В прихожей надрывался телефон. Сергей торопливо вошел, снял трубку и, чтобы никто не слышал разговор, вместе с аппаратом перешел в комнату, плотно притворив дверь. Через несколько минут он вернулся очень довольный.

Илья не стал спрашивать о причинах его улучшившегося вдруг настроения, предполагая, что Сергей скажет сам, но тот промолчал.

Перед сном, правда, Илья попробовал начать разговор о происходящих в городе беспорядках, о Китайце, чтобы хоть как-то прояснить картину. Но Сергей от разговора ловко ушел и даже, более того, приложил к губам палец, после чего показал на уши, из чего Илья заключил, что квартира может прослушиваться. Вот это да! Значит, дело зашло так далеко.

Перед тем как лечь спать, Сергей сантиметром зачем-то обмерил тело Ильи, как будто собирался за ночь сшить ему новый наряд. Все это делалось молча. Занеся размеры Ильи в блокнотик, Сергей разрешил наконец Илье лечь спать, но сам не лег, а под настольной лампой стал что-то писать.

Рано утром Сергей растолкал Илью и, приложив палец к губам, знаками дал понять, что нужно все делать как можно тише. Илья встал с кровати, не произнеся ни звука, оделся и вслед за Сергеем вышел в прихожую, попутно заглянув в кухню.

В уголке кухни на табуретке, привалившись к стене плечом, тихо посапывал Басурман – наверное, ему снилось что-то приятное: во сне он улыбался и почмокивал губами.

Сергей неслышно открыл дверь на лестницу и, когда они вышли, так же бесшумно закрыл ее, но замок все же предательски щелкнул. В полном молчании поднялись на последний этаж. Сергей своим ключом открыл чердачный замок. Илье вспомнился тот ужасный день, когда ему по чердакам и крышам приходилось убегать от лейтенанта Алиева… Боже! Как давно это было! За это время произошло столько событий!..

– Ну вот, – вздохнул Сергей.-Здесь, что характерно, можно.

– Куда теперь? – спросил Илья. – И потом, хотелось бы все-таки знать – что и почему?

– Хорошо, пойдем. Кое-что ты узнаешь.

Сергей, закрыв изнутри чердак, щелкнул выключателем. Свет зажегся сразу в нескольких перегороженных деревянными переборками отсеках; под крышей забеспокоились голуби.

Миновав два чердачных отсека, по деревянной лесенке Сергей поднялся к слуховому оконцу на крыше. Места там было только для одного. Выглянув наружу и что-то там рассмотрев, он спустился.

– Один этаж вниз, третье от угла окно.

Сергей протянул Илье двадцатикратный бинокль, который оказался у него в сумке.

Прежде чем воспользоваться биноклем, Илья нашел нужное окно. Занавески на нем были плотно зашторены. Но и так, без бинокля, была видна щель между ними. В бинокль Илья отчетливо разглядел окошечко объектива.

– А напротив как раз мое окно. Вот так.

– Господи, да что им от нас нужно? То Малюта, то этот еще, Китаец.

– Китаец – уникальный человек, способный делать одновременно несколько дел. А нужно всем им, чтобы ты вспомнил. Теперь я вижу, что богатства, которыми обладает подземное племя, громадны. Я уверен, что Китаец из-за ерунды не стал бы затевать всей этой слежки и привлекать такое количество людей. Значит, для него это очень важно.

– Так зачем они следят? Почему просто не поймают и не выпытают, как Малюта собирался. Ведь я убежать могу.

Илья присел на ступеньки лестницы.

– Я думаю, у Китайца имеется свой план на этот счет. А убежать ты не сможешь все равно. За тобой ведется наблюдение. Притом у Китайца везде свои люди – все равно тебя поймают очень быстро. Новгородский твой адрес известен. Так что…

– Ну хорошо, – развел Илья руками. – А выход-то из этого положения имеется? Делать-то мне теперь что?

– Делать? – повторил Сергей. – Для начала переоденься.

Сергей извлек из-под лесенки два больших полиэтиленовых пакета. Один пакет он протянул Илье. Илья достал из него ситцевую юбку, кофту, чулки…

– Старухой, что ли, наряжаться?

– Ага, – кивнул Сергей, с энтузиазмом переодеваясь в свой наряд.

– Я не буду. У меня не получится,-заартачился Илья. – Да куда же я… А если узнают?..

– Никто тебя не узнает, за это я ручаюсь. Никому ты не нужен, а другой одежды для тебя нет, да и разоблачат в другой запросто. И послушайся меня, Илья. Тебе ничего больше не остается.

Минуту посидев в раздумье, вертя в руках старушечьи шмотки, Илья неохотно стал раздеваться.

– Ну вот, настоящая бабуся! – воскликнул Сергей, когда Илья переоделся. – А платок не так завязывают. Дай-ка я. Побриться бы тебе не мешало. Ну да ладно. Вот, надень очки.

– Да они ж увеличивают, плохо в них видно,-возмутился Илья.

– Других нет, какие достал. Ты бы знал, как я весь этот гардероб раздобыл… О! В самый раз, – окинув Илью прищуренным взглядом художника, сказал Сергей.-Держи клюку, а теперь согнись… Согнись! Вот так лучше. Прошаркай-ка до конца настила.

– Да не видно через эти очки ни черта.

– Тебе и некуда смотреть. Вот, молодец! Не разгибайся, не разгибайся!

Илья прошелся туда-сюда, подражая старушкам. Ему это даже понравилось.

– Ну вот, а ты говорил: не хочу. Да ты, что характерно, образцово-показательная малоимущая старуха. Кофта, правда, маловата – руки торчат. Ну, ничего. Так даже естественнее. Теперь вперед! Поговорим по дороге.

Спрятав мужскую одежду под лестницу, две старухи бодрым шагом заспешили в другой конец чердака, спустились по лестнице и, через парадную дверь выйдя не во двор, а прямо на улицу, заторопились к остановке автобуса.

Поначалу Илье было ужасно стыдно, особенно когда навстречу попадались нестарые и симпатичные женщины. Но вскоре он сделал странное наблюдение, что на него не просто не обращают внимания, но как бы даже не видят, словно они с Сергеем надели не бабкины обноски, а шапки-невидимки. Глаза прохожих не задерживались на двух торопливых старухах. Позже, когда Илья пробовал анализировать это необычное явление, сопоставляя его со своим восприятием старух, он пришел к выводу, что никак не выделяет их индивидуальность, словно бы и нет ее: старуха и старуха себе. Что еще скажешь?

За время пути до остановки Илья даже вошел во вкус. Идти с инвалидной палкой оказалось легко и весело, даже можно было развить приличную скорость… Но от этого Сергей предостерегал, как и от ходьбы вприпрыжку. Потому что, опираясь на палку, можно было идти подпрыгивая, настолько облегчала она движение, и Илья стал этим необдуманно пользоваться. Кроме того, очки увеличивали; и Илья видел не очень хорошо, поэтому если хотел разглядеть что-нибудь, то смотрел поверх очков, а если желал спрятаться (чтобы его не заметили), то через стекла… а его и так не замечали. Прием, давно испытанный и в природе используемый широко, когда страус прячет голову в песок, чтобы не видеть что-то страшное. Да и как только они вышли на улицу, Илья представил себе, что это игра, забавная игра, и играть старался.

Сергей не находил, чему еще его можно научить… Вот только спешил он слишком и иногда пускался вскачь.

Народу в трамвае было немного. Илья с Сергеем сели на одинарные инвалидные места впереди.

– Значит, так, – наклонившись вперед, почти в ухо шептал Сергей. – Сейчас едем в аэропорт. Надеюсь, Карина так рано не проснется, а когда китайцы поймут, что нас нет, мы будем далеко. На всякий случай я прилепил к двери записку, чтобы нас не будили.

Трамвай остановился. С угрожающим шипением открывшаяся дверь впустила троих здоровенных, узколобых, похожих на рэкетиров парней.

– Приготовьте проездные талончики, – объявил один во всеуслышание.

Илью бросило в жар. Первой сидела женщина с ребенком. Трое рэкетирообразных контролеров окружили ее.

– Спокойно, сиди нагло, как блокадница,-шепнул сзади Сергей.

Сердце нервно трепетало. Оставив в покое женщину с ребенком, звероподобные контролеры осмотрели обеих старух, строго сдвинув брови, и… прошли мимо. Илье показалось, что один из контролеров сжимает в руке кастет. От сердца отлегло. Снова их не заметили.

– Нина! Контролеры! Нина! – кричал позади них тучный гражданин. – Контролеры! Наконец-то! Вот повезло – не зря я сегодня талоны пробил. А то, бывает, прокомпостируешь, а, как назло, ни одного контролера. Вот радость-то, Нина…

В середине вагона еще двое контролеров выкручивали руки, били и выворачивали карманы безбилетнику; и еще один, подальше, нецензурно оскорблял женщину, обзывая ее проституткой и шлюхой…

Проехав еще несколько остановок, вышли и, поймав такси, поехали в аэропорт. В машине между собой не разговаривали. С водителем объяснялся Сергей – Илья по-старушечьи говорить не осмеливался.

Нужный самолет еще не прибыл, они отошли в сторонку, не заходя в здание аэропорта.

– Кого хоть встречаем? – спросил Илья.

– Встречаем друзей из Китая. Думаю, что только они могут нам помочь. Сейчас ты их сам увидишь. Пойми, Илья, что нам с тобой нельзя ждать и нужно первыми нанести Китайцу смертельный удар.

Еще с полчаса посидели в здании аэропорта. Илья старательно вживался в новую роль.

Когда по радиотрансляции объявили о прибытии самолета из Шанхая, Сергей поднялся.

– Сиди здесь. Когда я мимо тебя назад пойду, ты сразу не подходи, держись на некотором расстоянии.

Прошло минут двадцать. Наконец Илья увидел Сергея. Он был один. Илья выждал, когда его друг дойдет до стеклянных дверей аэропорта, поднялся и пошел за ним.

Сергей выбрал зеленую "девятку", стоявшую невдалеке у обочины. Илья, хромая, подошел к машине и, открыв дверцу, уселся на заднее сиденье.

За рулем автомобиля сидел здоровенный парень.

– Здорово, Илья, – сказал он, повернувшись вполоборота и протягивая руку для рукопожатия.

Илья узнал в нем Артема, того самого, с которым Сергей приходил выручать его из лап Малюты.

– Опять в казаков с разбойниками играем, командир? – спросил он, обращаясь к Сергею. – Может, еще драчку организуешь, как в тот раз? Истосковался я по настоящему делу, хоть в горячую точку поезжай. Рома-то, слышал, поехал усмирять горные племена.

– Слыхал. Но сейчас, похоже, у нас Питер раскаляется, скоро здесь тепло станет.

– Да-а, лето обещают жаркое, – вздохнул Артем, – если не врут синоптики.

– Не врут, – многозначительно заверил его Сергей. – У меня свой человек среди синоптиков, что характерно, ему можно верить.

– Так ты, командир, не забудь старого боевого товарища. Холода не терплю, а если жарко – это по мне. Оттого и баню люблю…

– Внимание, вот они, – перебил Сергей.

Из здания аэропорта вышли трое китайцев. То, что это китайцы, видно было сразу: они были в одинаковых костюмах, с одинаковыми дипломатами в руках, в одинаковых старомодных лакированных ботинках, одинаково коротко подстрижены, ну и (само собой) с одинаковыми китайскими лицами, а как известно, все китайцы на одно лицо. Единственно, что их разнило между собой, это рост. Один китаец был высокого роста, второй – среднего, ну а третий – ниже среднего. Больше сказать о них было нечего. Китайцы как китайцы.

Приезжие взяли такси и уехали в сторону города.

– За ними, командир? – спросил Артем.

– Нет, погоди немного. Я скажу.

Выждав несколько минут, поехали за ними вслед.

– Не торопись, – сказал Сергей.-Посмотрим, не увязался ли кто.

Пару "увязавшихся" сзади машин пропустили.

– Вроде чисто, командир.

– Ну, ты все равно не гони: теперь нам спешить некуда.

Пулковское шоссе пролегало среди живописных пейзажей. День обещал быть жарким. Илья, развалившись на заднем сиденье, обдуваемый ветерком, смотрел в окошко. Для удобства очки он поднял на платок, как носят модницы, и похож был на иностранную старуху на отдыхе.

– Ты, Илья, здорово на бабку похож, – похвалил Артем, глядя на него в зеркальце.

– Если бы еще пенсию платили, – вздохнул Илья.

Вдали показались здания новостроек.

– У памятника останови.

Илья еще в первый раз обратил внимание на громадный мемориал, посвященный блокаде Ленинграда.

– Мы с Ильей здесь выйдем, а ты, Артем, подожди их у гостиницы. Отвезешь, куда скажут. Спасибо тебе.

– Не стоит, командир, главное – одевайся соответственно погоде. А будет жарко, вспотеешь – звони.

Артем махнул им на прощание рукой, машина отъехала.

– Не забывай о своем внешнем виде, – напомнил Сергей.

Илья тут же согнулся в поясе. Сергей опустил на нос ему очки.

Трое прибывших из КНР китайцев обнаружились внутри мемориала, кроме них там никого не было. Они с любопытством оглядывали памятник, но, увидев двух старух, пошли им навстречу. Почтительно сложив руки, они поклонились Сергею и Илье. Сергей сделал то же, Илья, не зная, как себя вести, кивнул. Сергей произнес несколько фраз на китайском языке, китайцы, улыбаясь, закивали в ответ; потом он указал на Илью – они снова закивали.

Ничего не понимая из разговора, Илья разглядывал их внешность: все трое были коротко подстрижены, подтянутые и стройные, они держали спины так же прямо, как Сергей до перевоплощения в старуху, и, хотя лица их были действительно очень похожи между собой для европейского взгляда, Илья смог-таки разобрать, что китаец среднего роста значительно старше двух своих товарищей, желтое загорелое лицо его пересекали глубокие морщины. К этому китайцу Сергей относился особенно почтительно. Сергей бегло говорил на китайском языке, иногда только приостанавливаясь, словно подбирая в памяти нужные слова.

Взгляд китайца преклонных лет был проницательным, и Илье казалось, что видит китаец его насквозь; и веяло от этих людей какой-то чуждой могучей силой.

Сначала говорил Сергей, потом старший китаец задавал ему вопросы. Сергей отвечал. Достав из кармана конверт, протянул старшему. Тот взял его и быстро спрятал.

Беседа продолжалась не более десяти минут, после чего китайцы поклонились им и ушли.

– И нам пора, – сказал Сергей.

Илья поверх очков взглянул на друга.

– У тебя даже глаза сузились, – заметил он.

– Это неудивительно, ведь я прожил в Китае семь лет и это мои братья.

Две престарелые женщины, выйдя из мемориального комплекса жертвам блокадного Ленинграда и перейдя площадь, зашли за Пулковскую гостиницу и, поплутав между домами и разыскав несломанную скамейку, уселись на нее ветхими задами погреть на солнышке свои старые, больные кости.

– Ну вот, Илья, теперь я могу рассказать тебе все, – начал Сергей задумчиво. – Я уже говорил тебе о моем отце, по образованию он был востоковедом. В возрасте тридцати девяти лет сбылась его мечта – он был направлен консулом в Китайскую Народную Республику. Мне тогда исполнилось семь лет. Мать моя уже была тяжело больна, и отец надеялся на древнюю китайскую медицину; но и она оказалась бессильна. По приезде в Китай, через два месяца, мать умерла, и мы остались одни. Отец мой был в великом горе. С одной стороны – сбылась его мечта, а с другой – он потерял самого дорогого человека. С тех пор свою любовь и заботы он обрушил на меня, замешав их на давнишней любви к Китаю. Он стал воспитывать меня в аскетичном китайском духе, прививая мне азы их культуры, обучая языку. За год, по манерам и знанию обычаев, я превратился в настоящего китайчонка. И отец сделал по тем временам странный и опасный для его карьеры поступок: он отдал меня на воспитание в буддийский монастырь. Если бы это дошло до его начальства, он в два счета мог бы потерять должность. Но слишком велика была его любовь к Китаю. Один из немногих древних монастырей, сохранившихся и действующих в этой стране, монастырь Хаймань был основан в правление династии Чи в тринадцатом веке. Вдалеке от населенных пунктов, затерянный в чащах самых лесистых центральных районов Китая, монастырь, оторванный от цивилизации, жил своей жизнью на протяжении семи веков своего существования. Время здесь стояло на месте, законы и ритуалы выполнялись неукоснительно. Я помню первое свое впечатление. Монастырь располагался возле удивительной красоты озера, рядом с бамбуковой рощей; потом я много раз прятался в ее зарослях от дождя, там было уютно и темно… Монастырь Хаймань не так известен, как Шао-Линь. В нем были более мягкие порядки, но развитию души и тела там уделялось не меньше внимания. Когда отец отдал меня в монастырь, мне было восемь, и суждено мне было провести в нем семь долгих лет. Это были самые трудные, но и самые светлые годы моей жизни. Там я сформировался и открыл в себе все, чтобы стать человеком. Я с рвением постигал науки и военные искусства, которым там уделялось много времени. Если я говорю, что для совершенствования в монастыре уделялось много времени, то я говорю неверно: для совершенствования там уделялось все время – когда ешь и отдыхаешь… даже во сне ты должен был контролировать себя и ситуацию вокруг себя, этому учились специально. Военному искусству выживания наравне со взрослыми учили маленьких детей. Это, конечно, было нелегкое учение. Но самым главным было искусство побеждать – побеждать себя, побеждать противника. Все эти семь лет я не видел отца, да и никого, кто знал бы по-русски хоть одно слово. Поэтому, когда отец забрал меня сначала в консульство в Шанхае, а потом в Ленинград, это было для меня шоком. Не стоит говорить, что я практически совсем забыл русский язык. Каждый день я вставал в пять часов утра и старался вести привычный монашеский образ жизни. Отцу пришлось нанять учителей, и они принялись старательно вбивать в голову пятнадцатилетнего подростка все знания, которые я недополучил в монастыре, но необходимые для жизни в цивилизации. Я постигал знания с удивительной легкостью и простотой. Концентрация внимания, которой обучили меня в монастыре, помогала мне в этом; и за два года я прошел курс десятилетнего образования. А те знания, которые я получил в монастыре, остались со мной на всю жизнь. Но самое главное впереди. Через год после моего поступления в монастырь в Хаймане произошло ужасное происшествие, потрясшее устои монастыря и приведшее в изумление всех монахов – убийство настоятеля Шунсу и двух братьев. Это было первое убийство более чем за семь веков существования монастыря. Убийцей был монах по имени Цунь. Я помню его лицо. Почему-то оно отпечаталось в моей детской памяти. Тогда ему было двадцать лет, и он ничем не отличался от братьев. Потом много говорили об этом происшествии, не понимая, почему человек, уже достигший высшей ступени воина, встает на путь тьмы. Кроме убийства Цунь совершил еще один не менее гнусный поступок: он украл из храма святыню монастыря, его первооснову – золотую статую Будды. За Цунем пустились в погоню. Но он был хитер как лис. Статуя была слишком велика и, поняв, что с ней ему не уйти, Цунь отрубил у Будды голову – бесценную голову с рубиновыми глазами – и бежал, унося ее с собой. Месяц он петлял по лесам и болотам, месяц гнались за ним по пятам, но не догнали. Туловище Будды было найдено и водружено в храм. Там оно стоит и по сей день как напоминание о зле мира. Но братья поклялись отомстить Цуню. С тех пор, вот уже более двадцати лет, братья ищут его по свету. Дважды, в Америке и Бразилии, удавалось напасть на его след, но хитрый Цунь уходил от возмездия. В Шанхае он содержал публичный дом, в Америке возглавлял синдикат по торговле наркотиками, в Латинской Америке торговал оружием и женщинами… За ним тянется вереница кровавых убийств. Десятки, сотни нераскрытых преступлений во многих странах мира на его черной совести. Интерпол безрезультатно гоняется за ним уже многие годы. На основании их материалов создается впечатление, будто это не один человек, а несколько. Все действия его стремительны, он одновременно руководит несколькими убийствами. Многие нераскрытые нашумевшие преступления века приписываются ему. Человек этот, в монастыре Хаймань носивший имя Цунь, и есть уже заочно знакомый тебе Китаец.

– Китаец?.. – повторил Илья.

– Да. И Свинцов ничуть не преувеличил его опасность, а скорее преуменьшил: он знает о его злодеяниях далеко не все.

– И что же теперь? – тихо проговорил Илья. Он был сильно напуган – рассказ Сергея ужаснул его.

– А теперь уже все просто, – сказал Сергей со спокойной улыбкой. – Самое главное увидеть врага и назвать его по имени – нельзя воевать с тенью. Я узнал Цуня. Теперь он нам не страшен: в темноте с врагом биться намного труднее, чем при свете дня. Когда Свинцов сказал о татуировке на теле Китайца, я сразу подумал о Цуне. Все последующие поколения монахов воспитывались так, чтобы они запомнили это имя, и я запомнил его с детства. Дело в том, что только в монастыре Хаймань братьям делается татуировка в виде семилапого тарантула. В документах, которые Свинцов получил от Интерпола, говорилось как раз о такой наколке на левой лопатке Китайца. После этого я написал письмо в Хаймань с сообщением, что Цунь обнаружен, и сегодня мы встретили "ангелов смерти", его смерти. Им поручено совершить правосудие. Лу и Ван исполнят клятву… или умрут. Каждый из них стоит многих воинов. Они достигли высшей ступени и практически неуязвимы, с ними прибыл сам уважаемый мудрейший Ванх, друг моего отца. Благодаря ему меня взяли на воспитание в монастырь. Он носит имя Желтого Дракона, и нет выше этого имени. Ванх будет руководить воинами света. Говорят, что человек, достигший высшей ступени воина, может проходить сквозь стены и делаться невидимым. Я думаю, это правда.

– А ты не достиг высшей ступени? – спросил Илья.

– Я только подошел к началу самосовершенствования. Я так и остался на уровне ребенка, каким пришел в Хаймань.

– Значит, это супермены.

– Нет, они достигли высот в развитии духа и тела, они выше суперменов, они неуязвимы. Они Воины Света высшей ступени.

– Да-а! – восторженно выдохнул Илья.

– Я думаю, что ты должен знать все,-продолжал Сергей. – В конверте, который я вручил мудрейшему Ванху, содержались ксерокопии документов, полученных Свинцовым от Интерпола, адреса, по которым предположительно может находиться Китаец, и прочие сведения, которые нам известны о нем. Связываться мы будем через тайник на Пушкинской, десять. Мой телефон может прослушиваться. Я постарался все предусмотреть. Ну а теперь нам пора. Надеюсь, Карина не стала вламываться к нам в комнату.

– Зря надеешься, – грустно вздохнул Илья.

Две скрюченные старухи, наболтавшись вволю, поднялись со скамейки и пошаркали к остановке троллейбуса.

Через полчаса Сергей с Ильей уже подходили к дому. На другой стороне улицы стояла "скорая". Двое знакомых санитаров бесцеремонно обыскивали растерянного и перепуганного мужчину в белом сомбрэро. Мужчина что-то лопотал на иностранном языке.

– Ты иностранцем-то не прикидывайся, – зло говорил здоровенный санитар. – Знаем мы таких иностранцев. Бритву-то куда спрятал, гад?..

– Ну? Где бритва-то?! – поддержал другой, обследуя гражданина.

Иностранный гражданин никак не мог понять, какую такую "бритву" от него требуют, полагая, вероятно, что в России так принято и что врачи обследуют его здоровье. Так называемое всеобщее врачебное обследование, что-то наподобие электрификации всей страны.

Старухи прошаркали мимо и вошли в парадную.

– Чего это они, районом ошиблись, что ли? – пробурчал Илья, поднимаясь по лестнице. – Или теперь по всему городу за призраком Парикмахера гоняются?

Переодевшись в чердачном помещении и приняв свой обычный облик, друзья припрятали старушечьи наряды, тихонечко спустились по лестнице и, открыв дверь, бесшумно вошли в квартиру.

Карину с Басурманом они застали за завтраком. Карина заговорщически подмигнула им, намекая на какие-то свои догадки. Догадывалась она правильно, потому что в последующей своей болтовне ни разу не скомпрометировала их словесно. Илья все время поглядывал на нее с подозрением, ожидая какой-нибудь незапланированной выходки. Но все обошлось.

После завтрака решили ехать в нотариальную контору, чтобы решить дело с документами, требующимися Карине для поездки в Гвинею, и провели там полдня. Сергей остался дома.

Карина вела себя подозрительно, но только один раз у самой конторы она, крепко взяв Илью под руку, жарко шепнула на ухо:

– Скажи, только честно. Между нами, мальчиками, говоря, за вами следят?

– Да с чего ты взяла?! – воскликнул Илья, поглядев на нее ясными и честными глазами.

Но Карина всегда чувствовала, когда Илья говорит неправду (это в свое время сильно портило его семейную жизнь). Больше с расспросами она не приставала, изъявив желание первым же поездом уехать в Новгород, поэтому после получения бумаги они с Басурманом отбыли на вокзал за билетами; вещи их пока что остались у Сергея.

Узнав, что Карина с женихом уезжают, Сергей, как показалось Илье, огорчился.

– Ну и хорошо, – сказал Сергей.-Теперь хоть болтать никто не будет.

Хотя Илья видел по глазам, что он так не думает.

Карина с Басурманом вернулись спустя четыре часа, сообщив, что поезд отправляется через полтора часа и они еще успеют попить чаю.

Илья был удивлен удрученным состоянием своего друга. Он подозрительно поглядывал на него во время чаепития и, действительно, видел тоску в его взоре.

Расцеловав их обоих на прощание, Карина, категорически отказавшись ехать на машине Сергея, в сопровождении Басурмана ушла.

– Я таких женщин не встречал, – сказал Сергей, когда они остались одни. – А какой бюст!.. Ах! Пойду-ка я потренируюсь…

Вплоть до самой ночи Сергей без устали мутузил "грушу"… и глубоко вздыхал.

Утро следующего дня провели дома. Сергей все записывал что-то на магнитофон. После обеда он написал Илье на листке бумаги, что им нужно уходить. После этого они, сняв обувь, тихонечко вышли из квартиры, ботинки надели на лестнице. Перед уходом Сергей включил магнитофонную запись их утренних бесед, чтобы создать у наблюдателей впечатление, что они сидят дома. А вместо этого друзья поднялись на чердак и, переодевшись в старух, преспокойненько поехали по своим делам.

А дела у них были на Пушкинской, десять. Там находился дом, в котором располагались художественные мастерские, самодеятельные театры и много всякой культурной и не очень культурной всячины. Во дворе этого дома был тайник, посредством которого Сергей договорился общаться с братьями. Сергей хотел показать его Илье, чтобы в случае чего он самостоятельно мог связаться с Воинами Света.

Дом находился невдалеке от памятника Пушкину. Вся стена подворотни пестрела плакатами и объявлениями. Сам двор был мрачный, даже, наверное, еще более мрачный, чем прочие петербургские дворы; тем более странными были рисунки, нанесенные на почернелые от времени стены. Яркой, бьющей по глазам масляной краской, насколько доставало человеческого роста, стены были разрисованы; разрисованы были и урна, и колесо, валявшееся в углу, и водосточные трубы…

И хранил дом в своем чреве много всего… И если, не убоявшись страшного вида лестниц, подняться по любой из них и постучать в случайно выбранную дверь, то можно очутиться на выставке художника или на театральном представлении, попасть в редакцию журнала или провалиться в подвал сквозь прогнивший пол квартиры на груду кирпичей, угодить на перформэнс (представление со столь же мутным содержанием, как и название) или быть убитым отслоившимся от потолка пластом штукатурки… А штукатурка отслаивается здесь такими громадными пластами, каких не найти нигде в городе да и, пожалуй, в мире. На этих лестницах и в квартирах можно встретить еле держащегося на худых ногах недоевшего художника, рок-певца, писателя или косматого мужчину с топором… Но не пугайтесь: это дух, и топор в его руке не более чем астральный фантом. Это блуждает по дому призрак страшного злодея уже Бог знает сколько лет. Многим встречается он, особенно по ночам. Но это особая история, о ней – как-нибудь потом.

Из этого большого двора подворотня вела в другой полудворик, еще более жуткого и мрачного вида, с помойкой, заваленной с верхом; посредине останки машины, над которыми успели надругаться забредшие сюда нетерпеливые алкаши и гулящие собаки. Двор был закоулист, кривобок и замусорен всем чем попало. Стены его тоже с шизофренической настойчивостью были разрисованы неизвестным художником. И, казалось бы, все – мрачнее, грязнее и гаже быть уже не может… Ан нет! Из этого дворика был вход в другой!..

И все эти удивительных цветов, но неясного, как сон, содержания фрески выглядели парадоксально со всем обликом мрачных, закоулистых дворов Пушкинской, десять. Как будто оказался в душе шизофреника… и тут включили свет…

И интересно, и страшно, и непонятно…

В мрачный второй двор кто-то завез и бросил в углу солдатскую походную кухню с двумя котлами. В одном из этих котлов и был устроен тайник. Уж наверняка никому бы ни за что не пришло в голову, что там можно что-нибудь прятать.

Оглядевшись по сторонам, Сергей поднялся на приступочек кухни и засунул руку в правый бак. Некоторое время он на ощупь шебаршил там. Илья в это время стоял на стреме, следя, чтобы кто-нибудь неожиданно не появился во дворе. Сергей вынул руку и, потерев пальцы один о другой, понюхал.

– Фу-ты, кошки, наверное. – Снова сунув руку в бак, поискал там и, наконец, достал детский пенал.-Ну, вот он. Уходим.

Держа в одной руке пенал, другой опираясь на инвалидную палку, он пошел вон со двора. Илья последовал за ним.

На лавочке возле памятника Пушкину Сергей извлек из пенала записку на китайском языке. В ней было всего несколько строк, но они очень обрадовали Сергея.

– Ну вот и славненько, – потирал он руки. – Просто даже чудесненько!

– Ну что, что там? – приставал не знавший китайской грамоты Илья.

– Все чудесненько выходит. Они уже напали на его след. Я же говорил, что это воины высшей ступени и против них никто не устоит. Что им какой-то Китаец?

– Ну, Китаец тоже не хухры-мухры, – почему-то обиделся за Китайца Илья.

– Да нет, видишь ли, Илья, это раньше Китаец представлял реальную опасность. Но теперь, когда братья вышли на его след, считай, что Китаец уже, что характерно, покойник.

– Еще не покойник. У него, между прочим, тоже ребята не промах – у всех пистолеты.

– Пойми, это воины высшей ступени. Они презирают смерть – страдания только укрепляют их дух. Жизнь для них не стоит ничего. Они примут смерть с радостью, если она будет ради великого дела.

– А это дело, уничтожение Китайца, великое?

– Конечно, великое.

Они встали и, ссутулясь, пошли из скверика.

– Теперь покажу тебе запасной тайник. Он рядом с галереей "Борей".

– Слушай, а почему ты в таких местах тайники придумал сделать? – спросил Илья.

– На Пушкинской, десять понятно почему: тут во дворе не то что негру или китайцу не удивятся – сюда, если инопланетянин придет, никто и глазом не моргнет.

До второго тайника идти оказалось недалеко.

– Вот, видишь, "Борей" на подвальчике написано, а рядом двор, – пояснил Сергей, чтобы в память Илье врезались основные вехи, по которым он, в случае чего, мог найти тайник.

Тайник располагался между открытой створкой ворот и стеной дома.

– Пусто, – заглянув в щель, сказал Сергей. – А если что-нибудь лежать будет, бери.

– Все это, конечно, хорошо, – задумчиво проговорил Илья, когда они на остановке ждали трамвай. – Но вот проколочка некоторая имеется: я ведь китайского языка не знаю.

– Нужно сказать тебе, Илья, что в этом деле заинтересованы очень влиятельные люди.

– Какие?

– Ну, этого я сказать тебе не могу. Но, если со мной что-нибудь случится, они сами тебя найдут.

Подошел трамвай, и друзья поехали домой.

– Что это за мужик у парадной стоит? – заметил Сергей, не делая резких поворотов головы, но подозрительно зыркая глазами по сторонам.

Возле парадной, через которую они проникали на чердак, привалившись плечом к водосточной трубе, стоял мужчина. Он явно не афишировал свою внешность, будучи по самый нос обмотан шарфом. На голове его красовалась засаленная кепчонка, большие очки закрывали пол-лица, да и в целом вид он имел бомжевский. Человек нервно осматривался по сторонам, вздрагивал от каждого резкого звука и даже чаще. Пока друзья неторопливо ковыляли навстречу, успели разглядеть его в подробностях, но лица увидеть так и не удалось. И все-таки что-то знакомое было в этом человеке.

– Где-то я его видел, – шепнул Илья своему другу.

Медленно они шли умышленно, предполагая, что незнакомец уйдет от парадной. Но тот уходить не собирался.

– Проходим мимо, – тихо-претихо шепнул Сергей.

Илья ускорил шаг. Сергей в некотором недоумении (чтобы не отстать) тоже ускорил шаг. Дело в том, что Илья, уловив только первое слово, второе же домыслил, и у него вышло: "Проходим быстро".

Около запуганного мужика произошла заминка: Илья повернул в парадную, а Сергей, не сбавляя заданной Ильей скорости, пошаркал дальше. Илья, уже открыв дверь парадной и сделав в нее шаг, оглянулся, заметив, что Сергей за ним не пошел, он удивленно отступил назад и, провожая Сергея взглядом, наткнулся щекой на дверь… Из двери, как назло, торчал гвоздь, и Илья по близорукой случайности зацепился за этот гвоздь платком. Чувствуя, что человек у трубы в упор смотрит на него, рванулся, чтобы освободиться от проклятого гвоздя… Платок, столкнув с лица очки, съехал на глаза… Илья забился в темноте, отчаянным рывком одной рукой сорвал платок, другой, как оружие, угрожающе поднял палку. Учащенно дыша, свирепо оглянулся по сторонам.

– Какое счастье! Илья Николаевич, какое счастье, что я вас встретил!

Стоявший у трубы тип бросился к Илье, как к близкому родственнику, с рукопожатием, но рука его тут же была отбита в сторону подоспевшим Сергеем. Он уткнул в живот незнакомца конец палки и оттеснил обратно к трубе.

– Какой Илья?! Какой Илья?.. Почудилось тебе, дядя. Старуха это, блокадница. Никакой, что характерно, не Илья, – быстро-быстро вполголоса говорил Сергей.

– А вы Сергей – его друг, – догадался прижатый к трубе тип.

Прохожие странно посматривали в их сторону.

– Ну-ка, в парадную зайдем, дядя, быстренько.

– Да-да, конечно, с удовольствием, – услужливо согласился незнакомец.

Илья никак не мог признать его, хотя и голос, и манеры, и огромные очки в роговой оправе он где-то уже видел.

Зашли в парадную. Здесь было совсем темно, и узнать его Илья тем более не смог бы.

– Ну, чего тебе надо? – прошептал Сергей. – Чего ты нас пасешь?

– Вы меня не помните, наверное. Мы с вами тоже встречались, а с Ильей Николаевичем мы встречались более продолжительное время, – опять забубнил жалкий тип в очках.

Ему очень хотелось понравиться – это чувствовалось по всему: по сладкому голосу и по угодливо согнувшемуся в поясе телу… он прямо из кожи лез вон, чтобы вызвать к себе приязнь.

– Ты его, Илья, узнаешь? – спросил Сергей, снимая с головы его кепку и пальцем убрав со рта шарф.

Сам Сергей, судя по ставшему вдруг удивленным лицу, его узнал.

– Да… Как будто… – забормотал Илья, тоже узнав, но не веря в то, что видит глазами… не веря в то, что такое возможно… что он, Илья, в своем уме!

Наверху хлопнула дверь. Кто-то бегом бросился вниз по лестнице, гулко топая ножищами.

Илья накинул на голову платок.

– Сейчас я спущусь! – закричал женский голос в пролет лестницы вслед бегущему человеку.

– Ладно! – отозвался тот снизу.-Презервативы не забудь!

– Не забуду!! – откликнулась женщина.

Мимо них пробежал молодой человек и выскочил на улицу, громко хлопнув дверью. Через некоторое время мимо пробежала девушка старшего школьного возраста. Она заинтересованно посмотрела на двух старух, прижавших к стене мужчину, и вышла вслед за молодым человеком.

– Илья Николаевич, вы должны, должны меня помнить. Я Малюта. Малюта я. Помните?

Илья помнил! Конечно, Илья помнил! Еще бы ему не помнить!.. Даже Сергей узнал его, хотя не так плотно и долго общался с гнусным садистом.

– Я тебя тоже признал. Мне просто в этих очках плохо тебя видно было…

Малюта застонал, получив удар в солнечное сплетение, а потом пониже пояса.

– Говори, гад, зачем тебя Китаец прислал? Иначе убью, – пообещал Сергей.

– Да что вы, Сергей, не нужно меня убивать… Меня не Китаец, совсем не Китаец прислал!.. Я сам, сам вас разыскал. Мы теперь с вами заодно, поверьте!..

– Пойдем-ка, сволочь, отсюда, – предложил Сергей.

Илья все еще не оправился от шока, вызванного появлением лжекитайца.

– Очки надень, – напомнил Сергей Илье. – А ты, мразь, если попробуешь убежать, я тебя кончу.

– Да подумайте сами, зачем же я буду бежать, если я к вам сам с открытой душой, с распростертыми объятиями…

Перешли на другую сторону улицы, вошли во двор. Там, под деревом возле помойки, стояла скамейка, на нее-то и сели Сергей с Ильей. Малюту оставили стоять перед ними.

– Ну, гад, говори, зачем искал нас, а то, что характерно, схлопочешь.

– Я искренне рад, что вы спаслись тогда из той ужасной квартиры. Китаец страшный человек! Нам, его оппозиционерам, нужно объединиться, чтобы свергнуть это чудовище…

– Что он говорит? Ты понимаешь?

Сергей, подняв брови, посмотрел на Илью.

– Нет, – признался тот.-По-моему, он в бреду.

– Да нет! – с новым жаром заговорил Малюта. – Поймите, нам нужно объединиться против Китайца! Я знаю, что он вас, Илья Николаевич, не пощадит, ведь ему про вас все известно, и, поверьте, не от меня. Это жуткое чудовище…

Боже мой! Как жалок был сейчас этот человечек, совсем недавно наводивший на Илью лютый ужас. А сейчас!.. Сейчас куча дерьма. Даже пнуть противно. Вот подойди к нему, плюнь в рожу, пни ногой… а он руку тебе поцелует. Нет, сделать плохо или больно можно врагу, которого ненавидишь, а не презираешь.

– У меня вот, правду сказать, и пистолет есть, – Малюта хлопнул себя по животу.-Но это, чтоб застрелиться и в руки этому живодеру не даваться.

– Сам-то кто? – презрительно буркнул Илья.

– Когда Китаец спал, так хорохорился, что характерно. Себя Китайцем называл. А теперь в штаны наложил?..

– Ну да, были и у меня перегибы в правлении,-чистосердечно признался Малюта, горестно глядя на гадившую в углу двора собаку. – Но ведь работа такая – нужно было имидж хозяина поддерживать.

– А сам его утопить хотел, – припомнил Илья.

– Ведь для правого дела. Ну ладно, ладно, не будем ссориться – нам, скрывающимся от Китайца, нужно объединиться. Ведь правда?

Малюта глядел с надеждой и трепетом во взоре и, казалось, готовился бухнуться на колени.

– Может, его в дерьмо собачье мордой ткнуть,-предложил Сергей, поморщившись. – Чтобы он понял, что нам с такой гнилью бандитской, еще и дерьмом собачьим замазанной, не по пути.

– А где же твои помощнички-садюги: Чукчи, Костыли?

Илья с удовольствием бы пнул поганого типа ногой, но чувство омерзения пересиливало.

– Где им быть, конечно, в услужении у Китайца; те, кого он не убил, работают на него.

– Ладно, мразь, говори правду – что у Китайца под водой. Он ведь любит из-под воды, что характерно, нападать.

– Чистая правда. Весь подводный простор Невы контролируется его людьми. Они в любом месте вынырнут и терракт совершат. Говорят, что даже все мосты заминированы и стоит только рубильником щелкнуть, и второй по величине город парализует.

– Как это – "говорят". Ты же, мразь, у него завхозом был, кому как не тебе знать.

– Поднебесная Китайца велика, очень велика! Я знаю только надводную, ничтожную часть айсберга под названием "Империя Китайца".

– И что же, ты ничего о подводном мире не знаешь? – усомнился Илья.

– Почти ничего.

– Это что значит?

Малюта задумался на мгновение.

– В любом случае тебе лучше сказать или застрелиться, – сказал Сергей, покачивая ногой.

– Да, конечно, сказать лучше, – сделал свой выбор Малюта. – На Петровской набережной рядом с домиком Петра Первого, с правой стороны, есть дом сороковых годов постройки, там на крыше две большие фигуры крестьянина и крестьянки стоят.

– Ну, знаю, – подтвердил Сергей.

– Так вот. Строился этот дом в сталинские времена как гостиница для моряков старшего плавсостава. Ну, времена тогда страшные были, примерно как сейчас, и внизу под домом был предусмотрен бункер с выходом в Неву, а в нем подводная лодка – все на случай войны подготавливалось. Так что, возьми фашисты в сорок втором году город – высший плавсостав и прочие высшие городские чины погрузились бы в лодочку и подо льдом по Неве вышли бы аккуратненько в Финский залив или Ладогу. Вот Китаец и освоил этот бункер для своих нужд. Конечно, есть и другие, даже очень их много. Но где?

– Ну-ка, Малюта, дай мне адресочки, где можно найти Китайца.

– Я их знаю не больше десяти, – признался Малюта. – Но, прошу вас, не говорите, что это я… Ай, – спохватился он, – скажете или нет – уже не имеет значения.

Сергей достал ручку и лист бумаги, Малюта надиктовал ему все адреса, которые знал. Какой ничтожный вид был сейчас у этого человека, а каким гоголем ходил прежде! Как все-таки быстро меняются люди (в худшую сторону). Или в лучшую?..

– Все адреса сказал? – грозно посмотрел на него Сергей.

– Все, которые знал, клянусь. Я ведь понимаю, что мы заодно, хотя вы в этом и не сознаетесь. У нас с вами, говоря на лексиконе политиков, блок. Ведь я раньше был в большой политике, последним депутатом Совета, пока его Ельцин в Белом доме не расстрелял. Я там представлял интересы Китайца.

Илья всмотрелся в Малюту внимательнее. Точно, где-то он видел эту противную рожу раньше. Может быть, по телевизору?

– Ты, мразь, нам лапшу на уши не вешай,-посоветовал Сергей. – А то получишь у меня.

– Да нет, честно, я всегда ношу билет депутата на сердце. Мне дорого доверие избирателей, доверие народа.

Малюта достал из внутреннего кармана удостоверение и протянул Илье.

– Фамилия-то другая, – разглядывая фотографию в документе, сказал Илья.

– Малюта – это мой псевдоним. Ведь раньше я был доктором, лечил детишек…

Сергей взял у Ильи документ, прочитал его и бросил на землю.

– Фальшивка.

Избранник народа подхватил билет, ничуть не обидевшись, и спрятал на груди.

– И вовсе нет. Совсем даже не фальшивка – меня избрал народ.

– Ладно, тварь, а от нас-то ты что хочешь? Зачем искал-то нас?

– Защиты, – выдохнул Малюта.-Прошу вашей защиты! Китаец гонится за мной по пятам. Не сегодня завтра меня четвертуют или распнут, это от настроения Китайца зависит, – мне больше не к кому идти. Я живу в подвале и не ел целый день. Не могли бы вы мне одолжить немного денег: я разорен – все мое имущество, нажитое тяжелым трудом, попортил Китаец, остальное подлейшим образом присвоил. У меня ничего нет. Одолжите мне денег. Я потом отдам.

– Слушай, Малюта, а как ты из-под земли выбрался? – спросил Илья. – Как тебе удалось от чуди уйти?

– Мне? От чуди?! – искренне удивился Малюта. – Вы, Илья Николаевич, вероятно, что-то путаете. Это же вы от чуди выбрались как-то. Это мне у вас выпытать не удалось. А я у чуди не был никогда.

– Ну как же? Ты в машине за Егором Петровичем поехал, машина провалилась, ну и там дальше… Помнишь?

– Да нет, вы ошибаетесь, этого не было… Один день, правда… – Малюта потер лоб ладонью.-Один день, правда, у меня забылся как-то, но за Егором Петровичем я не ездил: он ведь умер. Давно умер, от пыток. Перестарался Чукча проклятый – предатель. Ну так что? Денег-то дадите?

– Денег мы тебе, конечно, мерзавец, не дадим – у самих мало. А если тебя Китаец четвертует – обрадуемся. Единственное место, где он тебя не достанет, сам знаешь какое.

– Могила, – грустно сказал Малюта.

– Тюрьма, – поправил Сергей. – Иди и расскажи, какой ты подлец и садист. Может, тебя туда возьмут.

– Н-да, – печально ухмыльнулся Малюта. – Там меня Китаец еще быстрее достанет. Вы не знаете о его связях.

Избранник народа Малюта повернулся и, тяжело вздохнув, ссутулившись, побрел со двора. Было сразу видно, что он обречен и навряд ли ему осталось долго жить.

– Жалко его, – сказал Илья.

– Да ты что?! Ты вспомни, как этот гаденыш над тобой издевался! Быстро же ты все позабыл. Ладно, поторопимся, чтобы эти придурки нашего отсутствия не заметили.

– Долго же ты мылся, – прокравшись на цыпочках в комнату, громко сказал Илья. – Я уже задремать успел.

– Я люблю долго мыться – бывает, по два раза в день душ принимаю, – ответил Сергей заранее обговоренный текст.

Этот дурацкий разговор проговорили специально, чтобы оправдать царившую долгое время тишину на тот случай, если в квартире стояли "жучки" для прослушивания.

Полученные от Малюты адреса нужно было срочно передать китайским братьям. Сергей зашифровал их, упаковал особым способом и вечером в одиночку отправился на Пушкинскую, десять.

Три дня от братьев не поступало никаких вестей. Сергей был очень встревожен. Он по два раза в день (утром и вечером, как было условлено) посещал тайники, но каждый раз безрезультатно. Остальное время он читал книги на китайском языке и тренировался. Илья тоже скучал без вестей от китайских друзей, целыми днями смотрел телевизор и начал понемногу стучать руками и ногами по "груше". Сергей показал ему несколько приемов, и Илья старательно их разучивал. Наблюдение с их квартиры не снимали, и в глубине души Илья, привыкший к слежке, надеялся, что с Китайцем уже разделались, а этот пост продолжает исполнять свои функции только по инерции. Но все равно тревога была, и обострялась она полной неизвестностью. Надеяться они могли только на неуязвимых Воинов Света, приехавших специально, чтобы отомстить, а такой силе, как Китаец, могла противостоять только их сила, развитая и натренированная за многие века.