Глава 27

— Насколько серьезно он ранен? — спросил Тай.

Жанна подпрыгнула от неожиданности. Это были первые слова, обращенные к ней с тех пор, как час назад она поблагодарила его за намерение пожертвовать своей мечтой ради спасения ее жизни.

После этого Тай расположился так, чтобы своим телом закрыть девушку от острых зубов жеребца. Он мягко говорил с Люцифером, лаская его мощную шею ритмичными движениями до тех пор, пока животное полностью не расслабилось и не привыкло к незнакомому голосу и прикосновениям. Жанне же за все это время он не сказал ни слова, просто наблюдал за ней, хлопочущей над мустангом, время от времени помогая ей, например, прополоскать лоскут, которым она промывала раны Люцифера.

— Он крепкий, выкарабкается, — ответила она, несмело улыбаясь Таю.

— Я не об этом спросил. Мои познания в лечении лошадей ограничиваются растяжением связок, удалением камней из подков, коликами… и все на этом. С пулевыми ранениями мне сталкиваться не приходилось. Повреждение у него кажется мне неглубоким, но я был свидетелем того, как люди с ранами не страшнее этой умирали от шока. Как ты считаешь, Люцифер сможет ходить?

Жанна потянулась к морде жеребца, но Тай не дал ей приблизиться.

— Я не смогу ответить на твой вопрос до тех пор, пока не взгляну ему в рот, — пояснила девушка.

Тай удивленно посмотрел на нее и неохотно подвинулся. Она наклонилась к морде Люцифера и тихонько заговорила с ним, одновременно пальцами приподнимая его верхнюю губу. Уши жеребца немедленно прижались к голове, и он дернулся в сторону. Жанна терпеливо проделывала свои манипуляции снова и снова, пока мустанг не позволил ей заглянуть ему в рот.

— Какого черта ты творишь? — спросил Тай.

— Папа научил меня многое определять по цвету десен как у людей, так и у животных. У Люцифера десны были совсем бледные, когда я впервые их осмотрела, а сейчас они розоватые. Поэтому могу с уверенностью сказать, что он сможет ходить, как только я развяжу ему ноги, но будет лучше пока этого не делать. При малейшей нагрузке может снова открыться кровотечение.

Тайрелл посмотрел на глубокую длинную рану на крупе лошади и произнес что-то вполголоса.

— Что ты сказал? — спросила Жанна.

— Нам нельзя здесь оставаться. Мятежники могут вернуться, или кто-то из их дружков вдруг надумает проверить, не осталось ли здесь чего-нибудь, чем можно поживиться. Люцифер оставил след, не заметить который может только слепой. — Тай посмотрел на небо. — Дождя сегодня не предвидится, и ночью, по всей видимости, тоже. Если бы он даже и пошел, нам бы пришлось выбираться из этой расселины. Здесь нет ни воды, ни еды, ни укрытия. Чем скорее мы тронемся в путь, тем дольше проживем.

Девушка с сожалением посмотрела на мустанга, но не стала спорить с Таем, ведь его слова были чистой правдой. Она и сама это прекрасно понимала, но ей была невыносима мысль заставлять раненое животное двигаться.

— Как бы я хотела, чтобы он был человеком, — произнесла Жанна. — Было бы значительно проще, если бы мы сумели все ему объяснить.

— Насколько далеко он, по-твоему, сможет уйти?

— Настолько далеко, насколько захочет, я полагаю.

— Сюда он добрался довольно быстро, — сухо заметил Тай.

— Тогда он был сильно напуган. Я видела такое и раньше — мустанги убегали, невзирая на растяжение суставов или сухожилий. Но как только они останавливались, все бывало кончено. Они едва могли передвигаться, припадая на больную ногу, пока она не заживала.

Тай ничего не ответил. Ему самому не раз приходилось видеть, как в пылу сражения люди бежали на простреленных ногах, а после оказывались не в состоянии даже ползти.

— Чем скорее мы двинемся в путь, тем лучше для нашего же блага, — наконец произнес он. — Нам нужно найти укрытие, не забывая при этом заметать следы. Есть ли у тебя какое-нибудь место на примете, чтоб недалеко от луга?

Жанна покачала головой:

— Все они не подходят для того, чтобы длительное время содержать мустанга, пока он не поправится. Единственным таким безопасным местом могла бы быть моя секретная долина, но я не уверена, что у него хватит сил добраться туда. К тому времени как мы дойдем до тропы, ведущей к каньону Мустанга, затем спустимся в сам каньон и направимся по плато к реке Сантос… — Она снова покачала головой. — Мой зимний лагерь находится слишком далеко отсюда.

— А на реке Сантос полно мятежников, — добавил Тай. — У нас нет выбора, Жанна. Мы должны спуститься с восточной стороны плато. Оттуда до твоего тайного каньона несколько часов ходу.

Девушка не стала возражать, так как и сама пришла к тому же выводу, но ей не хотелось верить, что это их единственный шанс. При мысли о том, что им придется заставить раненого жеребца идти по обрывистому восточному краю плато, а затем по извилистому боковому каньону, ей хотелось протестующее закричать.

Но это действительно был их единственный шанс спасти Люцифера, да и самих себя. Оказавшись в укрытии, им нужно будет просто дождаться, когда рана жеребца заживет.

— Я знаю, тебе не по душе связывать мустанга, поэтому сделаю это сам, — твердо произнес Тайрелл. — К тому же не думаю, что он отнесется к этому спокойно, но, черт возьми, у нас нет иного выбора. Собирай свои вещи и выбирайся из расселины. Будешь стоять на страже.

— Я лучше помогу тебе.

— Нам вдвоем негде будет развернуться.

— Но я умею обращаться с мустангами.

— Ты умеешь обращаться с покладистыми кобылами, которые пасутся на воле. Люцифер — жеребец, запертый в неволе и раненный, еще неизвестно, как он отнесется к первому в своей жизни недоуздку. Я его, конечно, не виню. Постараюсь обойтись с ним как можно более бережно, но хочу, чтобы ты держалась подальше, когда я сниму Люциферу повязку с глаз. Ну и кроме того, кто-то же должен стоять на страже. И этим кем-то будешь ты.

Глядя в бездонные зеленые глаза Тайрелла, Жанна поняла, что спорить бесполезно.

— Держу пари, на войне Севера с Югом ты был офицером.

Он удивился, но затем улыбнулся:

— Ты права, милая. А теперь давай-ка поднимай свою хорошенькую попку наверх из этой расселины. Если заметишь что-то подозрительное, сымитируй крик ястреба, как ты делаешь, подзывая Зебру. И пистолет прихвати.

Не говоря ни слова, она заткнула оружие за пояс и выбралась на поверхность. Тогда Тай снова занялся Люцифером.

— Ну что ж, мальчик, пришло время убедиться, что в тебе есть не только агрессия, но и здравый смысл. Я почему-то не верю, что ты совсем дикарь.

Спокойно разговаривая с жеребцом, Тай потянулся к своему рюкзаку и достал оттуда отороченные овчиной конские путы, взятые им в лавке Проповедника в надежде когда-нибудь применить их. Надежно поместив их на передние ноги жеребца, он перерезал ткань, которой Жанна привязала переднюю ногу к задней. Люцифер затрепетал, но не предпринял попытки немедленно подняться, почуяв свободу. Тай нежно гладил его брюхо и говорил ему успокаивающие слова до тех пор, пока мустанг не перестал дрожать.

— Хорошо, мальчик, очень хорошо. Я начинаю думать, что ты не только красивый, но и умный.

Тайрелл вытащил из своего рюкзака длинный кнут из сыромятной кожи и стальное кольцо. Ловко орудуя пальцами, завязав несколько узлов и продев несколько петель, он сделал вполне сносный недоуздок.

— Тебе это не понравится, но со временем привыкнешь. Полегче, сынок, полегче! — приговаривал Тай, надевая недоуздок на голову скакуна.

Люцифер всхрапнул и снова принялся дрожать, почувствовав на себе инородный объект. Тайрелл терпеливо поглаживал его голову и шею, чтобы дать ему привыкнуть. На этот раз жеребец успокоился гораздо быстрее, словно его тревожность несколько притупилась или он решил, что беспокоиться не о чем — с каждым последующим происходящим с ним событием. Тай надеялся, что Люцифер ведет себя так потому, что все понимает, а не потому, что слабеет, но возможность проверить это у него появится только тогда, когда они выберутся из расселины.

— Послушай меня, сынок. Сейчас тебе предстоит испытание. От тебя требуется лежать спокойно и показать мне, какой ты на самом деле благовоспитанный джентльмен, несмотря на твои дикарские замашки.

Медленно и осторожно он снял повязку с глаз жеребца. В первое мгновение Люцифер сохранял неподвижность, затем попытался встать на ноги. Тай немедленно прижал его голову к земле и удерживал ее в таком положении, не переставая тихо нашептывать мустангу на ухо и поглаживать напрягшиеся мускулы его шеи.

Тай не смог бы ответить, сколько времени ему понадобилось, чтобы преодолеть страх Люцифера и достучаться до его разума. Он знал только, что с него сошло семь потов, прежде чем жеребец наконец перестал бороться и присмирел, убаюканный спокойным голосом и лаской.

— Как, черт побери, ей удалось удерживать тебя достаточно долго, чтобы надеть на глаза повязку? — подивился Тай, обращаясь к мустангу. — Или ты привык к ее запаху?

Ответный взгляд черных бездонных глаз Люцифера показался ему разумным. В нем не было ни враждебности, ни дикого желания сражаться за свою свободу, только настороженность, которую мустанги впитывали с молоком матери.

— Интересно, что у тебя были за родители. Уж наверняка не дикие лошади. В тебе определенно течет кровь берберских скакунов. Мой папаша отдал бы весь свой табун в обмен на тебя и считал бы это выгодной сделкой. Ты первоклассный конь, Люцифер, и теперь принадлежишь мне.

Мустанг дернул ушами, внимательно вслушиваясь в звуки человеческого голоса.

— Ну, признаться откровенно, ты принадлежишь мне только наполовину, — поправился Тай. — Вторая половина принадлежит этой упрямой девчонке, хочет она того или нет. Тебе не о чем волноваться, сынок. Если ты не сумеешь смириться с жизнью в неволе, я отпущу тебя, как и обещал. Тем не менее признаюсь, что мне очень бы этого не хотелось. У Логана я оставил несколько отличных кобыл. Я намерен отвести тебя в Вайоминг и получить от тебя хотя бы один помет жеребят.

Разговаривая таким образом, Тай постепенно смещал вес собственного тела с головы скакуна.

— Готов снова попытаться встать? Медленно, сынок, медленно и осторожно. Ты же не собираешься устремиться прочь из этой тесной расселины и покалечить нас обоих, правда?!

Когда Люцифер понял, что его голову больше ничто не удерживает, он перевернулся и лег на живот, подобрав под себя ноги. Он быстро сообразил, что тот же самый человек, что прижимал его голову к земле, может помочь ему встать, несколько раз потянув за недоуздок. Очень скоро жеребец уже стоял, трепеща от чрезмерно близкого соседства человека.

— Я оказался прав. Ты действительно не только красив, но и разумен. Ужасно неосмотрительно, что долгое время ты был диким, ведь из тебя получился бы прекрасный товарищ человеку. Однако я сомневаюсь, что после стольких лет свободы ты примешь наездника. Но это не важно, сынок, — приговаривал Тай, медленно наматывая веревку недоуздка, пока не подошел прямо к морде коня. — Я не собираюсь важничать и хвастаться всем и каждому, как горд тем, что сумел захомутать тебя. Я могу ездить на тысячах других жеребцов, но я хочу, чтобы именно ты покрывал моих кобыл.

Слова Тайрелла ничего не значили для животного, но его тихий голос и нежное поглаживание оказывали благотворное действие. Люцифер всхрапнул и перестал испуганно таращить глаза и вздрагивать от каждого прикосновения. Медленно, но неуклонно он принимал тот факт, что этот человек отличается от прочих людей, которые вели себя враждебно по отношению к нему. Люцифер был беспомощным, со связанными глазами, но человек не напал на него и, очевидно, не имеет такого намерения.

Чувствуя перемену в поведении жеребца, Тай вздохнул с облегчением:

— Ты же облегчишь нам обоим задачу, не так ли? Я несказанно рад, что пуля и несколько миль, которые тебе пришлось пробежать, сбили с тебя спесь. Не сомневаюсь, что при других обстоятельствах ты не был бы и вполовину таким цивилизованным, как сейчас. Пути Господни неисповедимы, Люцифер. И я рад, что он послал нас друг другу, даже если и для того только, чтобы вылечить тебя и выпустить на свободу.

Тай продолжал разговаривать с жеребцом до тех пор, пока тот не уклонился осторожно в сторону, всем своим могучим телом излучая спокойствие. Вздохнув, Люцифер опустил голову на грудь Таю. Он стоял на трех ногах, поджимал раненую четвертую и, очевидно, уже принимал Тайрелла за своего.

Тай осторожно нагнулся и развязал путы, связывающие передние ноги скакуна. Тот дернул плечами, словно отгоняя мух, и это был единственный признак того, что он почувствовал свою свободу.

— Очень хорошо, сынок, — прошептал Тай, поглаживая жеребца. — Теперь давай посмотрим, не захочешь ли ты убить меня, когда я потяну за недоуздок.