Юрий Гаврюченков
Ландскнехт
(сборник)
Ландскнехт
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Пригород Ленинграда. 20 марта 1973 года
Он почувствовал за собой слежку вскоре после того, как подорвался Гость. Резаный завидовал чутью подельника, выручавшему его в, казалось бы, самых безвыходных ситуациях. Вот и теперь, они поделили деньги и дернули каждый в свою сторону, но Гость, как всегда, успел загаситься, а Резаного стали пасти.
Резанов Степан Иванович, имевший две судимости за кражу и грабеж, очень не хотел попадаться в третий раз. Он знал, что теперь малым сроком будет не отделаться. Вооруженное ограбление, при котором погибли инкассатор и милиционер, тянуло на все пятнадцать лет, а то и на высшую меру. Так уж получилось, в тот момент по-иному было нельзя, и пришлось стрелять, чтобы самим уцелеть, хотя вешать на себя мокруху не предполагалось.
Резаный с тоской глядел в окно пригородной электрички. Добраться до Москвы «на собаках», чтобы там залечь на дно, похоже, не получалось. Наверняка на него объявлен розыск и везде шустрят опера с фотографиями. Он — особо опасный, его можно живым не брать.
Он оторвался от пейзажа и в очередной раз окинул взглядом вагон. В будний день народу ехало немного, и просечь легавого было легко. Резанов поднялся и вышел в тамбур. Ему не понравился только что вошедший мужик. Скоро будет остановка, на которой он и сойдет. В крайнем случае можно сорвать стоп-кран. Резаный еще раз осмотрел вагон через дверное стекло. Да, вот тот — лось лет тридцати в грязной стройотрядовской куртке — мент, сомнений быть не может. Резаный незаметно нащупал деревянную накладку «нагана». Барабан полный, и запасных маслят штук пять в кармане, так просто они его не возьмут. Мужик в грязной куртке все чаще оглядывался на тамбур, и у Резаного начал подергиваться глаз.
Вот и станция. Двери разъехались, и Резаный шагнул на платформу. Он оглянулся на окно поезда и увидел, как по вагону бежит опер, а справа и слева навстречу движется несколько ментообразных личностей, не иначе как раньше подсевших в поезд. Резаный дернул к краю платформы и перепрыгнул через бетонное ограждение. Яма, разверзшаяся под ним, показалась бездонной. Резаный летел с насыпи метра четыре и при падении сломал ногу.
— А-а, суки! — заорал он от обиды и боли и шмальнул по бежавшим наперехват операм. Этим он подписал себе смертный приговор.
«Без стрельбы не обошлось,» — отметил руководивший операцией майор Бурятин. Преступник был опасен, и пришлось открыть огонь на поражение. Впрочем, для Резанова все равно исход был один. К счастью, в Советском Союзе таких становилось все меньше.
«Еще лет двадцать, — подумал Бурятин, — и мы полностью очистим страну от криминального элемента».
1
Ленинград.
Средний проспект Васильевского острова.
Всесоюзный научно-исследовательский и проектный институт алюминиевой, магниевой и электродной промышленности.
12 ноября 1979 года
— Ник Петрович, вас в отдел кадров вызывают, — прощебетала лаборантка. Мальцев быстро поднял голову.
— А не знаешь зачем?
— Нет, мне Антонина Григорьевна велели передать.
— Ну, если велели…
— Ага, они сказали, чтоб вы всё бросили…
— Бегу и тапочки теряю! — он подмигнул лаборантке и выключил настольный калькулятор размером с пишущую машинку «Ятрань».
Через несколько минут Мальцев спустился на первый этаж и пару раз стукнул костяшками пальцев в дверь. Он знал, что кадровичка не любила отвечать, и делал это для порядка. Едва не оторвав разболтанную ручку, Мальцев потянул на себя дверь. При его появлении Антонина Григорьевна поднялась и кивнула, натянуто улыбаясь.
— Николай Петрович, к вам тут товарищ пришел, хочет с вами побеседовать. Я вас оставлю, — и она торопливо вышла.
— Добрый день, Николай Петрович, — приветливо произнес стоящий у окна гражданин.
— Чем обязан? — у Мальцева засосало под ложечкой. По этой профессиональной гримасе он, наученный опытом в родном НИИ, легко узнавал гэбистов. Мальцев нехотя пожал протянутую руку.
— Меня зовут Александр Семенович, — представился товарищ. Рука скользнула за лацкан серого пиджака и извлекла удостоверение в синей обложке. — Я бы хотел побеседовать с вами.
— Беседуйте, — сказал Мальцев.
— Присаживайтесь, пожалуйста, Николай Петрович, — кагэбэшник указал на стул и сел рядом. — Расскажите, пожалуйста, о своих научных достижениях. Не так давно вы добились некоторых успехов.
— Не так давно, — ощерился Мальцев. — Десять лет назад!
— Понимаю, — сочувственно кивнул чекист, — бюрократизм на местах. Как я вас понимаю, Николай Петрович!
От этого тона Мальцеву сделалось противно. Бюрократизм на местах! Авторское свидетельство он получил в семидесятом году и до сих пор не может внедрить свою разработку. Как и многие другие в этой стране, впрочем. И чтобы досадить кагэбисту, олицетворявшему часть довлеющего аппарата власти, Николай Петрович сказал:
— На эту тему я буду говорить только в присутствии начальника Первого отдела.
На широком лице гэбиста снова зазмеилась слащавая улыбка.
— Молодец, Николай Петрович, — сказал он, поднимаясь со стула. — Не теряете бдительность.
Он придвинул аппарат внутренней связи и набрал номер.
— Николай Анатольевич, это Семагин, зайдите к нам, пожалуйста.
Он положил трубку и усмехнулся, глядя на Мальцева. Тот безучастно смотрел перед собой, лелея в душе мечту расквасить эту поганую морду. Для Семагина его намерение не составляло тайны, что тешило его еще больше.
В дверь вежливо постучали, затем подергали полуоторванную ручку, и на пороге возник майор Жданов — заместитель начальника Первого отдела ВАМИ.
— Добрый день, Николай Петрович, — поздоровался он с Мальцевым. — Вы можете беседовать с товарищем.
— Николай Анатольевич, — ответствовал ему Мальцев. — Я бы хотел делать это в вашем присутствии. Все-таки информация секретная…
— Останьтесь с нами, Николай Анатольевич, — поддержал Семагин, который понял, что так будет быстрее. — Ваше присутствие нам не помешает.
— Хорошо, — обезопасив себя всеми возможными способами, Мальцев был готов к разговору. — Так что вас интересует?
— Вы разработали технологию получения сверхпрочного сплава на основе магния и железа, обладающего, вдобавок ко всему, высокой эластичностью, если можно так выразиться. Это в общих словах, я правильно сказал?
Мальцев кивнул, чем вызвал доброжелательную улыбку Семагина.
— Видите, нам и так все известно. Ваше научное открытие замечено кем надо и не легло под сукно. Так что вы напрасно обижаетесь. Мы хотим предложить вам продолжить исследования, но в должности заведующего лабораторией и с более высоким окладом. А также дальнейшее развитие перспективных планов с приоритетной защитой ваших прав авторским свидетельством.
Состояние озлобленности в душе Мальцева мигом растаяло. Как всякий интеллигент, ни разу не сталкивавшийся с Комитетом, он питал к его сотрудникам саркастическую неприязнь, готовую быстро перейти в раболепие, стоит лишь офицеру КГБ погладить по шерстке.
— Я только «за», — выпалил он, замирая от восторга перед открывающейся перспективой.
— Вот и ладушки, — резюмировал Семагин. — Тогда будем оформлять перевод.
В ушах Мальцева запели фанфары, и на этот раз рукопожатие не показалось ему неприятным.
2
Санкт-Петербург, 19 июня 1993 года
Белая «Ауди-80» плавно завернула под арку, проехала и остановилась возле углового парадного. Сидевший за рулем Шамиль Газанов выключил двигатель и снял панель управления автомагнитолы «Пионер». Он огляделся — никаких подозрительных людей. На детской площадке играли двое малышей, рядом на скамейке сидели мамаши, из-под арки выходил интеллигент в мятом пиджаке, с портфельчиком под мышкой. Шамиль недовольно оскалил зубы. Документов, за которыми его посылали, в квартире не нашлось. Однако самого барыгу держали здесь. Сейчас он поднимется и отрежет ему ухо. Что он, мальчик — ездить по сто раз? Шамиль убрал панель в пластиковый пенал и положил его в карман своего багрового пиджака. Он хотел поднять стекло, но тут интеллигент, как раз проходивший мимо, сделал резкое движение, и в лоб Шамилю уперся невесть откуда взявшийся «ПСМ».
— Руки на руль, — голос у «интеллигента» оказался весьма строгим. — РУКИ, сука!
Шамиль подчинился, ему стало страшно. Из-под арки выбежали люди в бронежилетах. Они прошли под окнами вдоль стены и влились в парадное. Женщины и дети с игровой площадки куда-то исчезли. Самого Шамиля трое бугаев в масках буквально вырвали из машины и бросили на асфальт, больно ударив по печени. Пульт «Пионера» выскользнул из кармана и жалобно хрустнул под каблуком шнурованного сапога.
Специальный отряд быстрого реагирования Регионального управления по борьбе с организованной преступностью был поднят по факту заявления начальника отдела безопасности АОЗТ «Бенефис» о похищении генерального директора. Опера отследили человека от квартиры генерального и вели его до самого дома. Вытряхнуть у Газанова место содержания заложника не составило труда.
С черными у масок разговор был короткий. Вынесенная чемпионом МВД по таэквондо дверь влетела в прихожую и припечатала к стене проходившего по коридору бандита. Собровцы ворвались в квартиру. Еще одного взяли в комнате, когда он хотел выпрыгнуть в окно. Можно было считать, что он еще неплохо отделался — сломанная рука и пять ребер, — приземление с четвертого этажа могло быть более трагичным. Третий же оказался отморозком, причем отморозком с быстрыми руками и хорошей реакцией. Он держал наготове оружие и успел выстрелить из «СКС» в лейтенанта Мельника, шедшего в комнату первым. Затем чеченца вколотили в стену, вырвав карабин и сломав тазобедренный сустав, а затем прикладом того же карабина добавили по грудной клетке, чтобы отбить желание разбойничать. Отморозок скорчился, и ему опустили почки, прежде чем, наконец, заковать обе руки в наручники. Теперь он был готовым пациентом тюремной больницы им. С. Ф. Гааза, куда и должен был отправиться в ближайшее время.
Лейтенант Мельник чувствовал себя значительно хуже. Пуля пробила нагрудную пластину бронежилета, прошла сквозь тело, срикошетила о заднюю пластину, сплющилась, вернулась обратно, снова ударилась о внутреннюю поверхность нагрудной пластины, деформируясь еще больше, и застряла в левом легком. Это был один из тех случаев, когда бронежилет не спасал, а, наоборот, губил человека. Мельника спустили вниз и погрузили в машину «Скорой помощи», предусмотрительно вызванную к месту операции. И хотя «скорая» требовалась тут не одна, ее, предоставили тому, кто нуждался в ней больше остальных. Хотя бы потому, что он был из своей команды.
3
Сначала все вокруг было белым. Потом появились пятна, постепенно превращавшиеся в стены, потолок, железную спинку койки. Наконец показалось лицо медсестры.
— Пить?
Мельник издал слабый звук. Во рту было сухо, и кружилась голова. Лицо сиделки исчезло и появилось вновь. Губы почувствовали прикосновение какого-то предмета, затем в рот полилась вода. Мельник глотнул. Медсестра убрала стакан.
— Тебе сделали операцию. Лежи, — она погладила его по щеке. Рука была ласковой и теплой. — Хочешь, я тебе почитаю?
В знак согласия Мельник закрыл глаза. Открывать их не хотелось, он снова начал впадать в забытье.
— Не спи, — ладошка медсестры провела по лицу. Мельник открыл глаза. — Обещаешь не спать?
Мельник напрягся, чтобы не опускать веки. Стены и потолок замедлили вращение. Он попытался разглядеть девчонку. На вид ей было лет девятнадцать, однако держалась уверенно. Сиделка достала книгу и открыла в самом начале.
— «Властелин колец», будешь такую?
Он кивнул, и барышня принялась читать. Слушая ее, Мельник боролся со сном.
Через неделю Мельника навестили командир СОБРа полковник Алдин и незнакомый человек лет сорока, который был на целую голову выше далеко не маленького Алдина. Двигался он, несмотря на внушительные габариты, с мягкой кошачьей грацией.
— Здравствуй, Саша, — сказал Алдин. — Как твои дела?
— Выздоравливаю, — ответил Мельник.
— Рад слышать. — Алдин присел на край соседней койки, обитатель которой накануне выписался. — Есть новости.
— Слушаю вас, — по тону начальника можно было понять, что новости окажутся не самыми приятными.
— Их две: одна хорошая, одна плохая. С какой начнем?
— С плохой, — сказал Мельник.
— Как хочешь, — Алдин испытующе посмотрел ему в глаза. — Плохая новость заключается в том, что ты больше не сможешь работать в СОБРе. У тебя слишком серьезные повреждения легких.
Он замолчал.
— Я знаю, — спокойно сказал Мельник.
— Хорошая новость. — Алдин оглянулся на своего спутника, словно ища поддержки. Тот изучал Мельника, а Мельник переключил внимание на него. — Тебе можно сделать операцию, но она небезопасна для жизни, поэтому ты должен дать письменное разрешение. В случае успешного исхода тебя переводят в седьмой отдел РУОП. Подполковник Хрусталев, — Алдин кивнул на своего соседа, — командир отряда специального назначения при седьмом отделе.
— А если я откажусь от операции?
— Будешь получать пенсию по инвалидности или работать где-нибудь в отделе кадров.
— Что я должен подписать? — не раздумывая спросил Мельник.
* * *
На следующий день Мельника увезли из ведомственной больницы МВД в реанимационной машине. Перед выездом ему сделали укол, он заснул, а проснулся уже в новой палате.
Мельник с удивлением огляделся. Он лежал на полуторной кровати — не на пружинной койке, а именно на кровати с поролоновым матрацем. Рядом стоял столик, на котором находилась лампа. У стены — одежный шкаф. Стены были оклеены пластиковой пленкой под дерево, на полу положен паркет, а с потолка свисал красивый розовый абажур.
«Генеральская палата, — подумал Мельник. — Куда я попал?»
Палата явно предназначалась для высших чинов, но вот каких — МВД, ФСК или Министерству обороны, — было пока не ясно. Под правой рукой Мельник нащупал шнур с кнопкой звонка и надавил. Вошла медсестра.
— Проснулись? Есть будете?
— Да, — сказал Мельник. Сестра внесла поднос и поставила у кровати. — А в какой я больнице?
Медсестра улыбнулась.
— Давайте кушать, — сказала она.
— Сколько сейчас времени?
— Пять часов. Десять минут шестого. Это обед.
Еда была хорошая. Кормили как генерала. После обеда Мельник почувствовал себя значительно лучше.
— Когда тут приемные дни? — спросил он. — Я бы хотел увидеться с женой.
— Утром обход, — ответила медсестра. — Доктор вам все скажет. А пока примите таблетки.
Мельник дождался обхода и поинтересовался насчет посещений. Врач был немолодой, но достаточно бодрый. Было видно, что он поддерживает форму, занимаясь с тяжестями.
— До операции вам лучше с ней не встречаться, — сказал он. — Завтра начнем подготовку. Операций будет несколько.
— Они действительно могут оказаться опасными для жизни?
— Да что вы, — засмеялся врач. — Посмотрите, в какой палате мы вас держим! У нас отличная техника, и наша больница самая лучшая…
«Где, в каком ведомстве?» — напрягся Мельник.
— …в Управлении, — врач не проговорился. — Да вы не беспокойтесь, молодой человек, у вас крепкий организм, железный. Другой бы кинулся, а вы держитесь молодцом.
— Что у меня будут резать? — В общих словах Алдин рассказал ему об операции, но Мельник мало что понял. — Вам имплантируют в мышечную ткань металлические нити. Но сначала займемся вашими легкими. Подлатаем, и будут как новые.
Врач не упомянул о том, что легкие полностью будут новыми. Их пересадят из тела преступника, приговоренного к смертной казни, который ждал своей участи в больничном изоляторе для «спецпациентов». Трансплантация обеих легких была довольно сложной операцией, но с введением новых технологий задача упрощалась. Впрочем, доктор не стал на эту тему распространяться — он не хотел беспокоить своего пациента.
На ужин Мельник получил несколько таблеток, одна из которых содержала снотворное. Он проспал до завтрака совершенно без сновидений.
Мельнику так и не удалось узнать, в какой больнице его содержали. Всего операций было пять. Они прошли не так гладко, как намечалось заранее, но новейшее германское оборудование и препараты, которыми отечественная фармацевтическая промышленность вряд ли когда облагодетельствует народ, внесли свой вклад в благополучное завершение эксперимента. Микропроволока из сплава «МАС-70» (Мальцев — изобрел сплав, Андреев — был научным руководителем, Семагин — протолкнул разработку; авторское свидетельство на изобретение получено в 1970 году), взятого в свое время на заметку специалистами из научно-технического отдела КГБ и прошедшего лабораторные испытания в учреждениях этого ведомства, была вживлена таким образом, чтобы оптимально разделить нагрузку на пронаторы и супинаторы, но в то же время не препятствовать физиологическим процессам организма. Парный источник энергии был имплантирован в брюшную полость, которую дополнительно прикрывал слой псевдомышц. В результате Мельник потяжелел на 18 килограммов, но почти полностью потерял способность целенаправленно двигаться. Сократительная способность мышечных волокон и нитей «МАС-70» была разной, нити реагировали быстрее. Требовались упражнения на координацию. Мельник поступил в ведение специалиста по лечебной физкультуре, прошедшего стажировку в экспериментальной клинике ФСК. Когда дело пошло на лад, разрешили свидания с женой. Ее привозили два раза в неделю и старательно убеждали, что муж, попавший под осколки гранаты, медленно, но верно идет на поправку. Самого лейтенанта на этот счет компетентные товарищи заинструктировали до слез.
Мельником занялись серьезно. Он уже время от времени жалел, что дал согласие на операцию, но отличное состояние легких и высокий оклад с ежемесячными премиальными заставляли примириться с положением подопытного животного. К тому же начальник РУОП, приехавший как-то с представителями из министерства, пообещал выделить квартиру мужественному офицеру, честно выполняющему свой долг. Мельник служил Родине, и жаловаться ему было грех.
Для освобождения скрытого потенциала организма был проведен так называемый «СС-курс». При помощи вливаний препарата СС-91 Мельнику увеличили скорость нервной реакции, повысили слуховой порог и обострили ночное зрение. К тому же он сумел приобрести необходимую координацию, «подружившись» наконец с нитями «МАС-70» и полностью слившись со своим новым телом. После тестирования, когда стало ясно, что надобность в лечебной физкультуре отпала, Мельника перевели в Высшую школу милиции в Пушкине, где начались настоящие тренировки.
Занятия напоминали ему подготовку в СОБРе. Рукопашный бой, бег, общефизические упражнения, полоса препятствий. Уже заканчивалась зима, мороз сменился оттепелью, так что на площадке ему давали оттянуться и в свою комнату в общежитии он вваливался по уши заляпанный грязью. Нагрузки были непомерными для обычного человека, но псевдомышцы брали на себя большую часть работы, и поначалу это было забавно. Пока не применили спецкурс, персонально для него разработанный. Теперь его ориентировали на быстроту. Быстроту и меткость. Огневая подготовка каждый день, и оружие менялось достаточно часто. Раньше Мельник об этих системах только слышал. Пистолет-пулемет «Кедр», «Клин», «Бизон», «ПП-90М», складывающийся в прямоугольный пенал, израильский «Мини-Узи» и американский «Ингрем-11». Автоматы российского производства «А-91» и «МА», специальный снайперский бесшумный автомат «СВУ ОЦ-03А» и стрелково-гранатометный комплекс «ОЦ-14». Самозарядный пистолет Левченко «ПСС», «ПБ» — являющийся бесшумной модификацией «макарова», двухзарядный малогабаритный специальный пистолет с вертикальным расположением стволов — «МПС» и другие поделки тульского, ижевского и ковровского оружейных заводов, включая детище Института точного приборостроения — безгильзовый 48-зарядный пистолет «ВК-70», состоящий на вооружении Службы внешней разведки. Чем объяснялось такое многообразие, Мельник не знал, предполагая, что его собираются забросить в какую-нибудь южную республику, пока не поинтересовался у своего нового начальника, подполковника Хрусталева, прибывшего посмотреть на успехи подчиненного.
— Все это оружие используют бандиты, — ответил Хрусталев. — В наши задачи входит воевать с ними их же оружием. Давно не секрет, что братва вооружена лучше подразделений, борющихся с оргпреступностъю, а служат там зачастую бывшие бойцы спецназа — дембеля, афганцы и выпускники военных училищ. Мы, конечно, менты, но прав у нас очень мало, а наша территория — только здание Управления. Все за его пределами для нас — поле боя. Мы не ОМОН, не СОБР, не уголовный розыск, мы не можем никого задерживать и вообще действовать в открытую. У нашего подразделения совершенно другие функции…
— Какие? — поинтересовался Мельник.
— Мы органы карательные, — уклончиво ответил Хрусталев. — Скоро сам все узнаешь.
Плотные занятия по огневой подготовке продолжались до марта. Затем Мельнику предоставили нового инструктора, и холодное оружие потеснило огнестрельное. В новом предмете почти отсутствовала теоретическая часть. Инструктор не требовал знания тактико-технических характеристик. Он выдвинул девиз «Делай как я» и учил работать с предметами, начиная от спецсредств, заканчивая тем, что попадется под руку.
Инструктор был весьма колоритным человеком. Левый глаз у него отсутствовал, под ним располагался большой шрам в виде красной звезды с уродливо изогнутыми лучами, а специально отращиваемые усы скрывали изорванную верхнюю губу. Все эти отметки он получил в один день в Афганистане, когда был взят в плен сборным отрядом арабо-палестинских модджахедов. Ночью он выбрался из сарая, где его держали вместе с остальными пленными, убил двух часовых, забрал их оружие и ушел по горам, обойдя пост духов. И остался жив. Остальные, выбираясь из кишлака, подняли шум и были убиты после короткого боя.
— Выживать надо в одиночку, — сказал он Мельнику. — Одному все делать проще. Особенно на «гражданке».
Немного удивившись, Мельник согласился. Он привык работать в команде и был женатым человеком, но инструктор много знал о жизни и смерти. Это знание он держал в себе, не желая показывать посторонним. Или просто понимал, что этому невозможно научить, а можно постичь самому, выстрадав на своей шкуре. Его прикомандировал к Высшей школе милиции «Большой брат» — ФСК, заинтересованный в успешной реализации программы «Ландскнехт». Специалист по холодному оружию был штатным инструктором, обучавшим молодых диверсантов для Службы внешней разведки, чтобы новый советник в Анголе или Ираке не растерялся и, когда надо, сделал то, что надо, с кем надо. Для Родины и правительства, разумеется.
В его предмете Мельник оказался середнячком. Ему больше нравился рукопашный бой, в котором он мог демонстрировать новые возможности своего тела. А возможности позволяли делать весьма необычные вещи. Усовершенствованное тело было быстрым, прочным, хотя и тяжелым. Удар кулаком позволял пробить круглое отверстие в стекле, не порезав руку, а пальцем, без напряжения, проткнуть горло. Впрочем, руки советовали беречь, ибо кости и суставы в должной степени медицина укреплять еще не научилась.
Связанные с аксонами нервных клеток мозга псевдомышцы подчинялись исходным сигналам, сокращаясь и растягиваясь синхронно с живыми мышцами, но усиленный при помощи источника питания электрический импульс мог в экстремальных случаях вызвать уплотнение «МАС-70» на определенном участке, выполняя своего рода защитные функции. Этот эффект регулярно проверялся на том же стрельбище, где Мельника испытывали пулями останавливающего действия типа «Оса» и «Шмель». От многих он успевал увернуться, но те, что попадали, оставляли кровоподтек, не вызывая болевого шока, и в тело не входили.
Занятия проходили по пять дней в неделю, на выходные Мельник ездил домой. У него уже больше не возникало разногласий с женой по поводу новой работы. Он объяснил, что вынужден был согласиться на операцию, так как иной возможности вернуть себе здоровье у него не было. Полина привыкла к его новому телу. Оно было нечеловечески жестким в постели, ей иногда казалось, что ее обнимает робот.
Наконец период обучения закончился. Мельник переехал обратно в город и познакомился с будущими сослуживцами. В тот же день он получил обмундирование. Дома Мельник тщательно обшил и отгладил форму, повесил на плечики и повесил в шкаф. Для повседневной работы она ему не понадобится.
4
Двухэтажный коттедж в Комарово был окружен высоким бетонным забором. Две собаки, обученные по программе «Сторож», охраняли его территорию. Первый этаж сиял огнями. Сегодня праздник — день рождения хозяина. Гости, собравшиеся отметить столь радостное для делового мира событие, принадлежали к категории лиц с высоким доходом. Об этом свидетельствовали машины, занимающие бетонированную площадочку у крыльца: два черных «Мерседеса-600», «Линкольн континенталь марк-7», «Гранд-чероки» и «Вольво-940». Гости считали себя высшим светом, большинство приехало с женами, некоторые с охраной, хотя в этом недостатка не было — трое бритых качков всегда находились в доме или сопровождали своего босса. Другое дело, что их представления о жизни расходились с мнением некоторых лиц, занимавших крупные посты в Управлении по борьбе с организованной преступностью. Люди, находившиеся в доме, причиняли последним много хлопот, и был выработан план, претворение в жизнь которого помогло бы избавить Управление от этой головной боли.
Трое человек, одетые в маскировочные костюмы типа «Ночь», бесшумно перемахнули через забор и, припадая к земле, стали быстро приближаться к задней стороне дома. Вооружены они были скорострельными автоматами «Клин», делающими 1050 выстрелов в минуту, и бесшумными пистолетами «ПСС», предназначенными для борьбы с внешней охраной.
Собаки выскочили на них, задыхаясь от ярости и брызжа слюной. Это были ротвейлеры — мощные боевые псы. Мельник, который шел первым, успел перекинуть автомат в левую руку, выхватил пистолет и всадил нападавшему на него псу пулю в грудь. Это не остановило собаку. Ротвейлер прыгнул и вцепился своими мощными зубами в запястье. Мельник упал на землю, подмял пса под себя и выдавил ему глаз стволом автомата. Ротвейлер взвизгнул, но челюстей не разжал. Капитан Ситник пришел на помощь коллеге и всадил пулю зверю между ушей. Ротвейлер вздрогнул и затих. Третий участник операции, прапорщик Гаджиев, обученный борьбе с собаками в войсках спецназа, заученным движением сломал позвоночник прыгнувшему на него псу, оставив животное валяться на земле и тихо стонать. Гаджиев не любил стрелять, пока в этом не возникнет острая необходимость.
Они подошли вплотную к дому. Панорамные окна выходили на три стороны, эта стена была глухая. Впрочем, на втором этаже имелось окошко, полускрытое толстым ковром плюща. Гаджиев показал на него пальцем. Ситник, командир группы, кивнул. Предполагалось, что Гаджиев проникнет в дом заранее, чтобы оказать огневую поддержку изнутри. Когда он исчез, Мельник и Ситник проползли по бетонной дорожке между стеной и цветочной клумбой и замерли у крыльца. Надо было дать Гаджиеву время, чтобы занять позицию на этаже. Если что-то случится, выстрелы послужат сигналом к немедленной атаке, но было тихо. Ситник выждал условленный временной интервал и махнул рукой: поехали!
Запертая дверь из массивного листа закаленного стекла не могла служить преградой штурмовому орудию типа «Ландскнехт»: она рассыпалась дождем мелких осколков, когда Мельник прошел сквозь нее. Вместе с Ситником они ворвались в огромную, залитую мягким светом гостиную и немедленно открыли огонь. Семь человек были убиты на месте. Мельник старался выбирать мужчин, которых он накануне запомнил по фотографиям, либо тех, кто имел в руках оружие, благо скорость реакции позволяла принимать обдуманные решения. К треску очередей присоединился пистолет-пулемет Гаджиева. Гости рванулись в заднюю часть дома, зал опустел. Ситник поменял магазин и дослал патрон.
— За ними, — сказал он. — Я этими займусь.
Мельник бросился в коридор, ведущий на кухню. Сзади коротко рявкнул «Клин». Мельник не стал торопиться, прислушиваясь к голосам. Крики и визг удалялись, — вероятно, через хозяйственные помещения был выход наверх. Упустить оставшихся в живых бандитов было нельзя. Мельник выскочил на кухню. Там его ждали. Один спрятался за холодильником, второй втиснулся между газовой плитой а машиной для мойки посуды. Они прикрывали отход женщин. Мельник засек обоих и, прежде чем они открыли огонь, срезал ближайшего, прошив очередью холодильник. Пуля обожгла Мельнику бок. Он развернулся и послал длинную очередь. К нему присоединился Ситник. Машина для мойки посуды превратилась в хлам, газовая плита также претерпела существенные изменения. Когда замолк пистолет-пулемет Ситника, выпустившего в одну очередь весь рожок, спецназовцы переглянулись.
— Всех? — спросил Мельник.
— Еще нет, — сквозь зубы процедил капитан. — Наверх!
Они преодолели короткий отрезок коридора и свернули за угол. Дальше была лестница на второй этаж. Оттуда доносились вопли. Внезапно раздалась серия коротких очередей — звук, который при некотором навыке трудно перепутать, — бил «Клин». Крики стихли. Мельник и Ситник взлетели наверх и увидели идущего по коридору Гаджиева. Гаджиев перезаряжал автомат.
— У меня все, — сказал он, — а у вас?
— У нас тоже, — выдохнул Ситник. — Уходим.
В лесу их ждала машина, «УАЗ-469» с ведомственными номерами. На шоферском месте сидел пожилой мужчина в милицейском кителе с погонами сержанта и курил папиросу.
— Нормально? — спросил он, когда спецназовцы сели в машину.
— Порядок, — ответил Ситник. — Без потерь.
— Все целы? — Майор Федотов, сидевший за рулем, сегодня работал в обеспечении и был одет как водитель «ПМ» Г.
— Вроде бы. Сашку ротвейлер цапнул. Ты как?
— Нормально, — ответил Мельник. Кожа на запястье была порвана, но кровь уже перестала идти. Бок тоже саднило. Пуля скользнула по толстому слою псевдомышц и оставила длинный разрез, но Мельник знал, что через час рана начнет заживать, а спустя сутки от нее не останется и следа.
Они выехали на асфальт. Машину безжалостно подбрасывало на колдобинах плохо уложенной дороги, — она уже послужила поводом для шуток, пока добирались до Комарова.
— Что тебе за драндулет, Витя, дали? — спросил Ситник.
— Новая, видимо, — беззлобно ответил Федотов. — Амортизаторы еще не разносились, а они у «уазика» жесткие.
— Слушай, а тебе идет китель. Что ты в пэпээсники не пошел, работа пыльная, но зато деньгу сшибал бы, а?
— А че вы там лимузинов не взяли? Наверняка ведь у дома стояли. Сейчас бы ехали с комфортом.
— А с этой лайбой ты бы что сделал?
— Да бросил бы ее, на хрен. Там у них любой кадиллак в сто раз дороже стоит.
— А мерсюки там навороченные стояли, — вставил Гаджи ев. — Я бы от такого не отказался.
— Угу, — кивнул Ситник. — Тебе еще радиотелефон и пиджак малиновый, а мордой ты точно под бандита косишь.
— Я — лицо кавказской национальности, — ответил Гаджиев, не раз принимавший участие в оперативных разработках именно как «лицо кавказской национальности», — и, кстати, пацаны меня за своего сразу принимают.
— Они бы на тебя сегодня посмотрели, — съязвил Ситник. — Точно заказной киллер.
— А че, сегодня заказуха и была, — пожал плечами Гаджиев. — Я лично живых не оставлял — можно было даже маску не надевать. В чистом виде заказная мокруха, мафия сводит счеты.
–. В команде тоже не дураки, — скептически заметил Федотов. — Поймут, откуда ветер дует. Бандиты так не работают.
— А может, это заказные киллеры, знаешь, из Рязанской дивизии в отпуск приехали.
— Нет, — отрезал Федотов. — Этих бы вычислили. Он был прав. Расчет руководства РУОПа был именно на то, что бандиты расценят это как спланированный акт госструктуры: МВД или УФСК, а не работу соперничающей команды. Сегодняшняя акция была проведена для устрашения.
Мельник слушал базар и молчал, он был подавлен. До этого момента ему убивать не приходилось. Бить — и почти насмерть — да. Но явных подонков. Сегодня же он видел респектабельных людей из категории, что принято называть «господами», женщин в роскошных вечерних платьях. То, что это антиобщественный элемент, сразу в глаза не бросалось, и Мельник испытывал тягостное чувство вины, которое он теперь старался подавить. Вся эта роскошь, убеждал себя Мельник, все эти лимузины, дачи, одежды — все это ворованное у народа. Украденное у него путем обмана или отнятое грубой силой. Убитые были преступниками, но угрызения совести не давали ему покоя. Особенно жгла фраза Гаджиева «Я живых не оставлял», потому что именно Гаджиеву достались все женщины.
Приехав в управление, они сдали оружие, и Федотов, у которого была своя машина, развез их по домам.
— Тебя зацепили, что ли? — спросил Ситник, когда они ехали по Кировскому проспекту — Мельник жил ближе всех.
— Царапина, что мне сделается, — отмахнулся Мельник и зевнул.
— Ну да, ты же у нас бронированный, — усмехнулся Ситник. Как и остальные коллеги по отделу, он не очень удивлялся тому, что сделали с Мельником. Люди, повидавшие в «загранкомандировках» психотронные жилеты, лазерные винтовки и СВЧ-излучатели, привыкли к достижениям отечественной науки и техники.
Высадившись у парадного, Мельник попрощался с ребятами и поднялся по лестнице — лифт не работал. Стараясь не шуметь, он открыл дверь в квартиру и добрался до своей комнаты. Было тихо. Коммуналка спала.
Мельник прикрыл за собой дверь, разделся до трусов, взял полотенце и пошел в ванную. Там он заперся на задвижку и осмотрел повреждения. Рана на боку оказалась пустяковой, а вот запястье было разорвано сильно. Вены не были задеты, но псина изжевала кожу и вполне могла занести инфекцию. Мельник не хотел получить столбняк, он тщательно промыл рану и забинтовал, решив утром посмотреть получше. Закрыв воду, он сел на край ванны и задумался. Было противно. С самого начала операции, когда он выдавил ротвейлеру глаз, дело пошло наперекосяк. Он ворвался в дом, сея смерть направо и налево. Женщины, люди, которые ни на кого не нападали, а собрались, чтобы повеселиться. Да, там были бандиты — братва, как они себя называют, но… Мельник не мог забыть тех, что остались на кухне. Это был благородный поступок, а понятия «бандит» и «благородство» противоречили друг другу в его сознании. Те двое пожертвовали собой ради женщин, которых Гаджиев все равно убил. Он не оставлял живых свидетелей, он был киллер, и теперь Мельнику придется стать таким же. Он вспомнил свой дебют в СОБРе. Его на следующий день тошнило. «Привыкнешь», — говорил замполит. Теперь ситуация повторялась. Связавшись со спецназом, он все глубже утопал в этом, даже тело его было наполовину чужим, а теперь придется отдать и душу.
Лицо Мельника скривилось. Он сплюнул в раковину и пустил воду. Ему было противно и даже стыдно. «Я действительно слаб», — подумал Мельник. Ни Ситника, ни Гаджиева происшедшее не волновало. Вероятно, замполит прав. Захотелось напиться. Лица в гостиной теперь были словно в тумане. Человеку свойственно забывать неприятное. Мельник прополоскал рот, выключил воду и пошел в комнату.
Жена спала, тихо посапывала в своей кроватке дочь. Мельник забрался под одеяло, собрался обнять Полину, но затем решил не будить. Он попытался заснуть, но сон не шел. Визг ротвейлера, когда ему выдавили глаз, сухой щелчок выстрела и тупой удар пули, с треском проломивший череп собаки, люди в гостиной, когда он ворвался на чужой праздник, — одно мгновение перед тем, как все испугались, перед тем, как началась стрельба. Это был совершенно другой мир: мир благополучия, достатка, домов-дворцов, дорогих автомашин, тусклого блеска золота и безупречной белизны мебели, которую он иногда видел в шикарных магазинах. Заведомо не имея ничего против этих людей, он вломился в это великолепие и начал убивать. Мельник заворочался.
— Они все бандиты, — сказал он сквозь зубы.
— А, ты пришел, — пробормотала, просыпаясь, жена.
Ее вторжение в размышления Мельника положило конец поискам самооправдания. Он вдруг понял, как надо утешиться, и, откинув одеяло, поцеловал жену.
— Я хочу тебя, — произнес он, переворачивая ее на спину.
— Саш, ты чего? — сонно пробормотала Полина, еще не совсем понимая, что происходит.
— Давай.
— Я спать хочу.
Не слушая ее, Мельник снял трусы, задрал ночную рубашку и, раздвинув ноги жены, вошел в нее, может быть, чересчур грубо. Полина вскрикнула, но Мельнику было уже наплевать. Он старался отключиться от происходящего, чтобы все забыть, и ему удалось не думать. Полина лежала под ним, закусив от боли губу, не двигаясь, и терпеливо ждала, боясь разбудить дочь. Наконец Мельник кончил и устало отвалился, обливаясь потом и тяжело дыша. Рана на боку открылась, и он перепачкался кровью. Ему удалось успокоиться. Он завернулся в одеяло и быстро заснул.
Утром, готовя завтрак, Полина держалась подчеркнуто отчужденно. Мельник почувствовал себя виноватым, но потом решил, что поступил правильно, и решил отложить объяснения на вечер. Придя на работу, он показался командиру и сел писать бумажки. Подробный отчет был необходим для начальства, которое любило рутину и делало вид, что хочет быть в курсе всех дел. Вскоре к нему присоединились Ситник и Гаджиев. Сверяясь друг с другом, они составили цидули, весьма схожие между собой, за исключением того момента, когда прапорщик пролез через окошко и убил двоих охранников, которых повстречал наверху. Одному он сломал шею, а второму пальцами разорвал сонную артерию и, зажав рот, подождал, пока он потеряет сознание.
При дневном свете сомнения, мучавшие Мельника ночью, развеялись и он пребывал в бодром, если не сказать веселом, настроении. Обмениваясь остротами, он проводил Ситника, который сегодня заступал дежурным, и отнес Хрусталеву отчет.
— Присаживайся, — сказал Хрусталев.
Мельник сел на стул. Кабинет командира отряда специального назначения поражал своей спартанской обстановкой. Управление скромно ютилось в особняке царского стеклопромышленника Нечаева-Мальцева, и голые стены, отделанные позолотой, украшала машинописная опись имущества в рамочке. На столе стоял телефон внутренней связи, радиотелефон «Кортлес» и факс. Рядом валялась одноразовая шариковая ручка из ларька. Железный шкаф, заменявший сейф, притулился в углу, а между ним и столом втиснулся стул, на котором сидел Мельник.
— Пил вчера? — спросил прямолинейный Хрусталев.
— Нет, — ответил Мельник.
— Почему?
— Не знаю. Наверное, нечего было. Я спать лег.
— Это твое первое… дело?
— Первое.
— Почему не напился? После первого дела все пьют. Это точно первое?
— Точно, — ответил Мельник.
— Что сделал, когда домой пришел?
— Помылся, трахнул жену и заснул.
— Тоже неплохое средство. А теперь честно, о чем вчера думал?
— Не помню, — сказал Мельник, — муторно как-то было.
— Ну это со всеми поначалу бывает, — с облегчением произнес Хрусталев. — Жене что-нибудь рассказывал, о чем вчера говорили?
— Ни о чем. Я и трахнул-то ее, чтобы успокоиться.
Глядя в честные глаза подчиненного, Хрусталев отбросил последние сомнения. Человек, который после первого убийства ведет себя спокойно, должен иметь психические отклонения. У Хрусталева уже был печальный опыт. Неизвестно, как этого парня пропустила ПФЛ, через которую проходят желающие работать в органах внутренних дел, но, видимо, погрешности случаются и там. При задержании он был вынужден применить оружие и убил двоих, потом, как выяснилось, без всякого повода. Дискомфорт он после этого не испытывал. Спустя восемь месяцев уголовный розыск арестовал маньяка, насиловавшего и расчленявшего детей в лесах Ленинградской области. По факту этой истории Хрусталев получил выговор за изъяны в воспитании личного состава. С тех пор он очень внимательно следил за моральными качествами своих бойцов и старался больше не ошибаться.
— Ты привыкай, — сказал Хрусталев. — Иногда с этими подонками иначе нельзя. Они в наших ребят стреляют, а мы с ними либеральничаем. Надо ввести закон, как в Чикаго: за каждого убитого полицейского — шесть убитых бандитов. Живо бы научились уважать.
Мельник не мог с ним не согласиться. Бандиты действительно наглели все больше с каждым днем, и вчерашняя операция уже не казалась ему жестокой. Вот только с Полиной получилось как-то нехорошо. Мельник весь день готовился к разговору, но при виде жены боевой пропагандистский настрой куда-то испарился. Он виновато зашел в комнату и присел на кровати. Жена кормила ребенка, демонстративно не замечая его присутствия.
— Прости, — начал Мельник.
Полина опустила голову, делая вид, будто поглощена процессом кормления.
— Я вел себя как скотина, — выдавил Мельник. — Ну… не знаю, что на меня нашло.
Жена опустила засыпающую дочку в постель и обернулась, поплотнее запахивая халат. На глазах ее были слезы.
— Мне страшно, — тихо произнесла она. — Ты меняешься.
— Я меняюсь? — Мельник поджал губы. — Да, я изменился. Так надо для службы и… для нас всех. Эта пересадка…
— Нет, не физически. — Полина осторожно коснулась его руки. — К этому я привыкла. Но ты еще и сам меняешься, духовно. Ты постепенно становишься другим, я не помню, чтобы ты был такой жестокий.
— Ну, ты преувеличиваешь, — заметил он.
— Со стороны лучше видно, — покачала головой Полина. — Я каждый день смотрю на тебя, и мне становится страшно. Перемены в тебе — это как скачок. Раз, и ты чуточку иной. В другой раз опять. Это как-то связано с работой?
— Да, — сказал Мельник. — Возможно, что и так.
— Я сегодня была у врача, — тихо сказала Полина. — Он наложил мне швы. На несколько дней тебе придется воздержаться.
— Я не хотел, — Мельник опустил голову ей на плечо. — Извини.
— Ты не виноват, — Полина погладила его по волосам, — но так долго продолжаться не может. Наступит время, когда ты изменишься настолько, что перестанешь быть собой. Что тогда будет со мной и с моей дочкой?
— Она, между прочим, и моя дочь, — невпопад заметил Мельник.
— А когда ты сам перестанешь себя узнавать, тогда как?
Об этом Мельник не думал.
Следующую неделю он провел в спортзале. Управление по борьбе с организованной преступностью имело в своем штате настоящих мастеров боевых искусств. Специалисты по дуаньда, бойцы муай-тай, таэквондо, самбо, спас, собор и другим разновидностям армейского рукопашного боя, некоторые прошли школу Афганистана и умели качать маятник, у них было чему поучиться, и Мельник учился. В пятницу он получил новое задание: ликвидировать звеньевого одной из группировок, опасного убийцу-рецидивиста. Мельника спешно переодели в джинсовый костюм, показали фотографию и выдали пистолет Макарова, который он должен бросить на месте проведения операции, чтобы убийство максимально походило на бандитскую разборку. Мельника доставили по указанному адресу и вручили сканнер — многоканальный радиоприемник, очень сложный в обращении, но уже настроенный, так что возиться с ним не пришлось. Точно в назначенное время наблюдатель сообщил, что машина подъехала к дому и объект направляется к парадному.
Мельник занял позицию у наружных дверей. В щель он мог видеть поднимающихся по ступенькам людей. Их было двое. Он резко распахнул дверь и шагнул навстречу, держа «ПМ» у бедра. Один, с красной обветренной мордой бывалого зэка, был одет в элегантный серый костюм, второй, по-видимому телохранитель, — в зеленый пиджак и расстегнутую до пупа рубашку. На шее у него красовалась тонкая золотая цепочка — крупная, вероятно, по рангу еще не положена. Все это Мельник словно сфотографировал за долю секунды — реакция у него была быстрее, чем у бандитов, — и нажал на спуск.
Первой пулей он попал звеньевому в живот. Оболоченная пуля «макарова» со стальным сердечником и начальной скоростью полета 315 метров в секунду имеет неплохое останавливающее действие — звеньевого отбросило назад, он согнулся и начал заваливаться. Пацан отпрыгнул в сторону. Мельник вытянул руку с пистолетом и выстрелил ему в грудь. Бандита сбило с ног, он скатился по ступенькам крыльца и замер на бетонной дорожке. Мельник приблизился к звеньевому, который упал и корчился от боли, перевернул его на спину и добил четко, как инструктировали, — «крестом» — в лоб, в оба глаза и в рот. Дымящийся «макаров» он бросил рядом с трупом. Сделано было все чисто. Мокруху припишут московской группировке, которую, согласно легенде, звеньевой кинул на хорошие деньги. Все необходимое для подставы москвичей было спланировано заранее со столичным ГУОП. Убийство вызовет негативную реакцию влиятельных лиц и на какое-то время помешает интервенции московских банков в Санкт-Петербуре, укрепив ненадолго положение одного питерского АКБ, который сможет выдать кредит коммерсанту, поставляющему ценную информацию РУОП. Все в мире взаимосвязано, только исполнителю об этом знать не дано. Мельник сел в машину обеспечения и отправился писать отчет, будучи уверен, что наказал еще одного преступника.
Тем временем невидимая война против преступного мира продолжалась. Кто-то улетел в командировку в Тюмень, и вскоре в газетах появились сообщения о заказном убийстве пары крупных авторитетов. Взрывались машины, кто-то погибал от отравления испорченными консервами, кого-то находили повесившимся в собственном офисе. Мелкие мафиози и коммерсанты, вставляющие палки в колеса правоохранительным органам, убивали друг друга в пьяных разборках или садились в тюрьму, не без основания крича, что их «круто подставили». В сводках ГУВД росло количество организованных, тщательно готовившихся убийств. Обывателям, читающим газеты, рисовалась картина, что бандиты решили к 2000 году полностью самоликвидироваться. Офицеры Управления по борьбе с оргпреступностью не зря ели свой хлеб.
Наконец Хрусталев поздравил Мельника с получением однокомнатной квартиры в новом, только что отстроенном доме. Получив документы, Мельник с женой съездили посмотреть долгожданное жилье. Квартира, хотя и была сдана под ключ, требовала основательной доводки. Надо было переклеить обои, зацементировать стыковочные щели под плинтусом и доделать множество самых разных мелочей, которые придали бы помещению жилой вид. Море работы. Как раз подошла выплата зарплаты, к которой прибавилась премия за успешно проведенные операции, и можно было купить обои, краску и прочие материалы. Мельник вплотную занялся ремонтом, который съедал остаток свободного времени. Так продолжалось две недели, затем Мельник был вызван к командиру и после длительного инструктажа выехал в Купчино, где занял позицию на чердаке девятиэтажного дома. Мельник был экипирован портативной американской радиостанцией и короткой монтировкой. Требовалось инсценировать ограбление, в ходе которого преступники перестарались и чересчур сильно приложили потерпевшего.
Ждать пришлось долго. Купчино — спальный район, а рабочий день коммерсанта не нормирован. Наконец наблюдатель сообщил, что объект вошел в парадное. Мельник спустился тремя этажами ниже и спрятался за поворотом лестницы, наблюдая между перилами за движением на лестничной площадке.
Подъехал лифт. Кто-то вышел. Мельник быстро спустился и увидел мужчину в плаще, который, поставив кейс на пол, открывал ключом входную дверь. Он услышал шаги и оглянулся. Вид Мельника в черной маске и с монтировкой в руке говорил сам за себя. Мужчина испугался. Он попытался воткнуть ключ в отверстие, но там что-то заело, и ключ застрял. Мельник приблизился. На лице мужчины выступил пот, дыхание участилось. Он еще раз дернул ключом, но замок не поддавался. «Умереть у входа в квартру, как глупо», — наверное, подумал он. Мельник точно не знал. Он поднял монтировку и нанес сокрушительный удар, но мужчина в последний момент пригнулся и закрыл голову руками. После удара он упал, и Мельник рубанул еще раз.
«Теперь обыскать», — подумал он. Мельник очень волновался. Выступать в роли грабителя ему еще не приходилось. Это оказалось неожиданно страшно. Он боялся, что вдруг откроется дверь и на площадку выскочат соседи. И хотя его лицо закрывала маска, он почему-то опасался, что его приметы запомнят. Но никто не появлялся. Мельник присел рядом с мужчиной и перевернул его на спину. Окровавленные очки соскользнули с лица и упали на пол. Мельник расстегнул пиджак, залез во внутренний карман и извлек оттуда бумажник. Он выпрямился и огляделся. Что еще? Да, «дипломат». Он взял кейс, но тут коммерсант захрипел. Лицо его исказила гримаса боли, он подтянул правую руку к голове и снова протяжно застонал. Мельника передернуло. «Приходит в сознание, не добил, — подумал он. — Надо добить». Видя, как к человеку возвращается жизнь, стало жаль его убивать. Это ведь был молодой интеллигентный мужчина, даже не бандит. Как бандит теперь поступал он. Снизу послышались шаги. Кто-то идет! Мельник вздрогнул, шаги подстегнули его. Он ударил мужчину по голове, раз, другой. Руки дернулись защититься — и опали. Уже ничего не соображая от стыда и страха, Мельник нанес серию быстрых ударов по правой стороне лба. Последние сопровождались влажным шлепаньем, череп размозжился, и лицо превратилось в месиво. Мельник схватил кейс и бросился вниз по лестнице.
Навстречу ему поднимался парень с рюкзаком за спиной. Он не разглядел Мельника и поэтому не успел испугаться. Парень спокойно дошел до своей квартиры, помещавшейся ниже коммерсантской, и занялся своими делами. Позднее, когда опера будут опрашивать жильцов, он ответит им, что ничего подозрительного в тот день не видел.
После гибели генерального директора АОЗТ «Тессей», ставшего жертвой каких-то отморозков, бандиты лишатся источника отмывания денег и будут вынуждены наладить связи с другой фирмой, рассматриваемой ими как запасной вариант. С этого момента большинство нелегальных сделок группировки полностью попадет под контроль Главка. О проведении секретной операции РУОПа на «земле», естественно, не узнают, и одним глухарем в местном отделении милиции станет больше.
Лейтенант Мельник получил четыре отгула и использовал их для благоустройства новой квартиры.
5
Квартира Мельника помещалась на шестом этаже. Выше жили только прапорщики. Второй и третий этаж достались руководящему составу, далее размещались чины поменьше. Подача горячей воды осуществлялась снизу вверх, так что на последнем, девятом, она текла тонкой струйкой. Впрочем, Мельнику было грех жаловаться. После своих отделочных работ он мог вдоволь поплескаться, правда, это продолжалось недолго. Внизу висела бумажка, оповещавшая жильцов, что в связи с регламентом испытаний они на месяц будут лишены этого удовольствия. Мельник снял грязную спецовку и залез под душ. С момента убийства прошел уже четвертый день, а он все не мог отделаться от тошнотного ощущения. Тогда, сев в машину, он уловил в глазах своего напарника старшего лейтенанта Бурцева смесь удивления и брезгливого любопытства. Бурцев кивнул на одежду. Мельник взглянул в зеркальце и ужаснулся: джинсы, рубашка и полоса вокруг глаз, не прикрытых маской, были забрызганы кровью. Бурцев получил квартиру напротив, и теперь, встречаясь с ним, Мельнику казалось, что ситуация повторяется — коллега как будто снова и снова спрашивал: «Чем же ты там занимался, маньячок?» Грязная работа, но грязь эта оседала где-то внутри. Мельник отчаянно оттирался мочалкой на базе отряда. Это не помогло. Дома он обнаружил кровь под ногтями и забрался в ванну. Вечером он напился. Хотелось забыться и хотя бы ненадолго вычеркнуть из памяти отвратительный долгий хрип и руки, тянущиеся к голове. Полина плакала. Она говорила, что видит в нем что-то звериное. Если у него это от работы, то лучше бросить работу. И не надо квартиры. Еще она говорила, что очень его любит, но ей страшно, и не только за себя. Если так будет продолжаться дальше — она уйдет. «Почему его нельзя было пристрелить?» — ответствовал на это Мельник и весь вечер ломал над этим голову. Потом он снова пошел мыться. Ночью он заснул под шепот жены, которая умоляла его бросить работу и вернуться, пока не поздно, к нормальной жизни. Полина приснилась ему в белой одежде и вся светилась. Или это была не она. Наутро Мельник проснулся с больной головой.
Мельник выключил воду и стал вытираться. Пальцы, на которых он состриг ногти до мяса, еще болели. Мельник переоделся в чистое и взял стремянку — она была у них с Бурцевым на двоих. Он позвонил в дверь. Открыла жена Бурцева — Антонина, бойкая молодая особа с острым стервозным взглядом.
— Принес? — деловито осведомилась Антонина и указала в угол: — Ставь сюда.
Из комнаты показался сам Бурцев, пышущий здоровьем атлет, имеющий первый разряд по биатлону. Он держал в руках кисточку и аккуратно, чтобы не замазаться, снимал резиновые перчатки,
— Привет, — обрадовался он соседу, — лестницу принес? Спасибо, я утром хотел бордюрчик наклеить. Ты как, закончил?
— Почти, — Мельник пожал ему руку. — А вы тут как?
— Тоже все, мы уже машину заказали. На той неделе во вторник будем перевозить. Поможешь грузиться?
— Конечно, — с энтузиазмом согласился Мельник.
— Может, чаю с нами попьешь? — смягчилась Антонина.
— Да, действительно, — поддержал ее Бурцев.
Кухня была вполне обжита. На стене висел пластиковый пенал, присутствовали три стула и старенький, но опрятный столик.
— Нравится? — спросил Бурцев.
— Нормально, — польстил ему Мельник.
Чайник уже кипел на медленном огне. Антонина достала кружки, заварку и тарелку с бутербродами.
— Здорово, — довольно констатировал Бурцев. — Своя квартира — это класс!
— Да, — утвердительно кивнул Мельник. — Хотя я начал привыкать к коммуналке.
— Бутеры бери. — Антонина разлила чай и присела с краю.
— Отдельная лучше любой комнаты и даже двух в коммуне, — мечтательно продолжил Бурцев.
Мельник вспомнил, что они до сих пор ютятся в офицерском общежитии, и мог только посочувствовать. Он взял бутерброд с вареной колбасой, обветрившейся и покрасневшей. Ему стало хорошо и уютно. Новая работа — новые товарищи. Глупости, у Бурцева по отношению к нему никакой брезгливости не было. Просто мелкие слабости характера и отсутствие привычки — вот и мерещится всякая ерунда. Мельник отхлебнул горячего чаю и откусил бутерброд. Наконец-то своя квартира, это было здорово. А работа… «Привыкну, — подумал Мельник. — Бурцева же не волнуют такие проблемы, и у меня все наладится».
Он опустил глаза и заметил на руке пятнышко бурой краски, наверное, приставшей, когда он здоровался с соседом. Мельник моргнул, у него вдруг пропал аппетит.
— Одну минуту, — он поставил чашку и ушел в ванную. Намылившись, он долго тер ладонь, пока краска не сошла, и вернулся к столу.
— Так о чем ты? — Мельник взял остатки бутерброда и машинально кинул взгляд на ладонь. Пятнышко по-прежнему приковывало к себе внимание, оно стерлось не до конца, немного краски застряло в порах кожи. Есть расхотелось. Краска была похожа на кровь.
— Знаете, — Мельник отодвинул чашку и криво улыбнулся недоуменно взиравшей на него чете Бурцевых, — я, пожалуй, пойду. Спасибо.
Он вернулся в пустую и темную квартиру, врубил горячую воду и стал тереть ладонь. Потом он долго изучал красные распаренные руки. На месте пятна образовалась ссадина, но то уже была его кровь.
Полина ждала его к ужину, и, когда Мельник появился в дверях, она сразу же почувствовала неладное.
— Что с тобой? — спросила она.
— Все нормально, — Мельник чмокнул ее в щеку. — Привет.
Он взял дочь на руки и прижал к груди.
— Я ужин несу? — предложила Полина.
— Неси.
Через несколько минут они сели за стол. Мельнику пришлось расстаться с ребенком. Он нехотя положил девочку в кроватку, ощутив в душе холод и одиночество.
— Как ремонт, продвигается? — поинтересовалась жена.
— Почти все, — сказал Мельник. — У Бурцевых сегодня был.
— Как у них?
— Полный порядок. Кухню заделали, во вторник будут переезжать. Меня попросили вещи грузить.
— Здорово, — улыбнулась Полина. — Мне Бурцевы нравятся. Они хорошие.
— Ага, — согласился Мельник и вспомнил, что не мыл руки после улицы. — Я сейчас приду.
Под горячей водой болячку стало саднить. Мельник засучил рукава и принялся тщательно скрести пальцы. Почему-то в памяти возник звук влажного шлепка металла по размозженному мясу. Мельника затошнило. Он изо всех сил стиснул кусочек мыла и вдруг принялся яростно тереть им ладонь. Волосы на предплечье показались ему отвратительными и мерзкими, напоминающими об убийстве. Мельник тяжело сглотнул. Он почувствовал непреодолимое желание скинуть с себя одежду, чтобы тщательно, сантиметр за сантиметром, отдраить свое тело. Уже не контролируя себя, он разделся и залез в ванну.
— Саша.
Голос напомнил, что надо идти к столу.
— Саша!
В дверь уже колотили.
— Что? — крикнул Мельник.
— Что ты там делаешь?
— Я сейчас…
— Открой, я прошу тебя.
— Подожди, я быстро, — Мельник прибавил горячей воды. Следовало куда-то торопиться, но куда, он уже не знал. Новая волна тошноты подступила к горлу. Мельника трясло от гадливости к самому себе и стыда, тяжелого обжигающего стыда.
Мельник громко застонал, подавился и закашлялся. Ванная комната наполнялась паром.
— Открой! — в дверь забарабанили.
Мельник упал на колени, не глядя протянул руку и завернул оба вентиля.
— Я уже иду, — пробормотал он. Пар медленно вытягивало в щель, откуда сквозила струя холодного воздуха. Она остудила раскаленный лоб.
Мельник снял с веревки полотенце, набросил на плечи и стал медленно обтираться, тупо глядя в запотевшее зеркало.
— Я иду, — пролепетал он в пространство перед собой.
Он натянул штаны и толкнул дверь. Каким-то странным образом она оказалась заперта на задвижку. Он отдернул шпингалет и вышел в коридор.
Никого. Если Полина и была, она не стала его ждать.
«Бывает», — подумал Мельник. После «бани» прохладный воздух вернул голове ясность. Он прошлепал по линолеуму, оставив цепочку мокрых следов, и зашел в комнату. Жена плакала, уткнувшись лицом в подушку. Мельник помялся, чувствуя, как струйка воды с волос скатывается между лопаток вдоль позвоночника, и наконец решился приблизиться к супруге.
— Ты что? — спросил он.
Полина зарыдала. Мельник присел на корточки и погладил ее по голове.
— Ты, это, прости.
Полина обернулась к нему, глаза у нее были красные.
— Что с тобой происходит?
— Мне тяжело, — признался Мельник.
— Тебя что-то мучает? — спросила Полина. — Скажи, что?
«Я убил человека, забил его насмерть монтировкой, превратив его голову в кисель, — Мельник стиснул пальцами одеяло. — Нет, я не могу это сказать. Никому. Даже жене, даже себе. Даже начальнику. Я выполнял приказ. Я не убийца. Я не убийца!»
Девочка заплакала. Полина отшатнулась. Она вскочила с кровати и подбежала к ребенку. Мельник закрыл лицо руками. Он понял, что последнюю фразу выкрикнул вслух.
— Я не убийца, — пробормотал он. — Прости. Я не убийца.
Тело его покрылось холодным потом. «Сказать, — думал он. — Нельзя. Не сказать? Так я уже сказал. Почти что сказал. Что? Я ни в чем не признался. Пока я не признался сам, я не могу считать себя… Нет, я только делал то, что мне приказывали. Неважно, что ответственность лежит на том, кто отдает приказы. Что я делал? Неважно. Бурцев отлично себя чувствует. У него все хорошо, и у меня будет все хорошо. Никому ничего не говорить. Я только выполнял приказ!»
Полина стояла у кроватки, испуганно глядя на мужа. Ребенок умолк. И тут она поняла, что побежала не к дочке, нет. Она побежала от мужа. Переборов страх, она коснулась рукой спины Мельника.
— Сашенька…
«Все нормально», — подумал Мельник. Он глубоко вздохнул, спокойно выпрямился и обратил к ней лицо, на котором сияла легкая наигранная улыбочка.
— Я сорвался, — монотонным голосом произнес он. — Прости. Так больше не будет.
— Нам надо поговорить. — Полина присела рядом с ним на ковер.
— У меня все нормально, — убедительно отчеканил Мельник, главным образом для себя. — И у нас все будет хорошо.
— Обязательно будет, — твердо произнесла жена. — Для начала ты уволишься со своей работы и пойдешь землю копать или охранником в частную фирму. Так дальше продолжаться не может. Я все решила. Ты будешь работать как нормальный мужик и получать свои сто двадцать тысяч. На них мы проживем.
— Погоди… — Мельник попытался ее остановить, но безуспешно.
— Нет, это ты меня выслушай. Мы сможем отлично жить сами по себе и даже в другом городе, если нужно.
— Ты не по…
— Мне надоели твои постоянные срывы. Я устала, и у нас ребенок растет. Кто у нее будет вместо отца — монстр, крокодил? Ты психуешь уже без всякого повода, тебя надо лечить. И если понадобится, мы подыщем тебе хорошего врача. Ты станешь нормальным и будешь жить как все люди…
— Постой, — выставленные вперед ладони образовали заградительный барьер. — Ты ничего не понимаешь. Я не могу тебе все рассказать. Это тайна.
— У нас не может быть тайн! — решительно возразила Полина и вдруг заплакала. — Сашенька, что же с тобой делается?
Она обняла его и уткнулась носом в плечо.
— Я люблю тебя, — простонала она. — Нам не надо этой квартиры, ничего не надо — лишь бы ты был рядом. От этой работы одни неприятности. Посмотри, что они с тобой сделали. Не надо, ничего нам не надо. Мы и в коммуналке хорошо проживем.
У Мельника защипало в носу. Он поцеловал Полину в щеку, потом в нос и мокрые губы.
«Ладно, — подумал он. — И в самом деле, ну вас всех к черту. Это занятие не для меня. Вот уволюсь — и пошли вы с вашей квартирой. Пойду в охранники. Здоровье семьи дороже».
— Ты права, — пробормотал он. — Ты у меня умница. Давай больше не ссориться.
— Ты уйдешь из милиции? — спросила Полина. Мельник кивнул.
— Правда-правда?
— Правда.
Их губы слились в долгом поцелуе, потом жена чуть отодвинулась и с торжеством в голосе спросила:
— А теперь расскажи, что ты такое сделал, из-за чего страдаешь?
Воля Мельника размягчилась и превратилась в податливый пластилиновый комок. Он понял, что лучше будет исповедаться прямо сейчас. Признаться во всем, чтобы больше не было тайн.
— Недавно я убил человека, — начал он. — Я делал это и раньше, выполняя приказ моего начальства…
* * *
Полковник Семагин, руководитель научно-исследовательской программы «Ландскнехт», получил магнитную запись разговора своего подопечного. Квартира лейтенанта Мельника находилась на прослушке. Опытный образец был слишком ценным предметом, чтобы оставлять его без контроля, и, как показывала практика, контроль никогда не был лишним. Несмотря на то что руководство ГУВД представило своего сотрудника как психически стабильную личность, крыша у этого парня дала течь. Для проведения решающих испытаний по «Ландскнехту» было выбрано лицо, облеченное доверием, первый человек, согласно программе специально обработанный и используемый в штатных операциях. От успеха его деятельности во многом зависело будущее всей научной программы, и самого Семагина в частности. Если положительный результат будет налицо, то пойдут госзаказы от всех силовых ведомств, а Семагина ждет быстрое продвижение по службе. «Ландскнехт» был солдатом будущего, работником будущего. Тело, улучшенное псевдомышцами «МАС-70», обладало расширенным диапазоном колоссальных возможностей, тем более что для испытаний был готов новый образец сплава. Возглавив медицинский концерн, занимающийся улучшением человеческой природы, можно было оказаться в мировой научной элите…
Мечты, мечты. Семагин грубо выругался. О каком успехе может идти речь, если этот шизик не сегодня завтра уволится. Свинья неблагодарная! Каких трудов стоило выбить для него эту сраную квартиру! А она ему оказалась не нужна. Мельник волен уйти из МВД и наняться, например, в охранное бюро. Это после того, как в его обработку вбухано столько денег! Кем он там будет — обычным охранником, странным чудом науки? И ничем его не удержишь: Мельник не связан с «Ландскнехтом» ни контрактом, ни распиской, ни каким иным документом. Семагин в свое время предлагал создать специальную форму договора, но начальство посчитало, что достаточно будет самого факты работы в особом подразделении как гарантии надежности сотрудника. Но человек предполагает, а обстоятельства располагают. Возникла какая-то цепь накладок, которые ни он сам, ни Хрусталев не смогли проследить. В основном, конечно, все из-за жены. Она здорово поездила «ландскнехту» по ушам. И метод пряника с этими людьми работать больше не будет.
Оформить Мельнику перевод в ФСК с доставкой в клинику, где ему проведут воздействие на психику с созданием обособленных узкоориентированных личностей — так называемое «зомбирование», когда человек при вводе пароля начинает осознавать себя Александром Македонским или Джеком Потрошителем и действует в рамках заданной программы, подчиняясь приказам лиц, владеющих паролем, — было не в компетенции Семагина, да и поздно. Если Мельник решил уволиться, то ни о каком переводе не может быть и речи. Попытаться уговорить его остаться и переправить «на обследование»? С такой женой вряд ли удастся. Сделать в принудительном порядке? Придется организовывать операцию по перехвату и ставить в известность начальство, а это значит заранее расписаться в собственной несостоятельности. Ни в коем случае. Тут надо действовать своими силами. Либо «зачистить» самого Мельника, списав на месть со стороны криминальных структур, либо…
Если лейтенант не хочет получать поощрения, есть другой способ заставить его полюбить работу и начать испытывать удовольствие от самого процесса убийства, заодно принося пользу Родине и правительству. Месть криминальных структур в отношении работника правоохранительных органов может не коснуться его лично. Заодно это поможет избавиться от дестабилизирующего элемента и носителя секретной информации.
Семагин был человеком решительным. Тем более что на карту оказалось поставлено слишком много.
Вечером Мельника вызвал Хрусталев. Проводилась очередная операция, но на сей раз лейтенанту было поручено наблюдение и лишь в самом крайнем случае — подстраховка. Хрусталев учел пожелания Мельника и уговорил его поработать еще немного, посетовав на острый дефицит людей. Мельник получил радиостанцию, прибор ночного видения и пистолет Стечкина. На белом «БМВ» с частными номерами они подъехали к дому в южной части города, напарники ушли, в засаду, а Мельник остался наблюдать. Объект должен был подъехать на джипе к шестому парадному в середине жилого массива, о чем следовало немедленно напарникам сообщить.
Наступила ночь. Джип не появлялся. Мельник несколько раз выходил из машины отлить, удаляясь к близлежащим кустам, и, вернувшись, внимательно оглядывал двор. Никаких существенных изменений там не происходило. Утром дали отбой.
Возвращаясь, спецназовцы на чем свет стоит материли бандитов, заставивших без толку ждать, а Мельник испытывал странное чувство облегчения. Что-то претило ему убивать людей и даже помогать непосредственным исполнителям. Прибыв, они сдали оружие и посидели немного, пока не начал ходить транспорт.
До дома Мельник доехал на автобусе. У своего парадного он заметил небольшое скопление людей, две машины «скорой помощи», микроавтобус с надписью «Криминалистическая лаборатория» и пээмгэшный «уазик».
— Что здесь случилось? — спросил он у старика, увлеченно следящего за входом.
— Вроде убили кого, — с интересом отозвался старик. — Не знаю пока.
Сердце Мельника заныло от дурного предчувствия. «Да нет, — подумал он, — быть того не может. Глупости.» Он взбежал по лестнице и был остановлен у дверей своей квартиры хмурым младшим сержантом.
— Сюда пока нельзя, — сказал он.
— Да живу я здесь, — но сержант покачал головой.
— Мне можно! — Мельник показал удостоверение. Страж сразу убрался с дороги, завидев руоповскую корочку.
Дверь в его комнату была открыта. Мельник ворвался туда и увидел фотографа, сосредоточенно делающего снимки. Тут же присутствовал молодой человек в вареных джинсах и сером пуловере, по-видимому опер.
— Вы кто? — поинтересовался он.
— Я здесь живу, — объяснил Мельник. — Что случилось?
Говоря это, он оглядел комнату. Разобранная кровать была прикрыта скомканным одеялом. Полины не было, дочери тоже.
— Можно ваш паспорт? — попросил оперуполномоченный.
Мельник сунул ему в лицо удостоверение, чтобы тот понял, что разговаривает не с кем-нибудь, а с офицером РУОП, и потребовал ответа на свой вопрос.
— Двойное убийство, — сообщил опер.
У Мельника подкосились ноги.
— Их убили? — тупо переспросил он. То, что Полины больше нет, в голове как-то не укладывалось.
— Да, ночью, — опер помялся, он был еще молод, лет на пять младше Мельника.
На столе Мельник заметил полиэтиленовый пакет. Он взял его в руки. В пакете лежали гильзы.
— Что это? — спросил Мельник. — Гильзы были стандартные, от патрона Макарова 9х18мм. Такие же он сегодня держал в руках, разряжая обойму пистолета Стечкина. — Они отсюда?
— Да, — ответил опер. — Положите пакет.
Мельник бросил пакет на стол, подошел к кровати и откинул одеяло. Простыня под ним была бурой и имела несколько дырок.
— Кто это? — раздался голос сзади.
Мельник оглянулся и увидел еще двоих сыскарей. Одному было лет тридцать, а второй тянул на все пятьдесят и был явным почитателем Бахуса.
— Это муж убитой, — доложил молодой опер.
— Труп родственников не имеет, запомни, — с явным удовольствием отрезал опер, но пожилой тронул его за рукав.
— Обожди, — сказал он.
Пожилой приблизился к Мельнику.
— Можно ваш документ посмотреть? — спросил он.
Мельник в третий раз за утро извлек удостоверение, раскрыл его и поднес к глазам опера. Тот немного сощурился, прочел и кивнул.
— Я хочу знать, что здесь произошло, — спросил Мельник, хотя и знал ответ заранее.
— Ваша жена и дочь убиты, — произнес опер.
— Кто? — вырвалось у Мельника.
— Пока неизвестно, — пожал плечами пожилой. — Соседи услышали выстрелы и вызвали милицию. Мы с пяти утра здесь. «Скорая» приехала, но было уже поздно.
— Они сами дверь открыли и вошли, — вмешался молодой оперуполномоченный, вероятно стажер. — Очередями стреляли. Сначала в нее, — он кивнул на кровать, — потом в ребенка…
Третий опер недовольно кашлянул, и стажер замолк.
— Их точно убили? — безнадежно спросил Мельник.
— Точно, — кивнул пожилой и отвел взгляд.
Мельник медленно подошел к кровати и опустился перед ней на колени.
— Я вас найду, — прошептал он, проглатывая подступивший к горлу ком. — Кто вы, падлы?!
— Спроси-ка у соседей валерьянки, — сказал пожилой стажеру, — у них где-то была.
— Ну, кто?!! — снова выдавил Мельник и прижал к лицу одеяло. Оно пахло кровью.
6
Мельник остановил «Рафик» с надписью «Доставка» у решетчатой калитки кирпичного особняка, вылез и позвонил в специально укрепленный на столбике звонок. Ждать пришлось недолго. Молодой человек плотного телосложения в зеленом пиджаке подошел к калитке,
— С вас двести восемьдесят тысяч рублей, — Мельник показал ему счет.
Малый открыл калитку и полез во внутренний карман за деньгами. Мельник достал из машины несколько пакетов. Одному все было не унести. Половину пакетов он вручил молодому человеку, поднял остальное и пошел за ним к дому. Оттуда наблюдали. Мельник заметил в дверном проеме силуэт второго охранника.
«Ну, если только двое, то ерунда», — подумал он. Парень в зеленом пиджаке толкнул ногой дверь, и тут Мельник, выпустив пакеты, прыгнул вперед и ударил его кулаком в основание черепа. Ноги у бандита подкосились, и он рухнул вперед. Мельник перескочил через него, достав второго боковым ударом ноги. Тот сполз по стене, закатив глаза. Из обмякшей руки выскользнул пистолет и упал на пол. Мельник поднял оружие. Китайский «ТТ». Сзади послышался дружный топот — ребята, прятавшиеся в «рафике», что есть духу летели в дом.
Руслан Атшахов специально приехал из Воркуты, чтобы изучить перспективы сбыта нефтепродуктов в Северо-Западном регионе. Через информаторов ГУВД стало известно, что на переговорах стороны обсудили проект договора, по которому оплата частично производилась в натуральных продуктах — стрелковом оружии и боеприпасах. Похищение Атшахова сорвало бы заключение договора и вызвало недоверие со стороны поставщиков, представитель которых бесследно исчез при весьма загадочных обстоятельствах. Следствием этой акции могло стать появление другого партнера — синдиката более мелких фирм, также устраивающего воркутинцев в продукте натурального обмена, движение которого можно было проконтролировать и вывести из оборота в момент передачи заказчику. Другим следствием, более перспективным, могло стать вызывание недоверия относительно группировки, принимавшей посредника, и ослабление ее влияния, для чего готовилось еще несколько провокаций. Целью плана, разработанного совместно УФСК и ГУВД Санкт-Петербурга, было сорвать сходняк уголовных авторитетов, который, по сведениям, полученным от тех же обильно прикармливаемых стукачей, намечался в ресторане «Метрополь» на начало декабря 1994 года. И роль, отведенная для выполнения этой задачи отряду специального назначения при Седьмом отделе РУОПа, была далеко не второстепенной.
Дача, где жил Атшахов со своими телохранителями, располагалась в ближнем пригороде. Кормились они, производя по телефону заказ в фирму быстрой доставки продуктов питания, которая высылала курьера по указанному адресу. РУОП, прослушивающий телефонную линию, быстро взял это дело под контроль, и в один прекрасный момент вместо курьера прибыла группа захвата. Атшахова и охранников сковали наручниками и погрузили в «рафик», который отправился по маршруту «дача — ИВС». По дороге они заехали в лес и выгрузили братву. Без лишних слов Мельник вытащил из-за пояса трофейный «ТТ» и выпустил каждому по две пули в затылок. Затем снял с трупов наручники и залез в салон. Тела скоро найдут, и это вызовет вполне обоснованные подозрения по отношению к некоторым преступным лидерам.
До центра города, где размещалось Главное управление внутренних дел, ехали молча. Мельник сильно изменился после убийства семьи. Он замкнулся в себе, стал холоден и корректен. Он не стал брать отпуск, хотя имел на него право, чем вызвал удивление у ребят, опасавшихся нервного срыва. Но Мельник остался бесстрастен. Что-то сгорело в нем, но он сумел пережить в себе личное горе, не показывая его на людях, чем заслужил уважение коллег и вполне естественное сочувствие. Расчет Семагина оказался точен: «ландскнехт» стал идеальным солдатом, теперь он убивал, не испытывая никаких душевных волнений. Он мстил, но мстил хладнокровно. Дорогостоящая и перспективная программа «Ландскнехт» вышла из-под угрозы.
Передав Атшахова ребятам из ИВС, которые поместили его на привилегированный пятый этаж, где соблюдалась полная изоляция и человека можно было считать заживо похороненным, спецназовцы вернулись на базу, сдали оружие и разъехались по домам. Мельник решил пройтись пешком. Путь был неблизкий, но и возвращаться в пустую квартиру его совсем не тянуло. С момента гибели жены и дочки прошло около двух месяцев. Мельник жил теперь в новом доме, где ничто не напоминало о семье, В квартире стоял новенький шкаф для одежды, шесть стульев и раскладушка. Все старые вещи Мельник выкинул, а вместо домашней пижамы надевал камуфляж. Должен же он был на что-то сгодиться. В гости он не ходил даже к Бурцевым и сам никого не приглашал. Одному было тяжко, но он по-мазохистски стал находить в этом привлекательные стороны. Сейчас он хотел есть, но не торопился домой, выбирая дорогу подлиннее.
На набережной Обводного канала, куда его непонятным образом занесло, он увидел стоящий у тротуара темно-красный «БМВ-850», у открытого капота которого пребывала в раздумье дама лет тридцати, беспомощно изучая мотор. Мельник мрачно усмехнулся. «Вот так, — подумал он. — Купят себе машины, а кроме как давить на педали ничего не умеют». Он хотел пройти мимо, но в последний момент изменил решение и приблизился к женщине.
— Вам помочь? — спросил он.
Женщина пробежала по нему оценивающим взглядом, потом улыбнулась и кивнула.
— Вы разбираетесь?
— Разбираюсь, — заверил Мельник, водивший раньше отцовский «Москвич». — Что у вас тут?
— Да вот не едет, — с ноткой иронии ответила женщина и отступила, предлагая Мельнику оценить причину поломки.
— Попробуйте ее завести, — предложил он.
— Я уже пробовала, — вздохнула женщина, — не получается.
— Ну а вы попробуйте еще раз, покрутите ключом.
Женщина залезла в кабину, но все внешние проявления ее деятельности свелись к движению привода дроссельной заслонки — видимо, она заодно давила и на педаль газа. Зажигание не работало.
«Что-то с электрикой, — понял Мельник. — Отлетела клемма с цилиндра замка или…» — Он посмотрел на аккумулятор. Ох уж эти буржуи! Накинув на место клемму аккумулятора, должно быть, плохо закрепленную механиком и отошедшую на очередной яме, он захлопнул крышку капота и повернулся к женщине, которая вышла из машины.
— Ну что, глухо? — уверенно спросила женщина.
— Да нет, — ответил Мельник, — можно ехать.
— А в чем было дело?
— Вы никогда не пробовали сказать ей «пожалуйста»?
Женщина недоверчиво взглянула на него, но села за руль. Двигатель схватил с пол-оборота.
— До свидания, — сказал Мельник, обогнул машину и пошагал к дому.
Он не успел пройти и десяти метров, как его обогнал «БМВ», притормозил и сдал назад. Правая передняя дверь открылась.
«Ну что еще?» — подумал Мельник.
— Есть трудности? — спросил он.
— Садитесь, — сказала женщина.
Мельник залез в салон, погрузившись в мягкое кожаное кресло. Дверца, глухо чмокнув, захлопнулась, «БМВ» отчалил и покатил, потеснив какую-то «шестерку» и старый потрепанный «Фольксваген».
— Спасибо, — искренне поблагодарила женщина. — Вы меня очень выручили, а то пришлось бы загорать неизвестно сколько. Ведь никто не остановится.
Мельник промолчал.
— Меня зовут Виктория, — представилась женщина, — а вас?
— Александр.
— Александр… Саша. Вы сейчас чем-нибудь заняты?
— Да нет, — ответил Мельник. — Домой иду.
— А где вы работаете?
«В РУОП я работаю, — злорадно подумал Мельник, — и, узнай твой муж-бандит, кого ты везешь в своей машине, он был бы очень доволен», — но вслух свои мысли не высказал, а ответил первое, что пришло на ум:
— В пожарной охране. «Ноль-один», знаете?
Виктория улыбнулась.
— Мне нравятся смелые мужчины, — сказала она. — Ну, раз вы ничем не заняты, тогда поехали обедать. Надеюсь, поесть со мной вы не откажетесь?
— Не откажусь, — согласился Мельник, которого все больше увлекала эта затея. Одна мысль о том, что он едет с женой бандита на машине, купленной на украденные деньги (а иного способа собрать на «БМВ-850» он не видел), и для окружающих является представителем криминального мира, щекотала ему нервы. Возможность побыть в чужой шкуре казалась очень занимательной игрой. Пикантности добавляла та деталь, что в нагрудном кармане лежало служебное удостоверение, способное, по его мнению, довести даму до обморока.
— Куда поедем? — спросил он.
— В «Асторию» и «Метрополь» не поедем, — категорично заявила Виктория. — Там меня знают. Выберем кафе. Может быть, «Грета»?
— Нет, давай другое, — ляпнул Мельник и быстро прикусил язык, опасаясь, что сболтнул лишнее. Кафе «Грета», в свое время организованное одной из питерских команд для отмывания денег, превратилось со временем из места отдыха братвы в место сбора стукачей, причем как ментовских, так и гэбэшных: под каждым столиком находился микрофон, а то и два, по одному на каждое ведомство, а заходившие время от времени пацаны легко узнавали морды оперативников, прибывших на встречу со своими сексотами.
— Вам не нравится «Грета»? — удивилась Виктория. — По-моему, неплохое, я там бывала.
«Это было ошибкой», — подумал Мельник и решил перевести разговор в другое русло.
— Там давно уже ничего хорошего нету. Может быть, «Остров»?
— «Остров»? — переспросила Виктория, — Где это такое?
Но в «Остров» они тоже заезжать не стали и наконец остановили выбор на «Изабели», изрядно поколесив по городу. Там было тихо, опрятно и играла неблатная музычка по причине отсутствия подобного рода клиентов в столь ранний для них час. В зале сидела одинокая парочка, за стойкой стоял бармен и официант, который, приняв заказ, вежливо попросил подождать и удалился на кухню.
Виктория выбрала уютный столик в углу, было видно, что обедать в ресторанах она привыкла чаще, чем дома. Бармен еще раз оглядел массивную фигуру Мельника, подумал и поменял кассету, поставив Фаусто Папетти. На бандита Мельник похож не был. Официант принес вино, сок и салат и, пожелав приятного аппетита, удалился. Они приступили к трапезе, пауза затягивалась.
— А вам людей часто на пожарах приходилось спасать? — наконец спросила Виктория.
— Иногда приходилось, — ответил Мельник, немного покривив душой. Не далее как три дня назад он в компании с Бурцевым и Гаджиевым сжег на даче какого-то мафиози вместе с догом, машиной и телохранителем.
— А дети там были?
— Нет, не было… — рассеянно ответил Мельник, думая о своем. Он вдруг спохватился и посмотрел на Викторию. В глазах ее проскользнула какая-то печаль и тут же исчезла, стоило ей улыбнуться.
Официант принес мясо по-швейцарски. Мельнику раньше такое есть не приходилось.
— Давайте, Саша, выпьем за вашу работу, — произнесла Виктория, поднимая бокал. — У вас благородная профессия.
Мельник не нашелся что ответить. Края бокалов соприкоснулись с приятным звоном. Вино было сладким и терпким. Мельнику оно понравилось.
— Здесь неплохо готовят, — заметила Виктория. — В «Синедрионе» то же мясо по-швейцарски гораздо хуже. И вообще тут очень приятно.
— Да, — сказал Мельник. Он не привык к салонным беседам и сейчас усиленно пытался подыскать тему для разговора. Наконец он решил взять инициативу в свои руки, воспользовавшись образовавшейся в разговоре паузой.
— Давайте выпьем за вашу работу, — предложил он. — Кстати, где вы работаете, Виктория?
— Я не работаю. — Виктория мягко улыбнулась. — Я, если можно так выразиться, домохозяйка.
«Отлично, — подумал Мельник. — Точно, муж бандит или банкир какой-нибудь криминальный».
— Ну что же, — снисходительно заметил он, — домохозяйка — это тоже профессия, причем достаточно сложная.
Фраза прозвучала двусмысленно.
— Вы женаты, Саша? — спросила Виктория. Обручальное кольцо Мельник носить не любил, а после смерти Полины и вовсе выбросил. Он не хотел оставлять ничего напоминающего о ней: это была прежняя жизнь, и она закончилась. Мельник подумал и решил сказать полуправду.
— Я был женат, — сухо произнес он. — Жена и дочь… В общем, они сгорели.
Он поставил бокал на стол. Лицо Виктории дрогнуло, она взяла его за руку.
— Извините, — сказал она. — Я не хотела причинить вам боль.
— Ничего, — ответил Мельник. — Вы же не знали.
— А давайте перейдем на «ты», — Виктория улыбнулась, глаза ее повеселели.
— Давайте, — согласился Мельник, считая это лучшим выходом из данной ситуации.
Виктория подняла бокал.
— За нас, — сказала она.
— За нас.
Они допили вино. Виктория загадочно улыбнулась.
— Ты сегодня совсем-совсем свободный? — спросила она.
— Да.
— Тогда поехали ко мне, — она встала и взяла сумочку. Мельнику ничего не оставалось, как последовать за ней.
— Сколько с нас? — обратилась Виктория к бармену. Тот быстро посчитал на калькуляторе.
— Тридцать две семьсот.
Виктория кинула на стойку пятидесятитысячную купюру.
— Сдачи не надо.
— Благодарю вас. Заходите еще.
Увидев, что расплачивается дама, бармен удивился, однако на его лице не дрогнул ни один мускул. «Странный альфонс», — подумал он, глядя вслед удаляющемуся Мельнику.
Всю дорогу Виктория воображала, каким окажется этот пожарник в постели. Она не боялась, что он откажется, потому что с крючка у нее еще никто не срывался.
Квартирка Виктории оказалась несколько менее роскошной, чем предполагал Мельник. Он ожидал увидеть пятикомнатную, с джаккузи и домашним кинотеатром, о какой однажды читал в газете и какую мог представлять, глядя на последнюю модель «БМВ», но в действительности квартира была однокомнатной, правда, обставленной со вкусом и увешанной коврами. Главную достопримечательность составляла огромная кровать с зеркалом на потолке. Чуть позже Мельник сообразил, что это, скорее всего, не основное жилье, а место встреч, вероятно даже, тайное от мужа.
— В ванную пойдешь? — предложила Виктория.
— Конечно, — Мельник вошел во вкус. Он решил играть роль изысканного любовника, во всяком случае, как он это понимал. — А ты, моя дорогая, пойдешь со мной.
— Я присоединюсь чуть позже, — ответила Виктория. — Пока ты моешься, я подготовлю ложе.
Ванная комната оказалась отделана зеркальным кафелем. «Сдвинутая на зеркалах», — подумал Мельник, залезая под душ. К своему удивлению, твердого мыла он не обнаружил. Пришлось использовать какую-то душистую жидкость во флакончике, напоминающую шампунь. Она давала обильную пену и называлась «Mousse de baignoir». «Французская, — решил Мельник. — И пахнет приятно». Он помылся, выключил воду и вытерся ворсистым махровым полотенцем.
Когда он появился в комнате, обвязав полотенце вокруг бедер, Виктория ждала его у разобранной постели. На ней была длинная шелковая рубашка, под которой просвечивало натренированное в фитнесс-центре тело.
«Призывная девочка», — подумал Мельник. Виктория приблизилась к нему и прошептала:
— Дорогой, я так люблю тебя!
Ее правая рука скользнула вниз, и полотенце упало на толстый мягкий ковер, обнажив внушительное хозяйство лейтенанта спецназа, заботливо подкорректированное медиками.
— Ого, все это твое!
— Ну, а чье же! — Мельник привлек ее к себе и провел пальцами по плечам, снимая рубашку. Кожа у Виктории была гладкая, словно шелк.
Виктория прижалась к нему, чтобы почувствовать его эрекцию.
— Я так тебя хочу! — простонала она, и Мельник обнял ее. — Ох, не так сильно. — Ногти впились ему в спину. Мельник ослабил руки. Их губы встретились.
Целоваться Виктория умела. Наконец она отстранилась и, переводя дух, прошептала:
— Ты весь дрожишь, ты как железный. Идем.
Она увлекла его на кровать, которая прогнулась под ними и словно бы пошла волнами.
— Что это? — удивился Мельник и от неожиданности даже отвлекся.
— Где? — не поняла Виктория. — Ах, это, это — водяной матрас. — Она сдавила ляжками его член. — Ну же, иди ко мне!
И он пришел. Виктория что было сил вцепилась в его плечи. Она не ожидала, что он окажется таким большим. Виктория застонала от удовольствия.
После долгого воздержания Мельник кончил быстро. Они полежали немного, затем Виктория умело привела его в действие. Она была опытной женщиной и старалась доставить партнеру удовольствие, не забывая при этом о себе.
Мельник увлекся и забыл о своих проблемах, для него существовала только эта комната и Виктория в ней. Потом они отдыхали. Виктория была ласкова, ей нравился этот супермен.
— Что у тебя в мышцы залито? — поинтересовалась она, гладя его по плечу. — У тебя там парафин или ты так накачан?
— И то и другое, — ответил Мельник. — Я люблю тяжести.
— Ты прямо железный. Я сначала думала, что это от возбуждения.
— И от возбуждения тоже.
— Но сейчас-то ты расслаблен, а мышцы — во. — Она потрепала бицепс. Мускул слабо качнулся в сторону и застыл.
— Они силуминовые, — буркнул Мельник и тут же заткнулся. Однако Виктория проглотила эту информацию, для нее силумин и силикон были абсолютно одинаковые вещи, а из последнего, как она слышала, изготовлялись протезы женской груди. Так почему из силумина, который даже на слух звучал жестче, мужчины не могут делать себе рельефные мышцы? Пусть делают, если им это нравится.
— Знаешь, а хорошо, что мы встретились, — мечтательно сказала она.
— Хорошо, — Мельник ласково погладил ее живот. — Ты мне нравишься.
Виктория дотянулась до столика и посмотрела на часы.
— Нам пора, — сказала она с некоторым сожалением. — Я тебя до дома подкину. Ты где живешь?
«Назвать свой адрес?» — думал Мельник. Мысли двигались лениво. Виктория встала с постели и теперь одевалась. Мельник лежа глядел на нее.
— Поторопись, дорогой, — сдержанно произнесла она, — А то мой благоверный супруг скоро придет. Надо его встретить хотя бы.
Мельник оделся. Они спустились вниз, и Виктория отвезла его домой.
— Когда мы встретимся? — спросила она, остановив машину у дома. — Я за тобой заеду.
— Давай завтра вечером.
— Нет, завтра вечером я не могу. Лучше встречаться днем.
— А днем я не могу. Может быть, тебе позвонить?
Виктория рассмеялась.
— Знаешь, я мобилу себе еще не приобрела. Но я подумаю. — Мельник промолчал. — Лучше я тебе позвоню.
— У меня пока телефона нет, — сказал он. — Я недавно въехал.
— А-а, понятно, — протянула Виктория, — ведомственное жилье. А то я думаю, почему здесь одни военные.
Мельник оглянулся и увидел руоповцев, идущих с работы и гуляющих с семьями. Все они были в штатском.
— Почему ты решил, что они военные?
— Ну а кто вы, пожарная охрана? Видишь, все какие подтянутые.
— Понятно. Так может быть, я все же тебе позвоню?
— Ладно, записывай номер. Буду ждать с часу до трех дня. Если скажу «алло-алло» — значит, я дома одна и можно говорить. Если что-то другое, значит, ты ошибся номером.
— Понял.
Они поцеловались. Мельник вылез из «БМВ» и пошел к парадному, кивнув на ходу чете Бурцевых, проводивших его ошалелым взглядом.
Вечером, засыпая на раскладушке, Мельник подумал, что надо купить кровать.
* * *
Они встретились через три дня. Мельник не пошел в спортзал и позвонил Виктории домой. Услышав «алло-алло», он сказал, что хочет ее видеть.
На этот раз Виктория превзошла саму себя. Мельник был на верху блаженства — подобного он не видел даже в лучшую пору своей семейной жизни. Наконец, удовлетворив друг друга, они лежали и разговаривали.
Фамилия Виктории оказалась Луговая. Мельник знал, что группировка Лугового была одной из самых сильных в городе, а теперь ему представилась уникальная возможность взглянуть на «папу» с позиции его близких — далеко не всем доступной точки зрения. Существовавший в сознании Мельника образ бандита как заведомо отрицательного общественного элемента сильно поколебался. Пахан банды, имевший за спиной пять ходок и семнадцать лет отсидки, вдруг предстал совершенно в ином свете: умный, безжалостный, прекрасный организатор оказался любящим мужем и заботливым семьянином. Виктория была его женой больше десяти лет. Детей у них не было, и они удочерили племянницу — дочь старшей сестры Виктории, утонувшей восемь лет назад. Сейчас Альбине было девятнадцать, и она училась в гуманитарном университете. Еще одним членом семьи являлся племянник Лугового — Игорь, живший, правда, отдельно. Игорю было двадцать четыре года. В группировке Лугового он исполнял обязанности куратора нескольких подконтрольных фирм и время от времени охранника Сергея Сергеевича, в основном на конфиденциальных встречах, когда присутствие посторонних лиц было нежелательно. Луговой привечал племянника как сына, но Игорь предпочитал жить и держаться, за исключением работы, отдельно, — после смерти жены, разбившейся на машине, он замкнулся в себе.
— Их брак мог быть счастливым, — голос Виктории дрогнул, она моргнула, и на ресницах появились слезы. — Они любили друг друга — и так мало прожили вместе… Случайность, но Игорька очень жалко.
«Случайность ли?» — скептически подумал Мельник.
Его размышления прервал звук вставляемого в замочную скважину ключа. Мельник посмотрел на Викторию, которая мгновенно побледнела, и соскочил с постели. Если это бандиты Лугового, отследившие «БМВ», придется валить всех насмерть. Сколько их может быть: трое, четверо? Хрустя паркетом, он вышел в прихожую и приготовился встретить незваных гостей. За дверью послышался веселый смех.
Замок открылся, и в квартиру вошла высокая загорелая девушка с длинными, окрашенными под платину волосами, весьма гармонично оттенявшими смуглую кожу, и личность в джинсовой куртке, черных очках и с густым хайром до плеч, плавно переходящим в жиденькую бородку а-ля «хиппи новой волны». Увидев в прихожей полностью обнаженного мужчину, барышня раскрыла рот, но еще большее удивление вызвало появление из-за его спины Виктории, торопливо завязывающей пояс халата.
— Альбина, ты что здесь делаешь? — строго спросила она. — Откуда у тебя ключи?
— Я зашла… — Но тут Альбина, видимо, справилась с удивлением. — Я здесь, вообще-то, по той же причине, что и ты.
— Где ты взяла ключи? — голос Виктории источал арктический холод.
— Нашла, — ответила Альбина. — Не бойся, я папе ничего не скажу.
— Нет, если надо, мы уйдем, — произнесла личность.
— Ну ладно, мама, мы тут не вовремя, я вижу, — язвительно сказала Альбина, — мы пойдем. А он очень даже ничего.
— Я с тобой дома поговорю, — процедила Виктория.
— Ну мы пошли. Пока, — и, еще раз смерив с ног до головы Мельника, Альбина выпроводила волосатое существо и выпорхнула сама.
— Черт! — Виктория сжала кулаки и топнула ногой.
— Ничто не вечно, — философски заметил Мельник.
