Глава девятая
Спустя пять дней, когда доктор счел здоровье Андрея более-менее восстановившимся, а сам Ласковин уже изнывал от лечебных процедур, отец Егорий решил перейти к делу.
Зазвав Андрея в свою комнатку, отец Егорий не сразу сумел начать разговор.
Лишь двое: он сам и отец Серафим знали об истинном назначении отца Егория. Ласковин должен был стать третьим. Были, правда, еще безымянные благословители, о которых говорил отец Серафим. Но они были именно безымянными, а гадать, кто из высшего духовенства стоит за его однокашником, отец Егорий считал неподобающим делом.
Потребовалось почти полчаса, чтобы Игорь Саввич изложил Андрею то, что можно было бы рассказать за десять минут. И большую часть времени заняли доводы отца Егория в пользу насильственных мер борьбы со Злом. Надо сказать, если бы у Ласковина было хоть малейшее сомнение по поводу этого подхода, высказывания отца Егория не развеяли, а укрепили бы сие сомнение. Но никаких этических тормозов, кроме «убивать нехорошо», у Андрея не имелось. А концепция проникновения в общество слуг сатаны осталась бы для него чисто умозрительной, если бы не конкретный вывод: «бей нечисть».
Последнее Ласковин воспринял с энтузиазмом.
И немедленно спросил:
– Как будем действовать?
– Пока не вполне представляю,– признался отец Егорий.– Думаю, Бог подскажет мне, кто – слуга сатаны, а кто – заблудший грешник.
– Надо с чего-то начать,– заметил Андрей.– Может, подыщем конкретную личность и займемся ею?
Пожалуй, это был действительно верный посыл. Но отец Егорий воздержался от того, чтобы сказать «да». Он промолчал. А молчание – знак согласия, как гласит народная мудрость. Поэтому Ласковин взял инициативу на себя и уже через полчаса представил отцу Егорию возможного «кандидата».
«Кандидат» не только не стремился спрятать себя от окружающих, но, наоборот, во всеуслышание заявлял о себе. Прямо на последней странице телевизионной программки, на последней полосе, среди реклам автошколы, породистых щенков и домашних соляриев. И площадь, которую занимал «кандидат» на двенадцатой странице газеты «Телевидение и радио», была раза в полтора больше, чем площадь любой из разместившихся рядом реклам.
«Гаваа Бордо, председатель Западной международной ассоциации тибетских магов. Чудеса, целительство, древние снадобья, возжигание волшебного огня…» и т. д. Здесь же была и фотография. «Тибетский маг», в высокой шляпе и чем-то среднем между халатом и кимоно, с соединенными перед грудью ладонями, строго взирал на читателей. Тут же сообщалось, что сеансы «мага» состоятся в течение трех дней в 18 часов в кинотеатре «Москва». Билеты только в кассах кинотеатра. Телефон для справок – такой-то.
– Ну как? – спросил Ласковин.
Игорь Саввич внимательно изучил фотографию «мага», но, когда отложил газету, ничего определенного сказать не мог.
– Надо живьем на него посмотреть,– сказал он.
– Нет проблем,– отозвался Ласковин.– Сеанс как раз сегодня вечером. Я приглашаю, отец Егорий! – Он засмеялся.– Давайте я прямо сейчас съезжу за билетами, а то, не дай Бог, на аншлаг нарвемся!
– Давай,– согласился отец Егорий.– В два у меня лекция в Педагогическом, а в четыре Степаныч меня в какой-то банк везет. До шести управлюсь. Скажи Пете, чтобы тебя отвез.
– Я лучше так,– отказался Андрей.– А потом по городу поброжу, погода хорошая.
– Как знаешь,– ответил Игорь Саввич.
Когда без десяти шесть его «Волга» подъехала к кинотеатру, расположившемуся на углу Рижского и Старопетергофского проспектов, отца Егория обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, он был доволен, что наконец дело тронулось. С другой стороны, не испытывал уверенности в своем праве решать судьбу живого человека. Да и как он будет ее решать? Предположим, окажется, что этот «тибетский маг» – слуга злых сил. Предположим, отец Егорий будет знать это наверняка, что тогда? Попытаться спасти его душу? Каким образом? Убить? Физически? Но сам он вряд ли сможет это сделать (об уголовном аспекте отец Егорий просто не думал), а поручить подобное другому – разве не грех? Да и можно ли победить диавола, физически уничтожив продавшегося ему? Господь наш Иисус говорил с диаволом и победил его. Но не физической силой, а силой духа. Человек может защищаться от зла физической силой, как защищался он сам, Игорь Саввич, в ту роковую ночь. Защищаться и с Божьей помощью уберечь себя. Но не победить. Хотя о победе ли идет речь? «Нет,– сказал себе отец Егорий,– не о победе, а об одном лишь сбережении от нападающего Врага. Когда Зло знает, что оно сильней, то не станет вступать в диалог: набросится и растопчет. Искушают сильных духом, слабых сатана просто берет. И будет ли грехом окоротить того, кто стал его орудием? Спасти сотни душ, погубив одну, свою собственную?»
Так ничего и не решив, Игорь Саввич выбрался из машины, попросив Сарычева никуда не уезжать.
– Не заскучаешь? – спросил отец Егорий.
– Не беспокойтесь! – ответил Петр.– У меня тут историческая книжка с собой, жена дала. О падении Рима.
– Ну хорошо,– отец Егорий увидел Ласковина.
– Купил,– сказал Андрей.– Пойдемте!
Кинотеатр «Москва» нынче именовался «Лас-Вегас», о чем и сообщала реклама над входом.
В иное время Игорь Саввич усмотрел бы в этом нечто особое, но не сегодня.
– Зеленый зал,– сообщила им билетерша. Поднявшись по лестнице под хриплый шум магнитофона из кафе с одной стороны и звяканье игровых автоматов – с другой, они задержались в холле, потому что в зал еще не впускали, хотя время подошло.
Ласковин вспомнил, как несколько дней назад он был поблизости от этого места и машинально потрогал ухо. Ухо было в порядке. И он сам – тоже в порядке. Даже город стал другим. Словно ожил.
В отличие от отца Егория Ласковин к предстоящему относился легко. Как к приключению с гарантированным счастливым концом. Никакие «тибетские маги», по его мнению, не могли сравниться с Крепленым. Да и любопытно ему было.
Раз в жизни он видел то, что можно было назвать чудом. Когда приехавший из Судана мастер кунг-фу разорвал лист ватмана, прочертив рукой волнистую линию в полуметре от его поверхности.
«Сила ци»,– сказал потом Зимородинский.
Сэнсэй рассчитывал этой демонстрацией сломать «барьер неверия» в сознании учеников, воспитанных в духе атеистического невежества. Но в отношении Ласковина опыт не удался. Может быть, потому, что суданец был черным, как эбонит, и показался Андрею кем-то потусторонним.
Двери открылась, и толпа хлынула в зал. Желающих поглядеть на «тибетского мага» было вдоволь. Места отца Егория и Андрея располагались у правого края семнадцатого ряда. Последние места в ряду. Ласковин сознательно попросил именно их, чтобы в стучае необходимости уйти, никого не потревожив.
«Тибетский маг» появился не сразу. Но появился эффектно. Сначала угас свет, потом из дина-
миков забормотали басом мужские голоса под позвякивание колокольчиков и глухое «бум-бум» барабанов. Затем вспыхнул прожектор, и председатель Западной ассоциации тибетских магов Гаваа Бордо предстал перед почитателями во всем великолепии. Был он высок ростом, а из-за шапки и нижней подсветки казался еще выше. Плащ у него был желтый с алой подкладкой, вспыхнувшей огненными крыльями, когда «маг» развел руки, приветствуя-благословляя зрителей. Отец Егорий нахмурился: корона-полумесяц, венчавшая заостренную маковку шапки Бордо, ему совсем не понравилась.
Бордо пропел в микрофон не по-русски, но завораживающе. Затем совершил руками несколько пассов.
Андрей прищелкнул языком. Игорь Саввич покосился на своего спутника и пробормотал охранительную молитву. Но Ласковина привлекла не «магическая» сторона, а то, что пассы Бордо были один к одному движениями тай-чи.
Закончив то, что можно назвать приветствием или вступлением (в зависимости от того, определить сие действо как шоу или как религиозную церемонию), Гаваа Бордо сбросил с себя плащ, затем рубашку из черного шелка и продемонстрировал публике мускулистый торс. Затем помощник с подобающим поклоном подал «магу» нечто вроде казацкой шашки, и из зала был приглашен доброволец.
Ласковин подавил в себе желание стать этим добровольцем: немалое искушение – поработать руками против настоящего оружия.
Зал проявлял нерешительность. Только тогда, когда Бордо объяснил, что не собирается пробовать на зрителе клинок, а всего лишь просит удостоверить, что оружие – без подвоха и действительно острое, некий молодой человек взобрался на сцену и спустя полминуты подтвердил: да, все настоящее.
Далее Бордо приступил к делу. Взявши шашку обратным хватом, он очень медленно начал вдвигать (иного слова не подберешь) клинок в собственное предплечье.
Зрелище было жутковатое, даже без стараний оператора, уменьшившего общий свет на подиуме и запустившего мрачный барабанный бой.
Острие показалось с противоположной стороны руки, но Бордо остановился только тогда, когда клинок вышел наружу сантиметров на двадцать.
Зажегся свет в зале. Гаваа Бордо спустился вниз и неторопливо двинулся вдоль рядов, демонстрируя желающим свою руку. Желающих было немного. Абсолютное большинство в зале составляли женщины. Но Андрей не упустил случая и удостоверился: все честно. Клинок вошел в руку мага в промежутке между костями и проткнул ее насквозь. Потеки крови на самом оружии, натянувшаяся кожа там, где сталь пронзила плоть,– никакой подделки. Андрей заметил бисеринки пота, выступившие на мускулистом теле «тибетского мага».
Пройдя вдоль рядов, Бордо вернулся на сцену. Свет снова погас, а в медной чаше размером с кухонную раковину зажгли огонь. Опять забубнили барабаны. Бордо взялся за рукоять и резким движением выдернул клинок. Подскочивший ассистент тут же обмотал предплечье Бордо платком. Барабаны загрохотали во всю мощь динамиков, свет, кроме огня в чаше, погас вовсе. Потом вспыхнули все лампы, озарив и зал, и победно улыбавшегося «мага».
Бордо сорвал платок и швырнул его в огонь. Пламя стало фиолетовым, затем позеленело и через секунду вернулось к обычному цвету.
«Маг» снова отправился в странствие по залу. Андрей мог убедиться, что от раны не осталось никаких следов, если не считать некоторого количества засохшей крови. Да, это впечатляло.
«Незаурядный противник»,– подумал Ласковин и оглянулся на отца Егория.
Тот все еще хмурился, но скорее задумчиво, чем осуждающе.
Тем временем Гаваа Бордо перешел к показательной программе, состоящей из дюжины акробатических трюков, закончившихся стойкой на большом и указательном пальцах левой руки.
Желание Ласковина, чтобы «кандидат» оказался не замешан во взаимоотношения с сатаной, усилилось. Мужик был по-настоящему крут.
Следующий акт начался с приглашения добровольцев. На сцену была вынесена жаровня, полная раскаленных углей, вроде тех, над которыми жарят шашлыки. Бордо зачерпнул рукой из чаши горсть тлеющих углей и принялся пересыпать их с ладони на ладонь… Отец Егорий, наклонившись к Ласковину, негромко произнес:
– Циркач. Пошли отсюда.
Когда они покидали зал, лишь немногие из зрителей обратили внимание на их уход. Большинство не сводило глаз со сцены, где красные угли отбрасывали тусклый отблеск на мускулистую грудь «тибетского мага».
– Не понравилось? – с некоторым удивлением спросила у отца Егория старушка билетерша.
– Наоборот, понравилось,– ответил тот и вышел на улицу.
Андрей был рад, что ему не придется разбираться с Гаваа Бордо (свою часть дела он понимал именно как физическое воздействие на уличенного в служении Злу), но слегка огорчен тем, что они ушли. Ласковин с удовольствием досмотрел бы «шоу» до конца.
Спустя час они были уже дома, поужинали и занялись кто чем: отец Егорий читал, Андрей смотрел телевизор, «Времечко», а Степаныч, развалясь в кресле, кушал ложкой ананас и проглядывал «Коммерсантъ-Daily».
Снаружи раздался басовитый лай: спустили на ночь собак.
– Вот,– вдруг произнес Ласковин.– Посмотрите, отец Егорий! Натуральный бес!
Игорь Саввич оторвался от книги, посмотрел.
– А… – произнес Григорий Степанович, тоже поглядев на экран.– Шут… индийский!
– Почему индийский? – удивился Ласковин.
– Так, к слову пришлось,– ответил Смушко.
– Верно,– пробасил отец Егорий.– Бес! Но в Москву мы не поедем, давай пока здесь трудиться!
– Высоко забрался, подлец,– произнес, вдруг заинтересовавшись, Смушко.
– Поэтому и забрался,– проворчал Игорь Саввич.
– Так, по-твоему, батюшка, кто быстро на шесток влез, тот и бес?
– По плодам узнаются праведные и грешные.
И лжепророки, и святые – тоже узнаются по плодам, что приносят дела их.
– Однако у картошки и у хурмы вкус разный,– напомнил Смушко.
– Зато Божьи заповеди – одни на всех! – сердито сказал отец Егорий.– Тебе бы стыдно, староста, такое говорить!
– Согрешил,– согласился Степаныч и посмаковал ананас.– Не согрешишь – не покаешься. Батюшка, нам тут в ящик одну газетенку подкинули, «Бурдель» называется. Любопытная по-своему газетенка. Взгляни, может, что заинтересует. Она там, в прихожей, на тумбе лежит.
Игорь Саввич внимательно посмотрел на своего старосту. Нет, тот не шутил. А если Смушко не шутит, к его словам следует прислушаться.
– Я принесу,– сказал Андрей.
Едва взглянув на обложку, он сообразил, почему Степаныч предложил ее отцу Егорию.
Формально считалось, что Смушко ничего не знает о тайной миссии Потмакова. Но по-настоящему скрыть что-либо от этого очень неглупого и весьма проницательного человека было невозможно. По негласной договоренности и Смушко, и отец Егорий делали вид, что староста ничего не знает. Игорь Саввич не хотел втягивать Степаныча в эти неприятные дела, а Смушко считал, что, если понадобится, духовный его все расскажет сам.
Поперек первой страницы «Бурделя» большими красными буквами было напечатано:
«Они счастливы, отдавая мне свою кровь!»
Интервью с настоящим вампиром
Некий мефистофельского вида господин, впившийся в горло весело смеющейся голой девки, иллюстрировал заголовок. Девка была пухлая и ярко накрашенная (фотография), а вампир – нарисованный, цвета запыленного снега.
Ласковин усмехнулся. У него был знакомый журналист, который хвастал, что за день может написать три таких «интервью». И все три будут напечатаны, прочитаны и восприняты большинством как истинная правда. Большинством, читающим газеты «Колючая проволока», «Трое», «Фильмоскоп» и тому подобные. «Бурдель» можно было смело отнести к той же кодле.
Отдав газетку отцу Егорию, Ласковин вновь обратился к телевизору.
Спустя минут двадцать Игорь Саввич бросил «Бурдель» ему на колени.
– Прочти,– сказал он.
Ласковин удивленно посмотрел на отца Егория. Ему казалось, что тот способен отличить «клюкву» от «яблока».
– Прочти, прочти! – совершенно серьезно повторил Игорь Саввич. И Андрей решил, что ознакомиться с двумя страничками газетного текста – труд небольшой. Тем более что «Красную жару», которая шла по телевизору, он смотрел уже раза три.
«ОНИ СЧАСТЛИВЫ, ОТДАВАЯ МНЕ СВОЮ КРОВЬ!» – занимало целый разворот. Здесь, кроме текста, были три фотографии. На каждой присутствовал снятый со спины человек с длинными волосами, некрепкого сложения. Интерьером служила обстановка обычной, хотя и не бедной квартиры. На одной из фотографий субъект был изображен в полный рост (со спины, разумеется) на фоне ночного окна. На двух других присутствовали дополнительные персонажи: упитанный мужчина с круглыми щеками и диктофоном в руке и обнаженная девушка, довольно симпатичная, с действительно счастливым лицом. Длинноволосый субъект приник к ее горлу, но пил ли он кровь или же просто щекотал ее усами (если таковые у него имелись), определить было невозможно.
Статье предшествовал следующий эпиграф.
«Тот, кого вы видите на фотографиях, имеет все основания остаться неизвестным. Однако нам удалось получить это интервью в обмен на услугу, о которой мы умолчим из этических соображений. Господин В., будем называть его так,– мужчина необычной внешности. Выглядит он не старше тридцати лет, хотя по паспорту, подлинность которого мы проверили, ему восемьдесят шесть. У него подвижное лицо с гладкой золотисто-коричневой кожей. Но это не загар, это грим. Господин В.– очень эрудированный человек и может быть совершенно обворожительным. Но может быть и очень неприятным, если пожелает. Живет он в двухкомнатной квартире в центре Петербурга. Один».
Далее следовал сам текст интервью.
«– Господин В.! Вы утверждаете, что являетесь вампиром. Вы даже представили нам определенные доказательства. Правда ли, что вы бессмертны?
– Этого я не могу сказать. Тело мое не изменялось с тех пор, как я был посвящен. И я ни разу не болел теми болезнями, которыми болеете вы, обыкновенные люди.
– Вы сказали «обыкновенные люди»? Значит ли это, что вы не считаете себя человеком, таким же, как мы?
– Чушь говорите! Я считаю себя человеком, но уж, конечно, не таким, как вы! Индейка – птица, но никто не сравнивает ее с соколом!
– Когда вы стали вампиром? Когда начали пить кровь?
– Художником не становятся, обмакнув кисть в краску!
– Но вы наверняка помните день, когда попробовали кровь впервые?
– Разумеется, помню! Ночь с шестого на седьмое февраля 1939 года. В одной из ленинградских больниц, я работал там врачом-ординатором.
– В какой именно?
– Той, что у Исаакиевской площади. Не знаю, как она теперь называется.
– Кто ваша жертва?
– Не жертва! Это ложное слово. Ею была моя жена.
– Что с ней стало?
– Она умерла.
– В ту ночь?
– Три года спустя. В Казахстане.
– А когда вы стали вампиром?
– Я был посвящен в сорок восьмом году.
– Вы можете рассказать о посвящении?
– Могу, но не буду.
– Тот, кто вас посвящал, он жив?
– Жива. Это женщина.
– То есть пол имеет значение для таких, как вы?
– Да, имеет.
– А имеет для вас значение, чью кровь вы пьете?
– А вам безразлично, кто ваша жена?
– Вероятно, поэтому я не женат. Но я имел в виду: женщины для вас предпочтительнее, чем мужчины?
– Я предпочитаю тех, кого выбираю сам. Вас бы я не выбрал.
– Не думаю, что это меня огорчает!
– Потому что вы, Арнольд,– невежда!
– Может быть. Существует мнение, что, когда вампир голоден, он набрасывается на любую жертву.
– Если вы еще раз упомянете слово «жертва», мы закончим разговор.
– Прошу прощения!
– Я не насильник. Никто из тех, с кем я соединяюсь, не принуждается к этому.
– И все они становились такими, как вы?
– Что за глупость!
– Они умирали?
– Если того требовало Искусство.
– Говорят, те, кто пьет кровь, избегают дневного света: он убивает таких, как вы. Это так?
– Вздор! Яркий свет мне неприятен, потому что я вижу в темноте намного лучше вас!
– А убить вас можно?
– Не советую пробовать!
– Чисто теоретически?
– Если мне отрубить голову (смеется) , вероятно, я умру.
– Вероятно?
– У меня нет этого опыта. И не будет, потому что я умнее, быстрее и сильнее вас!»
Тут Андрей, взглянув на первую фотографию, пробормотал: «Здоров врать!» – и вернулся к чтению. Вранье враньем, а «вампир» был занятный.
«– Как вы пьете кровь?
– То есть?
– Из какого места? Из горла?
– Можно – из горла, можно – из ануса. Как подскажет Искусство… Из венос софено магна…
– Простите?
– Большая подкожная вена на ноге. Или – из половых органов.
– И вы не боитесь СПИДа?
– Не боюсь.
– А как же все-таки вы выбираете партнера?
– По запаху. (Смеется.) Выбрать – самое сложное. Это чутье. Чувство. Особый орган, если хотите. Только у Посвященных.
– Но вы говорили, что занимались этим задолго до того, как стали Посвященным? Как тогда выбирали?
– До Посвящения источник находит Наставник.
– Ну хорошо. Допустим, вы нашли кого нужно, а что потом? Как вы вступаете в контакт?
– По-разному. Это просто.
– И все-таки? Допустим, избранная вами – молодая, красивая и избалованная девушка…
– Я же сказал – это несложно! Хотя бы с помощью вот этого!
(Фотография визитной карточки, в которой сказано:
Карахарадов Анджей Вячеславович. Экспериментальное творческое объединение „Росэфир“. Режиссер-сопродюсер. Тел./факс: (812) 292–57–85.)
– Это – настоящее?
– Отчасти.
– А если она все-таки не заинтересуется?
– Исключено.
– Ладно, допустим, она приняла ваше предложение. Куда вы ее ведете?
– Сюда.
– Прямо домой? Не боитесь?
– Чего?
– Вдруг она вас выдаст, скажем, милиции?
– Тот, с кем я связан таинством, не выдаст меня никогда!
– Хорошо, хорошо, я не спорю! А как вы относитесь к сексу?
– Использую при необходимости.
– То есть вы способны к интимным отношениям?
– Я могу совокупиться с мужчиной или с женщиной.
– И как вам этот… процесс?
– Вы в детстве сосали палец?
– Говорят, что да.
– Попробуйте сейчас.
– Зачем?
– Попробуйте! Ну что, как вам этот… процесс?
– Спасибо, я понял. Скажите, не всякий, кто подходит вам в качестве партнера, может стать вампиром, так?
– Очевидно. Этого удостаиваются немногие.
– А есть способ уберечься от вашего… внимания?
– Уберечься? Зачем?
– И все-таки? Чеснок? Крест?
– Чеснок? (Смеется.) Тот, кто ходит со связкой чеснока на шее, меня вряд ли заинтересует!
– А крест?
– Верующие? Нет, это не мое. Но крест сам по себе – только крест. Предмет. Как брошь или кулон. Как вы, Арнольд, поразительно тупы! Мой, как вы выразились, партнер хочет стать моим!
И он счастлив, когда отдает мне свою кровь, зная, что она мне необходима!
– Ага! Значит, вы не можете не пить кровь?
– Могу. Но буду страдать.
– Заболеете? Ваше тело начнет разрушаться?
– Мое тело не болеет и не разрушается. Его существование поддерживают другие источники!
– Какие?
– Вам не понять.
– Я постараюсь!
– Я сказал: вам не понять!
– А отчего вы будете страдать?
– Мое предназначение. У вас еще два вопроса!
– Но…
– Два вопроса!
– Скажите, вы – единственный, если так можно выразиться, тип вампира? Или есть и другие?
– Есть другие. Последний вопрос?
– Вам хорошо быть таким, какой вы есть?
– Да! Лучшего я не мог бы и помыслить! И вы – тоже. Но вы мне не нравитесь! (Смеется.)»
– Прочел? – спросил отец Егорий, когда Ласковин отложил газету. Андрей кивнул.
– Что скажешь?
– Вранье. Но не без изящества. Бульварная утка-мандаринка.
Отец Егорий помолчал, потом изрек:
– Завтра наведаемся в этот… «Бурдель». Адрес там есть?
– Должен быть.
– Батюшка,– вмешался Степаныч.– Там еще про расчленителя есть, маньяка.
– Всему свое время,– сказал Игорь Саввич.– Андрей, выключи «ящик». И ты, Степаныч, давай подсаживайся поближе. О хорошем поговорим.
О Символе веры нашей. Ты, Андрей, его уж знаешь, верно?
– Знаю,– подтвердил Ласковин.– Каждый раз ведь на богослужении поем.
– Неплохо,– кивнул отец Егорий.– Символ сей каждый христианин и умом, и сердцем знать должен. И сердцем! – подчеркнул он.– Если говоришь «Верю!» – понимай и чувствуй каждое слово. Но помнить нужно, что Символ сей был принят лишь в 325 году от Рождества Христова на Первом Вселенском Соборе в Никее. И дополнен он был на Втором Вселенском Соборе. Первохристианам же в час Крещения довольно было сказать: верую в Иисуса Христа, как в Господа,– и его крестили во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Потому что сильна была в те времена вера, и была она выше догматов. И были те христиане духовны и едины. Но сказано Апостолом: «Мир во зле лежит», и грех пришел в мир вместе с человеком. Но пришел Господь и кровью Своей освободил нас от власти сатаны.
Однако в мире свирепствует зло, и верные Господу испытываются в сем пламени. Отступников ждет возмездие, но зло, посеянное одним, пожинается целыми народами. И ныне справедливы слова Иоанна Златоуста, что кажется порой, нет худших врагов Христа, нежели мы сами. И, может, нынешний век еще греховней и страшней, чем любой из прошлых.
Отец Егорий остановился, чтобы перевести дух, и Андрей, воспользовавшись случаем, спросил:
– И куда же мы движемся?
– Кто – мы?
– Мир.
– Движемся мы к Страшному Суду,– ответил отец Егорий.
– Тому, что Свидетели Иеговы в прошлом ноябре обещали?
Игорь Саввич скривился, как от нестерпимой горечи, и сказал сердито:
– Самому Иисусу в дни Служения его на земле тайна сия не была открыта! Кто скажет тебе, что ведом ему срок,– лжец и в руках диавола! Те самые плоды,– он повернулся к Смушко,– те самые, по которым и опознается слуга сатаны!
– Значит,– произнес Андрей,– зло все усиливается, и чем дальше, тем хуже?
– Упрощаешь,– возразил отец Егорий.– Да, зло усиливается. Но и добро тоже. И Свет Господень вечен и неуничтожим. И Царство Господне вечно и нетленно. В любое время, на любой земле будь истинным христианином – и душа твоя будет бессмертна и чиста.
