Книга: Прокаженный
Назад: Глава одиннадцатая
Дальше: Глава тринадцатая

Глава двенадцатая

Замначальника Калининского РУВД подполковника Гусева майор знал хорошо — когда-то вместе служили. Услышав в телефонной трубке негромкий прокуренный голос: «Слушаю вас», Александр Степанович представил курносую, простоватую с виду физиономию собеседника и сказал: «Слава, здравствуй, это Сарычев беспокоит».
— Привет, дорогой, как там тебе служится в Главном управлении?
Было видно, что подполковник обрадовался, и майор соврал:
— Спасибо, все хорошо, — помолчал секунду и добавил: — Друга у меня, Слава, замочили вчера на твоей земле. Хотелось бы взглянуть на материалы дела.
— Какой отдел занимается? — быстро спросил Гусев, а узнав, обнадежил: — Поезжай туда, проблем не будет.
— Спасибо, — сказал майор, надел свой рабочий костюм с серым галстуком и через полчаса уже подъехал к желто-поносному оплоту правопорядка, вокруг которого сгрудились лайбы россиян, не желавших платить за охраняемую стоянку.
Видимо, подполковник охватил своих подчиненных инструктажем проникновенно: едва только Александр Степанович открыл дверь с надписью: «Начальник УРа» и произнес: «Добрый день. Моя фамилия Сарычев», как из-за стола поднялся невысокий белобрысый крепыш и, вытянувшись, представился:
— Здравия желаю, капитан Стрыканов.
Играя роль до конца, майор протянул ему руку и, сказав благожелательно:
— Здравствуйте, капитан, — тут же пояснил: — Дело Семенова Игоря Петровича, пятьдесят шестого года рождения.
— А, я в курсе, намедни зажмурился. — Осекшись, Стрыканов виновато взглянул на Сарычева и, сказав: — Сейчас принесу корки, — вышел.
Оказалось, что вчера, часов в восемнадцать, к Семенову в зал зашел неустановленный мужчина, при виде которого тот сразу тренировочный процесс закончил и всех в нем участвовавших отправил в раздевалку. Один из занимавшихся, некто Миша Громов, пятнадцати лет, забыл в зале боксерские перчатки, но забрать их сразу не смог, так как двери были заперты. Только попарившись в бане, вымывшись и потом одевшись, то есть около восемнадцати сорока пяти, он возвратился за своим имуществом и нашел Семенова Игоря Петровича лежащим в ринге на спине с полным отсутствием признаков жизни. Никаких наружных повреждений на его теле обнаружено не было, а вскрытие показало, что умер он мгновенно, от остановки сердца, также абсолютно здорового и неповрежденного. Внешность заходившего мужчины никто толком описать не мог, и составление фоторобота было проблематично.
— Да, — вздохнул Сарычев и, поймав понимающий взгляд Стрыканова, подумал: «Не повезло капитану, дело — глухарь, а нынче и под попу его не положишь, так и будет висеть удавкой на шее». Снова майор удивился своему спокойствию и невозмутимости: в довершение ко всем прочим бедам погиб друг, может быть единственный настоящий, а он еще, оказывается, в состоянии трезво рассуждать и без дрожи в руках рассматривать фотографии мертвого Петровича — на них тот лежал с широко открытыми глазами, и выражение крайнего удивления читалось на его лице.
Ознакомившись с делом, так ничего и не прояснившим, Александр Степанович пожал капитану руку и поехал к Семенову домой. Люсю он нашел недалеко от парадной — она стояла прислонившись к стволу клена и ждала, пока друг человека — сука-медалистка бультерьерша Фрося — справит все свои дела. Жену Семенова майор всегда помнил красивой, улыбчивой брюнеткой, разговорчивой и компанейской, а нынче, взглянув ей в лицо и заметив в глазах только боль и пустоту, понял, что говорть о чем-либо не стоит. Он подошел поближе и, вложив ей в замерзшую, негнущуюся руку три зеленые бумажки с физиономией Франклина на каждой — весь свой НЗ, сказал:
— Позвони, когда похороны.
Люся, казалось, только через секунду осознала происходящее — взглянула на баксы, закивала головой и вдруг, прижавшись к сарычевскому плечу, горько и безутешно зарыдала.
— Держись, это Игорю уже не поможет, — произнес майор и, постояв немного, пошел к машине — женских слез он не выносил.
«Все мы сдохнем когда-нибудь», — подумалось ему, однако, несмотря на скорбные мысли, он не удержался и заехал по пути в пункт анонимного обследования на СПИД — провериться еще разок: а ну как в ментовской лечебнице ошибочка вышла какая?
Снег на городских мостовых частично прикатали, остальное с грехом пополам убрали, и, когда Сарычев на своих шипованных колесах докатился до дома, было еще светло. Александр Степанович старательно заковал машину в кандалы противоугонных устройств и, чувствуя, что очень хочется есть, направился в ближайший лабаз.
Ходить по магазинам он терпеть не мог и, не мудрствуя лукаво, недалеко от входа приобрел колбасы, пельменей и коробку томатного сока, обнаружив при этом, что его денежные ресурсы иссякли совершенно.
Поднявшись домой, майор нарезал докторскую на куски, накидал их на сковородку и, дождавшись результата, наелся. Удивительно, но было вкусно, и, запив съеденное томатным соком, он задумался. Несмотря на все случившееся с ним, нужно было как-то жить дальше, вопрос только в том — как? Завтра опять захочется кушать и потребуются денежки, а где взять их? Все, что было у него в заначке, Сарычев отдал на похороны Петровича, значит, надо искать какие-то заработки. Майор вздохнул и начал вспоминать, что он способен в этой жизни делать: так, стреляет неплохо, умеет бить по морде и мастерски ломает руки, — нет, не то, выпрут его со службы скорее всего за дискредитацию, и ясно, что по гуведешной линии никаких лицензий ему не видать. Так, дальше, — вон где-то там в шкафу лежит диплом юриста, и, вспомнив внезапно чье-то высказывание о том, что закон как узкое одеяло на двуспальной кровати — всегда кому-то не хватает, Сарычев сплюнул — нет, это ему явно не по душе.
Наконец ему пришла на ум занимательная история о полковнике царской армии, которого после революции обстоятельства заставили трудиться таксистом в Париже, и, громко рассмеявшись: «Все в этом мире повторяется», Александр Степанович решил заняться частным извозом.
Однако, выехав в этот же день и устав как собака, он даже не «отбил» затрат на бензин. Это с первого взгляда кажется, что все просто и легко, — мол, катишь себе потихонечку поближе к краю, а торопящиеся куда-то элегантные барышни и солидные семейные пары с чемоданами и грудными детьми на руках просяще машут тебе ручками. Нет, оказалось, что все не так, — Сарычев внезапно обнаружил, что на дороге существует жесткая конкуренция и желающих заработать гораздо больше, чем потенциальных пассажиров. Если, сорвавшись первым с перекрестка, не выйдешь на «крейсерский режим», то есть не будешь двигаться в среднем ряду достаточно быстро и близко к тротуару, то это сразу же сделают другие и сработает старый принцип: кто не успел, тот опоздал. Можно, конечно, работать по-другому — «на отстое», то есть хомутать клиентов у вокзалов и прочих людных мест, но Сарычев знал наверняка, что там уже все схвачено, и спокойно работает только тот, кто заплатил «влазные» и ежемесячно максает за «крышу».
Тщательно проанализировав приобретенный безрадостный опыт, назавтра майор исхитрился и уже часам к шести без особых проблем заработал на жратву себе и на бензин машине. Настроение ощутимо поправилось, и только он собрался поворачивать колеса в сторону дома, как услышал неподалеку бешеный визг тормозов, затем глухой удар и понял, что случилось ДТП. Подтянувшись поближе, он увидел впечатляющую картину — на пересечении проспектов Науки и Гражданского прямо в кабину пожарного автомобиля, несшегося с сиреной под красный свет, с большой скоростью въехал «ГАЗ-52»-фургон. Сила удара была такова, что деревянная будка с «газона» сорвалась и со страшным грохотом упала на крышу ничего не подозревавшего «жигуленка», двигавшегося следом. Выскочив из своего «семака», Сарычев бросился к покореженной машине и попробовал открыть водительскую дверь — без особого успеха: крыша деформировалась, и дверь заклинило. Майор долго думать не стал и, разбив локтем стекло на задней двери, открыл ее и залез в салон. Здесь он первым делом выключил зажигание и, быстро глянув на водителя, увидел, что это дама средних лет, с лицом страшно некрасивым и сплошь залитым кровью. Лоб у нее рассечен был здорово, почти от левого виска до правой брови, и только Сарычев успел подумать: «Да, голубушка, шрам красоты тебе не прибавит», как опять с ним произошло нечто странное — он вдруг ощутил себя высоким, убеленным сединой вящим.
Губы его вдруг зашептали: «Во имя Отца, Сына и Святого Духа…» — а душа наполнилась ощущением бесконечных просторов Космоса, безграничного духа доброты и справедливости. При словах: «Иисусе Христе, животворящим Крестом своим» — он вдруг ощутил огромное желание помочь и невыразимую силу Креста, а когда твердо произнес: «Живую рану срасти, кровяное русло останови», то явственно почувствовал, как под воздействием тепла, доброты и любви разорванные ткани начинают сращиваться и кровотечение прекращается. Как долго это продолжалось, майор не заметил, до его слуха внезапно донесся громкий голос:
— Ну как она там, теплая хоть? — И, придя в себя, Сарычев увидел красную рожу санитара, засунувшего голову в разбитое окно.
— Теплая, — машинально отозвался он и, глянув на пострадавшую, непроизвольно вскрикнул: поперек ее лба тянулся длинный выпуклый шрам.
Назад: Глава одиннадцатая
Дальше: Глава тринадцатая