Часть вторая
Весна всегда приносит людям ощущение скорых перемен к лучшему. Даже те, кто чувствует себя, в общем-то, скверно, начинают оживленно водить носами, пытаясь уловить, с какой стороны нагрянет веселый попутный ветерок, способный развернуть паруса их благополучия в полном объеме. Те же, кто никак не может вырваться из ледяных объятий нужды и всевозможных неувязок, кто успел позабыть, что на свете существует такая штука, как хорошее настроение, буквально преображаются, вновь становясь похожими на нормальных людей, уверенных, что полоса неудач небесконечна и в самом скором времени жизнь это подтвердит. Причем испытывают такое чувство весной все без исключения. Даже жители белорусской столицы, отчаявшиеся уже настолько, что дальше отчаиваться просто некуда.
Солнечное, удивительно теплое утро подарило предчувствие какого-то радостного события и спешившей на работу Лене. Прозрачный воздух обдавал сердце целым потоком положительных эмоций, а весело чирикавшие на ветках воробьи вселяли уверенность, что радость эта совсем не за горами.
Собственно, грустить в последние две недели было некогда. Всерьез вознамерившийся изменить свою и Ленину жизнь Бэбик ежедневно встречал ее у магазина, тащил в какой-нибудь дорогой ресторан и говорил-говорил-говорил, строя планы на будущее, по его словам, сказочно красивое. Дальше планов, однако, дело все не двигалось. Бэбик никак не решался заявить миру о своем богатстве, хотя постепенно свыкался с мыслью о необходимости этого шага. Лена же привыкла к Бэбику. Вместе ужинали, вместе гуляли по весеннему городу, правда, тем и ограничивались. Оба как-то не стремились улечься в постель, считая, что в отношениях жениха и невесты это не главное. Следивший за развитием их романа Мишка выразился как-то: «Чем дольше терпится, тем лучше потом любится». И доля истины в его словах, кажется, была.
Почему-то особым участием к регулярно наведывающемуся в отдел аппаратуры Бэбику проникся Ленин напарник Витя.
— Что за унтерменш? — поинтересовался он, узрев Бэбика впервые.
— Замуж меня зовет, — подробности Лена опустила.
— Вот что я тебе скажу, старуха. — Витя считал себя не только знатоком электронных новинок, но и великим психологом. — Если у него денег столько, сколько любви в глазах, не раздумывай. Могу даже другом вашего дома стать. — Он попытался обнять Лену за талию. — Очень миленько все устроится.
— Тоже мне Казанова. — Лена легонько шлепнула шаловливую руку. — А Эдик и вправду меня очень любит. И никакой он не унтерменш, отец его русский, музыкант, между прочим.
— У всех у них папы то музыканты, то юристы, — хохотнул Витя, — а если серьезно, какая разница? Пусть ты папуас с земли Санникова, лишь бы человек хороший.
Сегодня хороший человек заявился около часа дня, решив сводить невесту пообедать в какой-то новый экзотический ресторанчик. И стоял, переминаясь с ноги на ногу, ожидая, пока Лена обслужит двух молодых людей, замахнувшихся приобрести огромный, с диагональю 72 см телевизор «Сони».
То ли ребята оригинальничали, то ли грабанули Сбербанк, но рассчитывались за покупку одними сторублевками, освобождая приспособленный под кошелек здоровенный чемодан от бесконечных банковских упаковок «зубриков». Витя, как на грех, убежал обедать, и Лена сама чуть не озверела, вскрывая и пересчитывая под насмешливыми взглядами покупателей пачку за пачкой. В придачу к прилавку подошла еще одна парочка посетителей, нетерпеливо требуя уделить внимание и им. В конце концов Лена плюнула на инструкцию и принялась считать деньги пачками. Вежливость по отношению к покупателям ставилась хозяином магазина на первое место.
Упаковав телевизор, обслужила нетерпеливую пару, которой всего-то и понадобилась аудиокассета, тут наконец-то появился Витя, и, показав ему на груды банковских упаковок, Лена пояснила, что к чему. А сама отправилась с Бэбиком в ресторан.
За обедом Бэбик не в первый уже раз принялся уговаривать ее оставить работу. Ни к чему, мол, время убивать за прилавком, когда можно преспокойно заниматься более приятными делами.
— Это какими же? — отмахнулась Лена. — По кабакам с тобой бродить?
— Ну почему? Женщина всегда найдет чем заняться. Парикмахерские, косметички всякие, выставки собак, — забормотал Бэбик, припоминая знакомую по книгам и фильмам жизнь светских дам.
— Собак не люблю, — рассмеялась Лена, — и потом, мне в магазине нравится.
Тут-то она слегка покривила душой, в последнее время обстановка вокруг нее сложилась не шибко душевная. Хозяин рассорился с оказавшим Лене протекцию Владимиром Арнольдовичем, вдобавок на место в видео-аудио нацелилась одна из молоденьких девочек, вовсю строившая боссу глазки. Но сама уходить не хотела, работа давала какую-то самостоятельность, позволяла вести независимую жизнь, что казалось особенно важным.
Бэбик повздыхал, но настаивать не стал, рассудив, что когда-нибудь они все равно уедут и вопрос решится сам собой. После обеда он подвез Лену к магазину, пообещал заскочить вечером и велел таксисту ехать на Республиканскую. Мишка познакомился с каким-то пьяницей — чиновником из МИДа и через час обещал притащить того к себе домой, дабы в присутствии Бэбика порасспросить специалиста о возможности переезда на Запад.
В отделе царила тишина. На прилавок был выставлен картонный плакатик «Переучет». Витя, хозяин и старший кассир в мрачном молчании вскрывали пачку за пачкой принятых Леной в уплату за телевизор денег.
— Вот она, красавица. — Ехидная ирония кассира заставила Лену смахнуть с лица улыбку. — Идет как ни в чем не бывало, зубы скалит.
— А в чем дело?
— Смотри. — Хозяин распушил ладонью выложенные на прилавок стопки купюр. — В куклы не надоело играть в твоем-то возрасте?
— Развели, как последнюю лошицу!
Большинство денежных упаковок только с виду казались пачками сторублевок. Лежавшие сверху и снизу «зубры» прикрывали своими могучими телами длинноухих рублевого достоинства «зайчиков» и совсем уж непотребных пятидесятикопеечных «белочек». В радужном ворохе лязгали клыками редкие парочки пятирублевых «волков». Зверей покрупнее и понадежнее не наблюдалось.
— Три лимона как корова языком! — бесновался хозяин. — Все, подруга, возмещай убытки и чеши на все четыре стороны. Завтра чтоб деньги привезла!
— Нет у меня таких денег! — возмутилась Лена, но хозяин отрезал:
— Ничего не знаю. Можешь у своего Владимира Арнольдовича попросить. Язык не отвалится, порабо…
Договорить он не успел, Лена влепила шефу увесистую пощечину и побежала по лестнице к выходу.
Адлерский самолет приземлился точно по расписанию, и спустя час Сэт с Зубом уже подъезжали на такси к площади Победы. Проведенная в сочинской «Жемчужине» неделя ничего, кроме расходов, не принесла. Друзьям не повезло с погодой, на Черноморском побережье Кавказа зарядили сплошные весенние ливни, и пришлось целыми днями отсиживаться в отеле. Да и главная цель поездки достигнута не была — подходящего богатенького Буратино среди обитателей «Жемчужины» обнаружить не удалось. Наоборот, создавалось впечатление, что Сочи наводнили такие ухари — только держись. Конфликт в Чечне, общая нестабильность в курортной зоне, раздуваемые средствами массовой информации слухи и сплетни — все это удерживало обеспеченных людей от отдыха в способной в любой момент стать горячей, и вовсе не стараниями жаркого южного солнца, точке. Даже среди добропорядочных с виду джентльменов Зуб опознал массу знакомых по пересылкам и этапам представителей преступного мира, остальные отдыхающие тоже мало походили на невинных барашков, и оставалось лишь щелкать голодными зубками, глядя, как новоявленная элита общества лихо транжирит денежки. Благо щелкать Сашке было чем: по рекомендации Ивана Степановича ему вставили великолепные керамические клыки.
Сам Шабукевич благополучно отбыл в Арабские Эмираты, без приключений встретившись со своими партнерами, распорядился о перевозке Юры для лечения в Москву, а Сэту на прощание посоветовал на недельку из Минска исчезнуть. Хотя гэбэшники штурмовали дачу без ведома руководства, по горячке могли устроить обыгравшим их телохранителям неприятность. Лишились ведь не только здоровья, но и двух стволов с удостоверением Валентина Петровича в придачу. А тот был полковником госбезопасности, шутки с такими людьми всегда выходят боком.
Минск встретил друзей прекрасным безоблачным днем. За приспущенным окошком такси мелькали разноцветные тенты лотков и красочные витражи киосков; оголодавший за зиму народ утолял голод мороженым и разной кулинарной всячиной, дринькал кока-колу и пиво, некоторые даже улыбались. Вот уж загадка природы — океан проблем, сплошные тяготы и лишения, а стоит выглянуть из-за туч солнышку, и все беды отступают, сменяясь таким же безоблачным, как бездонное синее небо, настроением, унылые гримасы растворяются в радостных улыбках, причем, спроси у человека, а чего он, собственно, радуется, — ответа не дождешься. Радуется и радуется, а почему — и сам не знает.
Нечто подобное ощущал и Сашка. Сэт тоже не печалился, оживленно пересказывая похрюкивающему от смеха таксисту свежие анекдоты, а на въезде во двор так заржавшему, что машина лишь чудом не врезалась в угол высокой арки.
— Вперед смотри! — Сэт едва не расшиб лоб о переднюю стойку. — Камикадзе!
— Сам виноват! — Успевший избежать столкновения таксист уже не смеялся, а раздраженно шипел. — Нечего было мне зубы заговаривать.
К подъезду подкатили в траурном молчании. Сэт рассчитался точно по счетчику, хотя в порту грозился поощрить премией за скорость, ожесточенно захлопнул дверцу и посмотрел на Сашку:
— Пошли, что ты там увидел?
Зуб его не слышал. Опустив сумку на асфальт, он пристально вглядывался в лицо заплаканной девушки, также изумленно застывшей на лавочке у соседнего подъезда.
— Са-а… Сашенька?! — отшвырнув зажатую меж пальцев сигарету, она метнулась к разинувшему рот Зубу. — Сашенька, милый!
— Ленка, ты как сюда?.. Чего ревешь как белуга? — Сашка подхватил Ленку под мышки и обернулся к Сергею. — Это же Лена. Помнишь, четыре года назад…
Сэт тоже узнал Лену, давнишний Сашкин роман развивался на его глазах. Из всех Зубовых подруг она единственная вызывала у него симпатию. Как настоящий друг, Сергей чувствовал в их отношениях свойственную истинной любви атмосферу искренности и очень сожалел, что арест оборвал эту удивительную «лав стори».
А Лена горько рыдала, перемежая всхлипывания маловразумительными словами, пытаясь выплеснуть разом все, чем терзалась эти годы и пережила в последние дни. Уже и таксист, осторожно объехав слившуюся воедино парочку, растворился в злополучной арке, и Сэт, отошедший в сторону, курил вторую подряд сигарету, и две бабки, при виде встречи влюбленных кинувшиеся обсуждать политику Президента и цены, снова заохали о падении курса рубля по отношению к доллару, а Сашка с Леной все стояли, прижавшись друг к другу и не делая никаких попыток переместиться в более подходящее для встречи после долгой разлуки место.
Пришлось Сэту проявить инициативу.
— Пошли ко мне, что вы как контуженные, — похлопал он Сашку по плечу, — поднимайтесь, я за шампанским сгоняю.
Сашка наконец оторвался от Лены, подхватил свою и Серегину сумки и, пропустив зареванную подругу вперед, двинулся следом. Неожиданная встреча настолько ошарашила, что он просто не знал, как себя вести. Счастливая улыбка идиота не сходила с лица, а затуманенный взгляд намертво сплелся с таким же точно взглядом так же оглушенной встречей Лены.
И только в прихожей Сэтовой квартиры, помогая Лене снять плащ, он осознал, что заставило его не отвечать на те письма в Глубокое. Слишком дорога была для него эта девочка, чтобы позволить себе стать причиной ее мучений; хотелось, чтобы она по-настоящему была счастлива. А что за счастье в вечной разлуке, что может дать любимой особо опасный рецидивист, обреченный вести жизнь затравленного волка-одиночки?
И все-таки Сашка ошибался. Если бы дано ему было разобраться в охватившем Лену скопище мыслей и настроений, понял бы, что истинное счастье и заключается в ожидании таких вот неожиданных встреч. Счастье вообще штука хитрая и труднообъяснимая. Зато теперь оба были уверены в одном: коли допустила судьба эту встречу, то бросать ей вызов, расставаясь вновь, — самая большая глупость на свете.
Когда запыхавшийся Сэт спустя полчаса приволок домой огромный букет роз и целую охапку бутылок, он в прихожей еще по долетавшим из спальни звукам понял, что торопился напрасно — Сашке с Леной сейчас не до шампанского. Затолкав бутылки в морозильник и ткнув цветы в вазу, Сергей спустился в гараж, выгнал застоявшийся за неделю «опель» и двинул в Комаровку за продуктами. Любовью сыт не будешь, и хороший обед обессилевшим любовникам придется кстати.
С сотрудником МИДа Казиком Мишка познакомился по пьянке. Нечаянно вышиб из рук неопохмеленного чиновника бутылку «Абсолюта», когда тот отходил от прилавка винного отдела, в компенсацию предложил совместно раздавить литр «Смирновской», приобретенной на остатки Бабиковой субсидии, а дальше пошло-поехало. Через час Казик в Мишке души не чаял, утром они проснулись в квартире какой-то Мишкиной подруги в компании трех девиц, с тех пор встречались регулярно.
Как-то Мишка обмолвился, что его приятель мечтает о выезде за рубеж, в средствах не ограничен, но, как человек осторожный и стеснительный, не решается заняться оформлением документов сам, а доверять сомнительным посредническим фирмам боится. Казик, услышав о неограниченных средствах, заинтересовался. Сам он вечно сидел на мели, а жить любил красиво. Но едва начиналась красивая жизнь — тотчас почему-то кончались деньги, и «дипломат» предложил Мишке свести его со стеснительным приятелем напрямую.
Переговоры состоялись у Мишки, пьянствовать в ресторане не по возрасту лысый бюрократ отказался наотрез. В министерстве шла борьба за выживание, и светиться в окружении бутылок и не вызывающих доверия личностей ему было не в жилу.
Обстановка с первой минуты сложилась самая душевная. Для разгона и взаимопонимания присутствующие махнули по стакану германской водки «Царь Петр», запили пивком и ощутили по отношению друг к другу искреннюю теплоту.
— Значит, выехать хочешь? — Казик закурил и посмотрел на расплывшегося в приветливой улыбке Бэбика. — Насовсем? Чем тебе здесь не жизнь? — обвел он рукой уставленный бутылками и пивными банками стол. — Ну, съездить на Кипр отдохнуть-погулять или, там, в Штаты на пару месяцев, глянуть, как они с жиру бесятся, я еще понимаю. А насовсем? От тоски подохнешь.
— От тоски я здесь сдыхаю, — возразил Бэбик, припоминая недавнее каждодневное одиночество и вечные ночные страхи, — потому и хочу уехать.
— Не пойму, ты ему помочь хочешь или отговорить решил? — встрял Мишка, наполняя стаканы по третьему разу. — Давай конкретнее о деле поговорим.
Казик чокнулся с Бэбиком.
— О деле так о деле. Куда решил уехать?
— В Швейцарию… Или в Швецию, — Бэбик сам еще толком не определился. — Можно в Нидерланды.
— Та-ак… Специальностью дефицитной не владеешь? С языками как?
— Никак, — смутился Бэбик, — немного читаю на иврите. А специальности у меня… Машину водить умею. — Когда-то дед настоял на получении внуком прав и, вопреки бабушкиным завываниям, вынудил того окончить курсы водителей.
— Машину даже медведь в цирке водит. А почему в Швецию, а не в Израиль? — удивился Казик. — Ваши все там.
— Не хочу я в Израиль. — Бэбик раз заикнулся об этом при Лене, но та поставила категорическое условие — никаких Тель-Авивов. Как верно подметил Мишка, она была немножко антисемиткой.
— Странно, — пожал плечами Казик, — ехал бы туда, какая разница. Понимаешь, гражданство в нормальной стране получить очень сложно. Денег уйма нужна, ходатайства влиятельных граждан или общественных организации. Даже с деньгами… Можно владеть в той же Швейцарии недвижимостью, но не более того. Да и счет в их банке не откроешь, официально, имеется в виду. Очень с этим строго, особенно для бывших советских граждан. Привередничают гады, в добропорядочность играют. Но сделать кое-что мы в состоянии. Подашь заявление, въездную визу в Нидерланды, к примеру, я организую. Отыщем гарантов, подмажем кого надо…
— И как долго все это продлится? — перебил Бэбик, чувствуя, что МИД ему не помощник.
— Все зависит от посольства страны, в которую ты намереваешься перебраться. Может, и долго, желающих сейчас море. А почему бы тебе, если деньги есть, просто не жениться на шведке или голландке? Фиктивно, конечно.
— Нет! — Бэбик опрокинул водку на стол, вызвав искреннее возмущение Мишки, который ладошкой попытался смахнуть лужицу в свой стакан. — Никаких фиктивных браков. А официальный выезд с соблюдением всех правил во сколько обойдется? Если быстро?
Казик оценивающе обежал взглядом трехсотдолларовый Бэбиков костюм и «лакостовскую» рубашку — любовь вынудила того приодеться с иголочки.
— Тысяч в двадцать пять, может, и уложимся. Это здесь, — поспешил он продолжить, увидев, что сумма Бэбика не убила, — а за гражданство даже не знаю. Некоторые миллионы готовы отдать, но ни с чем остаются. Ты же не писатель с мировым именем, не гроссмейстер Корчной. Был бы хоть физик-теоретик или футболист классный. Сколько — пока не знаю, но дорого.
Мишка слушал-слушал и вдруг взъерепенился:
— Тоже мне дипломат! Тебе иностранные дела доверили, а ты человеку ничего конкретного сказать не можешь. Ну его, Бэбик, пойдем, как Ленин, другим путем. Поживешь и в Женеве, и в Париже, а взятки раздавать нечего. А если давать, так только министру — хоть что-то сделает. Этот вон даже не знает, сколько с тебя сорвать, продешевить боится.
— Вот и выходите на министра, — обиделся Казик, — мигом без штанов останетесь. Вижу, каши с вами не сваришь. — Он залпом опорожнил стакан водки и поднялся. — Пойду я, пожалуй. Телефон ты знаешь. — Мишка кивнул. — Позвоните через недельку. Все равно без меня никуда не денетесь.
Когда дверь за ним захлопнулась, Мишка подошел к пригорюнившемуся Бэбику и потрепал того по затылку.
— Да не убивайся ты так, мало, что ли, вариантов? Найду я нужных людей. Давай лучше выпьем, не пропадать же добру.
Добро не пропало. Бэбик как-то незаметно упился в дым, Мишка продержался чуть дольше, свято соблюдая девятнадцатый закон Кир-Буха — всю водку не перепьешь, но стараться надо. В результате чего впал в анабиоз, лишь выдоив из бутылок все до последней капли. Первым очнулся Бэбик. Отыскав на столе уцелевшую банку пива, подлечился, взглянул на часы и ахнул: десять вечера, а он, алкоголик несчастный, проспал и не встретил с работы Лену. Ополоснув опухшее лицо и разгладив пальцами мешки под глазами, вылетел из дому и поехал на Зеленый Луг извиняться. Почему-то ему казалось, что любимая, не дождавшись жениха у магазина, испереживалась и теперь места себе не находит, строя всевозможные гипотезы насчет его исчезновения.
Но дверь квартиры на улице Калиновского никто не отворил. Бэбик трезвонил и стучал минут десять, сбегал к автомату и битый час вращал телефонный диск, каждый раз натыкаясь на протяжные тоскливые гудки, с полчаса метался под темными окнами, надеясь уловить в них искорку Лениного присутствия, замучил дурацкими расспросами соседей, наконец отчаялся и вернулся к Мишке.
Тот уже проспался, сползал за лекарством и теперь вальяжно развалился у телевизора, потягивая только что изобретенный коктейль — смесь водки и огуречного рассола. Ломтик соленого огурца он нацепил на край стакана, на манер лимончика, и дурковал, чокаясь время от времени с диктором восьмого канала.
Бэбиковы тревоги он воспринял вполуха:
— Никуда Ленка не денется, небось к подруге заехала. Завтра увидитесь. На вот, лучше коктейль «Шчыры Беларусь» попробуй, напиток богов. Думаю рецепт ассоциации баров предложить. Все-таки в стране огурцов живем, национальное питье получается. Только вместо водки надо бы самогон, желательно сахарный. Или картофельный спирт.
— А вдруг с ней что-нибудь?..
— Брось, — перебил неспособного успокоиться Бэбика Мишка. — С такими, как Ленка, ничего не случается, она человек осторожный и предусмотрительный. Сидит у подруги, кофеек попивает и о тебе вспоминает. — В подтверждение последних слов на Бэбика вдруг напала икота. — Вот видишь, — Мишка сунул тому стакан «Шчырага Беларусь», — на-ка, полечись. Икота просто так не нападает.
Лена действительно в эти минуты вспоминала о Бэбике. Но не из великой любви, а несколько по иному поводу.
Из спальни они с Сашкой не могли выбраться часа три. Океан страсти утянул обоих в свою ласковую пучину, заставив позабыть обо всем на свете и безрассудно погружаться все дальше и дальше, безо всякого желания разомкнуть объятия и вынырнуть на поверхность обыденности. Красочный карнавал эмоций волшебной музыкой, слышать которую могут только влюбленные, заглушил разноголосицу внешнего мира, и давно уже приготовивший великолепный ужин Сергей напрасно пытался дозваться к столу ничего и никого, кроме друг друга, не слышащих любовников. Однако резервы человеческого организма небезграничны, и в конце концов обессилевший Сашка выполз из спальни и, счастливо улыбаясь, скрылся в ванной комнате. Чуть погодя туда же прошлепала укутавшаяся в Сэтов халат Лена.
Ужин с шампанским не затянулся. Вежливо похвалив Сергея за изысканный кулинарный вкус, Лена вновь потащила Сашку в спальню. Сэт поглядел им вслед, вздохнул и начал собираться.
— Я у Иры переночую, — донеслось в спальню из прихожей, и хлопнула входная дверь.
— Ушел. — Лена змеей обвилась вокруг Сашки. — Неудобно как-то, человека из собственной квартиры выжили. А кто такая Ира?
— Подруга Серегина. — Сашка поерзал, высвободил затекшую руку. — Замуж за него мечтает выйти.
— А он?
— У нас с ним на этот счет взгляды одинаковы. Сперва надо свою жизнь обустроить, а после семью создавать.
Лена потерлась щекой о Сашкину грудь:
— А давай вместе обустраиваться. Ты да я, разве не сумеем?
Сашка хмыкнул и подхватил с пола пачку сигарет. За эти полдня он твердо понял одно — расставание с Леной отныне невозможно. Но как это будет выглядеть в реальности, понятия не имел. Времени и желания поразмышлять по этому поводу пока не возникало, мысли перескакивали с одного на другое, сосредотачиваясь только в моменты оргазма на ощущении восхитительного упоения, а после вновь разбегаясь в разные стороны. Попробуй-ка собери их воедино.
Зато Лена успела все разложить по полочкам с аккуратностью деловитой хозяйки. Тем женщины от мужиков и отличаются — если последние даже любят умом и, не взвесив со свойственной мужскому племени рассудительностью все плюсы и минусы, решений не принимают, милые дамы и думают-то сердцем, рассудок подменяя интуицией. И, заходясь в экстазе безумной страсти, Лена ухитрилась нарисовать картины счастливого будущего, быстренько уверовать в их реальность и, отбросив сомнения, прийти к выводу, что Сашка теперь принадлежит только ей одной.
— Ты у меня умный, сильный, красивый, — ворковала она, скользя губами по мускулистой руке любимого, — ты все можешь. Представляешь, как нам хорошо вдвоем будет? А потом впятером?
— Впятером?! — изумился расслабившийся было Сашка.
— Ну да, рожу тебе двух мальчиков и девочку. Ты разве против?
— Себя бы прокормить, — буркнул Сашка, успокаиваясь. Начитавшись в зоне бульварных газет, он с перепугу подумал, что Лена имеет склонность к групповому сексу. Чтобы как-то сгладить ошибку, Сашка посмотрел на часы и предложил: — Слушай, может к тебе поедем? Как-то действительно неудобно Серегу стеснять.
Тут-то Лена и вспомнила о Бэбике. Представила, как сидит тот, бедненький, под дверью, места себе не находит. Она была уверена, что, не встретив ее у магазина, Бэбик обязательно помчится на Калиновского. И неизвестно, как отнесется к наличию под дверью квартиры малохольного жениха Сашка? Возьмет и пришибет, вон он какой здоровый.
— Ой, ко мне сейчас лучше не ехать. — Она хотела сочинить историю о какой-нибудь подруге-беженке, улепетнувшей в Минск от головорезов генерала Дудаева и нашедшей приют в Лениной квартире, но, наткнувшись на недоуменный Сашкин взгляд, решила, что обманывать любимого не станет никогда.
— Знаешь, в меня один дурачок влюбился. Хочет жениться и в Швейцарию увезти. Мишки, мужа моего бывшего, приятель.
Сашка не удивился. Не на Луне же Лена все годы жила. А то, что подругу любят, даже потешило самолюбие.
— Почему ты его дурачком считаешь? Если тебя выбрал — вкус имеет. И деньги, если на Швейцарию замахнулся. Он что, живет с тобой, миллионер этот?
— Не было у нас ничего. — Ленин голос звучал убедительно, однако Сашка не поверил. Хотя, было или не было, значения не имело, он твердо знал, что любит Лена его одного. — Просто каждый вечер ко мне в магазин приходит, домой провожает. Ой, такое колье подарил, — всплеснула она руками, — жалко даже возвращать. Он и сейчас, наверное, под дверью сидит.
— Так поехали, зачем человека изводить. Вежливо извинимся, и все дела. А что за колье?
— Увидишь, — пообещала Лена и начала одеваться. — Ты прав, зачем здесь оставаться, когда свой дом есть.
Сэту оставили записку и, поймав на проспекте такси, отправились на Зеленый Луг. Бэбика под дверью, естественно, не оказалось. К тому времени он уже успел вернуться к Мишке.
Дорога пробудила в обоих желание, и, вихрем ворвавшись в квартиру, они рухнули на диван, разбросав по сторонам сорванную на ходу одежду. Только спустя полчаса к Сашке вернулась способность соображать.
— Да, девушка, с вами не соскучишься. Теперь, что ли, до конца дней дальше трех метров от постели не удаляться?
— Можно и без постели обойтись, — засмеялась Лена, — пойдем в ванную, убедишься.
Из ванной они выбрались только через час. Сашка с трудом дотащился до кресла, уселся, заворачиваясь в махровый халат, тут же треснувший на его могучих плечах, и вспомнил:
— Ленка, о каком колье?..
— Обернись. — Он вскинул голову и обомлел. Отражаясь в свете торшера, камни играли вполсилы, но все равно способны были оглушить любого, кто хоть капельку смыслил в драгоценностях. Сашка кое-что смыслил — некогда увлекался ювелирным искусством всерьез.
— Фуфло поди, — недоверчива улыбаясь, он приблизился к застывшей в позе фотомодели подруге, — феониты в мельхиоре.
— Да нет же, платина, бриллианты и бирюза. — Лена повернулась так, чтобы свет лучше падал на ее грудь. — Эдику они от деда остались.
— Он что, внук Брежнева? Или дедушка в восемнадцатом году Патриаршью ризницу ограбил?
Сашка осторожно снял с Лены колье и подошел к торшеру.
— Включи-ка люстру.
Да, камни были явно настоящими, и он понял, что держит в руках тысяч сто долларов.
— Та-ак. — Сашка подбросил колье на ладони и поискал глазами сигареты. — Теперь давай-ка, милая, рассказывай.
— Что рассказывай?
— Все. Что за Эдик, какой это дед ему такие игрушки в наследство оставляет… Короче, все, что о нем знаешь…
Бэбик бросил пить. Мишка, решивший, что виной тому послужила охватившая собутыльника любовь, пытался доказать необдуманность этого невероятного поступка, уверяя приятеля в лояльности бывшей супруги к алкоголизму близких. По его мнению, Лена не терпела лишь явной измены, а на бытовое пьянство смотрела пусть искоса, но с пониманием.
Однако Бэбика словно подменили. Ко всему, в последнее время он стал серьезен и замкнут, совсем как в недавнем прошлом, когда вел жизнь угрюмого затворника. Напрасно Мишка ежедневно тормошил его, надеясь добиться пояснений, Бэбик отмалчивался и загадочно улыбался. Заодно посоветовал Мишке не шустрить в поисках человека, способного посодействовать с выездом. Коротко обмолвился, что все теперь сделает сам, а на вопрос — каким образом? — даже не ответил.
Причина всех этих странностей была настолько поразительной, что поведение Бэбика вполне оправдывалось. В одночасье шагнуть из привычного в параллельный мир, прежде виденный лишь в шпионских фильмах, в само существование которого верилось с трудом, — такое суждено не каждому. Оттого-то и случаются в неподготовленных к резким поворотам судьбы головах замыкания клемм и подвижки мозговой коры.
Началось все теплым весенним вечером дней десять назад. Когда, расставшись с Леной — она торопилась к какой-то заболевшей подруге и от прогулки после ужина в «Планете» отказалась, — Бэбик возвращался домой, у подъезда его окликнули. Широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, с уверенным приятным лицом, возник из темноты, как призрак. Успокоив струхнувшего Бэбика, он представился:
— Валентин Петрович Черепцов… Не волнуйтесь, Эдуард Борисович, я из КГБ, вот удостоверение. — Перед глазами на мгновение распахнулась продолговатая книжечка, но рассмотреть в потемках тот ничего не успел. Мужчина ткнул удостоверение в карман и доверительно взял Бэбика под руку. — Здесь разговаривать неудобно, может быть, пригласите к себе?
— П-п-пойдемте, — забуксовал Бэбик, представляя одиночную камеру гэбэшного подвала — иное просто в голову не шло, — и покорно вошел в подъезд, вежливо, но настойчиво подталкиваемый незнакомцем. Валентин Петрович с любопытством наблюдал, как хозяин квартиры дрожащими пальцами воевал с дверными замками, внутренне холодея от мысли: а вдруг не КГБ — даст в прихожей по макушке, и сливай воду. Но все обошлось, агрессивности гость не проявлял. Наоборот, его жесткое лицо стало вдруг удивительно обаятельным, и, повесив плащ на вешалку, он намекнул, что беседа предстоит долгая, не мешало бы скрасить ее чашечкой чаю или кофе.
Бэбик мог предложить только датское пиво, которым предусмотрительно набил холодильник Мишка, исходя из двадцать второго закона Кир-Буха, гласящего — в доме может не быть хлеба, спичек и соли, но пиво должно быть всегда, поскольку для пьющего человека оно так же важно, как инсулин для диабетика.
Отхлебнув прямо из баночки, гость поудобнее устроился в предложенном хозяином кресле и первым же вопросом напугал Бэбика до смерти:
— Не любите, значит, родину, Эдуард Борисович?
— П-п-почему? — пролепетал Бэбик, слегка перепутав времена. Прежде подобное обвинение действительно несло за собой серьезные последствия, но теперь проклинать Родину-мать сделалось как бы хорошим тоном. Впрочем, Белоруссия не Россия, и от сохранившей прежнее, ставшее во всем мире символом суперзла наименование спецслужбы можно было ожидать чего угодно.
— Ничего страшного, — засмеялся Валентин Петрович, — не пугайтесь. Такую родину, — он показал рукой за окно, — любить не за что… Ну да ладно, — помолчав, гость вновь приложился к баночке «Туборга» и продолжил: — Я к вам по делу. Скажу откровенно, мы все о вас знаем.
Последние слова прозвучали настолько многозначительно, что Бэбик поперхнулся скисшим пивом и закашлялся. Валентин Петрович похлопал его по спине и присел на диван рядышком, пробудив у Бэбика дикую мысль, что КГБ принимает его за голубого.
— Что вы знаете? — отпрянул он в угол дивана. — П-поясните, пожалуйста.
— Все, — повторил пришелец, — буквально все. И о дедушке вашем, и о наследстве. И о непреодолимом желании выехать за границу.
— Дипломат сдал? — икнул Бэбик. Гость почему-то смутился, видимо, догадливость хозяина квартиры пришлась ему не по вкусу. Но возражать не стал и, быстро придя в себя, согласился:
— Сдал-сдал. Как говорится, с потрохами. Но суть в ином, я уполномочен предложить вам следующее…
Сперва оглушенный случившимся Бэбик слушал рассеянно, однако постепенно начал понимать, что ни арестовывать, ни устраивать в квартире обыск гэбэшник не собирается. Валентин Петрович оказался членом сверхсекретной подпольной организации, ставившей целью реставрацию советского государства и физическое уничтожение так называемых демократов. Долго и гневно он метал громы и молнии в адрес тех, кто ныне дорвался до власти, потом притих и заговорил о Бэбике. Выходило, что сотрудничать с «Коминтерном» — так называлась организация истинных марксистов-ленинцев, — свято хранившим вечные идеалы, тому сам Бог велел. Причем исключительно в его же, Бабиковых, интересах.
«Коминтерн» существовал на добровольные пожертвования патриотически настроенных граждан, и к секретным счетам КПСС доступа не имел. Но ощутимую поддержку организации оказывал верный друг бывшего СССР Саддам Хусейн. В глубокой тайне на территории Ирака готовили боевиков-«коминтерновцев», скрывались под крылом иракского лидера террористы, совершавшие в республиках СНГ всякие кровавые акции. Дабы сохранить некоторую независимость, «Коминтерн» в долгу не оставался, оказывая Ираку посильную помощь. В основном это касалось ядерного вооружения. Хусейн старался сделать свою страну великой державой и любой ценой пытался создать собственную атомную бомбу.
Из секретного хранилища в городе Арзамас-16, как заявил Валентин Петрович, удалось похитить пять килограммов сверхчистого урана, столь необходимого товарищу Хусейну. Контейнер с ураном вот-вот привезут в Минск (почему именно сюда, Черепцов не пояснил), но организация обязана выплатить за него двести пятьдесят тысяч долларов наличными. К сожалению, расхитители демократической собственности членами организации не являются и сотрудничают с «Коминтерном» исключительно из корыстолюбия. Такой валютной наличностью «Коминтерн» пока не располагает, а время не терпит. Между тем иракская разведка готова заплатить за контейнер полмиллиона, но для этого требуется переправить уран в Гамбург.
Некоторая утечка информации навела на след «Коминтерна» российскую ФСК, боевиков-баркашовцев из РНЕ и американцев, поэтому организация вынуждена использовать в качестве курьера абсолютно незасвеченного человека. И человеком этим должен стать Бэбик. Ему оформят загранпаспорт и визу, помогут избежать таможенного контроля, и он, в свою очередь, доставит вышеупомянутый груз в Германию и получит полмиллиона долларов. Кроме того, Валентин Петрович от имени организации обещает гражданство в любой европейской стране, сторонников у «Коминтерна» хватало, и в этом плане возможности были неограниченные.
— Такие вот дела. — Гость посмотрел Бэбику в глаза. — Беретесь? Хотя после того, что вы узнали, можно и не спрашивать, — «коминтерновец» зловеще скривил губы, — для вас теперь альтернативы нет. Ставка слишком велика…
Бэбик тупо смотрел перед собой и ничего не видел. Вернее, видел. Холодный, с простреленным затылком труп на мокром асфальте темного глухого переулка — почему-то финал сотрудничества с патриотами-интернационалистами виделся именно таким.
— А вас не смущает моя национальность? — нащупал он вдруг палочку-выручалочку. — Хусейн ведь враг всех евреев.
— Кто вам такое сказал? — удивился Валентин Петрович. — Как раз напротив, в Ираке к жи… вашему брату прекрасно относятся. Не использовали же в девяностом химическое оружие, хотя и могли. И потом, нам-то без разницы. Оплатите здесь, получите там. И прибыль ощутимая, и гражданство, скажем, в Люксембурге. Вы ведь к этому стремитесь? Остальное пусть вас не волнует, дольше проживете. Да, рекомендую отныне вести себя аккуратнее. Никаких баб, — Валентин Петрович почему-то вздохнул, — о водке-селедке тоже забыть. Сидите дома и ждите, мы вас сами найдем…
С того вечера Бэбик изменился. Пить перестал, от Мишки едва ли не прятался, только с Леной продолжал встречаться. Правда, по вечерам она теперь пропадала у смертельно больной подруги, но зато с работой в магазине теперь было покончено. Бэбик с удовольствием заплатил долг хозяину магазина, а Лене особо не надоедал. Ведь сотрудничество с «Коминтерном» обязывало видеться с невестой пореже, и Бэбик, как в прежние времена, отсиживался дома. Изредка появляясь на улице, он теперь в каждом прохожем подозревал тайного агента организации, в существовании которой не сомневался.
Звонок Валентина Петровича раздался на десятый день после того ночного разговора. Справившись о самочувствии, он похвалил Бэбика за осторожность и велел приготовить деньги. Контейнер с ураном прибыл в Минск, пришла пора действовать. Бэбик, соблюдая все меры предосторожности, сгонял на дачу, изъял из тайника означенную сумму, но домой валюту не потащил. Еще неделю назад он абонировал ящик на Главпочтамте, туда и втиснул пакет стодолларовых купюр, решив, что безопаснее будет передать пакет в центре города.
«Коминтерновец» обещал позвонить в девять вечера и уточнить время и место встречи. Но минуло уже десять, а звонка все не было, так что Бэбик, и без того потерявший покой и сон, совсем изошел от ожидания.
Нервничал в эти минуты не только Бэбик. Сашка, живший теперь у Лены, обещал Сэту приехать к девяти, но где-то застрял. Телефон на Калиновского не отвечал, и Сергей, нервно вышагивая по квартире, не знал, что и думать. Ведь успех операции «Бэбик» почти целиком зависел от Зуба…
Когда Лена рассказала о непутевом женихе, Сашка понял, что наконец-то им с Сэтом подфартило. Выпытав у подруги все, что она знала о Бэбике, наутро помчался к Сергею, ввел того в курс дела, и работа закипела. Сэт в три дня собрал о клиенте всевозможную информацию, проанализировал данные и пришел к тому же выводу, что и Сашка, — надо брать. Сэт считал, что действовать следует быстро и уверенно, взять Бэбика в плен, отвезти в неприметное место и спецназовскими методами вытрясти все дедовские сокровища.
— Риска никакого, — убеждал он Сашку, — Эдик этот ноль, никто за него не вступится. Он даже жаловаться не посмеет. Даю гарантию — в два часа все из него вытрясу.
Однако Зуб почему-то уперся.
— Ни к чему эти крайности — вытрясу, заставлю… Можно же иначе дело обставить. Нетворческая у тебя, Серега, натура, привык в Афганистане беспредельничать. Разве нельзя сделать так, что человек сам свое добро отдаст, ни черта не поймет и еще благодарить нас станет?
— Он и так благодарить станет, что живым оставили. Зачем огород городить?
— Никогда ты душу художника не поймешь. И потом, если можно избежать насилия, то следует его избегать. Подумаешь, налетели, обобрали и рыло разбили — на это большого ума не надо. А разведешь лоха красиво — душа радуется. И человеку приятно.
— Не знаю, чего приятного, если результат одинаковый. Какая разница, красиво или нет с тебя последние штаны содрали?
— Огромная. Особенно для того, кому эти штаны достались.
И Зуб разразился пространной речью о предпочтительности мошенничества. Говорить он умел, но убедило Сэта другое. Понял, что приятеля заклинило на афере, и поскольку на Бэбика вышел все-таки Сашка, решил не возражать. Пусть резвится, режиссируя свой спектакль, если где-то произойдет сбой, применить спецнавыки несложно. А упускать случай глупо: не воспользуются они с Зубом, Бэбик обязательно нарвется на кого-нибудь менее щепетильного и более жестокого. Запросто ему уехать никто не позволит.
В гости к Бэбику отправился Сашка. История о подпольщиках-«коминтерновцах» была чистой импровизацией. Зуб даже не обдумывал легенду загодя, уповал на вдохновение и трофейное удостоверение сотрудника КГБ Черепцова, которое друзья оставили у себя после героической обороны дачи и тела Ивана Степановича Шабукевича.
Сэт ожидал друга в припаркованном на противоположной стороне улицы «опеле».
— Все тип-топ, — воротившись через два часа, заявил Сашка, — клиент наш к бою готов и никуда не денется. Надо теперь переждать недельку, пусть дозреет. А мы пока техническим обеспечением займемся.
Урановый контейнер смастерили в гараже у Сэта. Зуб купил у бичей с городской свалки плоский свинцовый ящик, излучавший к тому же небольшой фон. Что хранилось в ящике прежде, так и осталось загадкой, но, набитый песком и щебенкой, он весил не меньше, чем настоящий контейнер. Хотя, как выглядят настоящие контейнеры, ни Сэт, ни Сашка не знали.
К ящику присобачили — кнопочную панель от выломанного в соседнем подъезде шифрозамка и запаяли крышку наглухо. Сэт вновь обратился к граверу, снабдившему подложными документами Зуба, и тот за сто долларов смастерил липовый сертификат, от фонаря впечатав в украшенный грязными печатями Министерства обороны России бланк собственного изготовления какие-то малопонятные цифры и латинские литеры. Поперек «сертификата» умелец изобразил страшную надпись «Смертельно, вскрывать только при наличии защитных средств». Этого, по мнению аферистов, Бэбику должно было хватить, чтобы отказаться от мысли взглянуть на содержимое «контейнера». Заодно Сэт заказал загранпаспорт с шестимесячной визой в Германию, пообещав фотографии и реквизиты клиента предоставить позднее. Вопросов мастер не задавал, хотя за паспорт заломил пятьсот долларов — цены-де растут, высокий спрос и все такое…
Услыхав торопливый звонок, Сэт распахнул двери, но запыхавшийся Сашка опередил, не дав вырваться возмущению:
— Виноват, исправлюсь. Поехали к Бэбику, потом все объясню.
На время операции Сергей одолжил у приятеля, жившего неподалеку, облезлую «шестерку». «Контейнер» уложили в багажник, закидав сверху ветошью, и Зуб вырулил со двора. Сэт уселся в «опель» и тронулся следом, в его обязанности входило наблюдение и прикрытие.
Кто знает, как оно обернется, на кону все-таки четверть миллиона долларов.
Сашка опоздал к Сэту по весьма уважительной причине: впервые за время знакомства с Леной между ними произошла ссора. Черт его дернул рассказать о задуманной афере именно тогда, когда начал собираться к Сереге. Вообще-то посвятить подругу в их план следовало в любом случае, но лучше бы Сашка отложил этот разговор на завтра, поставив любимую перед фактом, что Бэбик уже лишился изрядной доли своего богатства.
Узнав обо всем, Лена пришла в негодование. Сашка так и не понял, что возмутило ее больше: мошенничество как таковое или то, что подвела потерпевшего под монастырь именно она. Напрасно Сашка пытался вставить хоть слово, любимая рта ему раскрыть не давала, осыпая градом уничижительных эпитетов и искреннего возмущения.
Остановила ее увесистая оплеуха, выданная шокированным одним коротким, но выразительным словом Зубом. До этого он в жизни не ударил ни одну женщину, однако Лена в порыве гнева ляпнула такое, что его искореженное камерным воспитанием сознание вынести не смогло.
Пощечина отшвырнула Лену в угол дивана, но подействовала странным образом. Она осеклась, с любопытством и как-то по-новому взглянула на Сашку, не успевшего даже пожалеть о собственной несдержанности. Создалось впечатление, что удар ладонью произвел в ее голове какие-то перестановки, как бывает с неисправным телевизором после резкого хлопка по крышке корпуса.
— Извини. — Лена встала и приникла к плечу игравшего скулами Сашки. — Зря я на тебя кричала. Просто забыла, с кем связалась.
Зуб напрягся, отыскивая в дрожащем голосе подруги издевательскую нотку, но издеваться или горько сожалеть о любви к проявившему преступную натуру милому Лена и не собиралась. Она действительно сожалела, но лишь о том, что Сашку не переделаешь. А потому принимать его надо таким, какой есть.
— Это ведь не мне одному — и тебе надо, — погладил Сашка вздрагивающие плечи подруги, — поднимусь на бабки, и уедем отсюда к чертовой матери.
— Интересно. — Лена откинула голову назад и печально улыбнулась. — Бэбик о том же говорил. Он ведь ради меня все затеял.
Получалось и впрямь интересно. Бермудский треугольник какой-то, вершиной которого было желание сделать Лену счастливой, основанием — наследство покойного Льва Исааковича, только стороны, Бэбик и Зуб, устремлялись к вершине из диаметрально противоположных точек.
— Тем более нечего мучиться, — обрадовался Сашка. — Тебе кто нужен? Я или недоделок этот?
Лена посмотрела так, что ответа не потребовалось. Но и Бэбика ей было жаль, неплохой в сущности парень, и влип в такую дурацкую историю. Она решила отыскать-таки лазейку.
— Он любит меня очень. И долг заплатил, и колье…
— Какой еще долг? — не понял Сашка.
— В магазине… В этот день, когда мы встретились, меня ведь с работы выгнали. — Лена рассказала о юных аферистах. — …Эдик и заплатил.
— Да-а, растет смена, — засмеялся Сашка. — Чего же ты мне не сказала? Уж как-нибудь повлияли бы на твоего директора, сам бы еще тебе приплатил.
— Дело не в деньгах, Эдик больше бы дал, чтобы я только уволилась. Он меня давно уйти оттуда уговаривал.
— Вот видишь, для себя он старался, а не ради тебя. Понимаешь, Ленка. — Зуб закурил и принялся расхаживать по комнате, рассуждая вслух. — По-моему, твой, вернее наш теперь, Бэбик относится к той категории людей, которые думают в первую очередь о собственном благополучии. Он не тебя — он себя очень любит, хотя сам, может, этого не сознает. И любовь ему, в общем-то, до фени, было бы самому хорошо и покойно. Вбил в голову, что с тобой найдет счастье, пусть попробует без тебя его поискать. Ну и без денег, естественно. Обидно — одним все бесплатно достается, другие свободой и жизнью должны рисковать. Так что не переживай, не помрет твой Эдик с горя, если на бобах и холостым останется. Может, поумнеет.
— Ты почти как Раскольников рассуждаешь, — призадумалась Лена, — за счет никчемного человека счастье найти. А совесть?
— Совесть — штука хитрая. Как душа наркомана, зависит от реального, а не от иллюзорного воздействия извне. Кайф есть, и никаких проблем, все в елочку. А нету — тут-то ломка изнутри и снаружи. Физическая и душевная. Так и с совестью. Когда жизнь налажена и благополучна, о том, как этого достиг, человек не задумывается. Не подразделяет причины своего благополучия на честно-нечестно, радуется следствию. Вот если сплошные неувязки и облом, тогда муки совести и проявляются. Такая вот, подруга, философская оценка ситуации.
Спорить Лена не стала. Изменить все равно бы ничего не сумела. Сашка, похоже, давно решил за обоих. За себя и за нее.
— Саш, вы его не бейте, пожалуйста. — Просьба вызвала у Зуба широкую улыбку.
— Господи, девушка, да его пальцем никто не тронет. Слово джентльмена. О, — он посмотрел на часы, — зато Сэт, кажется, на вертел посадит. На два часа опаздываю, — заторопился джентльмен удачи, — пожелай мне попутного ветра, милая…
Прокручивая в голове всю эту «сцену у дивана», Сашка зазевался и чуть не врезался в метнувшуюся из ряда в ряд милицейскую «Волгу». Стоявший на перекрестке у цирка гаишник отвернулся — не щемить же своих, — «Волга» ушла вправо, под знак. Сашка ухмыльнулся и сунулся следом, уловив в зеркало заднего вида, что Сэт делает тот же маневр. Так и шли они до «Немиги», пристроившись в хвост ментовозке, как бы ставшей машиной сопровождения.
На Республиканской с почетным эскортом пришлось расстаться. «Волга» сгинула в полумраке улицы Мясникова, а приятели повернули направо, к заждавшемуся Бэбику. Сашка позвонил тому из автомата и назначил встречу в полночь на Юбилейной площади.
Сэт притормозил у входа на станцию метро «Фрунзенская», а Зуб, припарковавшись на стоянке, вылез из «шестерки» и, напустив на себя подобающий «коминтерновцу» вид, направился к Бэбику.
— Эдуард. — Глядевший в противоположную сторону Бэбик вздрогнул и отпрянул в темноту. — Что вы шарахаетесь? Не надо нервничать, все отлично. — Сашка подхватил клиента под руку и потащил к машине. — Садитесь, нечего на виду торчать.
Бэбик неуклюже забрался на переднее сиденье и пригнулся, прикрывая лицо от света фар пронесшейся через площадь «девятки».
— Не волнуйтесь, — Сашка подмигнул и хлопнул клиента по плечу, — вокруг наши люди, бояться нечего. А задержались немного, потому что проверяли окрестности. Все тихо.
На площади действительно было тихо и покойно, зарядивший к ночи небольшой дождь разогнал поздних прохожих, автостоянка тоже пустовала. Сашка для понта поводил по сторонам носом и пригласил Бэбика выйти из машины.
— Главное, не волнуйтесь, — повторил он и откинул крышку багажника. — Излучения контейнер почти не даёт. Доза вполне допустимая, в Гомеле фон похлеще будет.
Вид свинцового контейнера привел Бэбика в ужас. Разговоры разговорами, а когда план начинает претворяться в жизнь… Простота начала суперсекретной операции оглушила. Он уже успел настроиться на нечто невероятное — контрабанда урана, разведка и контрразведка, смертельная опасность и головокружительный риск, а в эпицентре он, Бэбик, поставивший на карту буквально все. А тут обычный металлический ящик в багажнике «Жигулей», и ни погонь, ни стрельбы, ни суровой музыки, сопровождавшей подобные сцены в кино.
Зуб словно почувствовал растерянность клиента и зловеще прошептал:
— В этом контейнере, Эдуард Борисович, теперь заключается ваше будущее. Относитесь ко всему достаточно серьезно — игры кончились.
Бэбик заморгал и тоскливо вздохнул:
— Я п-понимаю… А теперь что делать?
— Теперь все по программе. — Зуб захлопнул багажник. — Садитесь в машину, проведем инструктаж.
Первым делом он сунул Бэбику «сертификат»:
— Это не менее важно, нежели сам контейнер. Когда отправитесь в путь, спрячьте понадежнее, документ совершенно секретный. Сейчас поедем за деньгами, передадите мне двести пятьдесят тысяч… Надеюсь, валюта подготовлена? — Сашка пристально уставился Бэбику в глаза.
— На п-почтамте, в ящике абонентном. — Тот наконец почувствовал серьезность момента, да так, что ощутил непреодолимое желание облегчить вмиг застонавший желудок. И замер, боясь пошевелиться.
— Вот и отлично. Значит, на почтамт, берем валюту, и я отвожу вас на дачу. Контейнер спрячьте сами. На паспорт сфотографировались?
Бэбик кивнул. По требованию «Валентина Петровича» он подготовил фотографии и необходимые для оформления загранпаспорта документы еще неделю назад.
— Через три дня получите паспорт с открытой визой и ознакомитесь с маршрутом. До Гамбурга пойдете под контролем, наши ребята подстрахуют. Причин для волнений нет, на границе с Польшей осложнений не будет, и в Германию въедете без проблем. У нас ведь свои люди.
Бэбик судорожно сглотнул и попросил сигарету. Казалось, что происходящее ему только снится, перевернется на другой бок, откроет глаза, и все исчезнет в лучах заглянувшего в окно утреннего солнышка. Но сидевший рядом человек не снился, оттого, а может, от избытка в крови никотина — курил он десятую за полчаса сигарету — у Бэбика заныли виски.
«Шестерка» выскочила из моросящего сумрака на широкую, залитую светом фонарей улицу и понеслась к недалекому Главпочтамту. Сэт, соблюдая дистанцию, неотлучно следовал сзади.
Плотный увесистый брус долларов, упакованный в пластиковый пакет, Бэбик принес быстро. Пересчитывать валюту Зуб не стал — зачем, если клиент места себе от страха не находит. Небось каждую купюру раз сто обслюнявил, боясь ошибиться.
— Посидите пару минут. — Сашка выбрался из машины и скрылся за углом почтамта. Сэт, как условились, поджидал на противоположной стороне проспекта, у входа в гостиницу «Минск».
— Тебе пакет, — передал Зуб добычу и улыбнулся, не в силах сохранить на лице серьезность, — купи себе немного «Олби». А нам с Ленкой — шампанского. Поеду с ним на дачу, за час обернусь. Позвони Ленке, пусть к тебе едет. Вместе почин отпразднуем.
Когда он вернулся к Бэбику и уселся за руль, тот вдруг нерешительно поинтересовался:
— А можно два паспорта оформить? Я ведь с невестой уехать хочу.
— Вот доставите контейнер, вернетесь, тогда и решим. — Настроение у Зуба испортилось враз. — Хоть бабушку покойную увозите, но сперва дело сделайте. Уяснили?
Бэбик мигнул и согласно склонил голову. Страх понемногу улетучивался, никто не пытался арестовать контрабандистов с поличным, не проявлял к «Жигулям» повышенного интереса. Пока Валентин Петрович относил деньги, он специально изучил окружающую обстановку. Охрана, о которой говорил «коминтерновец», действовала очень профессионально — даже зная об их присутствии, Бэбик никого не заметил. Вывод напрашивался закономерный: если и дальше так пойдет — волноваться нечего. С такими парнями не пропадешь.
++
Лишившись верного собутыльника Бэбика, Мишка научился пить на пару с телевизором. Набирал водки с запасом, усаживался поудобнее перед экраном и, стоило возникнуть кадру, в котором кто-нибудь держал в руке налитый бокал или иную емкость, чокался, ударяя краешком своего стакана в кинескоп. Иногда, если телесобутыльник произносил тост, пил по его поводу, чаще придумывал тосты сам. Получалось здорово. За неделю Мишка перепил почти со всеми знаменитостями — от ведущего «Поля чудес» Леонида Якубовича до президента России Бориса Ельцина включительно. Пил с крутыми голливудскими ребятами, дринькавшими скотч в полумраке стандартных американских баров, с эстрадными звездами, лакавшими шампанское на очередной останкинской тусовке, даже с хоккеистами, чем-то полоскавшими рот после очередной забитой или пропущенной шайбы, тоже пил, высказывая, в зависимости от ситуации, поздравления или сочувствие. Спиртное по шести основным и двум коммерческим каналам текло рекой, позволяя пить не абы с кем, а в подходящей компании. Выбор собутыльника определялся Мишкиным настроением. Сегодня к вечеру его охватила сентиментальная грусть, и телеалкаш, пощелкав переключателем программ, шарил французскую мелодраму с Аленом Делоном, тоже грустившим со стаканчиком коньяка в руках.
К полуночи оба, и Делон, и Мишка, набрались прилично, поэтому, когда в дверь требовательно позвонили, последний выбрался в прихожую с огромным трудом.
— Кто там? — попытался он припасть к глазку, но промазал и чуть не вышиб себе глаз дверной ручкой.
— Сто грамм… Открывай скорее, водка выдыхается.
Голос показался знакомым, и Мишка, дернув собачку замка, распахнул дверь. На тускло освещенной лестничной площадке качались двое — «дипломат» Казик и незнакомый мордоворот, чем-то походивший на Кинг-Конга, недавнего Мишкиного собутыльника. Впрочем, условного, гигантская обезьяна чокалась с ним кокосовыми орехами.
— Встречай гостей. — Оказалось, что качается не Казик, а хозяин квартиры. Гости были хоть и навеселе, но шагнули в прихожую твердо и уверенно. — Решили тебя проведать. Держи-ка. — Казик ткнул Мишке в руку пакет, полный разномастных бутылок.
— Проходите, — с трудом удержав подарок, Мишка мотнул головой, приглашая в комнату, — оч-чень рад. А то фильм уже кончается, а я еще ни в одном глазу.
Какое отношение имеет продолжительность фильма к зрению хозяина квартиры, гости не поняли, но вопросов задавать не стали. Повесив плащи на вешалку, прошли в комнату и уселись на диване. Мишка приволок из кухни пару чистых стаканов, быстренько разлил принесенную гостями «Смирновскую» и торжественно произнес:
— За живое общение, которое не заменит никакая электроника!
Мордоворот недоуменно посмотрел на Казика, тот пожал плечами и, чокнувшись с Мишкой, покосился на батарею пустых бутылок:
— Один, значит, гуляешь?
— С Делоном, — кивнул Мишка на экран, где спившийся коллега умирал на больничной койке, не выдержав темпов соревнования со зрителем-собутыльником.
— Понятно, — хмыкнул Казик и, интеллигентно оттопырив пальчик, опорожнил свой стакан. Закуски не было, но «дипломат» понюхал манжетку белоснежной рубашки и просиял: — Замечательно. Кстати, забыл вас представить. — Он указал подбородком на мордатого. — Это Сева, мой старинный приятель.
Сева выдул водку одним глотком и протянул Мишке широкую, как лопата, клешню:
— Очень рад, много о тебе слышал.
Какая-то странная искорка мелькнула в его абсолютно трезвых глазах, совсем не соответствовавших расслабленной пьяной улыбке. Но перепившему Делона Мишке было не до того, уставленный бутылками стол требовал продолжения, да и Казик наполнил стаканы по новой.
Однако следующий глоток оказался роковым. Мишка икнул, тихо сполз на пол, из последних сил дотянулся и выключил, согласно закону Кир-Буха, телевизор, да там, под телевизором, и остался в полной отключке.
— Во дает. — Сева оттянул Мишкино веко и посмотрел на Казика. — Теперь его до утра не добудишься.
Перестарались, надо было сперва о деле поговорить, потом уже наливать.
Казик встал и включил телевизор.
— Ничего страшного. Через час оклемается, я его натуру знаю…
Мишка и вправду очухался очень быстро. Не прошло сорока минут, как он сел, диким взглядом обежал стены родной квартиры и уставился на гостей:
— Не понял? Вы-то здесь откуда взялись?
Сева нагнулся, легко приподнял хозяина под мышки и усадил в кресло. Казик тотчас ткнул ему под нос полстакана.
— Лечись давай. Весь вечер вместе пьем, а ты, выходит, ничего не помнишь.
Копаться в недрах памяти Мишка не стал, опохмелился, и все закружилось в привычном калейдоскопе товарищеской попойки. Наконец Сева пришел к выводу, что хозяин окончательно пришел в себя и оборвал затеявшего травить анекдоты Казика:
— Давай о деле.
— Михаил, а почему мне твой друг не звонит? Эдуард, кажется? — Казик улыбался, но как-то неестественно и напряженно. — Я уже договорился с кем надо, Севу вот подключил, а он как в воду канул.
— Бэбиковы дела мне теперь до веника. — Мишка откинулся на спинку кресла. — Он, сволочь, пить бросил. И потом, мы неделю уже не встречались, понятия не имею, почему он тебе не звонит.
— А где он живет? — приподнялся Сева, пересаживаясь поближе. — Как его отыскать?
Что-то в голосе гиганта Мишке не понравилось, и он решил о Бэбике не распространяться.
— Не знаю я. Он сам ко мне приходил и звонил. Даже фамилии его не знаю.
— Вот те раз, — удивился Казик, — вы же в одном классе учились.
— С чего ты взял? — Мишка удивился так, что сам себе поверил.
— Сами об этом говорили, — Казик посмотрел на Севу, — вот на этом месте, две недели назад.
— Ты все перепутал, — засмеялся Мишка, но Сева метнул вперед длиннющую руку и сгреб его за ворот.
— А ну иди сюда. — Рывком выдернув хозяина из кресла, он пихнул того в угол дивана. — Мишка, ты с нами не шути. Где твой друг?
Полузадушенный Мишка попытался оторвать от горла железные пальцы, но тут же получил удар по печени, отчего только что выпитая водка фонтаном брызнула Севе прямо в лицо. Гигант отпрянул, выпуская жертву и наугад махнул гиреобразным кулаком. Мишку сдуло с дивана как пылинку, перенесло через всю комнату, и только капитальная стена не позволила продолжить полет над ночным городом.
— Обрыгал меня, паскуда. — Сева сгреб с журнального столика газету и кое-как утерся. — Придавлю гада.
Удар головой о кирпичную стену, слегка смягченный висевшим на ней ковром, подействовал на Мишку своеобразно. Он твердо решил стоять до конца и ничего обидчику не рассказывать. Дело было не в Бэбике, а в принципе — насилия над собой Мишка не терпел.
Однако отстаивать принципы — дело нелегкое, особенно если тобой занимается профессионал. А Сева профессионалом и являлся.
Официально он оперативничал в столичном управлении КГБ на звании старшего лейтенанта, и соответствующее удостоверение лишь прикрывало основное его занятие. Заместитель начальника управления Валентин Петрович Черепцов, негласно сотрудничавший с серьезными деловыми людьми, включил Севу после соответствующей проверки в свою личную гвардию, параллельно с обеспечением безопасности государства занимавшуюся оказанием различных услуг этим самым деловым людям, имевшим солидный вес в республике и за ее пределами. Около двух лет все шло прекрасно, платил Валентин Петрович значительно больше финотдела КГБ, но недавно произошел досадный случай. При попытке приструнить зарвавшегося и игнорировавшего указания шефов Валентина Петровича бизнесмена, Сева лопухнулся и уступил в рукопашной двум невесть откуда взявшимся телохранителям намеченной жертвы. Пришлось неделю отваляться в госпитале, а когда подлечившийся оперативник предстал перед шефом, случилось ужасное. Подполковник, поимевший за фиаско на даче серьезные неприятности, несправедливо обвинил Севу во всех смертных грехах и велел две недели не появляться на глаза, формально предоставив отпуск для поправки здоровья. Заодно лишил неофициальной дотации, и это в тот момент, когда Севе во что бы то ни стало понадобилось двадцать тысяч долларов. Подвернулась шикарная квартира в центре, а собственных сбережений не хватало.
Одолжить нужную сумму не удалось, да и не в правилах Севы было залезать в долги. Но Бог услышал его молитвы, случайная встреча с бывшим одноклассником, а ныне чиновником МИДа Казиком подкинула шанс быстро и без особого риска разбогатеть. Казик, не отличавшийся высокой моралью, рассказал о лоховатом богатеньком еврейчике, нацелившемся выехать за рубеж. По некоторым приметам тот располагал солидной наличностью, и Сева с Казиком решили, что им валюта как-то нужнее. Потому и прикатили к Мишке. Казик уверял, что за стакан водки тот продаст родную маму, но, кажется, ошибся, и за дело пришлось браться Севе.
— Напусти в ванну воды, — приказал он Казику и двинулся к сжавшемуся в углу хозяину квартиры. — Вставай, старина, спецслужба приехала. Сейчас тебя протрезвим, а после ты мне все расскажешь.
Но Мишка сдаваться не собирался. Перекатившись по полу, вскочил, метнулся к столу и выставил перед собой широкий кухонный нож.
— Не подходи, гад. — Хмель почти слетел, уступив место ярости. — Убью!!
Сева только скривился, распахнув руки, шагнул прямо на нож, но старался Мишка напрасно. Неуклюжий выпад пронзил пустоту, гигант грациозно ушел в сторону и с разворота зарядил «мушкетеру» ногой в затылок. Удар был настолько силен, что упрямый хозяин торпедой пронесся через всю комнату, вылетел в прихожую, сбил с ног распахнувшего дверь ванной Казика и лбом врезался в фаянсовый умывальник. Сева в три прыжка настиг свою жертву, схватил Мишку за волосы и окунул в быстро наполнившуюся ледяной водой обшарпанную ванну.
— Будешь говорить? — выдернув секунд через двадцать Мишкину бестолковку из воды, загудел он тому в ухо. Мишка фыркнул, норовя пустить водяную струйку в глаза палачу, и через мгновение вновь ткнулся носом в эмалированное дно.
Заговорил он только после четвертого погружения. Но Сева упустил из виду важную деталь. Вообще-то вынужденная асфиксия легко развязывает язык любому — человек теряет самоконтроль, мозг страдает от недостатка кислорода, организм охватывает ужас в предчувствии неминуемой гибели. Однако Мишкин мозг под влиянием алкоголя подвергся легкой мутации, проще говоря, проспиртовался, и методика допроса, применимая к нормальному человеку, для него оказалась недостаточно эффективной. Капельку разума мозг сохранил, что и позволило найти выход из безвыходного положения. Мишка просто-напросто соврал.
Сева, привыкший, что водотерапия заставляет людей говорить чистую правду — врать они, как правило, не в состоянии, — выслушал названную от фонаря фамилию Бэбика и такой же липовый адрес, швырнул мокрого до нитки хозяина в глубь квартиры и приказал:
— Никуда не уходить, ждать нас. Не дай Бог, что-нибудь выкинешь — утоплю, как «Титаник». Порву на три части, и будешь в ванной сто лет спасателей ждать, понял?
Мишка понуро кивнул, лихорадочно соображая, куда же смыться, как только лихие гости исчезнут. По всему выходило, что недельку-другую придется отсиживаться в подполье, выясняя причины появления «дипломата» на пару с гориллой-палачом и их странный интерес к Бэбику.
— К Ленке, — решил он, услыхав хлопок входной двери. — Больше некуда…
В обшарпанной «шестерке», резко выделявшейся на фоне респектабельных лимузинов и пестрых спортивных иномарок, заполонивших стоянку напротив центрального подъезда Министерства иностранных дел, сидели трое. Сэт, Зуб и непривычно трезвый и поэтому противный сам себе Мишка, сумевший найти в лице парочки друзей-аферистов отмазку от посягательства беспредельного гэбэшника Севы.
Ночью, примчавшись к бывшей супруге, Мишка долго и безрезультатно тарабанил в запертую дверь. С Леной, уехавшей на площадь Победы к Сэту, он разминулся буквально на четверть часа. Не добившись толку, ринулся звонить Бэбику, но тот как раз в это время отправился с Зубом на дачу, где и остался ночевать, захоронив «контейнер с ураном» под смородиновым кустом. В конце концов Мишка вернулся в подъезд Лениного дома и, пристроившись на подоконнике между этажами, задремал, не в силах превозмочь навалившуюся усталость. Придет же Лена когда-нибудь, никуда не денется.
А Лена с Сергеем дождались Сашиного возвращения и под шампанское подводили итоги первого этапа операции.
— Десять штук оставляем на оперативные расходы. — Сэт отделил от кучи увесистых упаковок одну и посмотрел на Сашку. — Остальное делим на троих… На троих, — оборвал он Сашкино недоуменное восклицание, — Лена тоже в деле. Без нее вообще бы не вышло.
— Докатилась, что называется, — криво улыбнулась Лена, — теперь я, выходит, мошенница.
— А вот ярлыки клеить не будем. — Зуб обнял подругу за плечи и усадил в кресло. — Серега прав. В конечном итоге деньги-то твои. Бэбик тебя озолотить хотел. Вот и озолотил. Где хранить добычу? — повернулся он к Сэту.
— Ноу проблемз. Я по своим каналам переправлю бабки в Германию. Есть там такой городок — Карлсруэ, полежат в тамошнем банке. У меня там сейф абонирован, в прошлом году его использовал.
— Отлично. — Сашка наполнил бокалы шампанским. — Через три дня отправим Бэбика в Гамбург, следом второй контейнер в дело пойдет. Надо опять на свалку сгонять, пока бичи тару не пропили.
— Бэбик в Гамбург поедет? — изумилась Лена.
— Это он так считает. — Зуб подмигнул Сэту. — Дальше Столбцов не пустим. Развернем с трассы и, чуть погодя, второй контейнер всуропим.
— А потом?
— Потом? Да ничего, выпотрошим до последнего цента, и пусть мемуары пишет. О сотрудничестве с коммунистическим подпольем. Не исключено, что какой-нибудь издатель ему за это гонорар отвалит, в компенсацию за убытки.
— С кем связалась?! — деланно возмутилась Лена. В последние дни ее взгляд на многие вещи здорово изменился. Воистину, с кем поведешься…
Наутро они с Сашкой возвратились на Калиновского и увидели околевшего от ночных подъездных сквозняков Мишку, скукожившегося на подоконнике около мусоропровода.
— Господи, — ахнула Лена, изучая помятую физиономию бывшего супруга. — Ты-то что здесь делаешь?
— Привет. — Мишка прищурился и опознал Сашку. Несколько лет назад он подрабатывал, паяя «маршалловские» голосовые в кооперативе «Левша», которым на пару с Сэтом руководил Ленин спутник.
— У тебя выпить есть что-нибудь? — Первым делом Мишка решил снять стресс и зарождавшуюся обычно по утрам головную боль.
— Так ты за этим через весь город перся? — Лена отперла дверь и впустила Мишку в квартиру.
— Не совсем… Дай сотку вмазать, потом все объясню.
Сашку он в возникшую проблему посвящать не хотел, уединился с Леной на кухне и рассказал о ночных гостях. Услыхав, что тех интересовал адрес Бэбика, Лена позвала Сашку и потребовала повторить рассказ сначала. Известие о появлении конкурентов смутило афериста лишь на мгновение, теперь он наконец понял, что означали странные слова «дипломам сдал». «Дипломат» действительно сдал, но кому-то другому, операция на грани срыва, а потому действовать следует быстро и четко.
— Мишка, — Сашка сжал его локоть и уперся взглядом тому в переносицу, — я немного в курсе отношений между Леной и Эдиком. Да и ты ей человек не чужой, а друзья моих друзей… Короче, сейчас ты поедешь к Сергею, попробуем разобраться. Нехорошо, когда живого человека в ванной топят. А Бэбика волновать не стоит, сами все сделаем…
Сэт понял Зуба с полуслова.
— Знаешь, где этого «дипломата» отыскать? — поинтересовался он у Мишки. Тот кивнул. — Отлично, едем. Такие дела надо делать сразу. Отловим Казика, выбьем координаты Севы… По возможности без жертв, но, если придется, жалеть их нечего, — тихо шепнул Сергей Сашке.
Охотиться решили на «Жигулях». Хозяин «шестерки» на скором возвращении машины не настаивал, позволил Сэту пользоваться ею сколько угодно. А «опель» — тачка приметная, к чему лишний риск? Позвонили в МИД, выяснили, что Казик на рабочем месте, и к полудню оказались на площади Незалежности.
Сашка сбегал к ближайшему автомату, позвонил Казику от Севиного имени, пригласил выйти на улицу для конфиденциального разговора. Теперь он вглядывался в толпу сновавших взад-вперед посетителей и сотрудников министерства.
— Вот он идет. — Мишкино восклицание заставило охотников встрепенуться. Из стеклянных дверей выперся элегантный худощавый блондин в шикарном карденовском плаще, прикурил сигарету и заводил по сторонам носом.
— Давай вдоль тротуара, — скомандовал Сэт и выскользнул из машины.
«Шестерка» сипло закашлялась, выворачивая со стоянки, а Сергей, обогнув длинный, сверкающий лаком «мерседес», перебежал проезжую часть и со спины приблизился к топтавшемуся на месте Казику.
— Добрый день. — Он легонько ткнул дипломата в плечо. — Вы Казимир? — Казик кивнул, но спросить ничего не успел. Сэт подхватил его под руку и быстро зашептал: — Сева просил срочно подскочить к нему в одно место. Сам занят, оторваться не может. Вот наша машина, садитесь.
Казик моргнуть не успел, как оказался в салоне притормозившей у бордюра «шестерки». Узрев на заднем сиденье Мишку, открыл было рот, но Зуб коротко саданул ему тыльной стороной кисти по лбу, а сопевший за спиной Сэт так ткнул железным пальцем в подреберье, что на несколько секунд свет для Казика померк.
Очнулся он уже с заклеенным широкой полоской лейкопластыря ртом и завязанными глазами.
— Не дыши, — посоветовал сидевший рядом Сэт на робкую попытку освободиться, — хуже будет. Сейчас приедем, поговорим, и вали на все четыре стороны. Пойми, хотели бы тебя убить, глаза бы не завязывали. Ответишь на все вопросы — отпустим. Нет — не обессудь. Глаза развяжем, посмотришь в последний раз на солнышко, и адью. Уяснил?
Казик замычал, вроде бы соглашаясь на предложенные условия, и больше не шевелился.
Допрос проводили в Сэтовом гараже, предварительно выгнав во двор «опель». Мишку поставили на атас с наружной стороны приоткрытых ворот, содрали с губ пленного пластырь и слегка побили. Но без особого зверства, исключительно из соображений ускорения процесса дознания. Казик не упорствовал, выдал Севины реквизиты сразу, заодно прояснив подоплеку ночного визита к Мишке.
— Слушай сюда. — Сашка упер два пальца в кадык полностью деморализованного дипломата. — Сейчас мы тебя отвезем в центр и отпустим. Отпуск за свой счет или больничный лист взять можешь?
— М-могу. — Обработанные дознавателями ребра болели так, что Казик всерьез подумал о госпитализации.
— На неделю исчезни. Чтобы ни дома, ни в министерстве не появлялся. И забудь о нас, о Мишке и его друге, которого вы с Севой искали. Заговоришь — тут-то тебе и конец. О Севе тоже забудь, не ищи его ни сегодня, никогда. Лады?
Сашка кивнул Сэту, и тот, аккуратно прицелившись, тюкнул Казика монтировкой чуть повыше макушки.
— Рауш на десять минут, — оттянул он закрывавшую глаза жертвы повязку и приподнял припухшее веко, — с гарантией… Поехали, выкинем его где-нибудь. И к Севе.
С подполковником Черепцовым Сева столкнулся в коридоре управления случайно, попадаться на глаза шефа в период отлучения от дел в планы незадачливого налетчика не входило.
— Что ты тут делаешь? — Валентин Петрович был явно не в духе. — Тебе же ясно было сказано…
— Извините, — Сева виновато улыбнулся. — Ключ от квартиры потерял. А в столе рабочем запасной валяется, вот и забежал на минутку.
— Чтобы духу твоего здесь не было, — буркнул шеф и скрылся в приемной начальника управления. Сева усмехнулся, в принципе можно было уходить — адрес Эдуарда Борисовича Будиловского лежал у него в бумажнике. В общем-то, установить личность последнего оказалось несложно, помогло упоминание Казика о том, что еврейчик учился в одном классе с таки совравшим, вопреки ожиданиям, алкоголиком Мишей.
Вернувшись ночью с искренним желанием свернуть стойкому пьянице шею, Сева убедился, что тот успел удрать, но сильно не расстроился. Приказал Казику ждать звонка, а сам с головой окунулся в розыскные мероприятия. Через соседей выяснил номер школы, утром наведался в архив района. К обеду фамилия Бэбика была установлена, пришлось подскочить в управление и по гэбэшным каналам выяснить адрес. Жаль только, что на шефа нарвался, но дело-то сделано, и Сева направился к выходу.
— Ты еще здесь? — налетел на него коллега по борьбе с террористами, дежуривший сегодня по отделу. — Думал, что уже ушел… Тебе только что из города звонили, некто Казимир. Просил, чтобы ты подъехал домой часам к четырем, он там будет ждать.
Сева поблагодарил, вышел на улицу и из автомата позвонил в Министерство иностранных дел. Так его учили: любая информация, даже незначительная, должна быть перепроверена. Но Казика на рабочем месте не оказалось. Как пояснил поднявший трубку сослуживец, отпросился еще в полдень и больше не возвращался.
Голову Сева ломать не стал. Часы показывали половину четвертого, значит, Казик скоро появится у него дома и сам все объяснит. Следовательно, надо двигать домой.
Двор родимой Пятиэтажки, затерявшейся среди таких же пятиэтажных серых параллелепипедов Курасовщины, встретил Севу грохотом отбойного молотка. Возле подъезда долбили асфальт два мужика в грязных ватниках, третий работяга покуривал, прислонившись спиной к ходуном ходившему компрессору, получая, видимо, от передававшейся телу вибрации непонятное удовольствие. Судя по стоявшему поодаль «газику» с надписью «Аварийная водоканала» на стальной будке кузова, дом снова остался без воды. Сева обогнул потрепанную «шестерку» и шагнул в парадное. На сидевших в машине пассажиров даже не глянул, размышляя о водопроводных трубах, которые за последние полгода меняли уже трижды.
— Узнал? — Сашка заерзал на сиденье. — Эта морда на даче тогда была. И имя сходится. Он? — повернулся он к Мишке.
— Он, гадина, — подтвердил тот, наливаясь гневной краской. Однако отомстить обидчику самолично Мишке не позволили.
— Все, Мишка, езжай к Ленке и жди нас. Тебе здесь делать нечего, — приоткрыл Сашка дверцу. — Не вздумай дурить, чтобы через минуту и духу твоего не было.
Мишка выбрался из машины и поплелся к стоянке такси. Особого желания встречаться с Севой вновь он не испытывал, обойдутся без его помощи — еще лучше. Главное, чтобы продолжения не последовало, нырять в ледяную ванну по новой очень не хотелось.
— Что делать будем? — Зуб проводил Мишку взглядом и посмотрел на дверь подъезда. — Как его брать-то, коня такого?
Сэт призадумался. Связываться с гэбэшниками глупо, но выхода другого нет. Впрочем, Казик уверял, что Сева злодействует автономно, по собственной инициативе.
— Ну как ты этого слона стреножишь? — продолжал горевать Зуб, но Сэт только улыбнулся.
— Надо — значит, сделаем. А как? Сказать честно, пока не знаю, но придумаем что-нибудь. Все равно так не уедем.
— В принципе убивать-то его не стоит, — Сашка принялся рассуждать вслух, — и базарить с ним не о чем. Дать по голове, чтобы месяца на два о Бэбике забыл, в гипс уложить и ладно. Но как бы он нас в реанимацию не сдал. Ахнет по чану — позвоночник в трусы сложится, — поклацал он керамическими клыками, припоминая кочергу и все с ней связанное, — опять же соседи, шум…
— Идея! — Сэт уставился на пожилого дядьку, вынырнувшего из-под ступеней подъезда с ведром картошки. — Смотри, у них вроде кладовки в подвале.
— Понял, надо его туда заманить, в катакомбы эти. Эх, лица он наши может помнить, подослать бы кого. — Сашкины мозги мигом заработали в заданном направлении, и спустя пять минут план был готов. Машину отогнали подальше от подъезда и пешком приблизились к взопревшим водоканальцам.
— Извините, — Сашка отозвал в сторону того, что курил у компрессора, угадав в нем старшего. — Я из КГБ. — Распахнутое на мгновение удостоверение заставило мужика выбросить сигарету и подобраться. Сашка спрятал ксиву, огляделся по сторонам и продолжил: — Необходима ваша помощь. Поднимитесь в двадцать третью квартиру и скажите жильцу, что его кладовку в подвале заливает. Пусть спустится и откроет дверь. Больше ничего не объясняйте, мол, авария, и все дела. Сами с ним не идите, скажите, что ваши там уже ждут. Ясна задача?
— Так точно, — вытянулся бригадир по-военному, наводя на мысль об армейском прошлом. — Чем еще могу помочь?
— Это все. Позовите жильца, а сами работайте как ни в чем не бывало. И молчком.
— Могила. — Бригадир провел ладонью по горлу, и Зуб понял, что служил тот скорее всего во внутренних войсках. Где же еще к армейской выправке примешаются блатные жесты?
Друзья спустились по узкой лестнице, убегавшей под крыльцо подъезда, и оказались в сыром мрачном коридоре. Длинный ряд самодельных дверей украшали белые цифры — нумерация кладовок соответствовала номерам квартир. Севин чулан был за поворотом, чуть дальше коридор упирался в бетонную стену. Прямо под дверью светилась тусклая лампочка, которую Сэт, подпрыгнув, тотчас же загасил.
— Перекроешь коридор. — В наступившей темноте он освоился мгновенно. — Да не толкайся, — ослепший Зуб неуклюже налетел прямо на Сэта, — глаза прикрой на пару секунд, и увидишь, света здесь вполне достаточно.
Сашка зажмурился, а когда распахнул глаза, и вправду стал различать в холодном подвальном сумраке даже небольшие предметы. На повороте коридора имелась узкая ниша, туда он и втиснулся. Вытащил из кармана кастет и расслабился, прислушиваясь к торопливому топоту на входе.
Сэт присел на корточки у двери с цифрой 23, предварительно сунув за пояс извлеченный из-под мышки кольт. Стрелять, конечно, не стоило, но и неожиданностей следовало опасаться. Сева все-таки профи.
Сева влетел в подвал через полминуты, привычно чертыхнулся, проклиная перегоревшую лампочку, и пробасил:
— Водопроводчики, где вы?
Неладное он ощутил, свернув к своей двери, но чуть припозднился. Сашка выпрыгнул из ниши, от души втирая зубастую рубашку кастета в середину массивного затылка. Гигант успел только слегка наклонить голову, удар пришелся по шее, и Сева завалился прямо на приподнявшегося Сэта.
Глушить такого слона надо было не кастетом, а кувалдой. Сергей только замахнулся, намереваясь ткнуть рукояткой кольта в переносицу противника, как получил удар в лицо наугад вскинутым кулаком. И пошла потеха. Кто кого и куда лупил, разобраться было невозможно. Сашка удачно заехал кастетом, как впоследствии выяснилось, Сэту по почкам, Сева раздробил костяшки пальцев о бетонную стену, а Зубову керамику слегка повредил Сергей, пересчитав пистолетным стволом новенькие валютные челюсти друга. Наконец разобрались, но в узком пространстве перевес был на стороне тяжеловеса-гэбэшника. Друзья маневрировать не могли, темнота не позволяла скоординировать действия, и две трети энергии обе стороны расходовали впустую, но Севе все-таки приходилось воевать на два фронта. Неизвестно, чем бы все кончилось, не решись он пробиваться к выходу. Смахнув ударом ноги перекрывшего дорогу Сашку, гигант рванулся к повороту, но Сэт подхватил с пола ржавый навесной замок, отчаянно метнул его вдогонку и — видно Бог в этот день принял сторону друзей — попал точно в затылок. Сева застыл на мгновение, Зуб не стал ждать и вонзил шипованный кулак в горло врага, а подоспевший Сэт трижды добавил кольтом по изувеченной замком макушке захрипевшего, как разорванный диффузор, и уже опустившегося на колени противника. Приятели заработали в четыре руки, стараясь нанести Севиному организму наиболее значительные повреждения. Жизненно важные органы не трогали, крушили ребра, вывернули челюсти, ударом каблука Сэт раздробил левую кисть, а Зуб славно потрудился кастетом над коленной чашечкой. Наконец издеваться над полутрупом надоело.
— Хватит с него. Он хоть дышит? — поинтересовался Сашка, поднимаясь с колен. Сэт нащупал Севин пульс, потрогал окровавленную переносицу и успокоил:
— Выживет, никуда он не денется. Пошли, «скорую» вызовем. Лом здоровый, но простудится еще на бетоне. Хотя мы делаем большую ошибку, по всем правилам оставлять его живым нельзя.
— Ну тебя с твоими правилами, — сплюнул Сашка, — научился в своем спецназе людей как мух давить. Пусть живет, навредить теперь не сможет.
— Все равно рисковать не стоит. — Сэт убрал пистолет в кобуру. — Надо Бэбика поскорее на остальное вскрыть и прятать концы.
— Завтра же в Гамбург отправлю, — пообещал Зуб, и друзья отправились к выходу.
Из подвала выбрались незамеченными, рабочие во главе с бригадиром увлеченно лаялись с каким-то осатаневшим от грохота жильцом. Когда уже выезжали со двора, Зуб вдруг звонко расхохотался.
— Ты чего? — покосился на друга Сергей.
— Вот. — Сашка выплюнул изо рта несколько белоснежных осколков. — Прямо злой рок какой-то, Сева этот. Не дают ему мои зубы покоя.
Серая «двадцатьчетверка» неспешно катилась по пустынному в этот предрассветный час Брестскому шоссе, покорно уступая дорогу налетавшим сзади автомобилям. Бэбик не спешил, да и водителем был никудышным; восемьдесят километров в час — такую крейсерскую скорость он для себя установил.
«Валентин Петрович» появился на даче неожиданно рано, вручил паспорт и провел тщательный инструктаж. Бэбик только диву давался, насколько широко расползлись щупальца «Коминтерна». Свой человек на пропускном пункте «Варшавский мост» в Бресте, конспиративная квартира в Варшаве, где он сможет немного передохнуть, подкупленные немецкие пограничники, на которых Бэбик выведет варшавский резидент организации. Кроме того, на протяжении всего маршрута до самого Гамбурга «Волгу» будут сопровождать неприметные, но отлично обученные охранники.
Особое внимание «Валентин Петрович» уделил встрече с представителем иракской разведки в Гамбурге. Объяснил, в каком отеле и как того отыскать, дал половину поляроидной фотографии (на снимке была изображена покойная Сэтова шотландская овчарка Милка), втолковав, что вторая половина снимка, предъявленная человеком Хусейна, и есть основное подтверждение личности и полномочий последнего.
— Он по-русски прилично говорит, так что объясниться сумеете. Получите чек на полмиллиона, обналичивать не торопитесь. Абонируйте сейф в каком-нибудь банке и оставьте чек там. Вернетесь — займемся вашим переездом на Запад вплотную.
Закончив инструктаж, Валентин Петрович заставил Бэбика ответить на ряд вопросов, убедился, что тот все усвоил, и благословил курьера в путь.
Сэт заночевал в «опеле», загнав машину на стоянку у интуристовского ресторана неподалеку от поста ГАИ. Разбежавшийся по берегу Немана городок мирно спал рядом, жизнь царила только на трассе. Но под утро бесконечный шелест покрышек по бетону приутих, на какое-то время движение почти прекратилось. Часам к шести, когда Сергей протер глаза, дорога вновь начала оживать, с воем неслись в рассветной дымке огромные контейнеровозы, потянулись на Брест шоптуровские автобусы, засуетились шустрые «восьмерки»-«девятки» с плечистыми пассажирами явно бандитского обличья.
Бэбик нарисовался около семи. «Волга» медленно проследовала мимо поста ГАИ, не привлекая внимания полусонного инспектора, выползшего из стеклянной будки на утренний отстрел марок-долларов, и, чуть увеличив скорость, пристроилась в хвост «мерседесовскому» автобусу с московскими номерами. Сэт вырулил на трассу и в три секунды достал машину клиента. Тянуть резину смысла не было, и, поравнявшись с передком «Волги», он коротко посигналил.
Бэбик не удивился, о сопровождении «Валентин Петрович» прожужжал все уши, пояснив, что выставленная в окошко пятерня является условным знаком. Если, мол, увидит, что кто-то машет из обогнавшей машины растопыренной ладонью, пусть съезжает на обочину и ждет распоряжений.
«Волга» ушла вправо и притормозила, уткнувшись едва ли не в багажник «опелю». Сэт неторопливо вылез из машины и подошел к расплывшемуся в счастливой улыбке Бэбику. Сознание, что даже на трассе он не один, привело того в восторг.
— Зубы не скаль. — Сэт был сама серьезность. — Я от Валентина Петровича.
— Я уже понял, — кивнул Бэбик, не в силах расстаться с улыбкой. Какая-то частица дедовского авантюризма в генах внука все-таки сохранилась, приключение показалось ему в чем-то даже приятным.
— Спрячь зубы, — повторил Сэт, усаживаясь в «Волгу» рядом с Бэбиком, — и не забывай о пароле.
— Так я сразу понял, откуда вы, — беззаботно ухмыльнулся Бэбик и охнул. Большой палец Сэта вонзился между его ребрами, на секунду парализовав буквально все клеточки организма и отозвавшись в затылке невыносимой болью. Сэт нежно захлопнул двумя пальцами отвисшую челюсть клиента и грозно прошептал:
— Ты кому-нибудь о поездке говорил?
— Н-н-нет, — Бэбик застучал зубами, как радиотелеграфист ключом рации, — н-н-ник-кому.
— Точно?
— Т-т-точно…
— Та-ак… Авария, дружище. — Под суровыми глазами незнакомца Бэбик как-то весь съежился. — Произошла утечка информации. Слава КПСС, наш человек в Бресте успел предупредить. Иначе бы взяли тебя с контейнером.
— Как же так? — сумел-таки выдохнуть Бэбик, в воображении которого уже рисовались тени в высоких фуражках, перетряхивавшие нутро «Волги». — Что же теперь будет?
Сэт помолчал, наслаждаясь искренним испугом клиента, и с глубокой печалью ответил:
— А ничего. О том, что уран везешь именно ты, к счастью, никто не знает. Им известно, что в ближайшие дни возможен перевоз контейнера через границу, а кто, куда и сколько везет, им, — Сэт ткнул пальцем почему-то в потолок салона, — неведомо. Поэтому сделаем так… Разворачивай оглобли, возвращайся на дачу и сиди тихо-тихо. Контейнер спрячь получше. Охрану к тебе негласную приставим — о безопасности не волнуйся. Но в город лучше не суйся, хотя бы пару недель. Утихнет на границе, дадим знать, и езжай с Богом. В принципе ничего не меняется. Только небольшой сдвиг по срокам.
— Мне бы человека одного увидеть, — Бэбик подумал о Лене, — девушку. Невеста моя волноваться будет.
— Ни в коем случае, — категорически возразил Сэт, — напиши записку, я передам.
— А самому нельзя?
— Пойми, — Сэт укоризненно покачал головой, — тебе лучше в городе не появляться. Надо еще проверить, вдруг на тебя вышли… Хотя это чисто гипотетическое предположение, — тут же успокоил он Бэбика, уловив в глазах того огонек ужаса, — рисковать не будем. А невесту твою предупредим. И вообще, пока операция не завершилась, тебе не стоит ни с кем из близких контачить. И себе, и им горе принесешь. Полмиллиона никто просто так не платит — риск всегда имеет место. Но вы, Эдуард Борисович, — Сэт перешел на официоз, — человек далеко не глупый и все понимаете. Так что не волнуйтесь, пишите записку и спокойно езжайте на дачу. Мы обеспечим вас всем необходимым.
Бэбик со вздохом достал из бардачка блокнот, взял предложенную Сэтом ручку и начертал своим дрожащим почерком: «Лена, я должен на пару недель уехать. Не волнуйся, все будет хорошо. Целую. Эдик».
Аккуратно сложив листок, он протянул его Сэту. Тот сунул было записку в карман, но опомнился:
— А адрес? Или телефон?
Бэбик продиктовал адрес и телефон и попросил:
— Я не писал, но скажите ей, пожалуйста, что моя отлучка важна для нас обоих.
Сашка еще нежился в постели, а Лена вовсю хозяйничала на кухне, когда входная дверь хлопнула и из прихожей появился сияющий Сэт.
— Вкусно пахнет, — оценил он запах оладий, которыми Лена решила сегодня побаловать Сашку, — есть хочется, страх.
— Перехватил Бэбика? — Зуб начал одеваться. — Все путем?
— Иначе и быть не может. Сидит на даче и ждет дальнейших указаний. Лена, есть хочу, умираю.
Спустя десять минут все трое сидели за кухонным столом. Сэт, уничтожая со скоростью звука румяные оладушки, подробно описывал встречу в Столбцах, изображая испуганного Бэбика поразительно похоже. Набитые блинами щеки здорово усиливали сходство с перекошенным от ужаса лицом клиента.
— Надо второй контейнер готовить, — отсмеявшись, заключил Зуб, — завтра на свалку сгоняю. Будем дожимать этого болвана, пока не опомнился.
— Сволочи мы все-таки, — то ли всерьез, то ли в шутку бросила Лена, — так человеку голову задурить.
Сашка легонько шлепнул подругу по затылку:
— Не болтай за едой, будь воспитанной девочкой. А Бэбик? Человеку для полного счастья, говорят, надо познать бедность, любовь и войну. Бедность мы ему обеспечим, любовь, — он посмотрел на Лену, — с этим тоже все ясно. А за войну сойдут урановые делишки. Так что жалеть его нечего, наоборот, завидовать надо. Сколько счастья хапнет почти задарма.
— Ничего себе даром, — засмеялся Сэт, — полмиллиона долларов.
— И о золоте не забывай, — напомнил Сашка, — не оставлять же ему рыжье и камушки. Как говорил товарищ Ленин — все в детские сады. Вернее, детям. А у меня тоже скоро, может, дети будут.
Ночью Лена обрадовала Зуба заявлением о возможной беременности. Теперь тот не знал, радоваться или огорчаться, об отцовстве как-то не задумывался, а тут вдруг на тебе — готовь пеленки. Хотя удачное развитие операции позволяло взглянуть на будущее с оптимизмом, к рождению наследника или наследницы, дай Бог, все образуется, и заживут они с Ленкой нормальной семьей в нормальных условиях.
Сэт как-то враз понял, что насчет детей Сашка не шутит, да и Лена зарделась, как красный сигнал светофора.
— Вот и отлично, значит, операцию завершаем в самые сжатые сроки. От силы пару недель — и в Германию.
Лена сняла с плиты кофейник и разлила кофе по чашечкам. Уверенность в том, что все закончится благополучно, передалась и ей, беспокоило лишь одно. Как же они с Сашкой уедут, если у того документов-то нормальных нет. Что ли придется стать супругой разведчика-нелегала? Об этом Сэта и спросила.
Оказывается, вопрос этот друзьями уже обсуждался.
— Закончим с Бэбиком, вплотную займемся переездом, — успокоил Лену Сергей, — твой выезд оформим официально, подмажем кого надо для успокоения. Я тоже уеду, но гражданство сохраню. Попутешествую годик, отдохну и все такое. С Сашкой сложнее, но безвыходных положений не бывает. Выедет по подложному паспорту, сработана эта фанера на совесть. Съездим в Югославию, там можно черта лысого за деньги легализовать. А потом с паспортом какой-нибудь Боснии-Герцеговины он получит статус беженца в той же Германии или Штатах. И поженитесь, вот и все. Купите домик или квартиру и живите себе, размножайтесь. А я к вам в гости стану приезжать.
— А если заинтересуются, откуда деньги?
— Это вообще не проблема. — Сэт подмигнул Сашке. — Деньги сперва в Германию вывезем, канал надежный. И драгоценности, короче, все, что из Бэбика изымем. Есть в Карлсруэ одна фирма, хороший человек ею заправляет, потихоньку отмоем.
— В Карлсруэ? — Лена давно уже пыталась припомнить, где она слышала это название. Господи, да это же город, в котором теперь Ира, двоюродная сестра, живет. Года четыре назад вышла за какого-то немецкого коммерсанта и укатила в Германию. В детстве они очень с Ирой дружили, повзрослев, видеться стали реже, но добрые отношения поддерживали.
— Тоже неплохо, — выслушав Лену, заметил Сашка, — помогут твои родственники устроиться, если неувязочка какая. И тебе нескучно будет.
— Там русских полгорода, — пояснил Сэт, — бывшие немцы Поволжья. Из Казахстана поуезжали, еще откуда-то. Я первый раз в Карлсруэ приехал — обалдел. В магазинах ценники русские, газета выходит, журналы какие-то. И везде по-русски разговаривают, — он принялся рассказывать о жизни в далеком, но чем-то ставшим для Сашки с Ленкой своим, германском городе.
Результат не замедлил сказаться. Зубу остро захотелось очутиться в Германии прямо сейчас, жить нормальной размеренной жизнью, спешить по вечерам к заждавшейся Лене, учить уму-разуму детей и не вздрагивать в душе при виде направляющегося в его сторону представителя закона. Нечто схожее, судя по затуманившемуся взгляду, испытывала и Лена.
Ко второму этапу урано-бэбиковой аферы друзья приступили ровно через неделю. Зуб вновь наведался на свалку, приволок оттуда два свинцовых ящика, чтобы, как он пояснил Сэту, не мозолить лишний раз глаза бичам, заинтересовавшимся, с чего бы это возник спрос на радиоактивную тару. Шифрозамки пришлось покупать в магазине. И так по Сэтову дому не утихал ажиотаж, вызванный похищением подъездного интеркома, пошли разговоры, что некая банда домушников вознамерилась обчистить разом весь подъезд, и лишний шум был ни к чему.
Пока Сашка возился в гараже с «контейнерами», Сергей переделал кучу не менее важных дел. Перво-наперво переправил двести сорок тысяч долларов в Карлсруэ, получил подтверждение, что деньги благополучно добрались до его личного сейфа в тамошнем филиале «Дойче банка». Затем через знакомых осторожно выяснил, что сталось с искалеченным гэбэшником Севой. Оказалось, что тот лежит в реанимации республиканского госпиталя МВД, проваляется не менее двух-трех месяцев, а избили его, по им же предложенной версии, неизвестные хулиганы. Таким образом, от конкурентов приятели временно избавились, запуганный Казик опасности не представлял, да и вообще уехал в отпуск в неизвестном направлении.
Лена встретилась с Мишкой и о Казике с Севой посоветовала забыть. Мишка пообещал и на радостях, что все закончилось, ударился в грандиозный запой. С перепугу не пил почти неделю и теперь постарался наверстать упущенное.
Второй «контейнер с ураном» Сашка повез на дачу клиента с утра пораньше и без всякого предупреждения.
— Вот, — подвел он заспанного Бэбика к распахнутому багажнику «шестерки», — те пять килограммов. Сумма та же — двести пятьдесят тысяч долларов. Плюс полмиллиона за первый контейнер. Выходит, вы, Эдуард Борисович, теперь у нас миллионер.
Бэбик, ошарашенно разглядывая тускло поблескивающий свинцовый ящик, такой прыти от «коминтерновцев» не ожидал.
— У меня только двести тридцать тысяч, больше нету.
— Что значит нету? — опешил Сашка. — Разве… э-э. Что ж ты сразу не сказал?
— Но вы же только об одном контейнере говорили, — пробормотал Бэбик, тоскливо взирая на пожухлую прошлогоднюю траву, — а у меня и было-то около полумиллиона. Немного потратился.
Сашка растерялся, но виду не показал. Медленно выцарапал из пачки сигарету, не спеша прикурил, лихорадочно соображая, как быть, и наконец опомнился. Сделав максимально суровое лицо, покивал, как бы соглашаясь, и горько вздохнул:
— Ох, Эдуард Борисович, не хотите вы с нами дружить. Поймите, мы знаем о вас больше, нежели вы сами о себе знаете. Так к чему эти игры?
— Я не… — Но Сашка выслушивать оправдания не намеревался.
— Не обязательно ведь валютой платить. Золото тоже пойдет. По курсу десять долларов за грамм. — Тут же установил собственный курс. — Знаем, знаем, что и монеты дедушка оставил, и еще кое-что. — В наличии золотых монет Зуб не сомневался — что за еврей без золотой заначки? Тем более, подаренное Лене колье подсказало, что оставил дедушка много всяких разностей. — Поступим так. Двести двадцать тысяч плюс три килограмма рыж… золота. Для справки: десятка царская весит семь и восемь десятых грамма, пятирублевка вдвое меньше. Когда подготовите? Сегодня часикам к десяти вас устроит? — Бэбик промолчал, но Сашка расценил это как согласие. — Отлично, в десять буду. Не забывайте о поездке в Гамбург, еще недельку подождем, и вперед. Вроде бы обстановка нормализуется.
Что-то в тоне «коминтерновца» Бэбику не понравилось, но возразить он и не пытался. Однако в душе зародилось странное чувство. Сомнение не сомнение, так, какое-то смутное беспокойство.
Сашка мигом почуял, что операция на грани срыва. Натура, что ли, у евреев такая — заставь расстаться с золотом, начинают паниковать. Подсознательно подвох ощущают. Но не назад же отрабатывать?
— За деньгами и золотом заеду в десять вечера, — еще раз уточнил он, хлопнув Бэбика по плечу, и задорно улыбнулся. — Все будет как надо. А мелкие неувязки нам не помеха, так, Эдуард?
Бэбик кивнул, но стереть с лица кислую гримасу так и не сумел. И вдруг вспомнил о Лене. Глаза его прояснились — в конце концов, чего стоит вся эта суета в сравнении с недалеким счастьем и благополучием?
Распрощавшись с «Валентином Петровичем», он спустился в подвал, вскрыл дедов тайник и извлек одну из трех жестяных коробок с золотом, отсчитав триста восемьдесят пять десятирублевок с бородатым профилем последнего российского самодержца, прикинул на вес остаток сокровищ и тяжело вздохнул. Миллион миллионом, но когда еще до Гамбурга этого доберешься. Вот жизнь-злодейка, и желание есть, и средства, а приходится идти на риск и ввязываться во всякие безумные авантюры.
— Ну что ты мечешься? — Сэт подошел к книжной полке и вытянул из плотного ряда томов «Мошенников и негодяев». — Обратимся к первоисточнику. По-моему, ты позабыл, как у наших французских коллег ситуация развивалась.
Сашка прекратил стремительную беготню из угла в угол и хлопнул себя по лбу.
— Господи, вот болван! Начисто крыша съехала.
— Съехала-съехала, — подтвердил Сэт, перелистывая книгу, — Ну вот, пожалуйста. Если не помнишь, на, прочти.
Велосипед, дабы развеять Бэбиковы сомнения и продолжить перекачку ценностей, изобретать не пришлось. У французских аферистов и впрямь было чему поучиться. Граф, предшественник Бэбика, тоже однажды почуял неладное. Но и понятно, первый контейнер вывезти не удалось, приперли еще один, требуют денег, а кормят лишь обещаниями. Любой насторожится. Но мошенники нашли оригинальное решение проблемы. Поздним вечером в гости к заподозрившему неладное графу заявился угрюмого вида негр, представившийся — ни много ни мало — резидентом КГБ в Париже. Пока аристократ пережевывал услышанное, негр продолжил. Советской разведке известно, что контейнеры с ураном находятся у товарища графа, но Кремль уважает чужие законы и право собственности, поэтому предлагает компромиссный вариант. Граф передает оба контейнера лично негру, взамен получает миллион долларов или столько же, только во франках. Или в любой иной валюте. В случае отказа КГБ прибегнет к крайним мерам, о которых князь должен быть наслышан. Ответ надлежит дать через сутки. С тем негр и удалился.
Граф как истинный патриот и убежденный антикоммунист поступил, как и предполагалось мошенниками. То есть плюнул на советский неправедный миллион и угрозы и бросился к полковнику Сюрте Женераль с требованием защитить его от преступных посягательств чекистов.
Тот успокоил перепуганного клиента, подсунул фотографию негра, тотчас графом опознанного, и подтвердил, что ЧК не дремлет даже в Париже. Но обещал все уладить. Уладили в ту же ночь. Негра — нанятого за сотню франков актера с Монпарнаса — «убили» в присутствии поднятого с постели графа на глухом пустыре, выстрелив холостым зарядом в затылок. Графу, потрясенному скорой расправой над грозным резидентом всемогущего КГБ, буквально на следующий день подсунули еще один контейнер с «ураном». Клиент, поверивший теперь уже безоговорочно, оплатил груз полностью, хотя для этого ему пришлось заложить родовой замок и бриллианты жены…
Пробежав глазами последнюю фразу, Сашка оживился:
— Прямо как у нас. Осталось только негра подыскать.
— Почему обязательно негра? — ухмыльнулся Сэт. — И пьяница какой-нибудь сойдет. Есть у меня один фрукт на примете, купаловец спившийся.
— А если актер проговорится? — Молчавшая до сих пор Лена с любопытством посмотрела на приятелей. Сэт недовольно засопел, но Сашка, обрадованный найденным выходом из тупика, беззаботно махнул рукой:
— Это я беру на себя. Тащи своего актера, сам его обработаю.
Откладывать не стали. Сергей отправился на поиски Славы, так звали актера-пьяницу. Лена занялась на кухне обедом, а Сашка нетерпеливо начал мерить квартиру шагами, разрабатывая сценарий предстоящего спектакля.
На экране телевизора мелькали кадры ночного выпуска новостей, время подходило к полуночи. События, происходившие с стране и за рубежом, Бэбика не интересовали. Просто с включенным телевизором сидеть в пустом доме не так мрачно и тоскливо. Размышлял же он о делах сугубо личных.
Буквально час назад в Минск укатил «Валентин Петрович», заехавший, как и обещал, за валютой и золотом. Заплатить-то Бэбик заплатил, но зародившееся в душе сомнение с каждой минутой перерастало во что-то большее. Покойный дедушка в редкие минуты общения внушал внуку вечную истину: товар всегда должен лежать на одной бочке с деньгами. А тут как-то все не по-будиловски. Вроде бы и правильно, контейнер здесь, на даче. Но реальность шла вразрез с оговоренной схемой действий — эфемерный доход витал в серых облаках, нависших над далеким портовым городом Гамбургом, добраться туда никак не получалось, а настоящие живые деньги пришлось отдать словно бы за просто так. В придачу трогать золотой тайник. Была бы хоть Лена рядом, но и ее увидеть не удавалось, а без моральной поддержки расклеиться вовсе не мудрено.
Когда полусонный диктор забормотал о погоде на завтра, за окном вдруг послышались чьи-то шаги. От калитки до крыльца дорожка была посыпана щебенкой, дедово еще изобретение. В тиши дачного поселка, особенно ночью, всегда слышно, что тебе собираются нанести визит.
Похоже, что ночной гость подбирался к дому впервые и ориентировался на местности слабо. С улицы донеслись хриплые матюги, звон ржавого ведра, приспособленного на крыльце под урну, визитер снова выругался и забарабанил в дверь. Бэбик занервничал. «Валентин Петрович», забирая деньги и золото, предупредил, что, поскольку обстановка нормализовалась, охрана вокруг дачи снята. Боевики понадобились в другом месте. А Бэбику вручил газовый пистолет, показал, как им пользоваться, до заверил, что оружие тому вряд ли понадобится — так только, для самоуспокоения.
Однако, сняв газовик с предохранителя, Бэбик вместо спокойствия ощутил еще больший страх. Но все-таки нашел в себе силы поинтересоваться без дрожи в голосе:
— Кто там стучит?
На крыльце наступила тишина, пришелец чего-то выждал и только спустя пару секунд внятно произнес:
— Будиловский Эдуард Борисович здесь живет? Я правильно попал?
Бэбик подошел вплотную к двери веранды.
— Зачем он вам нужен?
— Поговорить надо, — прохрипели за дверью.
— А сколько вас? — спросил Бэбик и чуть не рассмеялся. Уж больно все это смахивало на старый анекдот. Страх начал рассеиваться.
— Да один я, один, — на крыльце явно нервничали, — в дом-то пустите, не бойтесь.
Бэбик отодвинул засов и чуть приоткрыл дверь. Незнакомое лицо гостя, довольно мрачно выглядевшее в сумраке веранды, тотчас заставило его пожалеть о поспешности, но отступать было некуда. Незнакомец успел просочиться в дом.
— Я к вам по важному делу. Сугубо конфиденциальному. — Гость критически уставился на зажатый в руке хозяина газовик. — Только не стреляйте, позвольте хоть представиться. Иванов-Крамской Глеб Никодимович. Не возражаете, если мы в комнату пройдем?
Удивленный донельзя Бэбик отступил в сторону и жестом пригласил гостя пройти вперед. Пистолет засунул за пояс, но на предохранитель не поставил. Хотя Глеб Никодимович выглядел довольно безобидно, рисковать не стоило. Беседы о бдительности, проводимые Зубом с клиентом регулярно, дали положительный результат.
Однако гость прямо лучился доброжелательностью. Бэбик, сам того не ожидая, совершил поступок совсем уже выходящий за рамки — выставил на стол бутылку армянского коньяка, хранившегося на даче с незапамятных времен, и предложил Глебу Никодимовичу хлопнуть по рюмашке.
— Не откажусь. — Коньяк был выпит с удовольствием и легким сожалением, что рюмочка несколько мелковата. Бэбик понял и налил по новой. Гость лихо опрокинул рюмку под пышные усы и заговорил о деле.
Спустя четверть часа Бэбик места себе не находил. Ночной визит вызвал в его затравленной душе целую гамму переживаний, причем перепуталось все так, что не понять было — плакать ли, смеяться, расстреливать гостя из газовика или, вежливо выпроводив за двери, бежать сдаваться органам правопорядка. Однако Бэбик знал наверняка — соглашаться на предложенную сделку нельзя ни в коем случае. А предложили ему следующее.
Глеб Никодимович Иванов-Крамской явился по поручению организации «Русское Национальное Единство». Даже не особо интересовавшийся политикой Бэбик был наслышан о подвигах этой националистической профашистской партии — натуральные черносотенцы, в придачу с чем-то похожим на свастику на эмблеме организации.
Боевики РНЕ успели отличиться в октябре 1993 года, мутили воду в горячих точках, стращали по всей России лиц кавказской национальности, но особенно дышали ядом на вечно крайних евреев. Тем не менее исключительные обстоятельства вынудили патриотов России обратиться к такому потенциальному врагу Родины, как Эдик Будиловский. Им тоже понадобился уран.
— Мы не хотим прибегать к крайним мерам, — убеждал Бэбика гость, — тем более, папа у вас славянин. И потом, скажу откровенно, нам необходим весь уран, который так называемый «Коминтерн» намеревается переправить с вашей помощью Хусейну. Видите, мы знаем все. О чем это говорит?
Бэбик угрюмо молчал. Все ясно, кто-то из «Коминтерна» связан с фашистами, попал он между двух огней. Дальше голова соображать отказывалась. Видимо, его лицо отразило нечто ужасное; гость тотчас принялся успокаивать хозяина.
— Да не волнуйтесь вы, ничего непоправимого не произошло. Наоборот, для вас сплошные выгоды.
— Какие выгоды? — промычал вконец потерявшийся Бэбик.
— Сплошные, — повторил Глеб Никодимович, — если нам поможете. Надо передать нам уже полученный уран и в дальнейшем поступать с контейнерами так же. За каждый контейнер мы будем платить вам миллион долларов. — Гость закатил глаза и с удовольствием повторил: — Да, миллион долларов, вы не ослышались. И обеспечим вашу безопасность. Главное, не спешите вывозить груз на Запад, найдите причину для задержки — это нетрудно. Чтобы «Коминтерн» ничего не заподозрил. А мы с вами здесь рассчитаемся. Документы новые сообразим, поможем потом уехать в любую страну. Когда все кончится. Сколько у вас урана в наличии?
Бэбик налил себе коньяка и залпом опорожнил рюмку. Мысли никак не желали упорядочиться, в затылке раздавались глухие удары и нарастал колокольный перезвон. Так и не определившись, он ухватился за жалкую соломинку:
— Мне надо подумать. Как-то все это слишком неожиданно.
Гость ласково улыбнулся и потянулся к бутылке:
— Коньяк замечательный. А подумать? Подумать, конечно, надо, хотя ответ нас устроит лишь один. Полное согласие.
Часом позже Бэбик в одиночестве добивал вторую бутылку «Еревана». Иванов-Крамской сгинул в ночи так же неожиданно, как и появился, оставив хозяина дачи наедине с невероятно трудной задачей. Пообещал прийти за ответом вечером наступившего уже дня. Как выкрутиться, Бэбик не знал. Но постепенно алкоголь побудил в затуманенном мозгу давно забытое чувство собственного достоинства. И подсказал выход. Если уж предстоит выбирать из двух зол, так лучше обратиться за помощью к Валентину Петровичу. «Коминтерн» хоть к евреям нормально относится, не то что эти Глебы Никодимычи. И подводить людей непорядочно, они-то ему верят.
Прикончив вторую, Бэбик откупорил третью бутылку, но осилить ее не сумел. Так и уснул, уткнув лоб в засыпанную пеплом столешницу, утонув в полном алкогольном тумане. Снился ему маленький-маленький человечек, мечущийся среди огромных пустых домов незнакомого мрачного города. Со всех сторон человека подстерегала опасность: падали сверху железобетонные балки, с воем врезались в землю какие-то ржавые трубы, под ногами разверзались широкие трещины, извергались высокие языки оранжевого пламени. То слева, то справа слышался громкий издевательский хохот, человечек метался по улицам, зажав уши ладонями, и никак не мог оттуда выбраться. Неожиданно в черном холодном небе вспыхнула яркая звезда, ударная волна достигла земли с оглушительным грохотом, человека швырнуло на обледеневший тротуар, и он провалился в пустоту. Одновременно с ним провалился в небытие и Бэбик, рухнувший вместе со стулом на пол и растянувшийся на соломенном коврике, припав щекой к давно не мытому плинтусу.
А в красном «опеле», скользившем по пустынному ночному проспекту Скорины, Зуб заканчивал обработку так напугавшего Бэбика гостя:
— Ты меня хорошо понял? Если пасть раскроешь — из-под земли достану.
— О чем разговор? — Бывший актер Слава, обнаруженный Сэтом в пивной на Немиге, и неплохо, судя по отчетному докладу, сыгравший роль Иванова-Крамского, приложился к плоской фляжке «Смирновки». — Меня ваши дела не интересуют. Заплатили — и разбежались в разные стороны.
Сидевший за рулем Сэт все-таки посчитал нужным напомнить:
— Ты, Славик, учти. Я-то человек мирный, а вот он, — Сашка грозно сдвинул брови, — шуток не понимает. Поэтому тебе действительно о сегодняшнем спектакле лучше забыть. Но после второго акта.
— То есть? — не понял Слава.
— Вечером снова понадобишься. Будем тебя убивать, так сказать, «немножко вешат», — передразнил Сэт карателей из фильмов о войне.
— Сто баксов, — быстро сказал актер, — за меньшее не согласен.
— Ты в натуре артист, — вмешался Зуб, — по нынешним временам тебя за пятерку без игры кончат. Получишь полсотни, как за первое выступление, а будешь вякать, я тебя бесплатно завалю. И валюту сэкономим, и гарантию получим, что не проболтаешься.
— Ладно, согласен. Полста и литр водки, — легко согласился Слава, — а в остальном будьте уверены. Мы тоже с понятием. Я когда-то в ТЮЗе Кибальчиша играл, тайну хранить умею.
К Бэбику Сашка отправился в восемь утра. Перепуганный клиент мог решиться на необдуманный поступок, и выпускать его из-под контроля было рискованно.
Как и ожидалось, Бэбик как на духу выложил «коминтерновцу» всю историю. И обрушил целый водопад упреков. Куда, мол, подпольщики смотрят, как допустили, и так далее и тому подобное.
Зуб внимательно выслушал пылкий монолог Бэбика, порадовался в душе мастерству алкоголика Славы и, придав лицу озабоченное выражение, приступил к делу.
— Так… Опишите мне этого фашиста, Эдуард. Только не волнуйтесь. — Бэбика колотило как с перепою, так и от возмущения. — Безвыходных положений не бывает. Это они в Москве сильны, баркашовцы-черносотенцы. Здесь наша территория, в обиду вас не дадим.
В конце концов Бэбик немного успокоился, едва ли не слово в слово передал подробности ночного разговора и описал внешность Глеба Никодимовича.
— Шрам на щеке, усы и бородавка, — почесал переносицу Сашка. — Вроде бы знакомая личность. Сделаем так. Вы оставайтесь здесь. Я сейчас охрану вызову, присмотрят за дачей до вечера. Ребята грамотные, вы их и сами не заметите. Но они будут рядом. А вечером вернусь, попробую вашего гостя на «вшивость» проверить, сдается, что он по собственной инициативе сюда нагрянул. Тогда проблем нет. В общем, не грустите и ничего не бойтесь…
К вечеру Зуб приехал снова. Бэбик встретил «коминтерновца» более-менее успокоенным, неожиданностей день не принес, а обещанные «Валентином Петровичем» телохранители оказались и впрямь ловкими ребятами. Как ни пытался, засечь их местонахождение Бэбик не смог.
Вечер скоротали за очередной бутылкой коньяка. Дедов запас ею, правда, и исчерпывался, но для хорошего человека Бэбику было не жаль ничего. Сварили кофе и, попивая коньячок, смотрели телевизор. Баловать клиента задушевной беседой Сашке не хотелось. О чем с ним, малохольным, разговаривать, а о делах переговорили уже неоднократно.
Как и было задумано, Слава нагрянул около полуночи. Когда за окном заскрежетала щебенка, Зуб приложил палец к губам и метнулся к двери спальни. Бэбик согласно инструкции увеличил звук телевизора и отправился на веранду.
— А я вас даже заждался, — распахнул он дверь перед Славиным носом, — проходите в комнату, кофе как раз готов.
Гость прищурился, зачем-то втянул ноздрями воздух и поинтересовался:
— А вы один?
— Конечно один. — Не в силах сдержаться, Бэбик хохотнул, но тут же опомнился. «Валентин Петрович» требовал максимальной серьезности. — Мультфильм только что смотрел про Тома и Джерри. Смешной очень.
— Смешной, говорите, — Иванов-Крамской резко распахнул дверь комнаты и внимательно обежал ее настороженным взглядом, — но я ведь к вам не мультфильмы обсуждать пришел. Что вы решили?
По указанию Зуба, Бэбик должен был любой ценой усадить гостя за стол, спиной к двери спальной комнаты. А тот, словно догадываясь о засаде, направился прямиком к дивану. Откуда Бэбику знать, что сценаристы решили хорошенько потрепать ему нервишки, довести, так сказать, до нужной кондиции, дабы дальнейшие события развивались для него с ужасающей стремительностью.
— В-вы к столу присаживайтесь, — отодвинул Бэбик массивный стул. — К-кофейку, пожалуйста, выпейте.
— Благодарю, — отказался Слава, косясь на чуть приоткрытую Зубом дверь, — лучше сразу поговорим о деле.
Но у Бэбика в голове что-то перемкнуло. Ему вдруг показалось, что, не присядь проклятый фашист за стол, все полетит в тартарары. С тоскливым упорством обреченного он продолжал бубнить:
— Ну идите же к столу, Г-глеб Никодимович, кофе остынет. Вам же там неудобно.
— Да не хочу я кофе, — уже грубо огрызнулся обрадованный возможностью порезвиться актер. К тому же очень скоро его должны были бить по голове. Хотя Зуб обещал стукнуть только для понта, взвесив мысленно объемистые кулаки антрепренера, Слава решил момент соприкосновения с ними по возможности оттянуть. Потому и ерничал, наводя на Бэбика изжогу. — Что-то не по душе мне, Эдуард Борисович, ваша настойчивость. Вы туда, часом, яда не сыпанули?
Бэбик хотел изобразить доброжелательную улыбку, но получилась такая злодейская гримаса, что Зуб, наблюдавший за ним сквозь дверную щелку, едва не прыснул. А гость продолжал куражиться:
— Разве я к вам кофеи распивать пришел? Что с ураном решили? — Сашка понял: еще немного, и Бэбик умрет от разрыва сердца. Тихонько приоткрыв дверь, он скользнул в гостиную и застыл над обреченно напрягшимся Славой.
— Решать, Глеб Никодимович, буду я.
Актер попытался вскочить, но Зуб ткнул его в бок и, ухватив за волосы, швырнул на диван. Бэбик как вкопанный замер посреди комнаты, а Сашка, навалившись на Славу, старательно замолотил кулаком по мягкой диванной спинке. Звуки глухих ударов сопровождались таким повизгиванием и стонами, что со стороны казалось, будто фашиста и впрямь забивают до смерти. Наконец Зуб прекратил выколачивать из велюровой обивки пыль, отпрянул от жертвы и, искоса поглядывая на так и не шевельнувшегося Бэбика, оценил свою работу:
— К транспортировке готов.
— И что теперь? — перевел Бэбик взгляд с «коминтерновца» на истерзанного гостя. Слава успел раздавить под носом крохотный мешочек с томатным соусом и, безвольно свесив голову, выпускал изо рта «кровавые пузыри».
— Как что? — удивился Зуб. — Допросим и ликвидируем. Не домой же его отпускать.
Дверь веранды хлопнула, и в гостиную ввалился ждавший своей очереди под окошком Сэт.
— Валентин Петрович, — он коротко кивнул Бэбику и по-военному вытянулся перед Зубом, — накрыли их тепленькими. С ним, — ткнул Сэт пальцем в Славину сторону, — еще трое были. Взяли всех тихо, без особых сложностей. Я распорядился, согласно вашему указанию, о ликвидации.
— Забирай и этого. Выпотрошим хорошенько, а потом… Что с вами, Эдуард Борисович?!
Бэбик и так чувствовал себя неважно, а услыхав о хладнокровной ликвидации национал-патриотов, совсем расклеился. Ноги подкосились, и, не подхвати его Сашка, запросто разбил бы себе лоб об угол стола: падал, как оловянный солдатик, сбитый щелчком разыгравшегося ребенка. Друзья захлопотали над клиентом, а Слава, вытирая томатные сопли, сполз с дивана и зарыскал по углам в поисках выпивки.
— Сдурел? — цыкнул на него Сашка. — А ну марш в машину! Чтобы как мышка сидел, алкаш чертов!
Когда Бэбик пришел в себя, в комнате оставался только Зуб. Сергей, прикинув, что обморок достаточно глубок, но не смертелен, отправился вслед за Славой к «опелю», припрятанному под забором соседней дачи.
— Да-а, нервы у вас ни к черту. — Сашка подал Бэбику чашку подогретого кофе. — Но не беда. Кажется, никакой опасности они, — последовал кивок за окно, — больше не представляют. Да вы кофе-то пейте, не расплескивайте.
— А где Глеб Никодимович? — Бэбик с трудом заставил себя глотнуть обжигающего напитка. — К-куда вы его?
— Куда остальных, туда и его, — ухмыльнулся Сашка. — Наша проблема, вам об этом знать ни к чему. Одно скажу, теперь их бояться нечего.
— А если искать начнут?
— Не начнут… Действовала эта группа сама по себе, без прикрытия и санкции руководства. Забудьте обо всем, тем более, от них и запаха не осталось. Тут дело такое. — Сашка присел рядом с Бэбиком и приподнял того за плечи. — На подходе еще один контейнер. Я не хотел говорить, пока с этим делом, — покосился он на «окровавленный» диван, — не разберемся. Но теперь-то все в порядке. Прибывает основной груз — семь килограммов. Требуется четыреста тысяч долларов, а потом все разом в Гамбург. Пойдете новым маршрутом, абсолютно безопасным.
— Но ведь у меня валюты…
— А драгоценности? А золото? Все равно их продавать придется, — напомнил Зуб, протягивая Бэбику сигарету. — Операция завершается, урана больше не будет. Да и в любом случае надо заканчивать. Вдруг еще какие-нибудь сорвиголовы появятся.
Разговор этот аферисты хотели отложить на завтра, но сейчас Бэбик находился в таком состоянии, что грех было не воспользоваться. Когда человек деморализован, легко убедить его в чем угодно, а убеждать Сашка умел. В пять минут он внушил Бэбику мысль о необходимости передачи драгоценностей «Коминтерну», тот даже не упорствовал и, спустившись в подвал, выволок на свет Божий все три жестяные коробки.
Зуб обалдел. Подобное он видел лишь однажды, по счастливой случайности оказавшись в знаменитой «золотой» комнате Эрмитажа. Правда, шедевров ювелирного искусства здесь было поменьше, в основном преобладал ширпотреб начала века, но тем не менее… Даже приблизительно оценить бриллиантово-золотые россыпи возможным не представлялось. Может, миллион, а может, все пять. Естественно, долларов.
С огромным трудом удержавшись от восторгов, Зуб равнодушно произнес:
— Я-то полагал, дед ваш отличался большим вкусом. Не знаю, потянет ли это на четыреста тысяч… Нет, от силы двести пятьдесят, ну триста.
— Как же так, — закручинился Бэбик, — столько всего.
— А толку? Поставщикам наличность нужна, а это, — Зуб обвел сокровища рукой, — еще реализовывать надо. Напрямую придется с покупателями связываться, без посредников, а это потеря во времени, причем значительная.
— Что же делать? — Бэбик переживал так искренне, что Сашке стало его чуточку жалко.
— Ладно, как-нибудь вывернемся. Я это забираю. Вечером или завтра с утра привезу последний контейнер. А там в дорогу.
Уложив коробки в старую хозяйственную сумку, Сашка еще раз напомнил, что волноваться не стоит, поскольку за дачей присматривают надежные ребята, распрощался и растворился в ночной тиши.
«Опель» отыскался мигом. Заполучивший поощрительную бутылку водки Слава успел ее опорожнить и развлекал Сэта свежими анекдотами. На их громкий смех Сашка и сориентировался.
— Вот теперь так точно все, — опустил он увесистую сумку на заднее сиденье, — поехали.
— Значит, все вытянули? — Сэт завел двигатель.
— Ну, квартира еще осталась, машина, гараж, дача. Так ведь мороки с недвижимостью сколько, — засмеялся Сашка, — пусть хоть крыша над головой у балбеса останется. А дачу продаст — с голодухи не помрет…