Глава девятнадцатая
— Ну как там? — Безмятежный обычно голос научной сотрудницы был озабоченно-заинтересованным, и, различая с трудом окружающее в свете издыхавшего фонарика, аспирант прошлепал по горячим лужам ко входной двери.
— Заходи, Наталья Павловна, попаримся вместе.
— Бельишка сменного не взяла, извините. — Она насмешливо посмотрела Титову в глаза и уже серьезнее поинтересовалась: — Ну что там, плохо?
— Да уж, хорошего не много. — Чувствуя, что градом начинает катиться пот, Юра скинул короткую кожаную куртеночку с рубашкой и снова ринулся в наполненное ощутимо плотным, молочно-горячим туманом помещение «заказника».
А дело было в том, что ночью резко повысилось давление в отопительной сети и старенькие, еще контрреволюционные радиаторы сплошь полопались, конкретно превратив хранилище прекрасного в паровую баню.
Наконец путем интенсивного проветривания человеческий гений стихию победил, лампочка Ильича тоже, как ни странно, не подвела, и, присев на краешек замокревшего стула, Наталья Павловна с тоской во взоре стала наблюдать, как Титов сноровисто принялся собирать тряпкой горячую воду с пола.
Глядя на его мускулистую гибкую спину, она почему-то совершенно забыла о случившемся катаклизме и неожиданно ощутила в себе неодолимое желание дотронуться до белоснежной аспирантовой кожи в районе лопаток. Однако как-то сдержалась, решив про себя: «Вот только по месту основной работы мне этого не хватало», — а когда увидела широкую грудь Титова и тугие желваки бицепсов, перекатывавшихся при отжимании тряпки, то, чтобы отвлечься от нескромных мыслей, надумала проверить положение дел на стеллажах.
Подтащив стремянку к одному из них и сделав вид, что не замечает горячих взглядов аспиранта на ее икры под французскими колготками, Наталья Павловна нащупала рукой отвратительно горячую мокроту узла с мягким барахлом и, скинув его на пол, скомандовала:
— Юра, посмотри.
Сейчас же он принялся развязывать тугую влажную тесьму, а она, подумав невольно: «Интересно, он и в койке будет такой же исполнительный?» — вдруг прямо-таки ощутила черную титовскую шевелюру под своими пальцами и ясно поняла, что томление ее девичье перешло в свою критическую фазу.
Между тем тугие завязки поддались, и при виде содержимого узла присутствующие даже ойкнули: шаманская парка напоминала своим видом и запахом мертвого барбоса на проезжей части в дождливый день, а гордость любого волшебника-нойды — камлат — был скручен наподобие пропеллера аэроплана, кожа на нем лопнула, и в целом магический инструмент выглядел совершенно непотребно.
— Жаль, — Юра с сожалением посмотрел на загнувшийся в три погибели бубен, — а я-то хотел спеть тебе песню духов, — и в этот момент стройная ножка в изящной туфельке потеряла опору, старая раздолбанная стремянка зашаталась, и, коротко вскрикнув, Наталья Павловна уютно устроилась в сильных аспирантских руках.
Все мысли ее вдруг пропали, осталось только упоительное ощущение его близости, и, не в силах сдерживаться более, она припала губами к белоснежной коже как раз в ложбинке между ключиц. Она была солоноватой на вкус, а сильные, но удивительно нежные руки Титова уже вовсю ласкали все тело Натальи Павловны, и, ощутив, как где-то в районе копчика начинает разгораться пожар, она широко раздвинула ноги и застонала.
Трижды аспирант тушил его, и наконец гореть стало нечему, а благодарная научная сотрудница, нежно прижавшись к Титову, прошептала:
— Юрочка, родной, ты самый лучший.
Не отвечая, он лежал на письменном столе, припечатанный женским телом, и, неотрывно глядя на невзрачные обломки камлата, лежавшие в грязной луже на полу, почему-то горько сожалел о так и не спетой песне духов…
Золотистый солнечный лучик пробился сквозь щелку в портьерах, и Сарычеву сразу же пришлось снова зажмурить открытые было глаза. Рядом, крепко прижимаясь к нему всеми своими упругими формами, лежала Лена, и губы ее беззвучно прошептали в самое его ухо:
— Здорово-то как было, просто необыкновенно.
Говорила она это каждый раз, и, потянувшись так, что кости захрустели, Александр Степанович без промедления направился по своим утренним делам. Сделав по случаю выходного дня зарядку в урезанном варианте, он налил в кошачью миску свежей воды, и тут Лена позвала его на легкий завтрак, потому как вскоре надо было уже садиться обедать, да не просто так, а в обществе: грозился зайти истосковавшийся по приятному общению Петрович с супругой.
Закусив бутербродами с ветчинкой и творожной массой со сметанкой, Александр Степанович вслух одобрил:
— Очень вкусно, — и, немного поиграв под укоризненным взглядом жены в догонялки с котами, был вскоре откомандирован в магазин за красной рыбой и черной икрой.
На улице уже вовсю светило солнце, и, стараясь не промочить ноги в веселых грязных ручейках, Александр Степанович бодрым шагом вскоре добрался до специализированного лабаза «Морской мир», где разгулялся и кроме наказанного приобрел еще живых раков, а котам в дополнение к привычной «пурине» мороженого бесхребетника-хека.
На обратном пути знавший его в лицо местный капитан участковый вытянулся и на виду у прохожих отдал честь, а Сарычев, сконфузившись, кивнул ему коротко: «Здравствуйте, капитан» — и, представив себя со стороны — с торчащими рыбьими хвостами и пока еще живыми членистоногими в прозрачном пакетике, вздохнул.
Дома он сразу же поставил хека вариться, а воду для раков вначале вскипятил, затем бросил туда всяческих специй и лишь потом устроил усатым пучеглазым адские муки. Только-только он собрался покрасневших страдальцев выловить и приправить особым пивным соусом, как ожила его сотовая труба, и Петя Самойлов нахально напросился в гости.
— Извините, Александр Степанович, — обычно совсем не робкий заместитель как-то замялся, — я не один приду, а с девушкой, пусть Елена Андреевна по-женски на нее посмотрит.
— Давай, моральный разложенец, заходи, — согласился Сарычев и отключился, хорошо понимая, что половой вопрос подчиненного нужно решать кардинально: полковник уже, а все по бабам шастает.
Наконец прозвенел звонок, и первым на его зов с высоко поднятым длиннющим вороненым хвостом кинулся сиамский котище Кайзер, а за ним для порядка посеменила его вечно беременная сиамская же супружница Нора. Через секунду производитель уже завис, вцепившись передними когтями в дверной утеплитель, и, повернув к хозяевам украшенную черной маской усатую морду, призывно мяукал, однако Сарычев его тут же энергично согнал и принялся встречать гостей самостоятельно.
Прибыть изволил полковник Петр Самойлов — конопатый и в костюме с галстуком, — а с собой он привел хорошенькую пышную девицу, и, посмотрев в ее зеленые, чуть раскосые глаза, Александр Степанович даже замер: что-то уж больно знакомым показался ему их чуть насмешливый блеск. Гостью звали Варварой, и трудилась она на поприще судебно-медицинском, где, собственно, с сарычевским заместителем и свела знакомство, и не успели присутствующие толком разговориться, как вновь прозвенел звонок, и коварный кот Кайзер повторно завис на входной двери.
Как тут же выяснилось, за ней находился Игорь Петрович Семенов со своей подругой жизни по имени Маша, и, презентовав хищникам солидную порцию мясного «Вискаса», а хозяйке дома букет роз, он, улыбаясь, поинтересовался:
— Как кривая преступности?
— Загибается, — ответил доходчиво Самойлов, и все начали рассаживаться.
На первое была задумана окрошка, и, хорошо осознавая кулинарные возможности Елены Андреевны, Сарычев лично проследил за раскладкой компонентов по тарелкам, потому как дело это было непростое: к примеру, если зеленого лука не хватает — не вкусно, а когда слишком много его, то, как на свадьбе, горько.
Ели квасное кто как: дамы с удовольствием, Самойлов с красной рыбой, а Петрович — с горячей вареной картошкой в мундире, в котором, говорят, все витамины и остаются.
Под окрошку хорошо было бы хватануть водочки, да вот только никто ее, родимую, даже не попробовал: Сарычеву еще нужно было садиться за руль, у Петровича впереди намечалась вечерняя тренировка, а Самойлов притворялся непьющим, стараясь произвести на свою избранницу неизгладимое впечатление.
Слабый пол тоже на проклятую внимания не обращал, потому как потягивали милые дамы коньячок «Ахтамар», и когда дело дошло до являвших собой блюдо второе бараньих котлет, жаренных с картошкой, женские щечки разрумянились, а голоса зазвенели подобно весенним ручьям.
— Вкусно, весьма. — Сам изрядно знавший толк в кулинарии, Петрович одобрительно глянул на Елену Андреевну, почему-то при этом таинственно заулыбавшуюся, а Сарычев скромно опустил свой взор и, посмотрев на часы, присутствующим сообщил:
— Пардон, буду к пирогу, он нынче с малиной.
Не спеша он вышел на улицу, погрел, не ленясь, двигатель «семерки» и минут через десять уже стоял перед дверью с надписью: «Квартира высокой культуры», нажимая на красную пуговицу звонка:
— Это я, батя.
Щелкнул открываемый замок, и, ощутив крепкую еще отцовскую ладонь, Сарычев полюбопытствовал:
— Ну что, хулиганят?
— А как же иначе-то, — Степан Игнатьевич пожал не по-стариковски широкими плечами, — чай, пацаны подрастают, не девки-сикарахи, — и, повернувшись, громко закричал куда-то в необъятные дебри коммуналки: — Эй, архаровцы, родитель ваш прибыл, встречайте.
По длинному полутемному коридору послышался дружный топот, и, узрев своих наследников-близняшек — ушастых, с расцарапанными локтями и коленями, — Александр Степанович потрепал каждого по вихрастой, почему-то белобрысой шевелюре и скомандовал:
— Пять минут на сборы. Время пошло.
А минут через десять, проезжая невской набережной, он глянул в прозрачно-голубое весеннее небо, на котором висел золотистый диск ласкового солнышка, затем посмотрел на счастливые, беззаботные улыбки прохожих и внезапно от чего-то очень хорошего, через край переполнившего его душу, необыкновенно фальшиво запел:
— Степь да степь кругом…