Я ожидал, что выстрелы и волчьи завывания заставят обитателей Вудворда выбраться из своих нор, чтобы посмотреть, что творится по соседству. Но вместо этого улица практически совсем опустела, и движение на ней прекратилось. Вероятно, Детройт ПОСЛЕ жизни, как и обычный Детройт живых людей, в этом отношении похожи: если становишься свидетелем проблемы, то не звони 911, не беги смотреть, что происходит, а занимайся своими гребаными делами.

Только после того, как я миновал трассу I-94, на улицах мне снова начали попадаться люди. Большинство из них стояло на углах улиц в одежде с эмблемами «Детройт Пистонз» и «Львов», ожидая чего-то, что никогда не придет, чтобы отвезти их домой. Другие выглядели как туристы. Деревенские жители в цветных рубашках для гольфа и пестрых юбках. У одного я заметил на животе пояс для денег, другая, щурясь, рассматривала карту, которую почему-то держала вверх ногами.

Все они оказались тут, в этом районе города, потому что когда-то их привлек отрезок Вудворд-авеню с библиотекой «Ричард» на одной стороне и Институтом искусств напротив. Белые камни обоих сооружений были запачканы и заляпаны отпечатками ладоней, пятнами, мазками, полосами – не словами, не именами и не рисунками. Первоначальная окраска стен теперь даже не угадывалась из-за темно-коричневого цвета человеческих фекалий, которые неизвестные мастера граффити использовали для своей живописи.

«Вот и все, что осталось от высокого искусства этого города, – вспомнились мне слова отца, сказанные, когда мы ехали с ним в его офис. – Только моргни, и его уже нет».

Это было замечание, которое я тогда не понял, но сейчас стало ясно, что отец говорил не об учреждениях культуры, а о самом характере городе. Как жалко выглядит место, которому он посвятил всю свою жизнь, после десятилетий процветания и, казалось, безостановочного развития, насколько стремительно все это улетучилось! И все-таки Детройт оставался городом моторов даже после того, как моторы здесь перестали производить.

Туристы рассматривали меня примерно так же, как и все встреченные мною сегодня персонажи. Я чувствовал их интерес и ощущал, как он постепенно сменяется чем-то еще, чем-то таким, от чего исходил неуловимый, но явственный запах серы, запах преисподней. Как и раньше, я опустил глаза к земле, стараясь не смотреть на них, в надежде, что они дадут мне спокойно пройти.

Будь я в мире ЖИВЫХ людей, то можно было бы сказать, что близится вечер. Но здесь, где солнце никогда не показывается из-за сплошного одеяла облаков, невозможно по светилу определить время, потому что тени не удлиняются – они только густеют.

Башни центра «Ренессанс» еще отчетливее вырисовывались на фоне серого неба, и теперь на их облицовке были явственно заметны щербины в тех местах, где были выбиты окна. Перед ними, как всегда, сначала становились видны более старые офисные здания, построенные в стиле ар-деко 30-х годов XX века. Их коричневые стены казались пористыми, словно были сложены из мокрого песка. В надвигавшихся сумерках виднелись лохмотья звездно-полосатого флага, лениво колыхавшиеся над куполом Национального банка Детройта.

Я уже достаточно близко, чтобы видеть на востоке громаду бейсбольного стадиона. Световые мачты окружают стены, словно часовые.

Это вид с Альфред-стрит.

Дом все еще стоял на прежнем месте и, пожалуй, выглядел даже лучше, чем в нашем мире.

Здесь ему не требовались стальные балки, чтобы подпирать стены, и характерная башенка на углу здания еще не обрушилась, так что в сгущавшихся сумерках строению возвратилось все его былое великолепие. Поскольку все остальные особняки на несколько сот футов вокруг были разрушены до основания, он стоял в гордом одиночестве. И эта исключительность добавляла в его высокомерную архитектуру дополнительный оттенок, словно здание не желало, чтобы его окружали те, кто недостоин находиться в одной компании с ним.

Другим отличием от уже знакомого мне по той жизни дома было отсутствие досок, которыми в мире живых заколотили его двери и окна. Судя по всему, воздух и свет могли свободно проникать во все помещения, но оттуда, где я стоял и где следовало бы находиться тротуару, ничего не было видно внутри.

Помнится, в свой шестнадцатый день рождения, покидая автомобиль матери, я не испытывал колебаний, как сейчас. Правда, тогда меня переполняли эмоции. Эмоции Эш. Причем я их чувствовал очень отчетливо.

Сейчас – никаких ощущений. Ничего. Даже меньше, чем ничего. Такой опустошенности я не чувствовал с того момента, как оказался здесь. Возможно, я просто заметил, что становлюсь таким же, как все здешние обитатели, теряю себя тем больше, чем ближе подхожу к месту, где найду свою вечность. Которая, кстати, может находиться именно здесь.

Я вступил в коричневый полумрак передней прихожей. Пол там на этот раз был меньше завален мусором, лишь лежали повсюду горки пыли да скомканные клочки бумаги. Царила такая плотная тишина, что я попытался представить, что в ней что-то присутствует, возможно, пульсация крови в чьих-то венах, но покой лишь сильнее заявлял о себе.

– Ты здесь?

Мой голос прозвучал так, будто мне шестнадцать лет. Или еще меньше.

Не услышав никакого ответа, я направился к памятной мне дыре в полу. Там, где когда-то вели в подвал каменные ступени, теперь кто-то приставил деревянную лестницу. Но внизу было так темно, что я не смог рассмотреть, где она касается земли. Я поставил ногу на вторую перекладину. Когда не раздалось ни звука, приготовился спускаться и взялся за боковые брусья. Лестница протестующе заскрипела, но, похоже, держала. Я начал спускаться, погружаясь, словно в воду, в густеющую тьму.

Чтобы добраться до земли, понадобилось больше времени, чем я предполагал. Открытый прямоугольник вверху удалился и стал недосягаемым, а тусклый свет, лившийся оттуда, напоминал сияние огней на краю причала после того, как корабль вышел из акватории порта в открытое море.

Откровенно говоря, едва я оказался внизу, на полу подвала, мне отчаянно захотелось тут же лезть назад. И практически сразу меня стала бить такая дрожь, что даже не знаю, как мне удалось удержаться руками за дерево перекладин.

Потому что там было очень холодно.

И еще я ужасно боялся.

Когда глаза привыкли к темноте, я попытался рассмотреть пространство подвала, чтобы примерно предположить, где он заканчивается. В конце концов темные тени черноты стали проясняться, и я смог удалиться от лестницы, выставив перед собой руки. Сначала недалеко.

– Я знаю, ты здесь.

Это не было правдой. Но выглядело как некая провокация, которая могла бы выманить ее. Утверждение о том, что мне заранее известно, непременно вызвало бы у нее желание бросить вызов, оспорить мое превосходство.

– Я тебя больше не боюсь!

Это оказалось спусковым крючком. Звуки шаркающих ног по половицам у меня над головой. За ними долгое скрипение дерева по дереву.

Я повернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как конец лестницы исчезает вверху через открытый люк подвала.

Я попытался вцепиться в нижние перекладины, подпрыгнул даже – все слишком поздно. Послышался стук лестницы, положенной на пол вверху.

Снова шарканье. Кто-то подошел к отверстию поближе. Одинокий силуэт человека, склонившегося над люком, чтобы рассмотреть меня.

Женщина.

«Я был прав, – мелькнула мысль. – Такие киски не стареют».

Я снова попытался подпрыгнуть. Вытянулся, насколько мог, руками стараясь ухватиться за края люка. Потом еще раз. Всякий раз мне не хватало доброго фута до цели.

И тут раздался голос Лайзы Гудэйл:

– Ты всегда был длинным. Но не настолько же!

Она подождала, пока я соберусь с силами. Я согнулся, уперся руками в колени, стараясь успокоиться. Она ожидает, когда я выпрямлюсь и стану прямо. По крайней мере, мне казалось, что она ждет именно этого. Оказалось – ошибка.

Снова шаги по половицам вверху. Новая фигура склонилась рядом с Лайзой.

– Мишель?

– Привет, Дэнни!

– Я думал… Я же тебя видел в школьном театре.

– Ну да. Но оказывается, спектакль все это время шел здесь.

Никто из них не шевелился. Они стояли и просто смотрели вниз, словно вежливо ожидали, когда я буду полностью готов к уже согласованным объяснениям и демонстрации доказательств.

– Вы не поворачивали назад в тот день. – До меня донесся мой собственный голос. Словно это говорил кто-то другой. – Вы не позвали меня отмечать ее день рожденья не потому, что беспокоились, куда она пропала. Вы знали!

– Не все было ложью, Дэнни, – сказала Мишель.

– Мы на самом деле не поехали за ней, – добавила Лайза.

– Сначала, – уточнила Мишель.

Я посмотрел по сторонам, оглянулся. Темнота подвала казалась такой, какой она должна быть на дне океана, давящей и холодной. Даже если я смогу пройти сквозь нее, выхода из этого склепа не найти.

И снова шаги вверху, у меня над головой. Третья фигура присоединилась к первым двум и полностью заслонила отверстие в подвал. Теперь виднелись только очертания трех женщин.

– Давно не виделись, Дэнни! – голос Вайноны.

– Дайте мне выбраться отсюда!

– Зачем? Я-то думала, что ты хотел узнать кое-что о своей сестре. Ну, вот – твое желание осуществилось.

Три подруги сгрудились у проема, словно желая согреться.

А я попытался задержать их, снова заговорив с ними.

– Тогда как… Расскажите, что здесь произошло.

– Ну, мы поехали назад, а она так и не оглянулась ни разу, – начала Мишель. – А когда мы завернули за угол, то увидели, как она зашла сюда. Мы подождали пять, может, десять минут, а потом тоже пробрались сюда вслед за ней.

– Она вас услыхала?

– Нет, мы старались быть потише, – отозвалась Лайза. – Мы вели себя тихонько, как мышки.

– Мышки в тапочках, – хихикнула Вайнона.

– А твоя сестра немного расстроилась, – добавила Вайнона.

– Из-за чего?

– Видишь ли, она никак не могла стоять прямо. Сломала лодыжку, представляешь? У нее ступня болталась и распухла, как футбольный мяч. Наверное, она провалилась в этот люк и упала как раз туда, где ты стоишь. И она, точь-в-точь как ты, старалась подпрыгнуть или найти выход из подвала.

– Вы помогли ей?

– Надо полагать, на этот вопрос ты и сам знаешь ответ, – сказала Лайза.

– Почему же вы не стали помогать?

– Были две причины, – снова заговорила Мишель. – Первая – это газ. Весь дом был им заполнен так, что тяжело было дышать.

– А еще тело, – продолжила Вайнона. – Тело Мэг. Она лежала у ног Эш. Вся изувеченная. Не обязательно получать отличные баллы за контрольные тесты, чтобы сложить все факты воедино.

– О господи! Боже мой!

– Дэнни, ты веришь во всю эту чушь? – раздался голос Лайзы. – Твоя сестра точно этим не заморачивалась.

– Неужели она убила Мэг Клеменс?

– Ну вот, видишь? – теперь говорит Мишель. – Ты пришел к такому же выводу, что и мы.

– Но как она это сделала?

– По моим предположениям, врезала ей по голове чем-то тяжелым, – поделилась со мной Лайза. – Так было неприятно…

– Но зачем? Зачем Эш убивать Мэг Клеменс?

– Кто ее знает. – Вайнона пожала плечами. – Поговаривали, что мистер Малво трахал их обеих. Может, она приревновала.

– Ага! А может, ей просто так захотелось, – хмыкнула Мишель.

– Ради собственного удовольствия, – добавила Лайза, а Вайнона ее поддержала:

– Можно и так сказать.

– Нет! Нет!

– Ну, если вдуматься, именно это она и сказала, – продолжила Лайза. – Она посмотрела вверх, увидела нас тут, мгновенно просчитала все дерьмо и завопила: «Нет!» Точно знала, что мы собираемся сделать, раньше, чем мы сами это узнали.

Я помолчал. Холод пробирал насквозь, и теперь было трудно даже просто произносить слова. Потом снова спросил:

– И что вы сделали?

Вайнона печально посмотрела вниз на меня. Ее взгляд выражал сожаление девочки-отличницы, которая все еще никак не может поверить, что другие люди могут быть такими тупыми.

– Мы положили этому конец, – пояснила она.

Если учесть все происходившее в мире живых, то Вайнона могла присоединиться к двум другим подругам не более двух дней назад. И все же теперь все трое стояли там, наверху, и казались сверхъестественно похожими, будто сестры. Глядя на них, легко было ошибиться. Легко было представить их безобидными, а усмешки на лицах принять за готовящуюся забавную проказу.

А потом я увидел, как они изменились. Резко.

Годы словно сдуло с их кожи порывом ветра, и тела стали прежними, будто время не касалось их. Было похоже, как если бы тысячи пластов незаметно отслаивались, пока не обнажится подлинная суть этих трех женщин. Сущность шестнадцатилетних школьниц.

– Которая из вас устроила пожар?

– Полагаю, можно сказать, что мы вместе его разожгли, – сказала Лайза.

– И она знала, что это вы? Эш видела, что это вы сделали?

– Мы все делали прямо перед ее охренительными глазками, – не стала она отпираться.

– Вот потому-то мы тут и оказались, – сказала Мишель, а Вайнона добавила:

– И потому мы никогда не покинем этот дом.

Я почти терял сознание. Что-то было такое в этом месте, что иссушило меня, лишило способности двигаться, говорить, даже думать. Я как-то загустевал, одновременно сливаясь с окружающей меня тьмой. Теряя собственное «я», я сам становился этим домом. По всей видимости, именно это случилось с той троицей наверху, с Бобом Малво, с моей мамой и со всеми, кто в этом ПОСЛЕ не может покинуть границы, в которых однажды оказался. И я тоже – мертвое дерево, посаженное в последнем подвале дома на Альфред-стрит.

Эш совсем не желала, чтобы я приходил сюда и расследовал, кто устроил пожар. Она хотела, чтобы я был тут, с нею.

– Вы убийцы, такие же, как она, – сказал я наконец.

– Мы думали, что сможем чему-то положить конец. Такой девчоночий «комитет бдительности». Подростки-мстители. Хотели защищать других, понимаешь? – Вайнона говорила, явно подсмеиваясь над своими тогдашними мыслями.

– Ее наказали за то, что она сотворила с Мэг.

– А еще за то, кем Эш была, – опять внесла уточнение Мишель. – Ты ведь знаешь об этом лучше кого бы то ни было, Дэнни. Ведь она тогда только начала. Убийца в шестнадцать лет. Она вышла на свою тропу.

– Как вы это сделали?

– Так она же сама собиралась спалить этот сарай, – торопливо начала объяснять Лайза, явно не желая никому уступать право рассказать эту часть истории. – Газ повсюду, помнишь, мы говорили? Это и был ее план. Уничтожить улики. И тело Мэг тоже. Господи! Да мало ли в Детройте пожаров, кто будет в этом сильно разбираться? Только пожар не должен был быть идеальным. Пожарным сюда добираться не меньше часа. И Эш все это знала.

– Как и мы, – подчеркнула Мишель.

– Как мы, – согласилась Лайза и продолжила: – Я посмотрела на Вайнону и Мишель, и, могу заверить, было видно, что они знали, что я собиралась сделать. Я могла поспорить, что они не стали бы меня останавливать и хранили бы все в тайне. Это было так же ясно, как если бы мы вслух обо всем договорились. Я в ту пору покуривала… «Ньюпорт» с ментолом, помнишь? Крутые такие сигареты. Мальчишки еще говорили, что они помогают сохранять свежим дыхание. Ну вот – а у меня была с собой зажигалка.

– Ой, Лайза тоже была вся такая крутая, круче «Ньюпорта». – Вайнона издала хорошо отрепетированный смешок – эта шутка явно часто повторялась в их кругу.

– Пх-х-х-х! – Мишель руками изобразила, как все вокруг рвануло и вспыхнуло.

– Эта сучка умерла, – подытожила Лайза, согласно кивнув.

– И вы все втроем тогда поехали в Вудворд, но не до зоопарка – слишком далеко, чтобы звонить оттуда, – догадался я. – Это заняло бы слишком много времени.

– Возможно, ты не так уж глуп, – хмыкнула Вайнона.

– Мы позвонили из Медицинского центра, – сказала Лайза.

– За мои двадцать пять пенсов, – сказала Мишель.

– Ты их потратила, чтобы позвонить мне.

– Чтобы выполнить приказ, – возразила Лайза.

– Какой приказ? О чем вы?

Пояснила мне Вайнона:

– Это было последнее, что она нам сказала из подвала. Единственное, что она сказала.

– Вызовите Дэнни! – перебила ее Мишель, причем голосом, который казался точной копией голоса Эш. – Позовите моего брата!

– Ну, не охренеть?! – всплеснула руками Лайза. – Не «Помогите!», не «Звоните 911!» Она просила позвать тебя!

Сначала меня сама мысль об этом совершенно выбила из колеи, и я не сразу заметил, что на меня сверху полилась жидкость. Такой небольшой водопад пролился из проема в полу прямо мне на голову. Бензин! Я посмотрел вверх и увидел, что Лайза поливает все вокруг из канистры.

– Эй, ты что делаешь? Зачем?!

– Затем, что ты, Дэнни, возвратился назад, – отозвалась Мишель, а Вайнона пояснила:

– Она нам сказала: если ты когда-нибудь придешь, мы должны задержать тебя здесь. Как если бы ты должен был здесь остаться. Только в прошлый раз ты сжульничал и сбежал. Но ты вернулся.

– Звучит так, словно Эш вам что-то сказала.

– А вот это она и сказала, – деловито отозвалась Лайза и поставила пустую канистру на пол.

– Вы не должны этого делать. Теперь вы свободны от нее!

– Свободны? Да здесь у нее власти над нами больше, чем когда мы были детьми. Она всегда была особенной! – Вайнона говорила снисходительно, словно объясняя что-то неразумному младенцу. – А тут ее исключительность, как бы это правильно выразиться…

– …Полностью реализовалась, – подсказала Мишель.

– Вот потому-то она и может передвигаться куда захочет. – Едва заговорив, я понял, что наконец уловил основной смысл всего, что касалось Эш. – Она странствует, в отличие от всех остальных. В отличие от вас. Она не проклятая. Она – демон!

– Я, допустим, в отношении ее никогда не использую это слово, – возразила Мишель.

– Что, впрочем, не означает, что ты ошибаешься, – сказала Вайнона.

– Да какая разница, кто она такая! – пожала плечами Лайза, полезла в карман и достала свою зажигалку. – Мы должны делать то, что должны.

Без всякой паузы она чиркнула кремнем – всего один раз – и бросила зажигалку вниз, к моим ногам.