Глава 13
Она не может прятаться в своей комнате вечно. Александра внимательно посмотрела на свое бледное отражение в зеркале. Позолоченная рама идеально сочеталась с двумя зелеными парчовыми креслами, располагавшимися по обе стороны зеркала. Александра обреченно взглянула на себя, ожидая увидеть изможденную, осунувшуюся от горя и бессонных ночей серую мышь. Правда, накануне вечером, стоило только добраться до кровати и укрыться толстым, теплым одеялом, как она тут же уснула. Впервые за месяц — впервые с того момента, как были разорваны ее отношения с Клервудом, — она спала крепко и без мучительных сновидений.
Александра была немного бледной, но в целом выглядела лучше, чем вчера, когда только оказалась в этом доме. Она даже осторожно подумала о том, что чувствовала себя почти хорошо. С другой стороны, как можно было чувствовать себя хорошо, если Клервуд силой забрал ее с постоялого двора, а потом привез в свой дом — точно так же, против воли?
Александра дрожала, ее сердце учащенно билось. Сосредоточенно глядя в зеркало, она заметила позади своего отражения великолепную комнату. Стены были окрашены в светлый мятно-зеленый цвет, на них выделялась розовая и золотистая лепнина. Кровать с четырьмя стойками, на которой так блаженствовала Александра всю ночь, была скрыта балдахином, постельное белье золотистого и темно-зеленого, как мох, оттенков идеально сочеталось с окружающей обстановкой. Камин украшала гипсовая лепнина кремового цвета, перед ним стоял диван с цветочной обивкой. Маленький обеденный стол и два стула располагались у окна, за которым виднелся балкон с другими столом и стульями. На другом конце комнаты Александра заметила маленький старинный письменный стол, на котором выделялись ваза с цветами, пачка пергаментной бумаги, чернильница и гусиное перо.
Сердце Александры зашлось в неистовой пляске. Эта спальня была самой красивой комнатой, которую ей только доводилось видеть, и являла собой разительный контраст с захудалым жильем на постоялом дворе мистера Шумахера. И все-таки Александра не могла воспользоваться гостеприимством герцога. Но как она могла сказать ему это? Клервуд казался настоящим стихийным бедствием, неудержимым и мощным, и он явно не собирался уступать. Кроме того, Александра никак не могла понять, почему герцог привез ее сюда.
Неужели он чувствовал себя виноватым — после всего, что произошло?
К горлу подступила тошнота. Александра помчалась в ванную, где ее вывернуло наизнанку, а потом, измучившись, рухнула на колени и зажмурилась от страха. Теперь, после этого характерного утреннего приступа тошноты, сомнений почти не оставалось. Она носила под сердцем ребенка Клервуда. Рождение сына или дочери стало бы замечательным, счастливым событием. Но ужас, в который пришла Александра при мысли о гневе герцога, заставил ее сжаться в комочек. Она из последних сил пыталась не разрыдаться. Александра любила бы своего ребенка — если, конечно, он и в самом деле появился бы на свет, но в таком случае она была бы привязана к герцогу навсегда.
Она вытерла мокрые глаза и встала. Клервуд не должен узнать об этом — никогда. Александре не нужно было долго раздумывать, чтобы понять: герцог будет в ярости и обязательно решит, что беременность — часть ее хитрой игры, ловушки, в которую она собирается заманить его, заставив жениться. В сознании мелькнул и еще худший сценарий: герцог будет настаивать на том, что позаботится о ней и ребенке, будет содержать их. Александра не хотела его подачек. О нет, она не собиралась превращаться в содержанку!
Но теперь будущее представало еще более пугающим, чем прежде. Ах, как бы ей хотелось вернуться домой, в Эджмонт-Уэй!
Александра распахнула дверь, удивилась, увидев в коридоре свои сумки, и медленно стала спускаться вниз. Напряженность сковала все тело, спина, казалось, одеревенела. Александра не знала расположения комнат, поэтому направилась к парадным дверям, молясь про себя, чтобы ей удалось выскользнуть из дома незамеченной. Но стоило гостье приблизиться к холлу, как в коридоре возник Клервуд, преградивший ей путь.
Герцог был одет в темный короткий сюртук-визитку, под которым проглядывали красивая изумрудно-зеленая рубашка и рыжевато-коричневые брюки. Едва заметные тени залегли под его глазами.
— Доброе утро. Надеюсь, вы хорошо спали.
Судя по виду Клервуда, сам он спал не слишком хорошо.
Его большая фигура, от которой так и веяло мощью, занимала почти все пространство узкого коридора. Александра была встревожена тем, что столкнулась с ним сразу же после того, как спустилась вниз, — словно он нарочно поджидал ее.
— Я спала очень хорошо, — вымучила она ответ, чувствуя, как нарастает волнение в душе. — Вы сами видите, что все в порядке, ваша светлость.
— Вы очень бледны. Заболели? — отрывисто спросил герцог.
— Нет, я прекрасно себя чувствую, — пролепетала Александра, стараясь не думать о ребенке, которого она, вероятно, ждала.
Похоже, Клервуд размышлял сейчас именно над этим.
— Прошлым вечером вы отказались от ужина, — сказал он после долгого молчания.
— Я заснула.
Твердая линия его рта, казалось, смягчилась.
— Я так и подумал. Я собираюсь позавтракать. Пожалуйста… — Клервуд вдруг взял ее за локоть.
Александра резко отпрянула.
— Что вы делаете? — возмутилась она, и в голосе ясно зазвучало отчаяние.
Его глаза с подозрением сузились.
— Я лишь хочу проводить вас в комнату для завтраков, мисс Болтон.
Александра умирала с голоду, но, несмотря на это, отрицательно покачала головой:
— Думаю, мне лучше прогуляться.
Она снова заторопилась к двери, но герцог схватил ее за руку, заставив повернуться к себе.
— Вы — моя гостья, — мягко сказал он. — А у меня нет привычки исключать гостей из числа присутствующих во время моей трапезы.
Дрожь охватила тело Александры, ее сердце ухнуло. Бедняжке так хотелось, чтобы Клервуд позволил ей уйти, чтобы его тон не был таким нежным и обольстительным, чтобы этот соблазнитель был хотя бы наполовину менее красивым — а еще чтобы его прикосновения не вызывали томительного, страстного желания вновь оказаться в его объятиях… С ним было бы так безопасно, так спокойно, будто в глубокой, надежно защищенной от всех ветров гавани после бурного морского шторма. Но этот мужчина не был безопасен. Александра понимала, что находиться с ним рядом — большой риск, особенно сейчас.
— Меня уж точно нельзя назвать вашей гостьей.
Его брови удивленно приподнялись.
— Напротив: вы, безусловно, моя гостья.
Втянув воздух ртом, она с усилием произнесла:
— Вы похищаете всех своих гостей, ваша светлость? Потому что, насколько я помню, вчера меня грубо схватили и запихнули в карету против моей воли.
— Прошу прощения, если я был груб. Но я не мог позволить вам и дальше оставаться в той дыре.
— Это не оправдание.
Рот герцога задумчиво изогнулся.
— По всей видимости, нет. В сущности, вы правы. Мне следовало убедить вас поехать со мной по собственному желанию. Но теперь это уже не имеет значения. Вы, совершенно точно, моя гостья.
Александра вздрогнула.
— Полагаю, это лучше, чем быть вашей заложницей.
— Вы, должно быть, сильно проголодались, и я не принимаю возражений. — На его лице появилось подобие улыбки. — Я лишь пытаюсь компенсировать нанесенный вам вред, мисс Болтон. К тому же герцоги не берут заложников. По крайней мере, не в нашей эре.
Она наконец-то сумела высвободить свою руку из его руки, постаравшись не смягчиться и не улыбнуться в ответ на его шутку.
— Думаю, я действительно немного голодна.
— Хорошо, — кивнул Клервуд и, явно обрадовавшись, пропустил ее вперед.
Александра чутко улавливала присутствие герцога, который направился следом, не сводя с нее глаз. Они вместе вошли в комнату для завтраков, интерьер которой был выполнен в бодрящих ярко-желтых тонах. Похоже, Клервуду и его гостье наконец-то удалось найти формальную, вежливую основу для общения. Это приносило несказанное облегчение.
А потом Александра увидела нечто необыкновенное — то, что заставило ее забыть о герцоге. Традиционный английский завтрак, аппетитный и плотный, был разложен на буфете, рядом с которым навытяжку стояли два слуги. Аромат яиц, картошки, колбас, ветчины и бекона, доносившийся со стороны буфета, был таким заманчивым, что слезы хлынули из глаз Александры, а желудок призывно заурчал. Никогда еще в своей жизни она не была так голодна — впрочем, это было совсем неудивительно, ведь всю прошлую неделю она прожила на картошке и капусте.
Если Клервуд и услышал урчание живота своей гостьи, виду не подал. При появлении его светлости слуги сорвались со своих мест, выпрыгнув вперед, но герцог покачал головой, и им пришлось вернуться на свои места с обеих сторон буфета. Когда Клервуд любезно отодвинул стул, Александра заметила, что стол был накрыт на двоих: выходит, он собирался завтракать в ее компании. Не то чтобы, конечно, Александру это сильно волновало — совсем нет, это ничего, ровным счетом ничего не значило.
Но сильные, большие руки герцога лежали на спинке ее стула, и в памяти Александры вспыхнули воспоминания о мгновениях их страсти, когда эти же руки ласкали все ее тело. Она покраснела до корней волос, почти забыв о восхитительном завтраке. К горлу подступила тошнота, но на этот раз не интересное положение Александры было тому виной. Как бы ей хотелось перестать думать о Клервуде и так остро ощущать его близкое присутствие!
Как только гостья села, герцог взял другой стул, бросив быстрый взгляд на слуг.
— Во времена моего отца столовая часто бывала набита битком. Если в этой комнате стояли четыре-пять столов, было занято буквально каждое место. Теперь я крайне редко принимаю такое количество гостей.
Александра не знала, зачем Клервуд говорит все это, почему вдруг решил быть таким общительным и приветливым.
— Комната просто великолепна, — вежливо поддакнула она.
— Раньше здесь было очень темно и уныло. Моя мать обновила интерьер сразу после смерти отца.
Слуги поставили перед герцогом и его гостьей тарелки с яйцами, колбасой, ветчиной и картошкой. У Александры слюнки потекли от такого изобилия, однако в памяти вдруг всплыли откровения вдовствующей герцогини о детстве сына.
— Вы ведь были очень молодым, когда предыдущий герцог скончался? — Александра подняла взгляд от тарелки, пытаясь ничем не выдать нетерпеливого предвкушения сытного завтрака, и заметила, как Клервуд внимательно наблюдает за ней. Лицо тут же залила краска смущения: очевидно, герцог понял, что она просто умирает с голоду.
— Мне было шестнадцать, когда отец умер, а я стал восьмым герцогом. Пожалуйста… — пригласил Клервуд к трапезе, взяв вилку и доброжелательно улыбнувшись Александре.
Прежде герцог никогда не держался с ней так доброжелательно — он явно чего-то хотел. Но ее это не заботило. По крайней мере, не теперь. А все потому, что рука ослабевшей за месяц гостьи, поднявшая вилку, слишком сильно дрожала. И что было еще хуже, стоило Александре вонзить эту вилку в омлет, как живот снова заурчал, на сей раз очень громко.
Сконфуженная, бедняжка уронила вилку.
— Мне так жаль!
— Александра… — мягко начал герцог. Она бросила на него измученный взгляд. Есть хотелось так сильно, что кружилась голова. — Вы провели в том ужасном притоне несколько недель. Вы отдали вашим сестрам и Эджмонту тысячу фунтов. И взамен так долго голодали!
Александра смахнула непрошеную слезу.
— Я просто устала, — вяло сказала она. Ну не признаваться же, что слишком голодна для того, чтобы спорить! — А мои близкие нуждались в деньгах больше, чем я.
— Давайте поговорим об этом после завтрака. — Тон герцога был категоричным, будто его слова обжалованию не подлежали, а лицо казалось твердым, непроницаемым. — Ешьте.
Это был приказ — не просьба, а именно приказ, — но Александру больше не беспокоило, что Клервуд заставляет ее что-то делать. Она послушно начала есть, пытаясь жевать пищу медленно, но как же ей сейчас хотелось наброситься на омлет и ветчину! Яйца были приготовлены восхитительно, Александре никогда прежде не доводилось пробовать такой вкусный омлет, но ветчина и колбаса были еще лучше — а на тосте красовалось масло! Потом, когда тарелка гостьи опустела, перед ней тут же появилась еще одна, такая же полная, как была первая. Александра не спорила, не поднимала взгляда от еды, прекрасно понимая, что выглядит сейчас как неотесанная фермерша. Но ей было все равно — и то, кем она наверняка предстала, и то, что Клервуд давно позавтракал и теперь наблюдал за ней поверх газеты.
Когда Александра закончила — и уже вторая тарелка оказалась совершенно пустой, без единой крошки хлеба, — посуда точно так же, словно по мановению волшебной палочки, испарилась. Александра тщательно вытерла рот золотистой льняной салфеткой и бросила взгляд через стол, но не на герцога, а мимо него, в окно. Теперь она наконец-то насытилась, и это ощущение было просто чудесным. Александра жалела лишь о том, что ее сестры не могут наслаждаться такой обильной пищей.
— Не хотите еще одну тарелку?
Она вздрогнула, не желая поднимать на него глаз. Но не ответить было бы невежливо, и Александра нехотя перевела взгляд на Клервуда. Сейчас он казался таким красивым, что у нее перехватило дыхание.
— Не думаю, что способна проглотить хотя бы еще один кусочек!
Герцог улыбнулся:
— Склонен с вами согласиться.
Она застыла на месте. Вечно мрачный Клервуд улыбался крайне редко, и еще реже его глаза наполнялись теплотой и радостью. Это было так чудесно, что ее сердце перевернулось в груди и учащенно забилось. Ну почему, почему он не улыбался чаще?
— Спасибо, — медленно произнесла она. — Благодарю вас за столь восхитительное угощение.
— Мне было приятно угодить вам. — Герцог отозвался в тон ей, так же осторожно, но глаз не отвел. — Я рад, что вы провели спокойную, комфортную ночь в подобающих условиях и насладились завтраком.
День и правда начинался неплохо… Александра вдруг с сожалением подумала о том, что без ссоры не обойдется. Но она не знала, с чего начать неизбежный разговор.
— От всей души благодарю вас за гостеприимство, — тщательно подбирая слова, после долгой паузы произнесла гостья. — Однако так не может больше продолжаться. Ваша светлость, я сегодня же вернусь в свою съемную комнату.
Улыбка сбежала с его лица.
— Я не могу этого допустить.
Она насторожилась.
— Вы не хуже меня знаете, что я не могу оставаться здесь.
— Вы определенно не должны возвращаться в ту трущобу, тем более что можно пожить здесь в качестве моей гостьи.
Заметив, что взгляд герцога стал твердым, Александра в волнении глотнула воздух ртом.
— Почему вы все это делаете?
Он откинулся на своем стуле.
— Я хочу компенсировать нанесенный вам вред.
Александра явно колебалась.
— Почему?
— Меня очень мучает то, что я заставил вас так страдать.
Александра во все глаза смотрела на Клервуда, с трудом постигая, что он имеет в виду. Герцог был в ярости на нее, когда решил, что имел место преднамеренный обман, тщательно спланированная интрига, и все же у него не было ни малейшего желания видеть ее страдающей в нищенской лондонской трущобе.
— Я вас не понимаю.
— Что тут сложного? Я — филантроп. Я открыл немало приютов для сирот и больниц для матерей-одиночек. И все же именно из-за меня истинная леди потеряла свое положение в обществе и дошла до крайней нищеты. В этом есть какая-то ужасная ирония! Я не могу позволить вам оставаться в столь бедственном состоянии.
Александра по-прежнему задумчиво глядела на Клервуда, силясь понять смысл его речей и поступков. Подобно всем вокруг, она прекрасно знала о добрых делах могущественного герцога, его благотворительных учреждениях. Так что же, теперь она — один из его филантропических проектов? Выглядели эти намерения именно так. Действительно, была в их ситуации какая-то злая ирония: Александра невольно задавалась вопросом, не дойдет ли она однажды до того, чтобы оказаться в одном из его пристанищ для матерей-одиночек.
— Вы не должны чувствовать себя виноватым. Возможно, нам обоим стоит признать свои ошибки, после чего можно спокойно разойтись, мирно прекратив всякое общение.
Он пристально сощурился.
— Я считаю себя человеком чести. Решая прекратить нашу любовную связь, я совсем не ожидал, что Эджмонт выгонит вас из дому.
Внутри у нее все мучительно сжалось.
— Я не хочу говорить об этом.
— Почему нет? И какой именно темы вы так желаете избежать? Обсуждения вашего отца — или нашего романа?
Александра поднялась со стула.
— Мне понадобится кучер, чтобы вернуться обратно в гостиницу.
В тот же момент Клервуд вскочил и метнулся к упрямице — теперь он крепко сжимал ее запястье.
— Мне бы хотелось услышать ответ, Александра.
Но ей совсем не хотелось отвечать. Если бы она говорила об Эджмонте, пришлось бы открыть герцогу свое кровоточащее, разбитое сердце. Что же касается произошедшего между Александрой и Клервудом, то эту область своей жизни она и вовсе не хотела исследовать — по крайней мере, не сейчас, и уж точно не с ним.
— Бессмысленно копаться в прошлом, — промолвила она.
— Обычно — да, но только не на сей раз.
Герцог по-прежнему надежно удерживал ее за руку.
— Я не могу здесь оставаться. Я должна сохранить те жалкие остатки репутации.
Взгляд Клервуда пронизывал Александру насквозь, и сейчас ей казалось, будто герцог пытается проникнуть в ее сознание, раскрыть самые сокровенные мысли, чувства и тайны.
— Александра, мне бы хотелось переговорить с вами с глазу на глаз.
Безграничная тревога накрыла ее с головой и придала сил, позволив наконец-то освободиться от его железной хватки.
— Я должна уйти.
— Вы не можете уйти — у вас не осталось ни гроша. И вы не уйдете — по крайней мере пока я не позволю вам сделать это.
— Вы же говорили, что герцоги не берут заложников!
— Вы — моя гостья, Александра. — Клервуд повернулся к слугам: — Оставьте нас и закройте двери. Не нужно нас беспокоить.
— Боже праведный! — выдохнула Александра, осознавая, что двое лакеев стали свидетелями их пылкого спора. Слуги стояли так тихо, что она и забыла об их присутствии. Когда они вышли, плотно закрыв за собой двери, Александра в отчаянии заломила руки: — Чего вы теперь от меня хотите?
— Я уже несколько раз объяснил вам, что хочу возместить нанесенный вред. Но вы правы. Я хочу от вас кое-чего еще.
Герцог снова пристально посмотрел на свою гостью, и она в ужасе попятилась назад, к дверям.
— Нет, вам не удастся сбежать. — Он бросился за ней. — Объясните, почему вы ввели меня в заблуждение по поводу своей невинности.
— Что? — изумилась Александра.
— Вы дали мне понять, что несколько лет назад вас с вашим поклонником связывала великая страсть.
Продолжая отступать назад, она ударилась о буфет.
— Так и было!
Сейчас Александра чувствовала себя беспомощной…
Она думала о том, что вся эта история началась из-за ее тоски по Оуэну, но Клервуд никогда не понял бы этих мечтаний и потаенных желаний. Теперь герцог и его гостья внимательно смотрели друг на друга, погрузившись в молчание. Александра дрожала, понимая, что он напряженно ждет ответа.
— Я собиралась замуж за Оуэна Сент-Джеймса. Мы так любили друг друга! — опечаленная, прошептала она. Это казалось странным, но Александра не знала, что стало причиной захлестнувшей ее волны грусти — воспоминания об Оуэне, переживания о хаосе, в который превратилась жизнь, или навязчивые мысли, горькие раздумья о Клервуде.
Взгляд герцога стал более острым, глубоким, но он по-прежнему не двигался и не произносил ни слова.
Александра почувствовала, как из глаз вот-вот хлынут слезы.
— Я так любила Оуэна… Он любил меня. Мы смеялись, болтали, сплетничали — и держались за руки при свете луны. А еще мы мечтали о будущем, нашем общем будущем. — Она крепко обхватила себя руками и, сама того не желая, вдруг выпалила: — Я все еще скучаю по нему… Прошло немало времени, прежде чем Клервуд спросил:
— Когда это было?
Она взглянула в его мрачные, проницательные глаза:
— Девять лет назад — кажется, будто прошла уже целая жизнь.
— И что произошло потом?
— Моя мать умерла. — Александра беспомощно пожала плечами. — Ну как я могла выйти за него замуж? Я любила Оуэна всем сердцем — я все еще люблю его и буду любить всегда… Но у меня не было выбора, я была нужна своей семье. Отец пил еще тогда — хотя не так сильно, как теперь. Мои сестры были совсем маленькими: Оливии исполнилось десять, Кори — всего семь. Мне пришлось разорвать отношения с Оуэном.
Она смахнула слезу и продолжила:
— Я разбила ему сердце. Он говорил, что будет ждать, — я умоляла его не делать этого. Потом было несколько писем… А потом Оуэн сдался, отказался от своих попыток, как я того и хотела. Спустя три года я узнала, что он женился на другой, — и, конечно, я за него рада.
— Конечно, — ровным, ничего не выражавшим тоном отозвался Клервуд.
Перед глазами Александры все это время стоял Оуэн, но сейчас она внимательно смотрела на Стивена.
— Вы все еще общаетесь?
— Нет. Последний раз Оуэн написал мне несколько лет назад, чтобы рассказать, что он женился на Джейн Годсон. — Она снова повела плечами, стараясь казаться беспечной, но поняла, что это напускное равнодушие герцога не обмануло.
— Он, судя по всему, был истинным образцом мужественности, раз сумел завладеть вашим сердцем, — произнес он все тем же безликим тоном.
— Оуэн был красивым, остроумным и очаровательным. А еще он был добрым. Он происходил из хорошей семьи.
Его отец был бароном, как и Эджмонт. Но самое главное, он был не только моим возлюбленным, он был моим лучшим другом. — Александра наконец-то просияла слабой, мечтательной улыбкой.
Лицо Клервуда теперь было жестким, будто высеченным из камня. Все его черты казались более четкими и резкими, чем когда бы то ни было. Он предложил плачущей Александре носовой платок. Ресницы герцога опустились, и ей не удалось рассмотреть, что выражали его глаза.
— Мне очень жаль. Я все еще тоскую по нему. Когда вы спасли меня на балу… — Александра запнулась, внезапно осознавая, что не стоит объяснять Клервуду, какие чувства он пробудил в ней тем вечером, каким счастьем было оказаться в его объятиях, ловить на себе его взгляд, полный искренней увлеченности и вожделения.
— Пожалуйста, продолжайте.
Александра помедлила, не решаясь честно обо всем рассказать, но все-таки призналась:
— Вы — такой красивый, очаровательный… А я и забыла, что это такое — быть в объятиях привлекательного мужчины.
Герцог поднял на нее все такие же бесстрастные, ничего не выражавшие глаза.
— Значит, я напоминаю вам давно потерянного возлюбленного. Или, возможно, я стал ему заменой.
— Вы — совсем не такой, как Оуэн. Вы не можете его заменить.
С уст Клервуда сорвался резкий фыркающий звук, и его губы изогнулись, но в этом подобии улыбки не было ни теплоты, ни радости.
Он что, разозлился?..
— Я не хотела обижать вас.
— Разумеется, нет, — категорично отрезал герцог. — А если бы мы держались за руки при свете луны, если бы я шептал вам на ухо все эти необходимые нежности, я был бы таким, как ваш юный романтичный Оуэн?
Александра не знала, что и ответить, к тому же ей сейчас не нравились выражение лица и тон Клервуда.
Он тихо добавил:
— Вы тоскуете и по его поцелуям тоже? В лунном свете? И вы чувствовали к нему неудержимое влечение?
Александра поняла, что залилась краской.
— Я любила Оуэна. Конечно, я чувствовала влечение.
Клервуд пристально посмотрел на свою гостью, и она ответила на его взгляд. Потом очень тихо, будто угрожающе, герцог произнес:
— Но вы не любите меня, поэтому нет ни одного разумного объяснения экстазу, который вы испытали в моих объятиях. Я прав?
Слова, которые он так тщательно подбирал, заставили щеки Александры зардеться еще ярче. Почему Клервуд так себя вел? И несмотря на то что его голос по-прежнему звучал сердито, в тоне отчетливо слышалась насмешка.
— Я не желаю обсуждать нашу любовную связь!
— Почему нет? Потому что я не держал вас за руку?
Осознав, что теперь герцог действительно злится, Александра запаниковала. Он явно был в гневе — но почему?
— Я отказываюсь разговаривать на эту тему.
Клервуд схватил ее за руку, прежде чем она смогла выскользнуть из комнаты.
— Я ведь вижу, как вас беспокоят ваши страстные желания.
— Нет никакого рационального объяснения страсти, которая нас с вами связывала, — настаивала Александра.
Он наклонился ближе:
— Страсть не рациональна, моя дорогая. Это категория физическая — чувственная.
Теперь ее сердце билось неудержимо, готовое в любой миг взорваться в груди. Каждая частичка ее существа сжалась, томясь мучительным огнем.
— Я не понимаю, почему мы до сих пор обсуждаем все это!
— Мы обсуждаем это, потому что я хочу понять, почему вы умышленно ввели меня в заблуждение.
Александра обхватила себя руками.
— Я — просто бесстыдна… Я пыталась сопротивляться… но я хотела быть с вами, — прошептала она.
Клервуд снова безрадостно улыбнулся:
— А теперь?
Александра застыла на месте. Глаза герцога по-прежнему были мрачными, гневными, но сейчас в них медленно тлел и огонь желания.
— Пожалуйста, не стоит… — взмолилась она. — Ничего хорошего из этого не выйдет.
— Из чего? — Рука Клервуда нежно коснулась ее подбородка. — Вы, разумеется, все еще желаете забыть былую пылкую страсть с Оуэном? И определенно по-прежнему хотите быть со мной?
Он склонился к ней еще ближе.
— Остановитесь! История с Оуэном закончилась много лет назад. Он забыт.
Клервуд рассмеялся.
— Еще совсем недавно вы говорили о нем так, будто он был вашим возлюбленным всего несколько дней назад! Вы не забыли его, ни капельки.
— Я должна уйти.
— Но вам некуда идти, — обрубил он, и во взгляде мелькнула сталь. — И вы знаете это точно так же, как и я.
Воображение тут же нарисовало Александре неприятную, внушающую ужас комнату на постоялом дворе. И она сразу вспомнила о красивой спальне, которую предоставил ей герцог.
— Я не могу оставаться здесь!
— Не можете? Почему? — Он криво улыбнулся. — Я все еще хочу вас. Вы все еще хотите меня. И что самое важное, теперь вы нуждаетесь в защитнике.
Александра побледнела.
— Кроме того… — Клервуд снова расплылся в самодовольной улыбке. — Полагаю, я смогу заставить вас забыть о вашем любимом Оуэне Сент-Джеймсе.
Александра сидела в своей красивой спальне на стуле у окна, подогнув ноги. На ее коленях лежала вышивка, но игла была давно заброшена. Вместо того чтобы вышивать, гостья дома наблюдала за огромной черной лакированной каретой Клервуда, запряженной великолепной шестеркой вороных. Экипаж приближался к дому, стремительно летя по дорожке, засыпанной ракушечником. Сердце Александры учащенно билось.
Время шло к вечеру. После завтрака она сбежала в свою комнату, пытаясь избавиться и от герцога, и от воспоминаний об их страсти, которые он так легко, играючи, пробудил. Но отмахнуться от невероятной силы влечения было невозможно. Повсюду, куда бы Александра ни повернулась, ее преследовал мощный образ Клервуда, она явственно ощущала присутствие герцога, его силу.
Александра не верила своим глазам, но этот облик настойчиво представал перед глазами снова и снова. К смятению добавлялась тревога — а заодно и паника. Чем скорее она сбежит от Клервуда, тем лучше, мелькнуло в голове.
Между тем карета все приближалась, пролетая уже мимо фонтана из белого известняка.
Александра никогда не решилась бы вновь разжечь огонь взаимной страсти. Собственно, и возобновлять-то было нечего. У Клервуда был шанс добиться желаемого, как и у нее, — и оба совершили серьезные, значительные ошибки. На этом с их отношениями было покончено. Александра не нуждалась в защитнике. А даже если бы и ощущала такую потребность, ни за что не собиралась принимать Стивена в этой роли — только не теперь, после всего того, что произошло, даже несмотря на то, что какая-то потерянная, одинокая частичка ее отчаянно требовала чьей-то защиты и заботы.
Она попыталась переключить мысли на Оуэна, но сейчас думать о ком-то другом, кроме Клервуда, было просто невозможно.
Картины потрясающей страсти, которая связывала ее со Стивеном, продолжали неотступно возникать перед мысленным взором. Но это уже не имело значения. Александра никогда не смогла бы забыть, как жестоко поступил он после этих ярких, чувственных мгновений. Она вызывала в памяти каждую деталь его бессердечного поведения, каждое безжалостное, внушающее ужас слово. Помнится, после неистовых любовных ласк она была переполнена счастьем и радостным предвкушением новой близости, а Клервуд больно ранил ее своими несправедливыми, ошибочными обвинениями…
Он просто кипел от ненависти!
Но она ведь ему солгала…
Александра обхватила себя руками, сжавшись в комочек. Ей было бесконечно жаль, что герцог спас ее снова, увезя из захудалой гостиничной комнатушки. Она так хотела, чтобы его образ отдалился, а потом навеки стерся из памяти. Она сожалела, что Клервуд накормил ее восхитительным, так отчаянно необходимым ей завтраком. Но он на самом деле сделал все это.
Александра говорила себе, что этот человек был тираном, привыкшим к тому, что абсолютно все — и слуги, и представители знати — со всех ног бегут выполнять его приказы. Он был настоящим деспотом, и понятия не имевшим о том, что чувствуешь, когда сталкиваешься с отказом. Но теперь она понимала Клервуда немного лучше: осознавала, что именно трудное детство вкупе с неограниченной властью, которой он сейчас обладал, превратили его в жесткого, бескомпромиссного человека.
Нервы были уже на пределе, и от переживаний Александру вновь замутило. Был и еще один, самый веский довод в пользу того, чтобы уехать из этого дома: Клервуд не должен был узнать о ее деликатном положении. Александра не хотела новых обвинений в хитрых интригах, не хотела, чтобы ее снова выставляли охотницей за богатым женихом.
Она справится сама. Она обязательно справится со всем сама! Другого выхода просто нет.
Окончательно сбитая с толку, испуганная, полная сомнений, Александра была готова разрыдаться. Бедняжка невольно вспомнила об отце, о его негодующих криках и ударе, но ей стало так больно, что она поспешила отогнать от себя тягостные мысли. Несмотря на то что Эджмонт поступил с ней жестоко, верная дочь надеялась: Оливия и Кори заботятся об отце надлежащим образом. Ах, как бы Александре сейчас хотелось быть дома, со своими сестрами — и никогда не встречать герцога Клервудского…
Яркие картины необузданной страсти вновь принялись вспыхивать в сознании — перед глазами предстало искаженное страстью лицо Стивена, его сильные руки. Глаза герцога блестели так, что буквально ослепляли, его улыбка была такой пылкой…
Александра выпрямилась на своем стуле и выглянула в окно. Не стоило вспоминать ту страсть, которой они когда-то опрометчиво поддались. Величественные вязы, обрамлявшие дорогу, теперь были абсолютно красными, деревья ближе к дому отливали золотом. Прекрасный пейзаж дополняли светло-голубое небо и сияющее солнце. Карета герцога скрылась из вида: уже через пару мгновений он должен был войти в дом.
Александра поднялась с места. Клервуду придется позволить ей уйти. Иного выбора просто не было. Пришла пора вернуться в крошечную гостиничную комнату. Она дошла до ужасной нищеты, и задерживаться в роскошном особняке герцога надолго — значило обрекать себя на более мучительное, болезненное возвращение к печальной действительности.
Задумчиво покусывая губу, Александра отложила вышивку и направилась к двери. По пути она ненадолго задержалась перед зеркалом: щеки лихорадочно горели, глаза блестели. Решив не звать на помощь горничную, она сама заколола волосы, соорудив простой — и, увы, не слишком тугой — пучок.
Стараясь не думать о сковавшем ее паническом ужасе, тошнотой подкатывавшем к горлу, Александра стала спускаться вниз. Оказавшись на первом этаже, она услышала мужские голоса и поняла, что Клервуд вернулся в компании. В душе все перевернулось от волнения. Ей придется отложить их битву — а в том, что это будет именно битва, она нисколько не сомневалась.
У Александры не было ни малейшего намерения подслушивать, но она невольно уловила раздражение в тоне Клервуда.
— Ты должен держать в узде свою жену, Алекси, и свою сестру.
Забыв о своих благопристойных намерениях, Александра подошла ближе к широко распахнутым дверям кабинета.
— В отличие от тебя я считаю женскую независимость достойной восхищения. И если Элис решила помешать твоим планам, я могу лишь подбодрить ее. Кто-то должен осадить тебя, Стивен.
Александра не могла поверить своим ушам: неужели жене Алексея вздумалось пойти против Клервуда? И Алексей де Уоренн осмелился разговаривать с ним на равных? Александра подкралась еще ближе к двери и осторожно заглянула в комнату.
Алексея явно развлекал этот странный разговор. Красавец де Уоренн стоял посередине кабинета в костюме для верховой езды и ухмылялся. Клервуд, однако, был раздражен, и от него веяло серьезной угрозой.
— Не знаю, почему я до сих пор терплю всех вас!
— Ты терпишь, потому что от нас не так просто отделаться, хотя бог знает почему мы терпим тебя и твои капризы, — дружелюбно отозвался Алексей. Он подошел к буфету и принялся разливать напитки. — А ты когда-либо думал о том, что был суровым мальчиком, а сейчас стал суровым мужчиной — хотя, к счастью, не таким суровым, как старина Том?
— Ты явился сюда, чтобы оскорблять меня? Мое недовольство оправдано. Я специально попросил леди, чтобы они нашли моей матери подходящую партию — а не толкали ее в объятия проклятого американца.
Алексей засмеялся.
— Ну, как я и сказал, за независимые умы! — Он вручил Стивену спиртное, и, к удивлению Александры, эти двое чокнулись бокалами. Теперь Клервуд, казалось, смягчился, а де Уоренн добавил: — Не думаю, что твоя мать будет повиноваться тебе в столь деликатной сфере чувств. Кроме того, они — изумительная пара, разве ты не согласен?
От негодования у Клервуда сдавило спазмом горло.
— Не стоит меня провоцировать.
— Почему нет? Тебя так легко спровоцировать! И кстати, обычно тебе идет на пользу, когда кто-то доказывает ошибочность твоих выводов, спорит с тобой и открыто не повинуется тебе.
Клервуд окинул де Уоренна хмурым взором:
— Я дал им возможность помочь мне в поисках подходящей партии для вдовствующей герцогини. Теперь я освобождаю их от этой просьбы.
Алексей шутливо отсалютовал ему бокалом.
— Стоит им напасть на след, как они становятся энергичными и нетерпеливыми, как ищейки. Они не уймутся и не отойдут в сторону, дружище.
— Я категорически требую этого.
Алексей бросил в сторону Клервуда скептический взгляд, потом вдруг посерьезнел.
— Кстати говоря, Шарлотта Уитт была в Хермон-Хаус вчера вечером. Надеюсь, ты окончательно с ней порвал. Она перешла всякие границы.
Клервуд вздрогнул:
— Что она наделала?
— Она сказала Лизи, что Александра Болтон испортила ее платья, а после продолжила сплетничать насчет того, что отец выгнал мисс Болтон из дому и теперь она живет в лондонской трущобе. Между прочим, леди Уитт ликовала. И кажется, она решительно настроена сделать все от нее зависящее, чтобы лишить мисс Болтон клиентуры. — Алексей выразительно взглянул на друга. — В сущности, леди Уитт сказала немало неприятного о твоем последнем любовном увлечении.
Александра вдруг почувствовала себя так плохо, что пошатнулась на месте и крепко схватилась за дверной косяк, пытаясь сохранить равновесие.
— Шарлотта зашла слишком далеко. — Клервуд резко поставил свой бокал на стол. — Я совершил ошибку, позволив ей вернуться в свою постель на ночь-другую. Но я устал от ее привычки разносить скандальные слухи. Мисс Болтон этого не заслуживает.
В этот момент Алексей обернулся и заметил Александру.
— Она определенно не заслуживает ничего, что с ней произошло.
Объятая ужасом, Александра застыла на месте.
Клервуд тоже обернулся и тут же спросил:
— Вам снова стало плохо?
— Нет. — Она выпрямилась и попыталась объясниться: — Мне очень жаль, я не собиралась подслушивать, просто пришла сюда, чтобы завершить нашу недавнюю беседу.
Александра почувствовала, как вспыхнула до корней волос. Неужели герцог собирается защитить ее от Шарлотты Уитт и этой подлой лжи?
Клервуд быстро подошел к Александре, которую все еще пошатывало, и крепко взял за руку, помогая сохранить устойчивость. В его глазах ясно читалось беспокойство, но Александра решила, что ошиблась: разве герцог мог искренне тревожиться о ней?
Он еще раз испытующе посмотрел на Александру, потом произнес:
— Вы знакомы с моим другом, Алекси де Уоренном? Алекси, познакомься с мисс Болтон, моей гостьей.
Сердце Александры неистово забилось, когда она оторвала взгляд от Клервуда и посмотрела в красивое лицо Алексея, ожидая встретить насмешку, осуждение или презрение. Но де Уоренн лишь сердечно улыбнулся ей:
— Добрый день, мисс Болтон. Насколько я знаю, вы недавно встречались с моей женой. Она великолепно о вас отзывалась.
Александра была так изумлена теплым приемом, что почувствовала, как подгибаются колени. Клервуд снова схватил ее за руку повыше локтя.
— Вы должны сесть, — твердо сказал он.
Александра обернулась и заглянула ему в глаза, потом обратилась к Алексею:
— Встреча с вашими женой и сестрой доставила мне несказанное удовольствие, сэр. Очень рада возможности познакомиться и с вами.
Алексей по-прежнему улыбался, переводя взгляд с друга на его гостью.
— Что ж, мне пора. Мне строго-настрого приказали явиться домой к шести, а в моей семье, как вы знаете, верховодит жена.
Клервуд посмотрел на друга, неодобрительно покачивая головой.
Алексей усмехнулся и поклонился Александре.
— Не бойтесь этого чудовища. И хищное животное можно приручить, — напутствовал он, прежде чем удалиться.
Александра почувствовала себя так, будто ее завертел стремительный ураган. Клервуд был так не похож на Алексея де Уоренна, но эти двое явно были близки и, безусловно, искренне заботились друг о друге. Тесная дружба связывала его светлость с Элис и Ариэллой. И что удивляло больше всего, Клервуд был в ярости на Шарлотту из-за ее лжи и несправедливых нападок.
— Вы вся дрожите, — мягко заметил он.
Александра была вне себя от изумления: неужели после всего, что произошло, это чудовище действительно стало человеком?
Не дождавшись ответа, он спросил:
— Вы снова плохо себя чувствуете, Александра? На сей раз я жду от вас правды.
Осознав, что Клервуд все еще держит ее за руку, она резко отпрянула.
— Я не больна. Я вышивала, когда увидела, что ваша карета вернулась. — Она набрала в легкие воздуха. — Мистер де Уоренн очарователен, точно так же, как и его жена.
— Да, этот негодяй может быть очаровательным — когда сам того хочет. — Клервуд отошел, налил немного шерри, потом вернулся и протянул гостье. Когда она покачала головой, герцог сказал: — Я настаиваю.
Сделав маленький глоток, Александра поймала себя на том, что непозволительно долго смотрит в мрачные ярко-синие глаза.
— Надеюсь, вы передумали уезжать? — тихо спросил Клервуд.
Сердце Александры гулко стукнуло. Герцог хочет защитить ее. Выходит, не такой уж он и злой, как казалось.
И кстати, некоторые явно его любили — по крайней мере, де Уоренны искренне беспокоились о нем. Возможно, Клервуд был не таким уж и чудовищем…
— Я не могу здесь остаться, — сказала она, чувствуя, как сильно трепещет сердце.
— Почему нет? Вы не можете отрицать, что между нами прямо-таки бушует влечение, к тому же я хочу заботиться о вас.
Затаив дыхание, Александра спросила:
— Что вы предпримете в отношении Шарлотты?
— Она никогда больше не произнесет ни единого слова о вас — не важно, со злым умыслом или без. — Он внимательно посмотрел на Александру. — Когда я говорил о том, что стану вашим защитником, я имел в виду, что буду отстаивать ваши интересы всеми возможными способами.
И Александра вдруг поверила ему. Ее сердце замерло на мгновение, но лишь для того, чтобы снова пуститься в безумную пляску. Она дрожала, чувствуя, что близкое присутствие Клервуда заставляет тело гореть неистовым огнем чувственного желания. Сделай Александра один-единственный шаг, и герцог заключит ее в свои объятия — в его руках ей будет спокойно, как никогда прежде.
— Я презираю несправедливость, — потерянно заметил он. — А ведь это было несправедливо, не так ли? Я допустил серьезную, непозволительную ошибку, обвинив вас в коварном замысле заманить меня в ловушку брака.
Слезы подступили к глазам Александры.
— Я не думала, что моя невинность так важна, — прошептала она. — Я боялась, что вы откажетесь от меня, когда узнаете об этом.
Клервуд увидел, как по ее лицу заструились горькие ручейки.
— Почему вы плачете?
Что она могла ответить? Признаться, что влюбилась в него с первого взгляда? Что он причинил ей нестерпимую боль? Что она отчаянно скучает по сестрам, своему дому и даже Эджмонту? Что одна мысль о возвращении в жалкую гостиничную лачугу приводит ее в ужас? Что ей совсем не хочется быть у всех на устах и сносить презрение окружающих?..
Лицо Клервуда смягчилось. Его сильная рука скользнула по лицу Александры, нежно коснулась щеки. Сжав ее лицо в своих ладонях, он наклонился вперед.
— Вы не можете отвергать меня теперь. На этот раз я хочу сделать все правильно, Александра, — сказал Клервуд и приник к ее губам.
