Алексей очнулся оттого, что почувствовал холод. Открыв глаза, он понял, что в лицо ему кто-то плеснул холодной водой. Прямо перед ним была стена, оклеенная зелеными выцветшими обоями. Алексей понял, что сидит на стуле, и попробовал встать, но оказалось, что ноги его привязаны к ножкам, а руки схвачены за спинкой стула. Голова сильно болела, особенно затылок, и было сложно повернуть ее и посмотреть, что же происходит за спиной, — там слышались шаги, возня, шорохи и чье-то дыхание, но те, кто был в комнате, молчали, только ходили, что-то переставляли с места на место, покашливали, сопели.

Он услышал звук открывающейся входной двери и наконец голоса.

— На месте? — спросил отчетливый, уверенный в себе интеллигентный баритон.

— Ждем тебя, Виталий, не дождемся. Пацан все никак не очухается. Петрович на кухне сидит, — ответил ему хриплый, простецкий, скомканный басок.

— Саша здесь?

— Тоже на кухне, чай пьет.

— Ну, пойдемте, посмотрим на нашего гостя.

В комнату вошли несколько человек.

— Поверните его. Что это вы с ним сделали?

— Подрался парень немного, пришлось успокоить, — пробасил знакомый уже голос.

Чьи-то мощные руки взялись за спинку стула и легко повернули его вместе с привязанным Алексеем на 180 градусов. Теперь он разглядел всех. Лысого Сашу Алексей узнал сразу, остальные были незнакомы — кроме великана, который стоял, опершись на косяк двери и скрестив руки на груди. Рядом находился средних лет Мужчина приличной наружности и хорошо одетый — костюм баксов четыреста стоит, машинально оценил Алексей. На подоконнике сидел молодой белокурый атлет, весь в коже с ног до головы. Что-то было в нем отталкивающее в его нарочитой, книжной красоте, во влажных глазах, которыми он, не отрываясь, смотрел на Алексея, в его глубоком, тяжелом дыхании.

— Петрович, заходи, — крикнул, повернув голову к двери, великан. Человек в дорогом костюме чуть посторонился и пропустил входившего на зов потасканного, морщинистого мужичка — пиджак висел на нем, как на вешалке, съезжая с узких плеч, брюки болтались на тощих ногах, на лбу выступили капельки пота.

— Ну, Миша, что ты можешь нам поведать о сем молодом человеке? — спросил главный. Алексей сразу понял, что этот, в костюме, здесь хозяин, остальные — шестерки, кроме, пожалуй, Саши, — это вообще темная лошадка.

— В первый раз его вижу, — пробурчал мужичонка, исподлобья разглядывая Алексея. — Делать мне, Виталий, что ли, больше нечего, как с молодняком возиться…

— Да, дел у тебя в последнее время действительно невпроворот было, — усмехнулся тот, кого называли Виталием, главный. — Сейчас-то хоть оправился немного после своих «дел»? Голова-то начала соображать? Понимаешь, насколько все серьезно?

— Эх, Виталий… — Мужичонка глубоко вздохнул. — Я же тебе говорил — я налево не работаю. Мы с тобой договорились, и я свое слово держу. А этого парня знать не знаю, ведать не ведаю.

— Да? Ну ладно, ступай, Миша, на кухню, попей еще чайку, а мы вот у него, — Виталий показал на привязанного к стулу Алексея, — порасспросим пока, что да как.

— Ну, что с тобой делать, гаденыш? — Тихим ровным голосом спросил лысый Саша, когда мужичонка скрылся за дверью. — Виталий, что делать с ним будем? Ты что? — лысый снова обратился к Алексею. — Что ты наделал, мальчик? Ты понимаешь? Какого человека ты укокошил? В Бога веришь?

Алексей молчал. Что ему сказать? Как отсюда выбраться? Он почти не слушал лысого, пытаясь проанализировать свое состояние. Удивляло то, что страха не было совершенно. Только боль в затылке и желание как-то выпутаться. Он словно не воспринимал все происходящее всерьез, скорее, как сон, когда знаешь, что в любую минуту можешь проснуться и обнаружить себя дома, в своей постели, потянуться, отбросить одеяло, сварить кофе, залезть под душ…

— Что задумался? — Лысый шагнул к нему. — Сейчас заговоришь, юноша…

— Стой, Саша. Нельзя его уродовать. Он еще кое-кому нужен. Так, милый друг. — Теперь говорил Виталий. — Сейчас ты нам расскажешь, как ты оказался в лесу, что ты там искал и почему ты искал именно в этих местах. Скажешь, откуда у тебя информация. Говори лучше сразу, потому что потом все равно расскажешь, но перед этим тебе будет очень больно. Очень.

— Ничего не знаю, — пробормотал Алексей, желая потянуть время. Он не очень понимал, чего от него хотят. Что искал? Да ничего конкретно он не искал — что попалось, то и забрал бы. — Никого не знаю. И этого не знаю. Книги читаю. Знаю, что там бои были большие. Вот и смотрел, чего есть.

Лысый, стоящий уже рядом с ним, взял его за волосы и поднял голову так, что глаза Алексея смотрели прямо в потолок.

— Ну, сейчас будешь говорить правду. Кто тебя туда навел?

— Никто…

Лысый быстро, коротко ударил его в солнечное сплетение, не отпуская волосы. Алексею показалось, что позвоночник его сейчас лопнет, — дыхание исчезло, все тело потянуло судорогой вниз, но лысый крепко держал его голову лицом вверх, и Алексей как-то сжался внутри, мышцы живота и спины страшно напряглись, стремясь сжать, сложить спину пополам…

— Кто навел?! — Еще один удар в то же место, и Алексей почувствовал, что теряет сознание.

Лысый отпустил его голову, и он мгновенно свернулся улиткой, уперев подбородок в грудь, съежился, насколько позволяли веревки. Отдышавшись, он поднял голову и посмотрел на окружающих его бандитов. Нет, это не простые бандиты, что-то говорило ему, что тут дела посерьезней. Кое-кому он еще нужен — вспомнил он слова Виталия. Кому это, интересно? Ладно, по крайней мере, сейчас не убьют, не покалечат, — время еще есть, может, как-нибудь и удастся ему выбраться. Еще один день прошел — послезавтра его самолет в Штаты. Они, похоже, не в курсе. Только бы попасть домой — и бежать, бежать за границу, мир большой, есть где спрятаться, а потом обдумаем, как с ними рассчитаться. То, что надо это сделать, Алексей принимал для себя без всяких сомнений — смерть Толика, в которой он себя считал косвенно виновным, висела на его совести, и он понимал, что готов пожертвовать очень многим, только бы наказать этих гадов…

Он смотрел на их лица. Господи, как он их ненавидел! Это они, те, что сейчас стояли перед его глазами, разрушали его мир, и не только его, а мир Катерины, Гены… Он внезапно понял, кому из них он еще нужен — да КГБ, конечно! Ведь нашли-то его с подачи Сережи. Это они потихоньку, медленно, но верно прививают всему обществу свои законы, свой волчий образ жизни. Дети теперь играют на улице в бандитов, молодые бизнесмены хвастаются друг перед другом не своими деловыми качествами, а своей «крышей». О них пишут книги и снимают фильмы, они сидят в дорогих ресторанах, ездят на хороших машинах… Они ничего не производят, ничего не создают, однако чувствуют себя полноправными хозяевами в мире, который создан совершенно другими людьми и для других людей. Они чужды обычным маленьким радостям и горестям, основное их занятие, из-за которого они считают себя чуть ли не благодетелями, — охрана тех, кто что-то делает на самом деле. Охрана от кого? Да они охраняют добропорядочных граждан от самих себя, то есть друг от друга. Один бандит берет деньги за то, чтобы их не потребовал другой бандит — возможно, его приятель. А приятель, в свою очередь, берет деньги с другого гражданина, чтобы обезопасить его от первого. Так, полюбовно договорившись, они и существуют. Именно существуют, потому что жизнью это можно назвать с большой натяжкой. Они не ведают покоя, они всегда в напряжении, опасности грозят им со всех сторон: от конкурирующих коллег, от органов внутренних дел, в конце концов, от передозировки… Зачем им такая жизнь, не знает никто, даже они сами. Привычка — великая сила.

Но эти не были обычными, рядовыми бандитами. В том, что они связаны с КГБ, у Алексея уже не было никаких сомнений. Да, против этих трудно найти силу, которая была бы в состоянии с ними Покончить. Они работают на государство. В конечном итоге. Сначала, естественно, на себя. А государство время от времени закрывает глаза на их деятельность. А время от времени — поощряет. Когда ему это нужно. Вот главное зло — те люди, из-за которых все население не верит, что можно добиться чего-то в жизни, руководствуясь законами и Конституцией, вот они — отечественные «крестные отцы».

Ни хрена он для них делать не станет. Пусть хоть здесь обломают свои зубы. Он им удовольствия победы не доставит. Алексей стиснул зубы. «Все, игра в солдатиков стала реальностью, — вернулась давешняя мысль, — да еще какой реальностью». Ну что ж, надо держаться до конца, а то как он потом, зная все про Толика и про этих гадов, сможет спокойно гулять с Катериной, смотреть в глаза ей, Ленке, не побоявшейся отомстить высокопоставленному подонку, пойдя на чистую уголовщину, матери Толика — они же все, особенно Катька, считают его сильным и честным… Вот и подвернулся случай проверить свои силу и честность. Вот оно — ОТК для его души…

— Саша, — услышал Алексей голос Виталия. — Саша, подожди. К битью он, по-моему, привык. Пойдемте, господа хорошие, покурим на кухне, с Петровичем поговорим, подумаем, как нам дальше жить, а Антоша с молодым человеком пока побеседует.

— Ладно, — мрачно отреагировал лысый. — Все равно, дружок, мы с тобой потом отдельно побалакаем. Должок за тобой. — Он повернулся и вместе со всеми вышел из комнаты.

Антон продолжал сидеть на подоконнике, разглядывая пленника. «Что за номера? — подумал Алексей, почувствовав холодок в области желудка. — Что это за тип?»

Словно в ответ на его мысли, Антон поднялся с подоконника, потянулся и медленно стащил с себя черную кожаную куртку. «Фигура прямо как у профессионального культа, — отметил Алексей. — Следит за собой парень». Антон, полуголый, играя грудными мышцами подошел к стулу с привязанным к нему Алексеем и присел перед ним на корточки, продолжая смотреть пленнику в глаза. «Что ему надо? Да это же пидор в чистом виде…»

— Как тебя зовут? — низким, чувственным, прерывающимся голосом спросил Антон.

Алексей отвел взгляд в сторону, уперся глазами в темное окно и промолчал.

— Не хочешь говорить? А зря. Мы могли бы с тобой подружиться. Я хороший друг. Очень хороший. Верный. Ну, так как?

Ночь за окном молчала — шум машин, редких в этот час в широком, прямоугольном дворе, густо заросшем тополями, рассаженными во всех больших городах в сталинские времена: тополя, деревья быстрорастущие, должны были в считанные годы превратить асфальтово-каменные пространства в города-сады. Что в принципе и произошло — в Москве побольше, в Ленинграде поменьше, но каждую весну тысячи граждан теперь задыхались и чихали от аллергии, вызванной проникающим всюду — в транспорт, в магазины, в квартиры — неуловимым тополиным пухом. Когда Алексей был еще Алешей — маленьким шустрым хорошистом, любимцем учителей, которые прощали ему беготню по коридорам и мелкие потасовки с одноклассниками за его активность на уроках, эрудицию и остроумие, — он с приятелями любил поджигать белые островки, шевелящиеся от малейшего даже не ветерка, а незаметного движения воздуха. Словно живые, дышащие, они вспыхивали, и огонь тут же становился невидимым, куда-то исчезал. Алексей завороженно смотрел, как расползается этот невидимый огонь черными язвами по белым пушистым горкам, пытался иногда остановить, затоптать его, сохранить оставшийся пух, но это не удавалось ему никогда.

— Эй, ты чего задумался, — вернул его к действительности густой, масляный голос Антона. — Какой-то ты неласковый…

Алексей, не отрывая глаз от окна, сквозь зубы бросил:

— Пошел ты.

— Фу, фу, как грубо… Ты такой замечательный, чего же ты грубишь?.. Ты меня не знаешь совсем. Давай, дружочек, познакомимся. — Он положил ладони Алексею на колени. — Ну, так как тебя зовут?

«Плюнуть ему в морду, что ли? — думал Алексей. — Да нет, это уже как в кино будет… как актеры говорят — наигрыш…» Вдруг он почувствовал, что Антон положил ему на колени свою голову. «Ну вот, началось!» Кудрявый плечистый Антон терся носом о его бедра, подбираясь повыше — к животу, потом начал целовать их — дальше, дальше… Алексей молча терпел — а что делать?.. Антон со стоном оторвался от его ног и начал вытаскивать рубашку из-за пояса джинсов Алексея. Руки его дрожали, он не мог расстегнуть пуговицы, дергал в стороны, потом вдруг снова застонал и рванул изо всех сил. Пуговицы со стуком запрыгали по полу.

— Убью тебя, урода, — тихо сказал Алексей.

— Вот, заговорил, уже хорошо. Многие так начинали, а заканчивалось все отлично. Так что посмотрим, посмотрим, как дело у нас пойдет… — Он наклонился, и Алексей взвыл от неожиданной острой боли — Антон сильно укусил его за грудь, прямо за сосок, и откинулся назад. Алексей скосил глаза вниз — крови, слава Богу, не было. Он знал, как долго и болезненно заживают укусы, — человек его, правда, еще ни разу не кусал, а вот собаки — бывало… А это в принципе одно и то же…

— Не кричи, не кричи, это же не больно, это же на самом деле приятно… Тебе надо поучиться чувствовать настоящий кайф. — И он снова наклонился к груди Алексея.

На этот раз тот терпел боль молча, сжимая кулаки и вспоминая царя Соломона о том, что все проходит. Представлял себя сидящим в кресле у зубного врача — куда как больно, и кажется, что время останавливается и что никогда вонзающаяся прямо в мозг бормашина не прекратит свой ужасный дробный вой. Но он наконец прекращается, и какая эйфория наступает потом, когда выходишь на улицу, когда закуриваешь первую сигарету и не можешь сдержать улыбки.

Антон вдруг прервал свои занятия, полез в карман и достал оттуда длинный кусок рыболовной лески со скользящей петлей на конце. Глаза его затуманились совсем, лицо покрылось румянцем, он тяжело дышал, поглаживал себя по широкой груди. Одной рукой он обхватил Алексея за спину, а второй стал расстегивать молнию на его джинсах. «Ну все, конец», — Алексей качнулся в сторону и вместе со стулом грохнулся на пол, освободившись наконец от липких рук Антона и его лески, назначение которой он понял очень быстро. Больно ударившись об пол плечом, он почувствовал одновременно, что веревки, стягивающие ему руки за спинкой стула, ослабли — то ли спинка расшаталась при падении, то ли те, кто вязал узлы, не рассчитывали на такие перегрузки.

— Ага, поиграем, поиграем! — заурчал Антон, подползая к лежащему на полу пленнику.

Оттолкнувшись от пола руками, которые уже обрели определенную свободу, Алексей крутанулся к стене так, чтобы ножки стула прижались к ней. Нападавший неуклюже и тяжело навалился на него сверху, но Алексей только этого и ждал — он завертелся в ослабевших веревках и подтолкнул всем телом горячую тушу, уже ничего не понимающую, обуреваемую диким желанием. Антон перекатился к стене, и одна из ножек стула треснула под его тяжестью. Изо всей силы рванув ногой, Алексей оторвал ее от стула — теперь она была привязана к его освободившейся левой ноге. Антон возился на нем, дышал и хрипел в уши, лез обеими руками между его ног, но сейчас уже не было времени и смысла обращать на это внимание — оттолкнувшись освободившейся ногой от стены, Алексей снова крутанулся на полу, сбросив с себя обезумевшего маньяка, вскинул ногу и сверху вниз, пяткой грохнул его по голове, попав чуть ниже правого уха.

— И-и-и… — взвыл лежащий на полу Антон, схватился судорожно за голову руками и замер.

— Браво, браво! — донеслось со стороны двери. — Хорошая работа. Где практиковался? — Виталий смотрел на Алексея, возившегося на полу, в ослабевших веревочных петлях. Он, похоже, все это время наблюдал за ходом поединка, и по его лицу нельзя было определить, на чьей он стороне. — Коля, — крикнул Виталий, обернувшись, — развяжи парня. Первое действие окончено. Поговорим спокойно.

Алексей стоял на просторной кухне. За столом, уставленным чашками с кофе, пепельницами, вазочками с сухарями и конфетами сидели все остальные: у стеночки — помятый мужичонка Петрович, как понял Алексей, командир банды Виталий, прямоугольный гигант, с которым он дрался возле своего дома, — Коля и самый жуткий из всех — лысый Саша. Он и держал речь, сопровождаемую одобрительными кивками Виталия.

— Вот так, голуби, — обращался он одновременно к Петровичу и Алексею, но не смотрел на них, сосредоточив взгляд на столбике пепла, выраставшем на конце его сигареты, — в лес мы завтра едем все вместе. И вы нас проводите туда, куда нам всем нужно попасть. Ты, парень, — он быстро полоснул Алексея ледяным взглядом и снова уперся глазами в кончик сигареты, — ты не расслабляйся, про должок помни. Я так думаю, что в жизни тебе от него не отмыться. Так что еще будем думать, что с тобой делать. Да, помнится мне, у тебя планшет был тогда в лесу. Карты нам нужны — все, что у тебя есть. Они у тебя дома?

— Нет. — Алексей быстро соображал: если завтра поедем в лес, это самый главный шанс от них оторваться. Они-то не профессионалы в лесных делах — сейчас он это понимал, вспоминая их экипировку при первой встрече и то, что лезли они явно наугад, не зная точно куда. — Нет, не дома. У друга.

— Значит, придется съездить к другу.

— Ну, я не знаю, дома ли он… И вообще, зачем его в это дело втаскивать — он-то ни при чем…

— Никто его никуда втаскивать не собирается. Еще только друзей твоих нам не хватало. Позвонишь, скажешь, чтобы вынес планшет на улицу, и заберешь. Будешь проявлять самодеятельность, придется тебя пристрелить. И моли Бога, чтобы он сейчас был дома! Давай звони.

— И ты, Петрович, поедешь, — продолжал лысый. — На месте разберемся. Надоели вы мне, уроды. Никаких дел с вами нормально не сделать… — Он стряхнул наконец пепел, взял чашку и стал — медленно тянуть кофе, давая понять, что высказал все свои пожелания.

— Ну что замер? — спросил Алексея Виталий. — Сказали же тебе — звони.

Алексей не успел поднять трубку телефона, стоящего на холодильнике, как сработал рефлекс — правая рука его взлетела локтем вверх, блокируя прямой удар ворвавшегося на кухню растрепанного Антона. В следующий миг, так же рефлекторно он выбросил вперед колено, встретившее печень нападавшего. Третьим движением — апперкотом в подбородок — Антон был второй раз за вечер повержен на пол. Тисками сзади сжали Алексея руки гиганта Коли, полностью лишив возможности не то что продолжать битву, а вообще шевелиться.

— Вот бы кого тебе в телохранители, — хмыкнул лысый, обращаясь к Виталию. — Да, к сожалению, не наш он человек. А жаль на самом деле.

— Разберемся. — Виталий казался совершенно равнодушным к продолжению драки. Антон, лежа на полу, вдруг заплакал. — Перестань, — брезгливо обронил Виталий. — Будь мужчиной. А ты звони, звони.

Но снова Алексею пришлось положить взятую трубку — на этот раз замурлыкал музыкальный звонок входной двери. Лысый мгновенно подобрался, быстро, бесшумно, мягким кошачьим движением встал из-за стола и отошел к окну, выглянув из него на улицу сбоку, так, чтобы снаружи его не было видно.

— Там ничего, — шепотом констатировал он. — Коля, открой. — И сунул руку в карман.

Коля встряхнул руками, хукнул в сторону, как делают некоторые, выпив стакан водки, и направился в прихожую. Лысый так же бесшумно пошел за ним, не вынимая руки из кармана.

— Откройте, свои, — послышался из-за двери приглушенный голос.

— Это Андрей, — с заметным облегчением громко сказал напрягшийся было Виталий. — Открывайте.

— В комнату, быстро, — услышал Алексей голос лысого, — быстро, быстро, на диван. — Голос стал глуше, переместившись в комнату. Лысый внезапно появился на кухне. — Виталий, пойдем туда. — Лицо его не предвещало ничего хорошего. — Пошли, пошли. — Он почти приказывал. Алексей и Петрович остались на кухне под присмотром Коли. — Ты звони, звони, — буркнул тот. — Это не твои дела, не прислушивайся…

— Нет, звонить только при мне. Пусть подождет, — послышался из комнаты крик Виталия.

На диване в комнате лежал Компьютерный. Лицо его было совершенно белым, рукой он зажимал бок, сквозь пальцы сочилась кровь, пачкая покрывало.

— Бинт, где, черт, здесь бинт?! — Лысый шарил в тумбочке и ящиках письменного стола. — Петрович, — заорал он, — а ну, быстро сюда! Бинт есть в этом доме?

— А черт его знает, — пробурчал вошедший на зов Кашин.

— Полотенце чистое есть? Йод есть? — Он плюнул на пол и кинулся в ванную.

— Что случилось, Андрюша? — спросил Лебедев.

— На Сенной его подрезали. Мы поехали на рынок — осмотреться, как и что. Ну, походили, никого подозрительного не нашли — так, шваль одна. Потом пошли на площадь — там ведь те же люди работают, и в толпе у ларьков его и подрезали. Кто — поди найди. Профи. Я его до машины довел, никто даже не заметил, что ножом пырнули. Предупреждают, гады. Хотели бы убить — убили бы, это точно. А они просто подрезали. Но надо что-то делать — кровотечение сильное. Ну, ничего, разберемся… Главное, сейчас Компьютерного вылечить.

— Так, началось. — Виталий быстро вышел на кухню и взял телефонную трубку. — Алло! Ваня! Слава Богу, ты дома. Слушай, срочное дело, сейчас за тобой заедут. Нет, Ваня, это срочно. Нет, никаких «но». Все, жди.

— Коля, быстро лети за Иваном Давидовичем, — сказал он Железному, оборвав разговор с Ваней. — Пулей, туда и назад. Давай, давай, поехал. — Голос его задрожал от злости.

Алексей, услышав имя своего друга, оцепенел и перестал понимать происходящее. Ваня?! Каким образом он связан с этими бандитами? Что за бред? Не может быть, это просто совпадение, дикая насмешка, игра судьбы… Но через полчаса, на протяжении которых он выкурил с десяток беломорин из пачки, брошенной на стол Петровичем, хлопнула входная дверь, и Алексей увидел, как мимо кухни из прихожей в комнату прошел Ваня Ревич, держа в руке свой рабочий чемоданчик. Алексей не верил своим глазам, но это был действительно Ваня. Да, правильно говорил Игнат: Питер — город маленький…

— Ну что же, — услышал он голос Виталия, который снова появился на кухне. — Теперь все-таки давай-ка позвоним твоему приятелю.

«Раз Ваня с ними, то я его вроде бы и не подставлю», — подумал Алексей.

— Не надо звонить. Здесь он.

— Не понял.

— Ну, здесь он, в той комнате. Ваня Ревич.

— Вы что — знакомы? — Лебедев сел на табурет напротив Алексея.

— Знакомы.

— И давно?

— Давно.

— Ну-ка, расскажи.

— А что рассказывать-то? Ну, со школы еще. Я у него планшет и забыл, напились тогда, я и уехал. — Алексей начал потихоньку строить из себя этакого простачка — напились, забыл, не знаю, простите, дяденьки…

— Хорошая компания у нас собирается, — сказал Лебедев, помолчав с минуту. — Да… Ну что же, придется Ване еще раз сегодня прокатиться…

— Привет, Ваня. — Алексей смотрел за спину Лебедева. Там в дверях стоял Иван Давидович, круглыми глазами взирая на сидящую за столом компанию.

— Леша? Ты? А-а-а… — Он посмотрел на повернувшегося к нему Лебедева.

— Как там потерпевший? — спокойно спросил Виталий Всеволодович, прищуриваясь.

— А? Кто? Ну да, я перевязал, продезинфицировал, порез неглубокий, ничего страшного, должен полежать с недельку…

— Что, приятеля встретил?

— Да… Не ожидал, признаться…

— А что так? У нас вот с другом твоим общие интересы есть. Ванечка, — Лебедев встал, — тут такая ситуация… Короче говоря, я очень волнуюсь за больного, так что, не обессудь, придется тебе здесь переночевать.

— Но Виталий Всеволодович, я как-то…

— Надо, Ваня, надо. — Голос Лебедева не оставлял возможности возражать.

Иван Давидович затоптался на месте, шагнул назад и уперся спиной в грудь Коли. Вздохнув, Иван Давидович опустился на свободный табурет у стола и полез в карман за сигаретой.

— Алексей, скажи Ване, что у вас сегодня еще одно маленькое дельце…

— Да, Вань, планшет мой у тебя еще?

— Да, Леша, все забываю тебе подкинуть…

— Так вот, — вмешался Лебедев. — Сейчас нужно будет съездить и забрать. Вы готовы?

Алексей молча кивнул.

— Ну, вот и хорошо. С вами поедут Коля и Саша. Вернетесь — сразу отдыхайте. Завтра у вас трудный день.

— В каком смысле? — спросил вставший уже и повернувшийся к прихожей Иван Давидович.

— Да, забыл сказать. Завтра, Ванечка, нужно будет за город съездить. Вот и друг твой с нами поедет, в хорошей компании прокатитесь, погуляете в лесу, и назад. А потом, Ваня, будет у тебя отпуск. Я обещаю. Ты меня очень выручишь. Так что отдыхайте, завтра на природу…

Они сидели на кухне втроем — Ваня, Алексей и Петрович, казалось, задремавший, свесивший лысеющую голову на грудь. В комнате, где лежал раненый, тихо переговаривались гигант Коля и Андрей — лысый и Виталий уехали по домам.

— Ну что, Ваня, удивляешься? — впервые за вечер обратился Алексей к своему другу связно, до этого они лишь перекидывались общими фразами и междометиями. — Не ожидал меня здесь встретить? Я тоже тебя не ожидал.

— Алексей, в чем дело, расскажи, — тихо проговорил Иван Давидович. — Ты давно с ними знаком? Ты знаешь, что это за люди?

— Догадываюсь. Я, Ваня, не из их компании. Я тут как бы пленник.

— Постой, постой, ты тогда ко мне приехал избитый, с планшетом, невменяемый совершенно — не от них ли, случаем?

— От них, от них.

— Слушай, а ты случайно… Нет, боюсь даже спрашивать…

— Давай-давай, не бойся. Другого надо бояться.

— Это не ты в Сашу этого стрелял, в лысого?

— Я. — Алексей внимательно смотрел на Ивана Давидовича. — А ты откуда знаешь?

Ваня вздохнул и поднял глаза к потолку.

— А я его лечил…

— А с чего это ты его лечил?

— Понимаешь, Виталий Всеволодович — друг моего отца. Я его с детства знаю. Он нашей семье много помогал…

— А кто он вообще такой?

— Да черт его знает! Отец говорил, что хороший человек, они очень близки были. Кстати, когда в Штаты поедешь, письмо ему передашь? Он в Нью-Йорке сейчас живет. Может, остановишься у него…

— Ну да, если доеду после завтрашней прогулки.

Иван Давидович замолчал, смотря на Алексея молящими, широко раскрытыми глазами, потом тихо спросил:

— Леша, ты что, серьезно? Ты думаешь, с нами что-то сделают? Я же Виталия Всеволодовича тысячу лет знаю…

— Плохо знаешь. Я вот не тысячу, а пару дней всего, ну, не пару — чуть больше, да и то заочно, а лучше тебя знаю уже, что это за компания. Ваня, я же тогда, перед приездом к тебе, в лесу одного из них убил… А этого, лысого, стрелял, да промахнулся со страху, — шепотом, наклонившись к Ваниному лицу, сказал Алексей.

— Да-а-а… И что, думаешь, с нами будет?

— Не знаю, Ваня, не знаю. Попали мы крепко.

— А зачем вообще в этот лес ехать? Что им там нужно?

— Как я понял, то же самое, что и мне было нужно. Только они что-то знают, что-то конкретное, очень важное, чего я не знаю. У меня была только общая информация о том, что в этих местах шли жестокие бои, большое количество техники, войск, много людей без вести пропало. Потом бои переместились на другое направление, а что конкретно происходило в этих местах, похоже, никто толком сейчас не знает. Очень темная история — информации никакой ни в архивах, ни в книгах исторических, — я горы материала поднял, ничего конкретного. Тысячи людей, сотни единиц техники — куда-то все подевалось, исчезло… А те, кто что-то знал, — одни поумирали, другие молчат. Я не мистик, но иногда кажется, что там какой-то российский вариант Бермудского треугольника. На самом деле, места там тухлые — болота, а где их нет — чаща непролазная. Думаю, просто обе стороны там завязли, не готовы были к таким условиям, специально никто не обучался в ленинградских джунглях воевать, и сгинули они в большинстве своем.

— Да ты что? У нас в области такие места есть?

— Завтра увидишь. Вернее, сегодня уже. Ваня, — он опять перешел на шепот, — надо думать, как нам выбираться из этого дерьма.

— Ох, ребята, сложное это дело. — Петрович, оказывается, не спал. — А ты что, действительно наобум туда полез? — спросил он у Алексея. — Талант, значит, у тебя. Надо же вычислить…

— А вы что, знаете, что там?

— Ничего я не знаю. Ничего не видел, ничего не слышал. Понятно? А выбираться вам, ребятки, нужно. Не хочу пугать, но убьют они вас. Так что думайте, пока время есть. Это вам не шуточки. — Он снова закрыл глаза и откинулся на табуретке, облокотившись спиной на стену.

Ребята замолчали, на этот раз надолго. За окном вставал вялый, медленный осенний рассвет. Алексей понимал, что с минуты на минуту нужно будет выезжать: путь не близкий, да и там, на месте, нужно еще поискать. Что поискать — он не знал, но чувствовал, как в нем просыпается привычный, любимый им азарт кладоискателя. Однако сегодня он смешивался с тяжелыми предчувствиями беды, с ожидающей их с Ваней неизвестностью, со страхом.

— Ваня, — шепнул он в самое ухо приятеля так, чтобы не слышал даже сидящий рядом Петрович. — Ваня, не бойся ничего, не паникуй, — успокаивал он ставшего к утру совершенно бледным, с сероватым оттенком на щеках Ивана Давидовича, — паника — это смерть. Смотри все время на меня и слушай только меня. И делай как я. Нам, думаю, сегодня побегать придется. Главное, от них оторваться, а там разберемся. Есть же справедливость в этом мире. Должна быть, во всяком случае. Не психуй. Все будет нормально.

На кухню вышел Андрей, зажег газ, поставил чайник, посмотрел на банку с остатками кофе и нашел на полке пачку чая.

— Просыпайтесь, парни, пора двигаться. Через двадцать минут выходим. — Он наполнил круто заваренным чаем два стакана и, оставив чайник на кухне, унес их в комнату.

Алексей разлил чай по чашкам, сыпанул всем по две ложки сахара.

— Ваня, давай подкрепляйся. Когда ужинать сегодня будем, неизвестно.

Замурлыкал дверной звонок.

— Ну что, голуби, готовы? — услышали они голос лысого Саши. — Пошли. Самое время. Еще заправиться надо по дороге.

Он вошел на кухню, молча окинул взглядом троих пленников, замерших с чашками на весу, так же молча вышел. Алексей быстро проглотил горячий чай, встал и сделал несколько приседаний.

— Все. Соберись, Ваня. Попал ты, конечно, как кур во щи. Ну, ничего, ничего. Пошли.