений?

На веранде дачи, где и происходила их встреча, сидело еще человек пять — трое военных и двое штатских, явно занимающих высокие руководящие посты, — их ленивая многозначительность и вальяжность говорили об этом лучше любых документов и рекомендаций.

— Ну, не знаю, что вы считаете приключениями, — начал было Звягин, но Сумской прервал его:

— Хватит демагогией заниматься. Рассказывайте все, что с вами сегодня, вернее, — он посмотрел в окно, — вернее, вчера произошло. Все! До последних мелочей.

Звягин монотонно пересказал, как в него стреляли, как перед этим звонили на службу, предлагали деньги, приглашали на переговоры, как он отказался, умолчал лишь о том, что собирается сам рассчитаться за обиды.

— Эх, Юрий Андреевич, Юрий Андреевич, — покачал головой Звягин. — Я был о нем лучшего мнения. Но ты, Саша, зла на него не держи. Нету уже его, Юрия-то Андреевича. Трагически погиб на фронтах алкогольного бизнеса.

— Как? Уже? — вырвалось у Звягина. Он даже расстроился.

— А ты, я вижу, сам хотел с ним разобраться? Саша, это, во-первых, не твое дело, у тебя есть четкий круг обязанностей. Во-вторых, я не думаю, что покушение на тебя было его рук делом. Его-то ведь вечером грохнули. И грохнули не наши люди. Через час примерно после того, как он с тобой поговорил. В подъезде, из пистолета. Не снайпер, а просто в упор. Охранника его ранили, ему прямо в лоб пулю всадили. Ну ладно, давай о наших делах теперь. Василий Федорович, выкладывай документы.

Один из штатских, тот, что постарше, лет пятидесяти, вскочил со стула и подошел к Звягину, держа в руках пачку бумаг.

— Александр Евгеньевич, вот что. Завтра вы с женой летите за границу. В Нью-Йорк. Паспорта у вас есть, с визами все в порядке. Вот ваши билеты, — он протянул, вычленив из общей пачки две синенькие книжечки, — вот здесь документы вашей фирмы, контракты, проекты, письма. Письма, — подчеркнул штатский, — самое главное. Вам дадут адрес, передадите эти письма нашему человеку, он вам даст оружие и все, что будет нужно. Деньги, если понадобятся. Жилье. Впрочем, наш компаньон, — он быстро взглянул на Сумского, — поселит вас в отеле, но лучше все же будет остановиться у того, кому адресованы письма. Он будет вас инструктировать, его указания равнозначны указаниям Якова Михайловича…

— Хватит огород городить! — гаркнул Сумской, поймав тяжелый вопросительный взгляд Звягина. — Здесь все свои. Саша, присядь, я тебе толком объясню. Эти придурки, — он кивнул на штатских, — так изъясняются, что сам черт ногу сломит. Что? Не нравится? — Он посмотрел исподлобья, сначала на одного, потом на второго штатского и презрительно что-то промычал. — Короче, ты видишь, Саша, у нас тут легкие, — он повел рукой на военных и на свои мундир, — изменения, так сказать. Надеюсь, что временные. Нам неожиданно объявили войну. Ну, это ерунда, на самом деле мы-то за себя постоим, но неприятно, конечно. Буденный в свое время от Сталина самого на даче отбился, а тут — бандюги вшивые. Ты про Буденного-то слышал, Саш?

— Что-то слышал. Как он на даче, когда его брать поехали, созвал своих стариков-конармейцев с пулеметами и занял круговую оборону?

— Точно. Так гэбисты и уехали не солоно хлебавши. Побоялись еще одну гражданскую войну развязывать. Ну ладно, это уже история. Мы, конечно, отобьемся, но ты же знаешь, лучшая защита — нападение. Вот мы тебя, то есть я тебя попрошу в этом нападении поучаствовать. Ты же у нас профи?

— Ну, допустим.

— Вот. А на тебе я остановился потому, что таким образом двух зайцев ухлопаем. Во-первых, за тобой здесь охота, там тебя никто не ждет. Во-вторых, о твоем прошлом там тоже никто не знает, и с этой стороны они опасности не ждут. Так что… Как бы тебе сказать… В общем, убрать надо там человечка. Есть у меня мысль, что он всю эту бузу затеял.

— Что за человек?

— Там все написано. — Сумской кивнул на бумаги. — Нет-нет, ничего секретного. Это бывший твой партнер по компьютерам. Он там тоже не только этим занимается. Мы с ним делили раньше рынок и там и тут, а сейчас он возомнил, что у нас тут если в газетах пишут, что разруха, так и в конторе тоже все разваливается. Оторвался от жизни мужик. Крыша, как сейчас говорят, поехала. Ну вот, ты ее на место и поставишь. Раз он с родиной делиться не хочет, родина у него возьмет все. Пусть знает, кто в доме хозяин. Спать хочется… Не дают покоя, — он ухмыльнулся в сторону военных, — урегулирования международных отношений… — Военные похмыкали в ответ на шутку.

— Товарищ генерал… — Один из них встал, но без подобострастия и слишком уж вольно, как равный. — Товарищ генерал, может, отдохнем? Мои парни все перекрыли, муха не пролетит. Я уж давно вам говорю, там стол накрыт, давайте заправимся, да вам и на боковую надо бы… Устали за ночь-то.

— И то дело. Пошли. — Он взглянул на Звягина и на Таню, во время всего разговора стоявшую возле двери и не проронившую ни слова. — А с вами, господа демократы, я прощаюсь. — Он гротескно поклонился штатским. — Вас охрана до города проводит. Вам же еще заседать сегодня, поди…

— Всего доброго, — стараясь не терять достоинства, пробормотали они и исчезли за дверью.

— Ненавидят меня… Ну и ладно, пусть ненавидят. Без меня им все равно не обойтись. Нас эти хмыри, бюрократы вшивые, во все времена при всех властях ненавидели. Смех один. Да, признаться, замаялся я за сегодняшний день, — продолжил он, когда вся компания поднялась на второй этаж в столовую. — Витя, давай наливай, чего ждешь?

Витя, крупный мужик в форме без знаков отличия, неторопливо отвинтил пробку с литрового «Абсолюта» и разлил по рюмкам водку.

— А все-таки зря ты, генерал, ждешь. Надо было взять сразу всю эту сволочь, ну, Хлыста, я имею в виду. А теперь — грохнули его, иди там, копай…

— Ну, свято место пусто не бывает. Что им, Хлыста заменить некем? С этими-то самопальщиками мы разберемся. Больше нас должны волновать воители эти новые. Ишь, запугать нас удумали. Всех под одну гребенку причесать, всех к рукам прибрать — и наших, и хлыстовских. — Он поднял рюмку. — Как там раньше говорили: широко шагаешь, штаны порвешь… За нашу и вашу победу, — ухмыльнувшись, выдал Сумской неожиданный тост.

Он выпил, хукнул в кулак.

— А самопальщиками, — Яков Михайлович методично насаживал на вилку кружочки твердокопченой колбасы, — ими у нас товарищ Медведев займется. Не так ли?

— С нашим удовольствием, — ответил тот, кого назвали Медведевым.

Звягин понял, что не узнал его, — как же, Медведев теперь был одет в военную форму, оброс бородой и побрился наголо. Предводитель воинствующих коммунистических отрядов был совершенно не похож на того райкомовского работника со сталинской партийной челкой, в дешевом советском костюме и скороходовских ботиночках, каким Звягин видел его месяц назад.

— Мои ребята только и ждут живого дела.

— Вот считай, что дождались. — Сумской жевал колбасу и сопел от удовольствия. — Черт возьми, я голодный, как… как… Как Жириновский!

Подчиненные дружно громыхнули хохотом.

— Отставить веселье! — прервал их Сумской. — Саша, ты все понял?

— Почти. Что с моей работой? Компьютерной?

— Там сегодня не появляйся. Это я улажу, у тебя же есть заместитель. Для подчиненных ты отправляешься в бизнес-тур, бля. Завтра уже будешь в свободной стране. Устранишь там один маленький пережиток нашего феодализма, а там посмотрим. Может быть, мы тебя там и оставим. А может, и нет. Собственно, это от тебя зависит. Понравится — скажешь. Что-нибудь придумаем. Но сначала надо работу сделать. Хотя капитализм — дело для тебя новое…

— Пережиток социализма, наверное, — заметил Медведев.

— Нет, друзья, — феодализма, нашего, родного, российского. Мы же кто? Удельные князья. У каждого своя дружина. Все на натуральном хозяйстве держится. Бартер ведь этот — что такое в переводе на русский? Правильно, натуральный обмен. Да что мы, в любой магазин войди, что видишь первым? Табличку видишь — «Охрану обеспечивает агентство „Хер с горы“ и братва». Кто в государстве охрану должен магазинам обеспечивать? Полиция, милиция, а не хер с горы. Так что феодализм, феодализм родимый…

— Яков Михайлович, может быть, мы поедем? — спросил Звягин. — И вам отдохнуть нужно, и нам подготовиться. Если, конечно, мы вам больше не нужны.

— Давайте, давайте, Саша, если хотите, конечно. Дом ваш с этого дня будет под наблюдением, но все равно смотри по сторонам на всякий случай. Да что тебя предупреждать, ты мужик опытный. Пойдемте, я вас провожу.

Он чуть замешкался в дверях, когда они спустились вниз.

— Таня, а ты мне ничего не хочешь сказать?

— Я? У меня ничего пока нет нового, Яков Михайлович. А что?

— Нет? Ну на нет и суда нет. Это я так, на всякий случай. Счастливо вам прокатиться. Да, Таня, там и для тебя материальчик есть, в бумагах этих американских. Ну ладно, звоните, если что. Значит, у тебя, Таня, все в порядке?

— Да. — Она старалась не показать накатившего волнения. Неужели он уже все успел и про Маратика узнать?.. Впрочем, Сумской такой темный тип, что все возможно.

— Ну пока тогда. Звоните, если что.

— Что скажешь? — спросил Звягин, когда они миновали последний КПП, выставленный Сумским на подходах к даче. — Как тебе старик?

— Надо подумать, Саша. В какую-то он нас аферу замешивает, надо все взвесить…

— Да я не о том. Я же тебе говорил — я у него подставной, я же такие вещи на дух чувствую. Как он меня в эту фирму посадил президентом, я сразу понял, что втемную играет дяденька. Это-то ясно, как Божий день. Я что говорю-то — сдавать стал Яков Михайлович. Засветился. Раньше-то, лет десять назад, никто и не думал, и предположить не мог, какие дела он обделывает. А сейчас — целый консилиум у него заседает, депутаты эти сраные… Если где депутат появился — все, пиши пропало. Весь город завтра знать будет, о чем с ним говорили.

— Ну, ты уж слишком это, Саша. Что, по-твоему, им жизнь, что ли, не дорога?

— Дорога не дорога, они же козлы полные. Вот кого ненавижу — так эту сволочь. Бандит — он честней все-таки, какие бы аферы ни крутил. Он по специальности — бандит. А эти? Народные защитнички! Ворье самое первостатейное, при этом еще и бездарное. Украсть просто, как люди, не могут — ни ума не хватает, ни смелости. Вот и лезут к кормушке… Жизнь, ты говоришь… Их же к серьезным делам не подпускают. А Яков Михалыч, раньше-то он их тоже, как все нормальные люди, как пешек использовал, как пупсиков, а теперь — смотри-ка, домой приглашает… Нет, плох старик, плох. Скоро накроется его лавочка, нутром чую.

— И что же?

— Что-что? Делать что приказано и смотреть внимательней по сторонам. Есть у меня мысль, что здесь главное — вовремя свалить. Боюсь, накроется у Михалыча его лавочка, вместе с ним накроется.

— Почему ты так думаешь?

— Вот тебе и на. Это ты у меня спрашиваешь? Ты же у нас, Танечка, провидец. Я просто чувствую, ты же мне все про интуицию, вот я ее и развиваю. — Он помолчал. — А вообще-то, если он медведевских хлопцев пустил в дело, это все добром не кончится. Может быть, и к лучшему, что мы отсюда свалим. Раньше бандиты с органами не воевали, а теперь — хрен их знает, что из всего этого выйдет. У Медведева же люди без крыши, завернуты на идеологии, они ситуацию не секут. Таких дров могут наломать, потом никакой КГБ за сто лет не расхлебает. Такого масштаба проблемы надо решать полюбовно, без войны. Тут если уж война начнется — много голов полетит. Ой, много.