ОХОТА НА «СОВУ»
I
Новая работа
Октябрь уж на дворе… Очей очарованье…
Пошла третья неделя, как КЭП в спешном порядке отчалил в дальние теплые края. Уж там-то он вдоволь насладится рыбалкой, а заодно поразмышляет о превратностях судьбы.
Его сенсационная отставка наделала много шуму, о ней судачили и рядили едва не в каждом доме, но, как я и предполагал, слухи быстро угасали. Проигравший, в отличие от триумфатора, не вызывает стойкого интереса, «мавр», сделавший свое дело, обречен на забвение.
Впрочем, КЭП как политик еще достаточно молод. Возможно, он и сумеет подняться вторично. Но это будет нескоро. Очень нескоро.
Нежданная опала КЭПа повлекла за собой трагическое событие: в тот же день, ошеломленный сногсшибательной вестью, слег наш «бессмертный» Старик. Через три дня его хоронили.
Таким образом, наша команда, лишившись почти одновременно и своего капитана, и главного диспетчера, осиротела и распалась с космической скоростью.
Я, как и другие, оказался не у дел. Однако вынужденный простой меня не беспокоил. Безработица страшна лишь для дилетантов. Профессионалы — всегда в цене. Моя репутация, как специалиста по деликатным поручениям, была достаточно высока, и предложения, лавиной хлынувшие уже через неделю после кончины КЭПа, только подтверждали это.
Я отвечал уклончиво. Идти после КЭПа в услужение к деятелю средней руки представлялось мне унизительным. Я втайне надеялся, что на горизонте вот-вот появится человек такого же масштаба, как и КЭП, и позовет.
А пока… Почему бы не воспользоваться нежданной передышкой? Босс — в царстве теней, Бизон — на нарах… Гуляй, душа!
Это случилось восьмого октября.
Я бражничал в «Метелице» в обществе соблазнительной, хотя и несколько вульгарной блондинки. Когда моя дама направилась в туалет, рядом со мной возник лысоватый колобок средних лет в сером малоприметном костюме.
— Дмитрий Сергеевич? — вежливо осведомился он, хотя, судя по холодному выражению глаз, вопрос был чисто риторический. — Вы не уделите мне две минуты?
— Валяйте, — ответил я, прикидывая, знаю ли этого типа. Конечно же нет.
Колобок придвинул стул ближе ко мне и уселся, едва не угодив локтем в салат.
— С вами хочет встретиться один человек, — тихо сказал он.
— Со мною многие хотят встретиться, — ухмыльнулся я, пожалуй с излишним бахвальством. — Говорите прямо, кто вас послал.
— Глушенков… — ответил он одними губами.
Теплая волна окатила меня. Глушенков был Фигурой.
Правда, в отличие от КЭПа, он никогда не рвался на трибуну, скорее напротив — умышленно держался в тени, за спинами наших словоохотливых популистов. Однако же ходили упорные слухи, что он — из числа тайных Кукловодов. Поговаривали о его закулисных связях как с органами, так и с криминальными структурами. Водилось за ним еще одно качество, признаться симпатичное мне: он не корчил из себя «белую кость». Будь жив Старик, он наверняка мог бы рассказать о Глушенкове гораздо больше. Моя же информация была отрывистой, туманной. Но авторитет Глушенкова сомнению не подлежал. С этой Фигурой можно вести дела. Но и бурно соглашаться нельзя. Мы тоже знаем себе цену…
— Что конкретно он поручил передать?
— Завтра в девять пятнадцать возле подъезда вас будет ждать черная «Волга». Если вас, конечно, устраивает время. И место. Нет — назовите другие.
— Куда предстоит ехать?
— Недалеко. На одну уютную дачу. После беседы вас отвезут домой. Или куда пожелаете.
Для виду я изобразил рассеянность, задумчивость, затем легкий интерес:
— Хорошо, постараюсь выкроить часок.
— Анатолий Евгеньевич очень рассчитывает на вашу пунктуальность… — Колобок поднялся и, несмотря на солидные габариты, быстро растворился в полумраке зала.
Через минуту появилась моя дама.
Я невольно подумал о том, как точно уместился разговор с Колобком в «окно», взятое блондинкой. Легкий штришок, но и в нем чувствуется опытная рука.
Ну, поглядим…
* * *
Глушенков встретил меня в элегантно обставленной гостиной, интерьер которой не содержал и намека на ту кричащую роскошь, что вошла в моду у «новых русских». В камине трещали поленья — денек выдался прохладным. На журнальном столике в окружении тарелок с закусками высилась бутылка хорошего коньяка. На кожаном диване лежал добротно изданный старый «Атлас СССР».
Внешне Глушенков выглядел простовато: лунообразное лицо с носом-пуговкой, оттопыренные уши плюс солидное брюшко. Однако недюжинный ум, светившийся в его пронзительно синих, каких-то лучистых глазах, быстро заставлял забыть о телесном несовершенстве его носителя.
Глушенков провел меня к дивану, любезно усадил и сам сел рядом, отодвинув в сторону атлас, но держа его под рукой и, видимо, неспроста, потому как других книг в гостиной не было.
— Рад познакомиться с вами, Дмитрий Сергеевич, — сказал он густоватым баритоном, наполняя маленькие тридцатиграммовые рюмочки. — Слышал о вас много хорошего, а это в наше время большая редкость.
Цена подобным комплиментам известна, но в устах собеседника похвала прозвучала так естественно, что я невольно почувствовал себя польщенным, и, чтобы не оставаться в долгу, ответил:
— Я тоже, Анатолий Евгеньевич, слышал о вас кое-что хорошее, причем от людей, которым легче удавиться, чем кого-нибудь не оболгать.
Ему это понравилось. Он тихо рассмеялся:
— Полагаю, нам не стоит более терять время на обмен любезностями? За приятное знакомство!
Напиток был превосходен.
— Возьмите эту корзиночку, вкус изумительный…
— Благодарю…
Выдержав небольшую паузу, Глушенков заговорил:
— Что ж, Дмитрий Сергеевич, не будем ходить вокруг да около. Тем более что вы все прекрасно понимаете. Итак, есть некое дело, взявшись за которое вы смогли бы проявить свойственную вам изобретательность. Гонорар, надеюсь, вас устроит.
— Сначала хотелось бы услышать о сути дела.
— Вы, безусловно, правы. Извините за столь неловкое вступление. Разумеется, я расскажу вам все, что знаю, а затем сформулирую задачу. Но прежде, — он посмотрел мне в глаза, — разрешите один нескромный вопрос…
— Пожалуйста!
— Мне говорили, что вы убежденный сторонник поговорки «Молчание — золото». Это так?
— Будьте уверены!
— Завидное качество. — Он улыбнулся и даже дружески похлопал меня по колену. — А то, к сожалению, встречаются люди, которые слишком вольно трактуют свои же обещания. Надо ли удивляться, что с ними происходят всякие неприятности?
Я его понял. Он меня предупредил и, как говорится, умыл руки.
— У меня, Анатолий Евгеньевич, весьма странная память. Выполнив чье-либо поручение, я следом забываю о нем. Подчистую.
— Эх, мне бы такую! — воскликнул он и снова наполнил рюмки: — За удачу!
Мы выпили. Мизерность дозы компенсировалась великолепным качеством. Адреналин в крови пришел в движение.
— Так вот… — Глушенков далеко отставил рюмку, как бы давая понять, что вводная часть закончена. — Не так давно, можно сказать на днях, из забайкальской колонии вышел на свободу некий Путинцев Ярослав Гаврилович, шестьдесят четыре года. Отсидел он без малого двенадцать лет. За тройное убийство. Но это не уголовник в привычном смысле слова. Путинцев долгие годы был правой рукой Гафура Мирзоева. Вам ничего не говорит это имя?
— Нет, — признался я.
— О-о, это было громкое дело! В постбрежневские времена о нем столько писали!
— Теперь начинаю припоминать…
— Мирзоев возглавлял агропромышленное объединение в гористой Среднеазиатской республике. Пост сам по себе невелик, да и хозяйство его располагалось в глубинке. И все же Мирзоев сумел выдвинуться в число влиятельнейших людей региона, имел высоких покровителей — вплоть до белокаменной. А ларчик открывается просто. Вот, смотрите. — Глушенков взял атлас и раскрыл его сразу же на нужном месте благодаря затейливой закладке. — Здесь, в Средней Азии, на стыке трех республик, в крутых предгорьях, существовал, да и поныне существует этакий «золотой треугольник», где выращивают опийный мак, перерабатывают его в полуфабрикат и переправляют в Россию, откуда он растекается по всему миру.
Признаться, упоминание о маке мгновенно остудило мой энтузиазм. Уж не собирается ли Глушенков внедрить меня в наркосиндикат? Нашли дурака! В смертельные игры я не играю. Не мое амплуа. Однако же я промолчал, решив дослушать до конца, а тем временем найти благовидную причину для отказа.
— Именно на маке взошел авторитет Мирзоева, — продолжал Глушенков. — Мак принес ему баснословные по тем временам богатства. Но в начале восьмидесятых, когда новое руководство страны повело борьбу с коррупцией, когда зашатались и рухнули многие местные вожди и удельные князьки, закатилась и звезда Мирзоева. Был подписан ордер на его арест. Оперативная группа уже двинулась в путь. Но кто-то сумел предупредить Мирзоева, и тот исчез. Однако через несколько часов группе удалось выйти на его след.
— Куда же он намылился? В ту пору удрать за границу было сложно. Разве что в Афганистан?
Глушенков отрицательно покачал головой:
— Самое удивительное, что Мирзоев направился в горный кишлак Ак-Ляйляк, откуда был родом и где его чтили как земляка, выбившегося в большие люди. Справедливости ради надо отметить, что и он, пользуясь своим влиянием, немало сделал для земляков: в кишлак провели асфальтированную дорогу, электричество, нуждающиеся получали ссуды…
— Словом, добрый царек?
— Вроде того. Вообще, Ак-Ляйляк, что в переводе означает «Белый аист», — довольно крупное поселение, насчитывающее несколько десятков дворов. Расположено оно на дне широкого ущелья, за которым местность становится практически непроходимой. Ак-Ляйляк — конечный пункт, тупик, никакого жилья за ним нет на сотни километров — вплоть до противоположных отрогов.
— Мирзоев рассчитывал там пересидеть?
— Не исключено. Восточные традиции сильны. Никто не осмелился бы выдать его убежище. Но Мирзоев преследовал и другую цель. Незадолго до событий, о которых идет речь, он устроил где-то в горах, в окрестностях кишлака, тайник. Так вот: в ту последнюю поездку он взял с собой некий сундучок…
— Золото, камни?
— Погодите, — мягко остудил мой порыв Глушенков. — Нашего наркобарона сопровождала внушительная охрана, а также Путинцев и некий Джамал, близкий родственник Мирзоева, преданный ему душой и телом. Далее события развивались так. Охранники во главе с Джамалом остались в кишлаке, а Мирзоев и Путинцев — вдвоем — направились дальше, безусловно к тайнику. Поехали они на «газике». Правда, дороги за кишлаком уже нет, но, двигаясь вдоль реки, что протекает по дну ущелья, можно углубиться в горы еще на полтора-два километра. Видимо, тайник находился где-то именно на этом отрезке.
Глушенков снова наполнил рюмки и продолжал:
— О том, что случилось в горах, можно только гадать. Самый вероятный вариант: Мирзоев желал остаться единоличным владельцем тайны. Однако совсем обойтись без спутника он не мог по той простой причине, что не умел водить автомобиль. Поэтому-то и пришлось брать напарника, которого на обратном пути он собирался, очевидно, пристрелить. Отчего его выбор пал на Путинцева — понятно. С остальными членами банды Мирзоев был связан родственными узами, и расправа с любым из них могла обернуться для него кровной местью. Кроме того, Путинцев много знал. Слишком много. В преддверии ареста имело смысл избавиться от опасного свидетеля-сообщника.
Словом, из поездки в горы вернулся один человек. Но не Мирзоев. Путинцев. Каким-то чудом ему удалось прорваться сквозь оцепление Джамала. Кстати, Путинцев и Джамал, мягко говоря, никогда не ладили между собой. Джамал яростно ненавидел Путинцева, который в более счастливые для банды времена пользовался безграничным доверием патрона. Началась погоня. Преимущество было на стороне преследователей, но Путинцев, отстреливаясь, сумел поразить водителя противников, чей автомобиль рухнул в пропасть. Погибли все, кто в нем находился, и только Джамал успел в последнюю минуту выпрыгнуть и уцепиться за куст, росший на краю обрыва. Но удар был сильный. Он сломал ногу и лишился глаза. Путинцев же, заметив, что Джамал уцелел, остановил «газик» и вышел на дорогу с пистолетом в руке, намереваясь, надо полагать, добить заклятого врага. Он стоял над висевшим над бездной тремя метрами ниже Джамалом, когда из-за поворота, скрытого гигантской скалой, показалась головная машина колонны с оперативниками. Итак, Путинцев был захвачен на месте преступления, а позднее осужден. Он — единственный человек, который знает, где именно находится тайник, потому что Мирзоев с того дня бесследно исчез.
— А Джамал?
— Его, понятное дело, вызволили, но он остался инвалидом. Что касается уголовной ответственности, он сумел ее избежать. Вообще, с исчезновением Мирзоева оборвались многие нити. Тема наркотиков совершенно не фигурировала в ходе следствия. Путинцева, например, судили за убийство на бытовой почве, причем Джамал охотно поддержал эту версию.
— Понятно… Значит, главный герой отсидел свое и теперь вознамерился забрать сундучок?
— Так-то оно так, но сделать это ему будет далеко не просто.
— Он смекнул, что о нем не забыли? Несмотря на давность лет?
Глушенков вздохнул:
— А теперь я расскажу вам о Путинцеве подробнее. Это весьма неординарная личность. Хитрый и осторожный, коварный и недоверчивый, он великолепно разбирается в людях, умеет легко входить в доверие. При первом знакомстве он даже может показаться простаком, но учтите — это гроссмейстер, который видит на много ходов вперед. Лишь роковая случайность — внезапное появление оперативников — помешала ему в тот раз избежать ареста. У него чудовищная сила воли. С виду весельчак и балагур, душа нараспашку, он по натуре — человек-кремень, против которого бесполезна самая изощренная пытка. Режьте его на куски — он будет хохотать в лицо. К тому же у него тончайшее чутье. Мирзоев допустил стратегическую ошибку, выбрав Путинцева жертвой.
— То есть вы считаете, что хвост к нему приставить не удастся?
Глушенков энергично затряс головой:
— Это исключено!
— Напрочь?
— И добавлю, бессмысленно. Потому что Путинцев за сундучком не поедет. Дело в том, что Джамал с некоторых пор живет в Ак-Ляйляке безвыездно. А его единственный глаз видит зорко. Он знает, что Путинцев освободился, знает, что тот непременно начнет охоту за сундучком… Но ведь и Путинцеву несложно догадаться о мыслях Джамала. Что же он предпримет?
— Интрига усложняется…
— У Путинцева единственный выход: снарядить за сундучком надежного человека. Причем не из числа давних корешей, которых Джамал мгновенно раскусит.
— Хм! Найти такого гонца нелегко.
— Он уже нашел.
— Даже так? — Я искренне удивился. — Честно говоря, не представляю, кому мог довериться этот матерый зверь.
Глушенков тонко улыбнулся:
— В Петербурге живет племянница Путинцева, некая Ирина Вячеславовна. Тоже Путинцева. Ее отец, ныне уже покойный, и наш герой — родные братья. На днях Ирина получила от горячо любимого дядюшки весточку. С оказией. В своем письмеце дядя просит ее приехать к нему в поселок Атамановка под Читой для важного разговора, который обеспечит ее на всю жизнь, и не только ее, но и дочку, и будущих внуков.
По той уверенности, с какой говорил Глушенков, нетрудно было догадаться, что перед тем, как попасть к адресату, письмо вчерашнего зэка побывало в его руках.
— Ищите женщину…
— Сегодня утром Ирина купила два авиабилета до Читы, — сообщил Глушенков. — На тринадцатое октября. Один на свое имя, второй — на имя десятилетней дочери. Осталось пять дней.
— Путинцев считает, что русская женщина с ребенком не вызовет повышенного интереса в горном кишлаке? — удивился я. — Это несерьезно.
— В письме есть приписка, — добавил Глушенков, — где дядюшка просит, чтобы племянница прихватила с собой расторопного приятеля, способного ради нее на смелый поступок.
— А при чем тогда ее дочь?
— Ну, это элементарно, — ответил собеседник. — Билеты она взяла сразу для экономии времени. Второй билет всегда можно переоформить на другую фамилию. Сейчас она как раз и занимается поиском подходящего кандидата.
— У нее есть варианты?
— О да! — эмоционально воскликнул Глушенков. — Это весьма привлекательная особа тридцати двух лет, разведенная, живет с матерью и дочкой. Этакий сугубо женский коллектив. Работает в салоне красоты. Зарабатывает неплохо, вдобавок имеет иные источники дохода. К примеру, недавно купила шубку, стоимость которой равна ее двухлетней зарплате.
— Понятно…
— Не совсем то, о чем вы подумали, — возразил Глушенков. — Вокруг нее вертится уйма кавалеров из числа состоятельных господ, причем многие бывшие любовники периодически пытаются восстановить былые отношения. Видимо, есть в ней что-то такое, что ценит наш брат. Можете не сомневаться, что спутника она найдет очень быстро.
— Значит, вы предлагаете мне поехать в Питер, сойтись с этой Ириной, охмурить ее, втереться в доверие, убедить, что я — лучший из кандидатов, затем отправиться с ней в Читу, а там околдовать душку Гаврилыча до такой степени, чтобы он рассопливился и открыл мне местоположение тайника, верно?
— В принципе, это был бы идеальный вариант, — мягко улыбнулся Глушенков. — Но боюсь, термин «рассопливится» не для нашего объекта. И вообще, вряд ли он поведет речь о тайнике. Крепко запомните: Путинцев — мастер многоходовых комбинаций. В какой-то момент вам может показаться, что вы заманили его в ловушку, ан глядь — он уже защелкнул за вами засов клетки, уготованной вами для него. Наверняка у него есть хитроумный план. Спутник Ирины, скорее всего, нужен ему в качестве ширмы.
«Или жертвы», — подумал я.
— А сама Ирина?
Глушенков надолго задумался.
— Сейчас мы вступаем в область догадок, — заговорил он наконец. — О характере их взаимоотношений мне, скажу честно, известно мало. Притом они не виделись долгих двенадцать лет. Но тот факт, что, едва получив послание, Ирина, эта любительница комфортной столичной жизни, тут же помчалась за билетом и подыскивает компаньона, кое о чем говорит, так?
— Возможно, она знает о сундучке и рассчитывает крупно поживиться?
Глушенков развел руками:
— Не исключено… Но более по этому вопросу мне добавить нечего.
— Так-так… Ну, допустим, мы с Ириной появимся в этом самом Ак… как его…
— Ляйляке.
— Да, Ак-Ляйляке. Что подумает по этому поводу Джамал?
— Что вы посланы Путинцевым за сундучком, — мгновенно ответил мой собеседник. — На этот счет у вас не должно быть никаких иллюзий. Повторяю: кишлак глухой, удаленный. Каждый чужак, каждое новое лицо там на виду. С вас не будут спускать глаз.
— На что же надеется Путинцев?
— Знать бы… — вздохнул Глушенков. — Несомненно одно: у него есть четкий и реально достижимый план. Он умеет рисковать, но только в том случае, когда игра стоит свеч. На бездумную авантюру он никогда не пойдет.
— Серьезный противник…
— Очень!
— А не проще ли перекупить Ирину?
— Нет уверенности, что она пойдет на это. Если же ее вспугнуть, наш замысел может лопнуть как мыльный пузырь. Единственная дорожка к Путинцеву ведет через Ирину. Терять ее нельзя.
— Хм! А нет ли возможности выманить из кишлака Джамала?
Глушенков замотал головой:
— Джамал — не волк-одиночка. Это глава влиятельного клана, у него повсюду глаза и уши, под началом — мобильный отряд. Не сомневаюсь, что в период развала союзной армии он сумел крупно поднажиться. Готов держать пари, что в горах у него припрятаны парочка бэтээров, с десяток орудий и целый арсенал стрелкового оружия. Нет, нахрапом тут не возьмешь, последствия могут быть непредсказуемыми. К тому же, зная, что его враг снова на свободе, он утроил бдительность.
— Серьезный противник, — вырвалось у меня прежде, чем я сообразил, что повторяюсь.
— Они стоят друг друга, — подтвердил Глушенков.
— Что ж, обстановка ясна. А этот сундучок… Предпринимались попытки его найти?
— Конечно. С того самого дня, когда был арестован Путинцев, поиски не прекращались в течение нескольких недель. В них участвовали специалисты с миноискателями и служебными собаками, егеря, альпинисты и даже археологи. Обследовали каждую расселину, всякую запримеченную пещерку. Позднее, когда слух о зарытых сокровищах распространился по всей долине, из города нагрянули любители-кладоискатели, но местные жители решительно дали им от ворот поворот. Но вовсе не потому, что сами надеялись добраться до клада. Они считали, что поскольку тело Мирзоева не было найдено, то тут не обошлось без потусторонних сил и могущественных джиннов. Клад проклят. Каждый, кто отыщет его, навлечет тысячу несчастий не только на свою голову, но и на весь кишлак. Ни поддержки, ни понимания в Ак-Ляйляке вы не встретите. Если о ваших тайных помыслах проведают, вы станете в глазах горцев презренными и коварными злодеями. Джамал, кстати, всячески подогревает подобные настроения. Рассказывают, что в темные безлунные ночи со стороны Змеиного ущелья, где предположительно спрятан сундучок, раздается протяжный заунывный вой. Это стенает бесплотный дух Мирзоева, который никак не может овладеть своим сокровищем. Образованный человек, конечно, сразу же поймет, что причина загадочного звука — ветер, гудящий в ущелье. Но чабаны думают иначе, и вы должны это знать.
— Анатолий Евгеньевич, вы так часто касались темы сундучка, что у меня возник нормальный вопрос: так что же в нем?
— Дмитрий Сергеевич… — с расстановкой ответил мой визави. — Иногда излишняя информация вредит. Ну зачем вам знать, что там внутри? К вашему заданию это не относится.
— Должен же я иметь представление о его наружности.
— Это небольшой сундучок традиционного восточного типа, деревянный, окованный медной полосой, с ярко раскрашенными ячейками, по весу не тяжелее сумки, с которой вы возвращаетесь с рынка. Да вы его сразу узнаете.
— И все-таки… — Я взял атлас и пощелкал ногтем по открытой странице. — На обратном пути мне придется пересечь по меньшей мере три границы. Они хоть и прозрачные, да ведь всякое случается. Как-то не улыбается перспектива отвечать за контрабанду чего-то запретного.
— Это исключено, — возразил Глушенков. — Сундучок вы передадите человеку, который сам разыщет вас и назовет пароль.
— Следует ли мне понимать так, что в кишлак уже внедрен кто-то из ваших людей?
— Нет, — уклончиво ответил он. — Мой человек появится, скорее всего, перед заключительным актом. И не обязательно в кишлаке. Вероятнее всего, в долине. А до той поры о вашей миссии не будет знать ни одна живая душа.
— Так… Покажите мне еще раз, где находится кишлак.
Глушенков взял со стола нож и провел острием по синей змейке, обозначавшей небольшую горную речку, затем резко упер его в карту:
— Примерно здесь.
Я присмотрелся:
— Таджикистан… А ведь там стреляют.
— Стреляют на юге, ближе к афганской границе. А здесь, в северной части, относительно спокойно.
— Любопытно бы узнать, что думает по этому поводу Джамал?
— Скрывать не стану, если он вас разоблачит, то пули экономить не станет. Но и палить без нужды остережется. В горах сильны законы гостеприимства. Пока не дадите повода, никто вас не тронет.
— А почему бы не переложить содержимое сундучка в другую тару? Это снизит степень риска.
— Думаю, это не принципиально. Впрочем, действуйте по обстоятельствам.
— То есть если я вывезу сокровище не в сундучке, а в мешке, претензий с вашей стороны не возникнет?
— Ни малейших. — Он взял со стола зеленоватую полоску бумаги и написал на ней пятизначную цифру: — А это ваш гонорар. Разумеется, в долларах. Командировочные в нее не входят. Половину можете получить хоть сейчас. — Затем посмотрел на часы: — Извините, мне нужно позвонить. — Он встал и вышел из гостиной, плотно прикрыв за собою дверь.
Я хорошо его понял. Он давал мне время собраться с мыслями. А поломать голову стоило.
Начал я, как всегда, с минусов. Наркобизнес. Золотое правило: держаться от него подальше. Там гуляют огромные деньги, а человеческая жизнь дешевле промокашки. Эта сфера никогда не приобретет цивилизованных форм. В силу своей природы, основанной на людских пороках.
Но с другой стороны — задание формально не связано с наркотиками. Конечно же, в сундучке не опий. Не тяжелее хозяйственной сумки… Неужели два матерых волка — Путинцев и Джамал — затеяли многолетнюю смертельную схватку из-за такой малости? Нонсенс! Может, списки, адреса, наработанные маршруты? Ближе к истине. Но за двенадцать лет столько всего переменилось, пришли новые люди, возникли новые рынки. Имеет ли ценности старая информация, собранная когда-то Мирзоевым? Сомнительно… Нет. Тут что-то другое. Что-то очень дорогое и очень компактное, нестареющее… Камешки?
Далее. Не моя сфера. Я привык работать с бизнесменами и их женами, с честолюбцами всех мастей и азартными игроками в обстановке престижных офисов, загородных вилл и ночных клубов. А тут — затерянный горный кишлак, дикие нравы и азиатская логика, не поддающаяся прогнозу. Реальная возможность схлопотать пулю. Впрочем, кто от нее сегодня застрахован?
А те места мне немножко знакомы. После института, еще в той, другой своей жизни, я семь лет работал в Средней Азии в системе мелиорации и водного хозяйства. Доводилось бывать и в Таджикистане. Чертовски жаль, что сегодня там стреляют…
В рассказе Глушенкова меня поразили некоторые подробности, почти мистическим образом перекликавшиеся с моим предыдущим заданием. Роль забайкальского предпринимателя досталась мне, чисто случайно, просто Старик, что называется, ткнул пальцем в небо. И вот, пожалуйста, Путинцев, как по заказу, сидит именно в окрестностях Читы. Его племянница обитает в Питере, где я три недели назад обхаживал Касаева. Еще не вступив в игру, я набрал козырей. Мгновенно сложился весьма изощренный план: я сближаюсь с Ириной, напрашиваюсь с ней в гости к Касаевым, тот начинает расспрашивать меня про забайкальские дела, Ирина — в немом восторге, случай помог ей найти удивительно удобного спутника.
Но хорошо бы знать, на кого в этом деле работает Глушенков: на органы, разведку или на подпольный синдикат, вознамерившийся прибрать к рукам наследие бывшего воротилы. Не окажусь ли я лишним свидетелем? Не похоже. Глушенков знает, что я умею молчать. Он заинтересован в таких людях, как я. Возможно, это испытание. Если я выдержу, он берет меня в команду. Чутье подсказывает, что ему крайне нужны толковые помощники.
Я посмотрел на бумажку с цифрами. КЭП ценил меня куда скромнее.
Неслышно отворилась дверь. Глушенков прошел по мягкому ковру, сел на прежнее место, наполнил рюмашки и поднял свою.
— Что надумали, Дмитрий Сергеевич?
Я не торопясь посмаковал напиток.
— Анатолий Евгеньевич, недавно мне уже приходилось искать то, не знаю что. Ваши данные полнее. Хорошо. Я готов решить этот ребус.
— Когда сможете приступить?
— Уже приступил.
— Что требуется от меня?
— Тот самый пароль, о котором вы говорили, какой-нибудь телефон для оперативной связи и двух-трех орлов, которые помогут мне завязать знакомство с Ириной. Времени на длительное ухаживание, к сожалению, нет. Плюс дополнительная информация… Ну и деньги.
Еще около часа мы с Глушенковым обсуждали детали предстоящей операции.
Вернувшись в город, я позвонил своему приятелю Мише, широко известному в узких кругах тем, что он из года в год собирал и систематизировал газетные и журнальные вырезки.
Миша ответил, что в свое время о деле Мирзоева не писал только ленивый. Каждая центральная газета сочла своим долгом откомандировать туда спецкора. В его архиве хранится отдельная, весьма пухлая папка с интересующей меня информацией. Можно ли посмотреть ее сегодня? Господи, да конечно!
(В былые годы я почти не читал газет, оттого мои сведения о партийце-феодале были крайне скудны. Но с помощью Миши я рассчитывал быстро восполнить этот пробел.)
Да, папочка оказалась солидной. Кило на полтора. Несколько сотен вырезок из самых разнообразных источников — от центральных изданий до среднеазиатских районов. Впрочем, большим разнообразием тексты не отличались.
Тем не менее общая картина чуть прояснилась.
Материалы не содержали и намека на организованную банду. Ни словом не упоминалось о наркотиках, чему я, вообще-то, не удивился. В ту славную эпоху считалось, что наркомании в нашей могучей державе нет и быть не может. Нет наркомании — нет и наркотиков.
Речь шла исключительно о бывшем коммунисте, бывшем директоре агрообъединения, бывшем члене различных районных бюро и комитетов Гафуре Мирзоеве, который, пользуясь бесконтрольностью со стороны вышестоящих инстанций, учредил на подведомственной территории режим средневекового рабства. Он присвоил огромные средства, обкрадывая государство, жил в роскоши, имел четырех жен. Этот новоявленный бай, этот презренный перерожденец нещадно эксплуатировал трудящихся, измывался над святынями, подавлял малейшие проявления критики, а неугодных бросал в страшный зиндан — подземный бетонный бункер, где некоторые провели по нескольку лет, не видя солнечного света. Без его ведома никто не смел отлучиться за пределы хозяйства либо отправить письмо. Когда ему показалось, что некий паренек отрастил слишком длинные волосы, он взял ножницы и лично отхватил тому вместе с чубом пол-уха. Он установил право первой ночи, он… Ну и так далее в том же духе. Словом — бай, феодал, самодур, тиран, предавший интересы партии и обманувший доверие народа.
Одни статьи, написанные умелой рукой, были преисполнены благородного гнева (такое не должно повториться!), другие напоминали протокол, третьи откровенно смаковали бытовые подробности, но ни в одной не говорилось о Путинцеве, Джамале и иже с ними. Все грехи достались Мирзоеву. Видимо, была дана команда выпустить пар. Впрочем, готовилась облава на более крупных персон, и эти статьи должны были создать благоприятный фон для грядущих разоблачений. Тут не до мелкоты.
Выяснилась еще одна важная деталь.
По ходу разговора с Глушенковым у меня почему-то сложилось впечатление, что Мирзоев проказничал именно в Ак-Ляйляке. Но нет. Вотчиной Мирзоева являлся колхоз имени Свердлова с населением тридцать тысяч человек, расположенный в долине. (Тридцать тысяч, присвистнул я. Если он и вправду пользовался правом первой ночи, сколько же восточных красавиц прошло через его постель?) Что же касается Ак-Ляйляка, то территориально он не входил во владение Мирзоева. Это была его малая родина, где он появился на свет, откуда черпал верные кадры и где в конце концов нашел свою смерть.
Я еще раз переворошил вырезки.
Старая добрая публицистика, когда-то волновавшая умы и сердца, а ныне представляющая интерес лишь для чудаков вроде Миши…
А не потому ли исчез Мирзоев, что это было выгодно многим?
М-м… Вряд ли. Тогда ему не позволили бы спрятать драгоценный сундучок. А может, он сумел уйти через горы какими-то тайными тропами и здравствует до сих пор? Может, он уже забрал сундучок?
Нет. В этом случае Путинцев не стал бы снаряжать «экспедицию». Путинцев абсолютно уверен, что Мирзоев мертв. Уверен, потому что сам его застрелил.
А где же труп? Три недели искали и не нашли. Ответ однозначен. Труп — в тайнике. Рядом с сундучком. Значит, это довольно внушительная полость. Возможно, там есть еще кое-что, что я могу рассматривать как персональную добычу.
А что все-таки в сундучке? Глушенков знает. Но не скажет. Ну-ну… Поглядим.
