Время вечернего чая Эми Зоу
Шеф Эми Зоу сделала глоток чая. В крошечных фарфоровых чашечках с изображением милой свинки Мисс Пигги из «Маппет-шоу» был, конечно, налит лишь воображаемый чай, но никакой другой напиток не мог быть слаще.
– Хмм, – сказала она. – Очень вкусно. Кто из вас это приготовил?
Двойняшки захихикали.
– Мы приготовили его вместе, мамочка, – дружно ответили они.
Она сидела в маленьком розовом кресле за маленьким розовым столом. Одна из ее дочерей, Мер, сидела слева, вторая – Табс – справа, а муж, Джек, – прямо напротив. Он также потягивал «чай» из крошечной чайной чашечки, как положено, отставив мизинец. На его редеющих светлых волосах красовался розовый цветок. Девочки очень хотели, чтобы папа носил это сегодня целый день, и он послушался.
– Мммм, – пробормотал Джек. – Неужели это мой любимый чай из кишок опоссума? Вкус восхитительной гнили, а запах!.. Божественно вонючий!..
Девочки захихикали. В своих вечерних платьицах они выглядели просто восхитительными.
Эми почувствовала умиротворение. В ее жизни редко случались такие моменты, и даже когда это происходило, внутренний голос насмехался над нею, приговаривая: эти сладкие дни ушли навсегда, и большую их часть ты просто проморгала. С ее работой она почти никогда не могла толком расслабиться. И работа никогда надолго не отпускала от себя, она всегда была где-то рядом – на столе лежал сотовый телефон и казался ужасно неуместным рядом с чашечками и чайником.
Табита протянула руку к воображаемому пирогу. Мер пирог не понравился; она так и сказала после первого воображаемого укуса. Табита предпочитала, чтобы ее называли «Табс», потому что так, по ее мнению, было забавнее. Мария требовала, чтобы все называли ее «Мер», по причинам, о которых Эми и Джеку приходилось лишь догадываться.
Джек, прищурившись, подозрительно взглянул на дочерей.
– А ну-ка постойте, маленькие негодницы! Неужели вы добавили в этот чай жидких слоновьих какашек?
Девочки завизжали, откинув головы и покачиваясь в своих креслицах.
– Нет, папа, – сказала Табс. – Это не слоновьи, а обезьяньи какашки. Ты, как всегда, все перепутал.
Джек поставил чашку на стол, делая вид, что сильно рассердился, затем скрестил на груди руки и принялся энергично качать головой. Девчонки были от него без ума…
Эми вдруг поняла, что густые волосы у Табс заплетены в длинные косички. Раньше она никогда не носила так свои волосы. Она всегда расчесывала их вниз – как у Мер. Обе унаследовали длинные волосы Эми, а локоны – как у ее мужа – были им не свойственны.
– Табита, милая, твои волосы просто великолепны.
– Спасибо, мамочка, – ответила дочь и сделала воображаемый глоток.
– Ты сделала такую прическу сегодня специально для нашей вечеринки?
Мер засмеялась и указала на Табс пальцем.
– Ха-ха-ха, ты ведь носишь эти глупости уже три дня!
Табс уселась, опустив голову. Она выглядела немного удрученной.
– Мер, – проговорил Джек, – так нехорошо…
Девочка не поняла намека.
– Но мама даже не заметила, – сказала она сестре. – Я же говорила тебе, что это глупо!
Эми хлопнула ладонью о стол, и раздался звон чашек с блюдцами.
– Мер! Прекрати сейчас же!
Глаза Мер расширились. Она сжалась в кресле.
Сердитый тон Эми отозвался эхом в ее собственных ушах. Она говорила с Мер не как мать с дочерью, а скорее как начальник полиции с подчиненным. Эми ненавидела себя в такие моменты: разве она не в силах подавить в себе полицейского и остаться просто матерью – хотя бы на несколько минут?
Табс внезапно встала и швырнула чайную чашку через всю комнату. Та бесшумно упала на кровать.
– Ты не замечала, мама, потому что тебя никогда не бывает дома!
Табс выбежала из комнаты, ее платьице тихо шелестело в коридоре. Джек встал, снял свою цветочную шляпу и бросил ее на стол, после чего поспешил за убежавшей дочерью. Муж должен будет успокоить ее, а тем временем Эми предстоял разговор с Мер.
– Мария, девочка, мне, конечно, не следовало так кричать.
Глаза маленькой девочки сузились, в них мелькнули злые огоньки.
– Не называй меня так! Мне нравится Мер. Почему она ушла и все испортила? А вот почему: мы почти никогда тебя не видим, мама.
– Знаю, милая, но и вы должны понять, что мамина работа…
В этот момент телефон Эми издал особый звук: три гудка, три паузы, снова три гудка. Это был сигнал SOS. Этот сигнал мог поступить только от одного человека.
Она взяла телефон. На экране высветилась переданная ей фотография. Знакомое крыльцо… И два человека, ожидающие у закрытой двери.
Пукки Чанг и Брайан Клаузер.
Фотография сопровождалась текстовым сообщением:
ОНИ УЖЕ НАВЕДАЛИСЬ К ОЛДЕРУ. ЗАЙМИСЬ ИМИ.
Эми почувствовала, что теряет самообладание. Она же приказала им держаться подальше! Она дала им шанс…
До того, как начались убийства подростков из шайки «БойКо», Робертсон хотел посвятить Брайана и Пукки в суть дела и все им рассказать. Эми запретила это делать, посчитав, опираясь на собственные предчувствия, что эти люди едва ли смогут правильно разобраться в столь неоднозначной ситуации. Картинка, которую передал ей Эриксон, демонстрировала – притом весьма недвусмысленно, – что предчувствия ее все-таки не обманули: Брайан и Пукки были, безусловно, лучшими инспекторами в полиции Сан-Франциско, но при этом самыми неуправляемыми…
Точно так же, как и еще один полицейский почти тридцать лет назад, не так ли, Эми? Помнишь, как ты сама не послушалась, когда Паркмейер приказал тебе не совать нос не в свое дело? Помнишь, что произошло потом?
Она вдруг поняла, что осталась одна в комнате. Мер ушла. Эми посмотрела на чайный сервиз, потом на пустые кресла. Да, детство ее дочерей пролетело быстро, почти незаметно. Ей казалось, что они родились только вчера. Когда они успели так вырасти?
Ей хотелось проводить с дочерьми побольше времени, но у нее имелась работа. Работа, важность которой было трудно переоценить. Даже Джек всего не знал. Эми встала, окинула комнату долгим взглядом и спустилась вниз.
Пора положить этому конец…