9
Я сидел с Дебби в кафе «У Ника», на углу Невского и Владимирского, пил пиво и не мог прийти в себя. Мои отпечатки пальцев! Откуда?!
Бред, в сотый раз повторял я, но ситуация от этого не становилась понятнее.
Дебби посмотрела на часы. В полпятого мы договорились встретиться здесь с парнями. Было уже почти пять, а парни задерживались.
— Какой-то ты сегодня… У тебя неприятности?
Я кивнул и пригубил из кружки.
— На работе?
— Нет. Не на работе. Сегодня я разговаривал с капитаном Тихорецким.
— И что?..
— И он сказал, что на топоре найдены мои отпечатки пальцев.
— Shit! На том самом топоре?! Откуда?!
— Понятия не имею.
— И что ты по этому поводу думаешь?
Я сказал, что я по этому поводу думаю. Дебби попросила меня больше не произносить при ней таких слов.
— Но я надеюсь, капитан не считает тебя убийцей?
— Я тоже на это надеюсь. Он попросил послезавтра зайти к нему.
— Боишься?
— Чего?
Дебби допила пиво, поставила кружку на стол и вынула из кармана сигареты.
— Я так и думала, что ты спросишь — «чего?». Мне кажется, что такие парни, как ты, никогда и ничего не боятся.
— Что, по-твоему, я должен ответить?
— Ты чего-нибудь в жизни боишься?
Дебби прикурила и посмотрела на меня. Я по-честному подумал и сказал:
— Раньше, когда я жил с женой, очень боялся, что она будет мной недовольна.
— А теперь?
— А теперь у меня нет жены.
— Я не знала, что ты был женат. Мне казалось, что такие парни, как ты, не должны жениться…
— Дурацкое выражение «такие парни, как ты».
Мы помолчали.
— Расскажи, что там у тебя произошло с женой. Почему вы расстались?
— Н-ну… это был так давно… И вообще этого не было. Я пошутил. Купить тебе пива?
Я сходил к стойке и заказал еще две «Балтики». Когда я вернулся, Дебби смотрела в окно и молча курила. В «Нике» огромные окна, через которые видно все, что происходит на два квартала вокруг.
— Знаешь, Стогов, я все утро думала о том, что ты сказал мне вчера в галерее… Ну, насчет того, что тебе не хотелось бы со мной спать… Ты ведь действительно совсем меня не знаешь.
— Не знаю.
— И ты единственный парень, которому я довольно откровенно предлагаю переспать, а он отказывается.
Я отхлебнул пива и решил, что ответить мне нечего.
— Вчера я, честно скажу, расстроилась. Решила, что со мной что-то не так. Приехала домой, легла и долго не могла уснуть. В каждой стране свои представления о женской красоте. Европейцам нравятся длинноногие девушки, а китайцы считают, что длинные ноги — признак уродства… Я перечитала, что писал по этому поводу немецкий социолог Эрнст Марлингер, и подумала, что, наверное, у русских я просто не вызываю тех же эмоций, что у ирландцев…
— На самом деле все не так. На самом деле ты очень красивая девушка. Любой парень был бы рад встречаться с такой девушкой…
— Но не ты?
— Но не я.
— То-то и оно. Я стала вспоминать все, что знаю про тебя, и решила, что национальный менталитет здесь ни при чем. Проблема не во мне, а в тебе…
Я прикурил и сказал:
— Точно.
Я пускал дым кольцами, а Дебби по-прежнему смотрела в окно. Парни опаздывали уже на сорок минут.
— Знаешь, Стогов, я просто хочу, чтобы ты знал — такие парни, как ты, никогда мне не нравились.
— Если честно, мне они тоже не нравились.
— Это все, что ты хочешь сказать?
— Нет. Еще я хочу сказать, что если бы я был твоим редактором, то обратил бы внимание, что ты слишком часто употребляешь одни и те же выражения подряд. С точки зрения стиля это не хорошо.
— Ты невыносим. Я понимаю, почему ты не можешь жить с женщиной. Ни с женой, ни с подругой. Тебе нравится строить из себя супермена. Крутого мужика, для которого работа и алкоголь всегда важнее, чем подруга жизни. Но придет день, когда ты пожалеешь об этом. У тебя уже сейчас нет друзей. Нет семьи. Ничего нет! Только твоя работа и твой алкоголь! Отличная компания для супермена!
Дебби выпила всего две кружки «Балтики», но казалась непропорционально пьяной. Она горячилась, с трудом подбирала русские слова и, наверное, воспринимала эти банальности всерьез.
Я следил, как тает в воздухе дым от моей сигареты, и прикидывал, как бы мне попрощаться с девушкой и поехать домой. Именно в эту минуту в зал ввалились парни.
— Hi, guys!
Оба ирландца были насквозь мокрые и запыхавшиеся. Они, перебивая друг друга, извинялись, объясняли, что заблудились, перепутали троллейбус и что-то еще. Я был рад, что они появились, потому что выносить общество Дебби больше не мог.
Брайан повесил куртку на плечики, закурил и спросил, что мы пьем.
— «Балтику». Очень рекомендую.
— Почему вы оба такие хмурые? Когда на улице льет, как сегодня, а вы сидите в тепле, пьете пиво и болтаете с приятными людьми, то нужно светиться от счастья и с каждым тостом благодарить Бога за такое везение.
— Дебби считает, что я слишком мало люблю людей и слишком много пью алкоголя.
— А сколько это — много?
— Не знаю… Дебби, «много» — это сколько?
— Вам бы только поржать.
Мартин принес себе и Брайану по кружке пива, и парни поудобнее устроились на своих стульях.
— Это очень интересный вопрос: сколько может выпить средний человек? Иногда я могу литрами пить виски. А в прошлом году выпил пять кружек пива, пошел в гости к девушке — и весь газон ей заблевал.
— Да-а… Парадокс.
— У нас в Корке есть один бар, называется «Крейзи Пет». Очень известное место. Там устраивают такой аттракцион. Какая-нибудь девушка залезает на стол, встает на четвереньки и задирает голову вверх. А бармен вставляет ей в рот шланг. Наверху у этого шланга есть особая широкая воронка, и, когда девушка говорит, что готова, бармен разом заливает в эту воронку два-три литра пива. Шесть кружек обрушиваются девушке в желудок. Это очень веселое зрелище.
— И что происходит с девушкой?
— Парням приходится вызывать им «скорую». Самое удивительное, что желающие все равно находятся.
— Да-а. Девушки в плане алкоголя — народ слабый.
Дебби сказала:
— Я не думаю, что девушки менее выносливы, чем мужчины.
Парни жалостливо улыбнулись и промолчали.
— Чего вы улыбаетесь? Если бы я выпила шесть кружек темного пива, то могла бы еще и вас всех по домам развезти.
— Никто не сомневается. Только лично для меня шесть кружек пива — это повод лишь начать вечеринку. Я за вечер могу выпить и двенадцать кружек.
— Ты? Двенадцать кружек? Темного пива? Дебби, ты этому веришь? Я — нет! Вряд ли ты выпьешь больше десяти.
— Выпью!
— Десять — это доза для девушки. Десять и я могу выпить.
Я молча наблюдал за тем, как растут ставки. Зрелище было комичное.
— Стогов! А ты чего молчишь?
— Не рискую влезать в разговор профессионалов.
— Ты русский?
— Русский.
— Русские — всем известные пьяницы. Сколько ты можешь выпить за вечер?
— Ты меня не путай. Всем известные пьяницы — это ирландцы. А за вечер я могу выпить столько, сколько мне хочется. Каждый раз по-разному.
— Слушайте, парни — у меня идея! Раз вы все кричите, что можете выпить море, то давайте устроим конкурс.
— Я ни о чем не кричу. Сижу. Пью свое пиво.
— Стогов, ты сдаешься без боя?
— Типа того.
— Конкурс — это отличная идея. У нас будут две национальные команды — русские и ирландцы.
— И две половые команды — молодые люди и девушка.
— Хорошо. А какие будут правила?
— Купим пива и чипсов. Все вместе будем выпивать по кружке за раз. Кто первый свалится, тот и проиграл.
— Унылая затея. Сидеть накачиваться пивом…
— Предложи получше.
— Предлагаю. Поступим иначе. Этот проспект называется Владимирский. Весь он, отсюда и до конца, застроен барами, пабами, кафешками и ресторанами. Их здесь, наверное, больше двух дюжин. Давайте подойдем к конкурсу с фантазией…
— Давайте-давайте!
— В каждом кафе мы будем выпивать по пятьдесят граммов водки, запивать ее кружкой пива и переходить в следующее. Кто доберется до конца проспекта, тот и выиграл. — Я посмотрел на Дебби и добавил: — А кто вырубится первым, тот платит за выпивку.
Как бы они ни кричали «десять кружек! двадцать кружек!», однако мое предложение заставило их задуматься. Мартин почесал подбородок:
— Затея для настоящих мужчин.
— А я вот согласна!
Брайан сказал, что тоже согласен. Но только с одним условием:
— Пить водку — это нечестно. Это даст тебе, Илья, преимущество. Ты давно пьешь водку и успел к ней привыкнуть. Давайте лучше пить виски.
— Я не против. Только не факт, что во всех кафе есть виски. Мы все-таки не в Ирландии.
— О'кей. Давайте чередовать — один раз виски, один раз водка.
В кафе «У Ника» виски имелось. Поэтому мы начали с пятидесяти граммов «Фэймос Граус» и запили «Балтикой».
Парни выпили залпом и не морщась, а Дебби вспомнила, что, пока мы их ждали, успели выпить несколько кружек. Поэтому нам должна быть дана фора. Мартин сказал, что поражение ей может быть засчитано прямо здесь, и в конце концов она тоже выпила.
Мы натянули куртки и переместились за стену, в безымянное кафе всего с парой столиков и липкой стойкой. По дороге Мартин просветил меня насчет того, что «Фэймос Граус» — это шотландский напиток. Тоже кельтский, но все же не то.
В безымянном кафе виски не было. Мы, не раздеваясь, выпили водки, в три глотка одолели пиво и отправились дальше. Барменша проводила нас диким взглядом.
Дальше располагалось бистро «Скорая помощь». Мы зашли, попадали в кресла и закурили. Кресла в «Скорой помощи» были настолько глубокие, что я сомневался: а будет ли меня видно из-за подлокотников?
Брайан спросил у официантки:
— Виски есть?
— Есть.
— Ирландские сорта?
— Кто их знает, какие сорта. Виски как виски. «Джонни Уокер» есть, «Джек Дэниэлс», «Сто волынщиков»…
— Четыре по пятьдесят «Волынщиков». И четыре пива.
— Есть будете что-нибудь?
— Не до еды, девушка. Несите виски.
Я покрутил в руках стаканчик с салфетками и сказал:
— Раньше, лет десять назад, во всех кафе города стаканчики под салфетки были одинаковыми. Такого мерзкого желтого цвета. Внизу узкие, наверху пошире.
— И чего?
— Как-то я пошел на интервью, а потом зашел съесть пиццу в очень дешевое кафе. Что-то вроде фаст-фуда. Стою ем. И тут в кафе заходит мужчина и держит в руках бутылку водки. Маленькую, емкостью четверть литра.
— Бывают такие?
— Дело было во времена борьбы с алкоголизмом. Почти «сухого закона». Водку купить было невозможно. А этот счастливчик где-то достал. И собрался ее выпить. Мужчина прекрасно понимал, что чувствуют зрители. И старался растянуть удовольствие. А для этого выпить водку не залпом из горлышка, а по-человечески — из стакана. Он подошел к столику и попробовал найти пустой стакан. Грязной посуды на столике было навалом, а вот стакана не было. Все кафе напряженно за ним следит.
Ирландцы курили и внимательно слушали мою историю.
— Тогда он театральным жестом выкинул салфетки (мужчины замерли), медленно открыл бутылку (окружающие сглотнули) и вылил водку в этот стаканчик (мужчины, которые обедали рядом, чуть не потеряли сознание). Некоторые месяцами не видели водки, а тут такое шоу… Мужчина ухмыльнулся, обвел кафе взглядом, взялся за стакан и чуть не поседел: стаканчик оказался привинченным к столу. Он дергает — стаканчик не двигается даже на миллиметр. Мужик в панике пытается наклонить стол — стол намертво вцементирован в пол. Такая вот история.
— Чем все кончилось? Выпил он?
— Выпил. Схватил чайную ложечку, принялся вычерпывать водку из стакана.
— Фу, какая гадость!
— Нужно было пить водку прямо из горлышка.
— Из горлышка пить — дело чреватое. Когда я учился на втором курсе своего университета, то как-то решил выпить пива прямо на лекции. Купил упаковку «Туборга», сижу пью. Одну выпил, вторую, третью… А когда пил четвертую, у меня губу засосало в бутылку. Вот так.
Брайан чуть не на десять сантиметров оттянул верхнюю губу, показывая, как именно ее засосало.
— Присосалась намертво — ни туда ни сюда. Сижу как дурак, не знаю, что делать. Короче, минут пять сидел так. Потом надоело. Я дернул за бутылку: вы бы слышали! Хлопок был — как от выстрела «Авроры». Лектор едва свою вставную челюсть от испуга не потерял! Меня тогда чуть из университета не выгнали, еле отвертелся. Так что из горлышка пить — то еще удовольствие.
— Да-а…
— Кстати, тот лектор был англичанином.
— Скажи: «Ненавижу англичан!»
— Ненавижу англичан!
Мы допили свои напитки, забрали из гардероба одежду и отправились дальше. Дальше были небольшой, всего на десять мест, ресторанчик «Дон Корлеоне», чумазая забегаловка и кафе «На Владимирском». При входе в кафе Мартин зацепился ногой за порог и во весь рост растянулся на полу.
Я бросился помогать Мартину подняться. Пьяная и жестокая Дебби смотрела на нас и громко смеялась.
— Fuckin' shit. Единственные нормальные джинсы испачкал! Где их в этой стране постираешь?
— Сдавайся, пока не поздно, Марти. Если от следующего виски тебя стошнит прямо на стол — будет хуже.
— Почему «единственные джинсы»? У тебя в номере джинсы валяются на каждом стуле. Я же видел…
— Черных больше нет. Эти были одни. Остальные все голубые.
Мы сели за стол. На официантку все смотрели так, словно перед ними личный враг. Официантке было велено принести пива и четыре по пятьдесят «Синопской». До конца Владимирского оставалось не меньше пятидесяти метров. И как минимум полдюжины кафешек.
— Зачем тебе именно черные джинсы? Носи голубые. Это очень модно. Голубые джинсы подходят под цвет твоих глаз.
— У меня карие глаза.
— Носи коричневые джинсы.
Мартин удивленно посмотрел на меня. Я и сам чувствовал, что несу чушь.
— Я всегда одеваюсь только в черное. Понимаю, что это по-тинейджерски, но — привык. Меняться не собираюсь. Стиль такой: определенные цвета, определенная музыка…
— Что ты слушаешь?
— Разное… «Dead Can Dance»… Главное, чтобы это была мрачная, меланхоличная музыка.
— Почему обязательно мрачная?
— Модно. Все мрачное модно.
— Дурацкая мода.
— Не знаю… Мне нравится… Ношу черные джинсы, слушаю мрачную музыку… По-моему, очень цельный имидж.
— Марти, ты просто пижон. Скажи еще, что ты занимаешься гарольдингом…
— А чего? Занимаюсь…
— Что такое этот гар… грол… Чем ты, Мартин, занимаешься?
— Ты не знаешь, что такое гарольдинг?
— Не знаю. Из умных слов на «гэ» я знаю гипертонию и геронтофилию…
— Гарольдинг — это…
Договорить он не успел. Официантка принесла поднос, на котором стояли высокие бокалы с надписью: «Пивзавод «Балтика»» и четыре стопки с притаившейся на дне водкой. Ирландцы тоскливо переглянулись.
Мартин повертел стопку в руках, помрачнел и сказал ни с того ни с сего:
— А вот Стогов считает, что Шона убил я…
Брайан и Дебби уставились на меня. Я сказал, что самое время выпить и двигать дальше. Морщась и передергивая плечами, ирландцы выпили водку и сделали по паре глотков из пивных бокалов.
— Не халтурить! Пьем до дна!
Если бы человека можно было убить взглядом, то из этого кафе я не вышел бы никогда.
Следующим пунктом был безымянный, но чистенький пивной бар. Перед глазами плыло. Бармен выставил на стойку пиво и виски, и мы уселись за столик в самом углу.
Дебби закурила и сказала:
— Знаете, что я думаю по поводу этого позавчерашнего убийства?
— Что?
— Я думаю, что это была ошибка.
— То есть?
— В туннеле же было темно, так? Убийца просто не разглядел, кто перед ним стоит. Хотел зарубить… ну, скажем, меня. А попал по Шону. Промахнулся. Возможная версия?
— Остается только решить, кого хотел зарубить убийца.
— Бросьте жребий. Он мог метить в кого угодно. Хоть в тебя, хоть в Стогова.
— А зачем ему это надо?
— А зачем ему надо было убивать Шона?
— Кончайте. Был с нами капитан? Вот пусть он этим делом и занимается. Ему за это зарплату платят.
— Можно, конечно, понадеяться на капитана… А можно…
Мартин словно бы говорил сам с собой. Он как будто оглядывался на то, что позавчера случилось в туннеле, и видел все до мельчайшей детали…
— Можете ломать голову над этим преступлением сколько угодно. Можете считать, что это ошибка. Вы все равно не догадаетесь… Перед вами идеально спланированное преступление. Ни мотива, ни улик. Все были рядом, но никто ничего не видел. Ждем, пока погаснет свет, берем топор и всаживаем его в затылок парню — все! Разгадать такое преступление невозможно…
Я пытался слушать его, а Вселенная скакала, как взбесившийся пони, и я не мог даже на секунду сосредоточиться, чтобы понять, что он говорит. Все вокруг расплывалось, и я не мог сфокусировать взгляд на лице Мартина.
Он говорил: «ждем… берем… всаживаем…», но попробуй пойми — сослагательное это наклонение (предположим, мол, что мы взяли) или чистосердечное признание?
Я пытался сосредоточиться, а Мартин все говорил. Его слова, словно волны тягучей реки, разбивались о мою прижатую к краю столика грудь, распадались на отдельные звуки и, поблескивая искорками, исчезали в бесконечном пространстве…
— Кто такой этот Шон? Его никто не знал. Ни мы, ни капитан, ни Стогов. Он появился просто для того, чтобы погибнуть у нас на глазах. Он не успел ничего сказать, ничего сделать — он успел только умереть. Его смерть — это символ. Загадка, требующая совершенно особого подхода. Если вы будете смотреть на нее как на обычное преступление, вы ничего не поймете. Но стоит вам забыть о логике и, отдавшись на волю воображения, пуститься в рассмотрение самых безумных версий, как разгадка обнаружится сама… Обнаружится сама…
Его слова были очень важны, я знал, что должен запомнить их все, ведь где-то в них таилась разгадка… Но орбиты светил, нарезающих витки вокруг моей головы, все сужались, и, чтобы не уплыть из реальности окончательно, я схватился за стакан с виски и залпом выпил до дна.
Наверное, это была ошибка. У виски был мерзкий вкус. И этот вкус был последним, что мне удалось запомнить из того вечера.
