— Интересная тварь, вообще-то, этот гомо сапиенс.

Майору Кантарии почему-то нравился неразговорчивый мрачный парень, свободно убивающий крысу с двадцати шагов взглядом, и, нисколько не смущаясь тем, что беседа носила характер монолога, он продолжил:

— Человек воспринимает все, что окружает его, через воздействие потоков волн различной длины, которые попадают на его органы чувств. То есть, являясь системой открытой, он весьма подвержен воздействию энергии Космоса, распределяемой по так называемым резонансным частотам. Говоря проще, мы с вами связаны со Вселенной через планеты и созвездия, которые управляют нами с момента рождения до смерти.

Кантария предъявил пропуск, зашел вместе с аспирантом в кабину лифта и, повернув ключ в замке, лекцию продолжил:

— Но в то же время человек — тварь социальная, и он обязан, я повторяю, обязан, влиять активно на общество, используя все то, что отпущено ему природой.

Он глянул пристально Титову в лицо своими сразу заблестевшими кавказскими глазами, и, несмотря на блокировку, тот уловил прямо-таки распиравшую майора жажду власти, замешанную на тщеславии и чувстве собственного превосходства, и подумал вскользь: «Этого мочить надо в первую очередь». Однако вслух ничего не сказав, аспирант голову наклонил, как бы со всем соглашаясь, и последовал по мягкому паласу коридора вслед за своим научным руководителем.

Уже третью неделю обретался он в этом секретном до одурения институте парапсихологических проблем, и звуки бубна не пробивались через блокировку вообще, а когда-то лавиноподобный голос Рото-абимо был еле различим и казался далеким комариным писком. Однако самым важным нынче было не загнуться, и аспирант держался паинькой, явственно ощущая при этом, как в душе злоба и ненависть свиваются в тугую, готовую развернуться в любое мгновение спираль.

Наконец майор засветил пропуск в последний раз, секретный лифт спустил их еще глубже под землю, и, миновав стальную массивную дверь, за одно только упоминание о которой полагался расстрел, они оказались в святая святых института — корпусе «омега», последнем то есть, за которым уже не было ничего. Бывать здесь аспиранту нравилось: на натурных испытаниях ему легчало, накопившаяся в душе ненависть быстро находила выход, и когда сквозь сразу же спадавшую с глаз пелену ярости он видел реальные результаты своего могущества, возникала надежда, что когда-нибудь он все-таки услышит громоподобный голос Рото-абимо.

Объектов нынче было всего три: пожилой политический, не сгодившийся ни на «уран», ни в «куклы», серийный убийца-извращенец, у которого одна почка и половые железы уже были изъяты для медицинских целей, а потому выглядевший неважно, и, наконец, в отдельном боксе присутствовала пожилая дама-отравительница, прежде трудившаяся поваром в обкомовской столовой.

Работал аспирант сегодня в паре с незнакомой симпатичной девицей из отдела телекинеза, и, глядя на ее крепкую высокую грудь под белым свитером, он подумал, что хорошо бы принести ее обладательницу к порогу куваксы Рото-абимо, и при воспоминании о Леньке Синицыне, судьба которого находится в могучих руках владыки ада, настроение у него сразу же улучшилось.

Задание было такое же, как всегда: один оператор старался поначалу сдвинуть у объекта крышу и потом или сердце ему остановить, или устроить кровоизлияние в мозг, а второй всячески пытался ему в этом деле помешать, заблокировать то есть.

Совершенно спокойно, с твердой верой в свои силы, Титов сосредоточился и, ощущая противодействие партнерши как слабое назойливое жужжание в голове, притопнул и протянул руку по направлению к интеллигенту. Сейчас же тот заулыбался, из уголка его безвольно опустившейся нижней губы потекла по подбородку струйка, и борец за политические права угнетенных граждан вдруг весело уставился на свои начавшие стремительно намокать штаны. Сразу же к нему придвинулись медики и, законстатировав наличие таракана в мозгах, разрешили продолжать. Аспирант притопнул снова, и политический, тут же перестав улыбаться, вдруг широко раскрыл рот и, схватившись за сердце, громко вскрикнул, медленно опускаясь на пол. Скоро к нему без особых хлопот присоединился маньяк-извращенец, и майор, глянув на часы, разрешил пятнадцать минут отдохнуть.

Сейчас же уставшие медики вытащили термос, развернули бутерброды с полукопченой, переложенной сырком колбаской и принялись пить чай; напарница аспиранта, изящно пуская через розовые ноздри дым, закурила «Космос», а сам Кантария извлек из кармана мандарин, сноровисто очистил его и, засунув целиком в рот, поделился впечатлениями:

— Рано сняли, еще кислый.

Наконец время вышло, и с новыми силами все занялись отравительницей. Это была симпатичная когда-то женщина лет пятидесяти, после прелестей суда и пребывания в камере смертников горячо желавшая только одного — чтобы все это закончилось побыстрее.

Воля ее была парализована, однако, несмотря на это, операторше в белом свитере, заблокированной Титовым, поначалу вообще не удалось даже обратить на себя внимание объекта, и только после пятиминутного махания руками, подкрепляемого дыхательными посылами, отравительница вдруг вздрогнула, присела на корточки и, громко вскрикивая, принялась яростно мастурбировать. Большего напарнице аспиранта достичь не удалось, однако, когда тот по команде экран снял, крики блаженства в боксе сразу же перешли в предсмертное хрипенье, которое быстро смолкло.

— Ну что ж, на сегодня хватит. — Майор благожелательно оглядел всех участников, а уже в коридоре похлопал Титова по плечу и сказал: — Ну, Юрий Федорович, скоро уже можно тебя на выездные брать, прямо на глазах растешь.

Однако прошло более двух недель, прежде чем аспиранта вызвали в отгороженный стеклянный закут, важно именуемый кабинетом, и Кантария, указав на кожаный диван, несколько официально сказал:

— Присядьте, Титов.

Кроме них в помещении присутствовал еще высокий плечистый мужик в сером драповом пальто и, включив защиту, от чего в воздухе разлилось мелкое противное дрожанье, майор его представил:

— Это старший, с которым вы отправитесь на задание. Обращаться к нему надо «товарищ капитан» и все его распоряжения выполнять незамедлительно.

Он замолчал и, достав из ящика стола небольшую пластмассовую коробочку, извлек из нее что-то напоминавшее конфету-«барбариску», обертку развернул и, протянув содержимое аспиранту, приказал:

— Проглотите не разжевывая.

Ощутив в горле инородное тело, Титов поморщился, а Кантария переждал пару секунд и негромко инструктаж продолжил:

— Это нерастворимый контейнер с мгновенно действующим ядом, — глаза его твердо уперлись в зрачки аспиранта, — там же вмонтирована и крохотная радиомина, — сплюснутые пальцы майора показали, насколько она мала, и он улыбнулся одними губами, — а срабатывает она от этого пульта. — Он вынул из ящика стола что-то похожее на спичечный коробок и осторожно передал его молча взиравшему на происходящее плечистому капитану. — Так вот, Юрий Федорович, если что-то старшему не понравится, ему дано полное право эту самую радиомину активизировать, — понятно, что контейнер лопнет, отрава попадет в организм — и хана, — майор почему-то опять улыбнулся и глянул на потолок, — а если все пройдет нормально, через три часа яд в капсуле разложится, и даже если вы ее отыщете в своем дерьме, то никому вреда она уже не принесет.

Наконец впервые за все время капитан пошевелился и как бы в знак одобрения наклонил лобастую, украшенную уставной стрижкой голову, а Кантария оскалил свои снежно-белые зубы в третий раз и, благосклонно на аспиранта взглянув, бодро произнес:

— Удачи. Я на вас надеюсь.

Когда все миновали внутренний периметр, майор, пожав спутникам руки, отчалил, а плечистый обладатель пальто сурово произнес:

— Резких движений не делать. Руки держать на виду, вопросов не задавать. В лицо не смотреть. Капсулу активизирую без предупреждения. — И сразу же стало ясно, что всего парапсихологического он боится до невозможности.

За разговорами быстро подошли к черной двадцать четвертой «Волге», стоявшей в отстойнике неподалеку от КПП наружного ограждения, и, усадив аспиранта на заднее сиденье между двумя здоровенными молодыми людьми, капитан приказал водиле:

— Коля, заводи, — и двинулся оформлять документы на выезд.

Наконец загудел электродвигатель ворот, тяжелый шлагбаум медленно поднялся, а стальная «гребенка» ушла в бетонные плиты, и, хлюпая колесами по вовсю уже таявшему снегу, машина весело покатила по проложенной между столетними дубами аллейке. Скоро выехали на набережную, затем пересекли Неву, лед на которой был весь в трещинах, и тут капитан повернулся на своем командирском месте и, протянув аспиранту фотографию вальяжного усатого господина, сказал:

— Посмотрите внимательно. Сегодня утром у этого человека был телефонный разговор, во время которого ему были даны кое-какие указания. Нужно сделать так, чтобы в памяти у него об этом даже воспоминаний не осталось, все забылось начисто.

Он на секунду замолчал и, коротко спросив:

— Вам ясно? — тут же узрел аспирантский кивок и фотографию забрал.

Машина тем временем резво катилась по направлению к прибежищу поганых империалистов, скоро показался свежекрашеный фасад с гербом, на который мрачно взирали из своей будки окопавшиеся неподалеку милиционеры, и в этот момент в голове Титова вдруг послышались знакомые звуки камлания, и подобный сходящей с гор лавине голос Рото-абимо начал рокотать. Уже через минуту аспирант внезапно щелкнул пальцами, и сжимавшие его бока локтями молодцы безвольно откинулись на спинку сиденья, а капитан, не поднимая глаз, что-то осторожно вытащил из кармана и протянул ему. Это была маленькая, похожая на спичечный коробок, вещица.