Глава 11
Александра с тревогой наблюдала за тем, как хозяин постоялого двора просматривал свои записи в поисках свободной комнаты. Кори и Оливия ждали рядом с ней. Подходящего жилья, которое можно было снять, ближе к дому не нашлось, и они целый час добирались до юго-западного предместья Лондона. Тут и там виднелись изрыгавшие из труб темный дым заводы и прибывавшие в гавань пароходы; облицованные кирпичом и оштукатуренные здания, стоявшие вдоль оживленной улицы, почернели от постоянной копоти. Воздух был спертым, тяжелым, а работавшие мужчины, женщины и даже дети, сновавшие взад-вперед, были истощенными от недоедания, бледными, буквально прозрачными, и грязными. За последнее десятилетие Лондон радикально изменился и теперь стал почти неузнаваемым: комбинаты и фабрики были повсюду, точно так же, как грохочущая железная дорога. Сдаваемые внаем комнаты в домах, располагавшихся рядом с Эджмонт-Уэй, были, по мнению Александры, чересчур дорогими или недопустимо грязными. Еще од ной напастью оказались грязные намеки владельцев гостиниц, недвусмысленно говорящие о том, что именно она должна сделать ради того, чтобы получить жилье. Найденный сестрами теперь постоялый двор едва ли выглядел гостеприимно, но комната, которую Александра могла себе позволить, была дешевой — и довольно чистой по сравнению с остальными номерами, которые ей уже довелось осмотреть.
Так что жилье оказалось вполне сносным — если не считать, конечно, отсутствия уединения, ведь приходилось делить дом с дюжиной других нанимателей. Умываться теперь следовало прямо в комнате, накачав воды на внутреннем дворе.
— Отец передумает! — отчаянно воскликнула Кори, ее глаза были красными и опухшими от слез.
Мысли об Эджмонте причиняли Александре нестерпимую боль.
— Я отнесу свои сумки наверх, — сказала она, пытаясь весело улыбаться. — Уже поздно, и вам пора возвращаться домой.
— Мы не можем позволить тебе остаться здесь, Александра, — нервно вздрогнула Оливия, когда перед ними, призывно подмигивая, прошлись два моряка в изрядном подпитии. — Не думаю, что это безопасное место.
— Ты же слышала, что сказал хозяин, мистер Шумахер. Общие двери запираются в десять вечера, — ответила Александра, хотя в глубине души сомневалась в правдивости собственных слов.
— Мне все равно, что он там говорит. Даже если ты запрешь свою дверь на засов, боюсь, оставаться здесь будет рискованно. Я буду беспокоиться за тебя.
— Ненавижу его! — вскричала Кори, и Александра не поняла, кого она имела в виду — отца или Клервуда.
— Я останусь здесь, с тобой, — решительно произнесла Оливия, вытаскивая сумки из экипажа. — Кори, посторожи карету и лошадь, пока я помогу Александре.
Глаза Кори вспыхнули непокорным огнем. Очевидно, что у нее не было ни малейшего желания оставаться на оживленной улице в одиночестве. В это время дня дорога была забита повозками и телегами, перевозящими самые разнообразные грузы.
— Оливия, я могу позаботиться о себе сама. И ты здесь не останешься! Ты должна отвезти Кори домой. Скоро стемнеет. Со мной все в порядке, — отозвалась Александра. Она солгала: сердце болело так сильно, что невозможно было разгадать, объяснить собственные чувства — даже самой себе.
— Неужели с тобой действительно все будет в порядке? Зачем ты притворяешься, что у тебя все хорошо? — Глаза Оливии увлажнились. — Мы не можем оставить тебя здесь. И я тоже его ненавижу!
— Ты не можешь жить тут со мной. Я сняла эту комнату на свое имя. И тут — славное место. — Александра ответила твердо, будто сама верила своим словам. — Я собираюсь превратить эту маленькую комнату в уютное, милое жилище. Вы сможете навещать мне столько, сколько захотите. Но завтра вы должны связаться со всеми клиентками из списка, который я вам дала, чтобы оповестить их, где меня можно теперь найти.
Лицо Оливии исказила гримаса негодования.
— У тебя было достаточно денег, чтобы позволить себе больше не корпеть над шитьем. Но отец забрал их и теперь спустит все за карточным столом еще до конца этой недели!
Из дома Александра забрала с собой три сумки, одна из которых была набита одеждой, которую она подшивала, и корзинку с едой. Осталось и сорок пять из пятидесяти фунтов, которые заботливая старшая сестра копила на приданое для Оливии. За то, чтобы снять комнату на месяц, пришлось отдать пять фунтов. Подшитые и выглаженные платья, которые должны были забрать клиентки, остались в Эджмонт-Уэй.
— Вам пора возвращаться домой. Пожалуйста! У меня и так достаточно забот, чтобы переживать еще и о том, что на оживленной дороге вас будут подстерегать опасности!
Чувствуя, что пришла пора прощаться, Кори горько заплакала. Оливия обняла старшую сестру, из последних сил стараясь тоже не разразиться рыданиями, и Александра в ответ крепко прижала ее к груди. Потом поцеловала Кори.
— У меня все будет замечательно. Разве я когда-нибудь терялась, хоть в какой-либо, даже самой сложной ситуации? Ну же, не плачь, Кори, будет и на нашей улице праздник! На все воля Божья!
— Никакого праздника не будет до тех пор, пока герцог на тебе не женится — именно это он и должен сделать! — возразила Кори, и ее глаза снова загорелись упрямым огнем.
У Александры все сжалось внутри, а сердце гулко, неприятно стукнуло.
— Полагаю, я — не из его общества, у нас разные пути в жизни, — ответила она, хотя истина заключалась в том, что герцог, должно быть, теперь просто презирал ее.
— Я видела, как он смотрел на тебя, с каким восторгом! — срывающимся голосом продолжала настаивать Кори. — Что же с ним произошло, почему он так изменился? Ты ведь лучше этих пустых, глупых дебютанток!
Александра с чувством прижала к себе маленькую бунтарку, а потом с трудом уговорила Кори и Оливию сесть в карету. Она легонько хлопнула по боку черного мерина, благодарная уже за то, что теперь у сестер было быстрое и надежное средство передвижения.
— Пожалуйста, переговорите завтра с моими клиентками. И если у вас будет время, приезжайте навестить меня в среду, — сказала она на прощание.
Карета тронулась, увозя двух плачущих девушек, и Александра из последних сил улыбалась, ободряюще махала им. Но как только повозка скрылась из вида, слезы тут же хлынули из ее глаз. Она попыталась их сдержать, потому что отчаянно не хотела жалеть себя. Да, она сама испортила себе жизнь — и теперь даже не пыталась отрицать это.
Александра потянулась к одной из своих сумок, и в этот момент рядом материализовался какой-то мужчина. Она насторожилась, но тут же вспомнила, что это был хозяин постоялого двора, немец.
— Я отнесу ваши сумки наверх, мисс Болтон, — с легким акцентом сказал он.
Александра внимательно посмотрела на нового знакомого — впервые с того момента, как они договаривались о цене за комнату. Мистер Шумахер был большим неуклюжим мужчиной, настолько огромным, что при взгляде на него становилось страшно, хотя глаза его смотрели прямо, открыто и даже по-доброму.
— Очень признательна вам за помощь, — улыбнулась она.
Благополучно добравшись до своей комнаты и заперев дверь, Александра зажгла единственный обнаружившийся там светильник, прикидывая, что уже завтра ей необходимо купить другую лампу или свечи. Стены комнаты были обшиты деревянными панелями, пол тоже оказался деревянным, на улицу выходило единственное окно, скудную обстановку составляли узкая кровать, маленький шаткий стол с двумя стульями, раковина, шкафчик со льдом для хранения продуктов и газовая плита с двумя конфорками. Вбитые в стену деревянные колышки призваны были заменить собой гардероб.
И все же комната была не такой уж и плохой — по крайней мере, Александре довелось сегодня видеть и похуже. Полы не помешало бы натереть воском, но их явно тщательно вымыли совсем недавно. Бледные занавески из муслина на окне были свежими, как и тонкие хлопковые простыни на кровати, — это Александра отметила сразу же. Из дома она захватила одеяло и подушку. Она еще не встречалась с миссис Шумахер, но владелец постоялого двора успел сообщить, что жена лично убирает комнаты вместе с двумя дочерьми и они же втроем готовят еду для общей столовой. Но Александра не собиралась питаться там: просто не могла себе этого позволить.
Она сняла пальто и повесила его на один из драгоценных крючков, потом открыла сумку с принадлежностями для шитья и вынула оттуда пять платьев, каждое из которых аккуратно развесила вдоль стены на оставшихся колышках. Следом Александра вытащила иглы, нитки и игольницы, аккуратно разместив их на столе. Рыдания так и подступали к груди, готовые в любое мгновение вырваться наружу. Но бедняжка из последних сил сдерживалась и лишь продолжала распаковывать принадлежности для работы: вскоре из сумки появился утюг и толстое полотенце, через которое она обычно проглаживала наряды.
Обустроив рабочее место, Александра тщательно сложила оставшиеся вещи, взятые из дома. Она убрала их в сумку, которую поставила в изножье кровати, превратив в подобие сундука. Настал черед распаковать корзинку с едой. Заглянув туда, Александра увидела букет из высушенных цветов, заботливо вложенный одной из сестер. И так долго подавляемые слезы бурным потоком хлынули из глаз.
Не в силах больше сдерживаться, Александра дала волю чувствам. Она отбросила одеяло с кровати, улеглась и свернулась комочком. В том, что произошло, виновата была только она сама. Она сделала ужасный выбор, доверившись человеку, которого совсем не знала. И теперь не имела права страдать и терзаться. Не имела права чувствовать жалость к самой себе. Не имела права бояться.
Но именно все это она сейчас и испытывала.
И хуже всего было то, что образ Клервуда по-прежнему сопровождал ее везде и всегда. Но это был не тот высокомерный жестокий герцог, каким Александра видела его последний раз. В памяти всплывал великодушный красавец с бала в Херрингтон-Холл, который спас ее и отца, добрый, сильный мужчина, во взгляде которого ясно читались искренность, сила, заинтересованность, желание помочь… А потом перед мысленным взором вставал Клервуд, который ждал, пока она выйдет из кареты у его дома, пронзительный взор герцога казался таким чувственным и обольстительным… А то, как Стивен смотрел на нее, когда они занимались любовью, было просто незабываемым…
Но, черт побери, Александра хотела забыть. Она должна была забыть! Отныне вся жизнь была поставлена на карту, и ей стоило сосредоточиться на шитье — в противном случае она просто умрет с голоду. Но настойчивый образ Клервуда не давал покоя всю ночь, и Александра беспокойно металась на кровати до рассвета. Весь следующий день она провела за уборкой, вычищая каждый дюйм своего нового жилья. Сначала отскребла и вымыла полы, стены, раковину, шкаф со льдом, плиту. Потом вытерла пыль. К возвращению сестер Александра взяла несколько клочков красной и золотистой ткани и сшила яркие, радостные, экзотичные чехлы с причудливым узором на стулья. Фиолетовая шаль, разложенная на кровати, превратилась в прелестное покрывало. Потом Александра украсила вышивкой занавески, купила ярко-красную пуансеттию и поместила цветок на окно. Наконец, она расставила повсюду несколько семейных портретов — и подумала, что комнатка постепенно превращается в подобие дома, хотя, сказать по чести, жилье больше напоминало пристанище цыган.
Кори и Оливия приехали к Александре днем в среду. Они выполнили ее просьбу, передав новый адрес швеи клиенткам. Леди Льюис забрала готовые платья, оставив вознаграждение, которое девушки привезли старшей сестре. Кори и Оливия дружно вскрикнули, восторгаясь тем, как преобразилась комната, и Александра решила, что они могут позволить себе побаловаться обедом внизу. Мистер Шумахер нисколько не преувеличил: его жена была замечательным кулинаром, и сестры съели лучшую курицу в горшочке, которую когда-либо пробовали, а потом насладились лимонным пирогом. Сестры хихикали весь обед — несомненно, во многом благодаря поданному им элю — и болтали о всяких глупостях, вроде веселой истории о том, как один их сосед свалился с лошади, приземлившись прямо в свинарник другого соседа. Они от души посмеялись, и тут Кори заметила, что было бы совсем неплохо, если бы на месте упавшего соседа оказался герцог…
Это отрезвило всех, заставив вспомнить о жестокой реальности.
— Я не слышала о нем ни слова, — робко сказала Оливия. — Буквально ни словечка!
Сердце Александры забилось при одном только упоминании о Клервуде, но она приказала себе успокоиться. Сейчас ее очень волновало, прекратила ли леди Уитт распространять свои гнусные сплетни.
— Это не имеет значения, — ответила Александра на реплику сестры о герцоге, хотя чувствовала, что только это сейчас, пожалуй, и важно.
Обратная дорога до Эджмонт-Уэй обещала быть долгой, и Александра вдруг осознала, что они с сестрами остались в столовой одни. Она взглянула на карманные часы.
— Уже три, — обреченно вздохнула Александра, и ее сердце наполнилось смутной тревогой. — Вам пора домой.
— Я не хочу уезжать, — заупрямилась Кори, и улыбка сбежала с ее лица.
Александра грустно взглянула на младшую сестру, и они встали из-за стола, расплатившись за еду. В этот момент в столовую вошел мистер Шумахер.
— Что-нибудь еще? — любезно улыбнулся он.
— Обед был великолепным, — отозвалась Александра. — Благодарю вас.
Владелец постоялого двора посмотрел на нее, потом перевел взгляд на сестер.
— Вам следовало бы отправиться домой со своей семьей.
Александра отвернулась, не в силах объяснить этому огромному добряку, что жизнь вдали от Эджмонт-Уэй — не ее выбор. Она вышла проводить сестер, силясь побороть нараставшую в душе тоску. Их вынужденный отъезд причинял невыносимую боль. Сейчас она вернется наверх, в чужую комнату, уже без них, чувствуя себя такой одинокой, как никогда еще в жизни не чувствовала.
Оливия обняла ее на прощание:
— Мы вернемся завтра.
Ошеломленная, Александра запротестовала:
— Нет, не вернетесь! Вы не можете ездить так далеко каждый день! Подождите до воскресенья, Оливия, пожалуйста! И не бросайте отца. Вы ведь заботитесь о нем, не так ли?
— Конечно, заботимся, — отозвалась Кори, и уголки ее губ печально опустились. Она крепко прижалась к старшей сестре. — Я так скучаю по тебе! Мне очень жаль, что я уговаривала тебя не выходить замуж за сквайра! Ты была права, он — хороший человек.
— Нет, это ты была права, Кори: я никогда не была бы счастлива, если бы вышла замуж, не испытывая даже элементарной привязанности. — Александра вытерла слезы со щек сестры.
Вскоре Кори и Оливия с большой неохотой забрались в повозку. И Александра опять стояла на улице и махала им, пока карета не скрылась вдали. Даже когда их экипаж пропал из вида, она никак не могла заставить себя вернуться в свою одинокую комнату. Александра отчаянно скучала по сестрам, и ее сердце разрывалось от тоски.
Остаток недели она провела с головой уйдя в шитье. У Александры было немало клиенток, которые собирались забрать свои вещи буквально через несколько дней, поэтому стоило поторопиться. Несмотря на то что леди Уитт заставила ее волноваться, приказав закончить работу к предыдущей пятнице, сестры рассказали, что капризная дамочка не удосужилась вовремя вернуться за своей одеждой — даже не прислала служанку. Александра решила, что это даже к лучшему. Она всерьез опасалась следующей стычки с этой сплетницей, но отказываться от работы не собиралась, поэтому все же закончила подшивать платья и нижнее белье леди Уитт к пятнице — на неделю позже, чем требовала заказчица. Александра надеялась, что леди Уитт отправит за одеждой служанку, когда выяснит, что швея больше не живет в Эджмонт-Уэй. Надменная аристократка явно принадлежала к типу женщин, которые склонны были избегать визитов в Ист-Энд, поэтому ее личного визита Александра ожидала в последнюю очередь.
Но когда днем в субботу в дверь комнаты постучали, на пороге нарисовалась именно Шарлотта Уитт. Лицо белокурой леди было искажено неприятной улыбкой, словно она злорадствовала, радуясь злоключениям швеи. Александра сразу заметила на шее красотки бриллиантовое ожерелье. Камни располагались в три ряда — подобная вещица, несомненно, стоила тысячи фунтов. Странно, но при взгляде на роскошное украшение у Александры защемило сердце: она не могла отделаться от мысли, что ожерелье мог подарить своей любовнице герцог.
Ехидная улыбка Шарлотты стала еще шире. Пренебрежительно окинув Александру взглядом с головы до ног, она оглядела маленькую убогую комнату.
— Добрый день, мисс Болтон. Мои вещи готовы?
Александра старательно избегала встречаться с ней глазами.
— Разумеется.
Готовая одежда была сложена в складной саквояж для платьев, и швея повернулась, чтобы взять вещи. Александра презирала леди Уитт и понимала, что собственная неприязнь к клиентке объясняется в большей степени прошлыми отношениями этой напыщенной дамочки с Клервудом, нежели ее нынешней грубостью. С другой стороны, Александра была смущена тем, что и сама теперь может постыдно именоваться бывшей пассией герцога.
Шарлотта вошла следом за ней в комнату, плотно закрыв дверь, — словно хотела задержаться подольше и поболтать. Ее глаза искрились ликованием.
— Ах, дорогуша, как же вы опустились! Эта убогая лачуга даже хуже Эджмонт-Уэй! В сущности, слуги в Клервуде живут в лучших условиях, чем у вас!
Александра внутренне сжалась, болезненно реагируя на унизительное замечание, хотя леди Уитт была права: штат слуг герцога наверняка существовал с исключительным комфортом. Александра подняла саквояж, из последних сил стараясь сохранять самообладание. Необходимо было оставаться спокойной, ведь она так нуждалась в новых клиентках!
— Даже представить себе не могу, откуда вам может быть известно об условиях жизни слуг, — все-таки не сдержалась она. И тут же пожалела о словах, опрометчиво сорвавшихся с языка.
Глаза Шарлотты превратились в узенькие щелочки.
— Как вы смеете обращаться ко мне столь непочтительно? Мне известно о жизни слуг в Клервуде, потому что герцог гордится своими прогрессивными взглядами, он демонстрировал мне образцовые условия, которые создал для своего штата. А вот вам не удалось узнать о герцоге ничего — за исключением того, что он умелый и ненасытный в постели, — выпалила леди Уитт, и ее светлые брови издевательски взлетели вверх.
Александра вспыхнула до корней волос, но ответить на оскорбление ей было нечего. Перед глазами тут же всплыла ужасная картина: Клервуд в постели с Шарлоттой, обольстительный герцог занимается любовью с изящной блондинкой, демонстрируя те же страсть и неистовство, что он проявил наедине с ней, Александрой.
Шарлотта презрительно рассмеялась:
— Вы — ничто, мисс Болтон, никто, просто ничтожество, и если кто-то и указал вам на ваше место, так это Стивен, который использовал вас, как дешевую шлюху, и выкинул прочь!
Александра задохнулась от негодования:
— Это просто непозволительная грубость!
— Но именно это он и сделал, не так ли? — безжалостно отрезала Шарлотта. — Слуги сплетничают, мисс Болтон, и я могла бы слово в слово пересказать их разговоры о вашей интрижке с Клервудом, если бы это, конечно, меня волновало. Неужели вы и в самом деле думали заманить его в западню, обманом заставив жениться?
Ужас объял Александру — она была ошеломлена, унижена, но чувствовала и омерзение к жестокости этой женщины.
— Зачем вы со мной так? — только и могла произнести она. — Что плохого я вам сделала?
— Какое мне до вас дело?! — резко бросила Шарлотта, вырывая из ее рук складной саквояж. — И теперь, надеюсь, мы все выяснили. Ваше место — под лестницей, в комнате для прислуги, мисс Болтон, и впредь советую вам не заблуждаться на собственный счет!
Леди Уитт небрежно грохнула саквояж прямо на стол, свалив на пол принадлежности для шитья и недавно выглаженное платье. Следом полетела чашка с холодным чаем. Александра вскрикнула и моментально наклонилась, опасаясь, что чай прольется на платье. Чашка разбилась, но, к облегчению швеи, содержимое разлилось по полу, не попав на роскошный наряд. Она схватила платье, прижимая его к груди, будто новорожденное дитя.
Тем временем Шарлотта открыла саквояж и принялась резко выдергивать оттуда вещи.
— Все выглажено! — задохнулась от возмущения Александра. — И вся ваша одежда находится там, уверяю вас, я — не воровка. У меня очень хорошая репутация.
— Да неужели? А я вижу, что вся одежда измята! — Шарлотта бросила свое идеально выглаженное платье прямо на пол. — Только посмотрите на это! — продолжала бушевать леди Уитт, на этот раз небрежно дернув тонкую сорочку. — Вы испортили и это тоже!
Александра была вне себя от ужаса.
— Я ничего не испортила. Почему вы так себя ведете?
— Эта сорочка порвана, она уже никуда не годится! — в ярости прошипела Шарлотта и разорвала ткань по швам.
Ошеломленная, Александра потеряла дар речи, а клиентка продолжала неистовствовать:
— О, еще и это? Вдобавок ко всему вы сожгли мое любимое платье?
Несчастную швею уже трясло.
— Вы знаете, что я не испортила ни одной вещи!
Шарлотта смотрела на нее с нескрываемой злобой:
— Вы разорвали мою сорочку и сожгли мое лучшее платье, вы ничего толком не отгладили, а еще вы задержали работу! Вы — никчемная швея, мисс Болтон, просто никудышная, и я всем расскажу, какая вы неумеха!
У Александры подогнулись колени.
— Почему вы так поступаете? За что так ненавидите меня?
— Потому что вы посмели покуситься на мое место, попытались соблазнить герцога, моего возлюбленного, — вы, грязная прислуга! Это просто непозволительно!
Шарлотта грубо запихнула вещи в саквояж и направилась к двери.
Осознав, что произошло, Александра выдавила из себя:
— Вы мне не заплатили.
Шарлотта с презрением взглянула на нее:
— Я никогда не плачу за такую дрянную работу!
У Александры перехватило дыхание.
— Вы должны мне двенадцать фунтов, леди Уитт. Я потратила несколько дней, занимаясь вашей одеждой!
Шарлотта уничтожающе улыбнулась.
— Я ничего вам не должна, — со зловещим спокойствием проговорила она и вышла из комнаты с саквояжем.
Первой реакцией Александры было бежать за ней. Но что она могла поделать? Вырвать у нее сумочку? Заставить платить? Эта женщина и без того намеревалась рассказать всем и каждому, что Александра Болтон испортила ее вещи. Если швея силой отнимет деньги, которые ей причитаются по праву, коварная клиентка обвинит ее и в воровстве тоже. Александра с трудом добрела до кровати и села.
Тяжело дыша, она принялась уговаривать себя, что справится и с этим. В конце концов, это был не конец света, даже если Александра чувствовала себя именно так. Леди Хенредон, например, всегда была добра к ней. И все же Александра не могла заставить себя забыть слова Шарлотты — с ней, пусть даже швеей, еще никто не обращался так грубо.
И в этот момент память услужливо нарисовала ей изображение герцога. Нет, Александра ошибалась: и прежде к ней относились столь же грубо, жестоко. Клервуд повел себя с ней намного хуже, чем его маленькая противная любовница. Боже, эти двое стоят друг друга! Слезы хлынули из глаз Александры. Как же ей хотелось, чтобы сердце перестало так болезненно ныть!
— Мы, должно быть, вторглись в неподходящее время, моя дорогая?
Она замерла, услышав добрый голос Бланш Херрингтон. Александра смахнула слезы с глаз, смущенная тем, что ее застали в столь эмоциональный момент, и подняла взгляд. В дверном проеме стояла леди Бланш, красивая и элегантная. Светлый облик гостьи контрастировал с мрачной привлекательностью ее мужа, сэра Рекса, стоявшего позади. Леди Херрингтон сердечно улыбалась, но в ее пронзительном, полном сострадания взоре читалось явное беспокойство.
Александра вскочила с места.
— Все в порядке, — вымучила она из себя, пытаясь улыбнуться.
Леди Бланш не значилась в списке клиентов, который Александра дала сестрам, хотя время от времени и присылала одежду для починки. И все-таки обычно ее гардероб стирала и гладила прислуга.
— Мы можем войти? — вежливо поинтересовалась леди Бланш с прежним, дружелюбным выражением лица.
Она была близкой подругой матери Александры, а все эти годы после смерти Элизабет оставалась доброй, внимательной соседкой. Она была так любезна на недавнем балу!
— Конечно, — покраснела Александра. — Прошу прощения.
Она бросила взгляд на красивого, немного мрачного, внушающего трепет мужа леди Бланш. Подобно большинству мужчин династии де Уоренн, сэра Рекса отличала властность: он не мог войти в комнату незамеченным, и окружающие относились к нему с подчеркнутым уважением.
— К сожалению, мне нечего предложить вам перекусить, — беспомощно промолвила Александра.
— Я распоряжусь, чтобы принесли чай, — сказал сэр Рекс.
Обернувшись, Бланш благодарно улыбнулась мужу и, когда он похромал прочь, вошла в комнату.
— Как поживаешь, дорогая? К несчастью, новость о том, что ты переехала жить в захудалую гостиницу, превратилась в главную светскую сплетню. Вчера вечером я узнала об этом от леди Льюис.
Александра задумчиво прикусила губу.
— Не желаете ли присесть, леди Бланш?
Гостья улыбнулась и взяла один из стульев, оставив другой Александре.
— Шарлотта Уитт — бесчестная женщина, — промолвила леди Бланш. — Она — наименее великодушный человек из всех, кого я знаю. Я видела, как она уезжала отсюда. Она чем-то тебя расстроила?
Александра горестно вздохнула.
— К сожалению, мы с ней не поладили, — призналась она, неожиданно почувствовав небольшое облегчение, и снова вздохнула. — Леди Уитт вздумалось ненавидеть меня и причинять мне боль.
— И как она может заставить тебя страдать, моя милая? Поведав новую отвратительную ложь?
Александра посмотрела на леди Бланш, и та ответила ей обеспокоенным взглядом.
— Она угрожает разрушить всю мою налаженную работу. Я действительно хорошая швея, вы ведь знаете об этом. Но она собирается раструбить на каждом углу, будто я испортила ее одежду.
Потянувшись к Александре, Бланш взяла ее за руку.
— Я разъясню всем это недоразумение и восстановлю справедливость.
— Спасибо, — еле слышно сказала Александра, боясь, что вот-вот снова расплачется.
— Александра, — мягко промолвила Бланш, — когда я услышала, что ты ушла из дома, я почувствовала, что должна приехать и узнать, как твои дела. Твоя мама была бы так расстроена! Есть ли хоть малейший шанс на то, что ты сможешь вернуться домой?
Александра впилась взглядом в стол. Интересно, как много известно леди Бланш? Она робко подняла глаза. Что ж, пришла пора перестать лгать.
— Мой отец не позволит мне вернуться домой. И я не могу упрекать его в этом.
Глаза гостьи округлились от изумления.
— Я совершила ужасную ошибку, — призналась Александра.
Бланш дружески сжала ее ладонь.
— Так ты одна во всем виновата?
Александра вспыхнула и решила, что лучше вовсе ничего не отвечать.
В этот момент в дверь постучали. Бланш поднялась со стула прежде, чем Александра успела шелохнуться, и впустила одну из дочерей мистера Шумахера, которая несла поднос с чаем. Александра не слышала, что леди Херрингтон сказала своему супругу, который стоял за девушкой, но он повернулся и вышел. Бланш вежливо улыбнулась дочери владельца постоялого двора и вернулась к столу.
Когда они остались одни, леди Херрингтон налила две чашки чаю и вручила одну из них Александре.
— Обычно я не сую нос в чужие дела. Я слышала самые разнообразные версии этой истории, но я презираю сплетни. И кстати, имею для этого все основания. — Она улыбнулась и сделала глоток чая. — Много лет назад светское общество объявило меня безумной. Полагаю, я и в самом деле лишилась рассудка. Я знала, что все вокруг шепчутся обо мне за моей спиной, — и так продолжалось до тех пор, пока сэр Рекс не вернулся в город, чтобы спасти меня.
Леди Бланш улыбнулась.
Ее слова ошеломили Александру.
— Уверена, вы преувеличиваете!
— Нет, моя дорогая, я была известна как «безумная», и чуть ли не весь Лондон был в восторге от моего несчастья. — Лицо Бланш снова осветилось улыбкой. — Это было давным-давно — в сущности, целая жизнь прошла с тех пор.
Забыв о чае, Александра в волнении спросила:
— Почему вы рассказываете мне об этом?
— Я много страдала от жестокости светского общества и именно поэтому не желаю слушать сплетни. К тому же Клервуд так благородно помог тебе на торжестве по случаю дня рождения Сары! И что было еще более благородно, помог проводить Эджмонта домой.
Александра с горечью обхватила себя руками.
— Он был очень добр, — сказала она и тут же захотела забрать свои слова обратно. Глаза наполнились слезами. Нет, герцог не был добрым, скорее жестоким, но она ни за что не расскажет об этом леди Бланш.
Взгляд Бланш, который только что лучился нежностью, вдруг стал твердым.
— Я просто в ярости от его поведения!
Александра уже не сомневалась: леди Херрингтон прекрасно осведомлена о ее отношениях с этим коварным сердцеедом.
— Мне бы хотелось помочь тебе, моя милая, — снова улыбнулась гостья. — Может быть, ты переедешь в Херринг тон-Холл? Я собираюсь пригласить тебя на некоторое время в качестве своей личной швеи. Мэрион вот-вот выйдет замуж, а у нас столько вещей — и у нее, и у Сары, и у меня, и, разумеется, у Рандольфа, — все это нужно вычистить, починить, подшить… Я выделила бы тебе прекрасную спальню на верхнем этаже. Уверена, там тебе было бы намного уютнее, чем здесь.
Александра была так удивлена, что резко встала, заставив задрожать и без того шаткий стол. Ей потребовалось одно мгновение, чтобы понять: Бланш едва ли нуждалась в услугах постоянной швеи, и с ее стороны это было лишь проявлением милосердия.
— Я очень ценю ваше предложение, леди Бланш, но принять его не могу.
— Почему нет?
— Мы обе знаем, что вам мои услуги по починке и глажке одежды в Херрингтон-Холл не нужны. Я искренне тронута этим предложением, но не могу принять вашу добрую руку помощи. Я должна позаботиться о себе сама — и обязательно сделаю это.
Бланш вздохнула:
— Я знала, что ты откажешься. Ты каждой клеточкой напоминаешь свою мать — такая же сильная, независимая и гордая.
В ушах Александры тотчас зазвучали жестокие слова отца: «Ты — не такая, как твоя мать!»
Бланш улыбнулась и ласково погладила ее по щеке:
— Твоя мама очень гордилась бы тобой сейчас.
Взволнованная ее словами до глубины души, Александра мечтала о том, чтобы это было правдой, — и знала, что на самом деле все обстоит далеко не так. Она прикусила губу и покачала головой.
— Ты можешь обратиться ко мне в любое время, — решительно сказала Бланш. — Если тебе что-то понадобится или ты вдруг передумаешь, просто дай мне знать.
Александра была искренне тронута:
— Вы так добры!
— Я любила твою маму и люблю тебя, Александра. — Бланш поднялась. — А Клервуд знает, что ты уехала из дома — и поселилась в общественной гостинице?
Александра сорвалась с места так стремительно, что ее стул опрокинулся.
— Ему все равно.
Бланш долго и пристально смотрела на нее, а потом сказала:
— Думаю, ты ошибаешься.
Джулия Маубрей, чтобы не потерять равновесия, вцепилась в холку своей кобылы, натренированной для езды на охоте, позволив лошади ускорить шаг. Окружающие герцогиню сельские красоты слились в одно мутное пятно, когда лошадь пустилась галопом; датские доги Джулии неслись рядом. Пригибаясь к гриве подобно жокею, герцогиня пустила кобылу еще быстрее. Лошадь и наездница слились в единое целое.
Спустя несколько минут Джулия осадила кобылу, и та привычной рысью направилась обратно, к добротной двухэтажной конюшне позади дома. Датские доги теперь бежали впереди. Герцогиня запыхалась, но прежнее радостное возбуждение от стремительной скачки уже не наполняло ее душу. Вместо этого она погрузилась в раздумья.
Образ Тайна Джефферсона твердо отпечатался в памяти Джулии. Его изображение неотступно следовало за ней: перед глазами герцогини так и стоял этот рослый, мускулистый, мощный мужчина, бронзовый от загара, с гривой каштановых волос, в которых поблескивали седые и золотистые пряди. Стоило ему скривить рот, как на левой щеке появлялась симпатичная ямочка. Другая ямочка украшала подбородок и вместе с высокими скулами придавала его облику решительность. Нос Джефферсона был широким и искривленным — как предположила Джулия, его ломали не один раз, — но это нисколько не портило его сильной, мужественной внешности. Этот человек был так не похож ни на одного из известных ей аристократов! Он выглядел типичным американцем, и вовсе не потому, что носил купленные, а не сшитые на заказ костюмы, а его руки покрывали мозоли. И совсем не из-за шрама над одной из бровей. От Джефферсона веяло необъяснимой силой, уверенностью, чем-то незыблемым, он напоминал древний дуб, переживший бесконечные циклы жизни и смерти. Плечи Тайна были такими широкими, что Джулия нисколько не сомневалась: он способен противостоять любым невзгодам, которые только могли встретиться на жизненном пути.
А еще этот американец был полной противоположностью ее мужа, покойного герцога.
Джулия познакомилась с Тайном неделю назад на званом ужине в Лондоне. Герцогиня заметила американца сразу, стоило ей только войти в гостиную. Он стоял с Клиффом де Уоренном, одним из богатейших судоходных магнатов королевства, и сэром Реджинальдом Ридом, адвокатом, произведенным в рыцари, который был широко известен благодаря своему контролю над большинством железнодорожных путей страны. Все трое были поглощены беседой, и у герцогини появилось странное ощущение: словно она уже встречала этого могучего человека прежде, некоторое время назад, в прошлом. Она будто увидела старого знакомого — это было мощное по силе, но мимолетное чувство, заставившее сердце перевернуться в груди. Лишь мгновением спустя Джулия поняла, что ошиблась. Она не была знакома с этим мужчиной. Да и не могла его знать, ведь он, очевидно, был американцем — герцогиня поняла это по внушительной фигуре, грубовато-добродушному лицу и не самым деликатным, отнюдь не изысканным манерам.
Перед тем как гости направились ужинать в столовую, американец пару раз взглянул на герцогиню — не дерзко, скорее небрежно, мимоходом, так, как смотрят на людей в переполненной комнате, автоматически отмечая, кто находится в числе приглашенных. За ужином незнакомца усадили напротив Джулии, представив их друг другу. Она избегала встречаться с американцем глазами, но несколько раз их взоры случайно пересеклись. Улыбка мистера Джефферсона заставила ее сердце биться быстрее. Герцогиня не могла поверить, что ведет себя так глупо, будто девчонка. До недавних пор ее внимание редко привлекали мужчины, а в сторону чужестранцев она и вовсе не смотрела.
В тот самый вечер Джулия узнала, что новый знакомый владеет ранчо в Калифорнии. Американец не объяснил, что заставило его приехать в Британию, но по разговору герцогиня догадалась, что он, очевидно, пытался убедить Клиффа де Уоренна расширить судоходный путь до небольшого города Сакраменто. Новый знакомый восторженно отзывался о железной дороге, которая совсем скоро позволит ему перевозить крупный рогатый скот со своей гасиенды в город и дальше, на рынки Среднего Запада и Востока.
После ужина, когда джентльмены дружно отправились курить сигары и потягивать виски, американец натолкнулся на Джулию, причем, судя по всему, нарочно. Она улыбнулась новому знакомому — вежливо и отстраненно, как остальным гостям, стараясь не показать, что нашла его необычайно привлекательным.
— Прошу прощения за свою неуклюжесть, — сказал американец, хотя не налетел на герцогиню, а всего лишь легонько коснулся ее руки. — Я — слишком большой для вашей страны.
Это замечание показалось таким необычным, что Джулия внимательно посмотрела в его янтарного цвета глаза.
— Да, — медленно произнесла она, — у меня тоже такое чувство, будто вы — слишком большой для этой крошечной земли.
Американец вскинул голову и пристально посмотрел на герцогиню в ответ, а потом расплылся в улыбке:
— Вы хотите меня обидеть?
Джулия поймала себя на том, что улыбается.
— Что вы, это был комплимент.
И они вдруг словно утонули в глазах друг друга…
Джулия закашлялась от неожиданности и уже собиралась сказать какую-нибудь обычную светскую банальность, когда взгляд американца скользнул по ее ожерелью, щедро усыпанному сапфирами и бриллиантами. Он быстро поднял глаза и произнес:
— Вы — первая герцогиня, с которой я познакомился.
Джулии вдруг стало жарко.
— Не представляю, чтобы вы могли часто встречать герцогинь в Америке.
— Я не встречал ни одной.
Сейчас, вспоминая ту первую встречу, Джулия покраснела. Американец был человеком немногословным, но ей это даже нравилось. Он не поддерживал пустую светскую болтовню, зато, когда говорил, было что послушать. Это так отличало его от хорошо знакомых ей представителей английской знати!
На балу у Джулии была возможность узнать Джефферсона ближе. Выяснилось, что он никогда не был женат, да и детьми тоже не обзавелся. Тайн жил один. Джулия не могла понять, почему этот статный красавец обрек себя на одиночество, но совать нос в чужие дела она не привыкла.
За воспоминаниями герцогиня и не заметила, как оказалась у конюшни. Завидев ее приближение, навстречу выбежали два конюха. Джулия спешилась, все еще погруженная в мысли о Джефферсоне. Она не сомневалась в том, что на прошлой неделе произвела на американца превосходное впечатление, но его неожиданный визит почему-то взволновал ее. Джулия была смущена тем, что Джефферсон застал ее такой растрепанной после утренней поездки верхом, но ему это, кажется, даже понравилось. Мало этого: он выглядел так, будто восхищался ею.
Сердце герцогини снова затрепетало, будто она была не знатной леди, а наивной девчонкой. Джулия поблагодарила конюхов и направилась к дому в сопровождении верных догов. Что же с ней творилось? Джулия пригласила едва знакомого американца в гости, и они планировали вместе отправиться на прогулку. Но прошла неделя, а он все не появлялся. И — вот незадача! — их дорожки больше не пересекались ни на одном из званых ужинов.
Теперь ее сердце разрывалось от смутной тревоги. Если бы Джефферсон заинтересовался ею как женщиной, он бы наверняка уже нанес ей визит — разве не так?
Должно быть, Джулия казалась глупой? В конце концов, ей было уже пятьдесят лет. Тем не менее она знала, что оставалась весьма привлекательной женщиной и выглядела лет на сорок, не больше. Сама герцогиня считала, что своей моложавой внешностью обязана врожденной энергии, которая била из нее ключом. Всю жизнь Джулия была увлеченной, неутомимой наездницей — она проводила в седле два-три часа в день, и эта нагрузка помогала сохранять ноги сильными, а живот — упругим, подтянутым. А еще она была вечно чем-то занята. В качестве герцогини Клервудской Джулия несла немало светских обязанностей, к тому же была вовлечена во многие благотворительные проекты сына. У нее просто не было времени на то, чтобы сидеть без дела и потягивать горячий шоколад.
И несмотря на то что Джулия была женщиной степенной и не самой молодой, Джефферсону удалось пробудить в ней чувства, которые она сама считала давно похороненными и забытыми. Теперь Джулию преследовало неудержимое, страстное желание, она так мечтала оказаться в сильных, крепких объятиях Тайна… Герцогиня слыла могущественной аристократкой, но Джефферсон заставлял ее чувствовать себя хрупкой, уязвимой и женственной. Он помогал ей вновь ощутить себя желанной.
Джулия не знала, как долго Джефферсон собирался еще пробыть в Британии, но у нее определенно был выбор: оставаться одинокой и томящейся желанием или отбросить страх и взять дело в свои руки.
Она ускорила шаг. Матильда и Генри бежали перед хозяйкой, величественно покачивая хвостами. Джулия вошла в маленький кабинет, обстановка которого была выполнена в кремово-золотистых тонах, и уселась за столом. Она помедлила, борясь с сомнениями, но все-таки решила изъясниться прямо. Герцогиня набросала Джефферсону очень короткое письмо, приглашая его на прогулку верхом, о которой они недавно говорили. Потом запечатала конверт, всерьез опасаясь, что американец откажется.
А что, если она неправильно его поняла? Вдруг его ответы, в которых слышалось неподдельное восхищение, были всего-навсего вежливыми? В конце концов, все вокруг лебезили перед всесильной герцогиней Клервудской…
Не оставляя себе шанса передумать, она позвонила в маленький серебряный колокольчик.
— Голдфри, пожалуйста, убедись, чтобы посыльный доставил это письмо мистеру Джефферсону в отель «Сен-Люсьен».
Когда дворецкий удалился, Джулия подозвала к себе собак и принялась гладить их, думая о Тайне. Он получит ее письмо сегодня вечером. Этикет требовал немедленного ответа на послание герцогини. Выходит, уже завтра, в это же самое время, она узнает о его решении.
Джулия вспомнила, как Ариэлла и Элис привезли Джефферсона в ее дом. Она прекрасно знала этих двух молодых женщин, которые близко общались со Стивеном, — а Ариэлла к тому же была его родственницей по крови, кузиной. Джулия моментально разгадала их намерения, догадавшись, что «случайный» визит был подстроен. Она видела молодых леди насквозь. Герцогиню удивляло, что Ариэлла и Элис взялись за устройство ее личной жизни, но она совершенно не возражала против их намерений. Хотя если об этом узнал бы Стивен, милым леди не поздоровилось бы.
При воспоминании о сыне все легкомысленные мысли о Джефферсоне вылетели у герцогини из головы. Теперь она думала только о Стивене и отвратительных сплетнях, стремительно распространявшихся по городу. По слухам, сын завел роман с дочерью Эджмонта, и эта новость беспокоила Джулию. Она не встречалась с Александрой Болтон прежде, но, бросив на нее мимолетный взгляд во время бала в Херрингтон-Холл, сразу поняла, что это благородная, хотя и обедневшая леди, настоящая аристократка, обладавшая редким чувством собственного достоинства и сильным характером. Александра не имела ничего общего с женщинами, которых обычно соблазнял сын герцогини. Выражаясь прямо, мисс Болтон была не из тех, кто соглашается на участь любовницы. Джулия ни капли не сомневалась в том, что никакого романа нет и в помине, но она ведь видела на балу, каким внимательным был ее сын по отношению к этой приятной во всех отношениях леди… Герцогиня не могла отделаться от изумлявшей ее мысли о том, что Стивен наконец-то искренне заинтересовался женщиной — хотя сам, судя по всему, еще не осознал этого.
Джулия решила, что ей следует нанести визит мисс Болтон. Если Стивен увлекся достойной, порядочной леди, она была бы приятно удивлена, невзирая на сплетни. А если бы выяснилось, что мисс Болтон ошиблась в выборе мужчины, Джулия была бы первой, кто простил ей это. В конце концов, так легко совершать ошибки, когда ты молода, наивна и полна глупых мечтаний!
Уединение Джулии нарушил вернувшийся дворецкий:
— Ваша светлость, прибыл мистер Джефферсон.
Ее сердце гулко стукнуло и остановилось, но уже в следующий миг неудержимо забилось снова. Одно мгновение потребовалось Джулии, чтобы понять: Джефферсон приехал не из-за ее письма, а по собственной воле.
— Проводи его в бирюзовую гостиную, пожалуйста, и скажи, что я спущусь туда прямо сейчас.
Заметив недоуменный взгляд Голдфри, герцогиня вспорхнула со стула и полетела по лестнице, на ходу отдавая распоряжения горничным.
Стивен сидел в кабинете в компании своего управляющего, выписывая чеки. Поместье Клервуд, конечно, процветало, но на его содержание требовались немалые ежемесячные расходы, не говоря уже о личных тратах герцога. Он уставился на один из счетов, вопросительно подняв брови:
— Жорж Лавуазье? Это еще кто?
Управляющий подался вперед, чтобы бросить взгляд на счет, и в этот самый момент в кабинет вошел Рандольф.
Его твидовый пиджак, бриджи и сапоги были сырыми от дождя.
— Это цветочник, к которому вы обращались в прошлом месяце, ваша светлость, — поспешил объяснить брат.
Сердце Стивена зашлось от волнения. Ах, ну конечно, он ведь еще не заплатил за впечатляющие розы, которые посылал Александре! Все внутри болезненно сжалось. Напряженность никак не хотела покидать тело герцога, хотя он изо всех сил пытался забыть и эту хитрую дамочку, и коварную интригу, в которую его вовлекли обманом. Но проблема заключалась в том, что мисс Болтон было просто невозможно забыть. Стивену никак не удавалось стереть из памяти их последнюю встречу — и часы страсти, которые они провели вместе.
Клервуд по-прежнему был очень зол, он был вне себя от ярости! Но ведь герцог никогда не злился — напротив, провел целую жизнь, учась быть спокойным и сдержанным. Помимо всего прочего, Александра продемонстрировала ему безудержную страсть, в существование которой он прежде не верил. Этой женщине странным образом удалось проникнуть сквозь его броню самообладания, но Клервуд никогда и никому не смог бы в этом признаться.
Стивен наспех подписал чек и вручил его управляющему.
— Прошу нас извинить, — сказал он приказным тоном, и управляющий понял, что пришла пора удалиться.
Рандольф снял промокший пиджак и подошел ближе к горящему камину. Стивен встал, не удосужившись опустить закатанные рукава своего темно-синего свитера. День был промозглым — холодным и дождливым. Его светлость задумчиво прошелся по комнате, он уже склонялся к тому, чтобы отказаться выслушать Рандольфа, точнее, то, что брат выяснил от своих осведомителей по поводу мисс Болтон. Но слухи о «романе» могущественного герцога и бедной швеи будоражили город, и Клервуд решил, что должен узнать все.
Пока он наливал младшему брату бренди, тот сообщил:
— Отношения разорваны, ваша светлость. Денни отказался от своих ухаживаний.
Стивен не был удивлен. Разумеется, сквайр разорвал отношения. Ни один мужчина не захотел бы жениться на проститутке. Да и мисс Болтон желала заманить в свои сети человека побогаче — так поделом ей! Он протянул брату бокал.
Рандольф с благодарностью принял бренди и сделал глоток, а потом, бросив на Стивена твердый взгляд, сообщил:
— Насколько я знаю, Денни просто в ярости. Он слышал все эти сплетни.
Рандольф немного поколебался, но все же добавил:
— И есть еще кое-что…
Стивен сунул руки в карманы и уставился на огонь, пляшущий в камине, встав спиной к младшему брату. У Клервуда не было повода чувствовать себя виноватым. Александра строила козни, пытаясь заманить его в ловушку. Герцога, конечно, удивило наличие такого соперника, как сквайр Денни, которого он мог устранить одним-единственным прикосновением губами к ее шее. И если бы мисс Болтон не оказалась такой коварной стервой, он мог бы даже посочувствовать ей. В конце концов, она, возможно, рассматривала брак с Денни в качестве запасного варианта.
Если бы Клервуд не знал себя настолько хорошо, он бы решил, что на самом деле чувствует к ней жалость. Совсем чуть-чуть. Но предполагать нечто подобное было просто абсурдно.
И он подумал о том, что такая изобретательная женщина, как мисс Болтон, еще найдет, кого заманить в свои сети.
И все-таки было одно незначительное обстоятельство, которое не давало Клервуду покоя. Мисс Болтон было уже лет двадцать пять. Почему же тогда она давным-давно не воспользовалась своей девственностью, чтобы заманить в ловушку какого-нибудь богача, если действительно вынашивала подобный план?
Этот вопрос, так не нравившийся Стивену, неотступно преследовал его. Герцог обернулся к брату:
— Что еще может появиться в этой истории?
Рандольф поморщился:
— Эджмонт выгнал ее из дому. Очевидно, и до него дошли слухи.
Стивен вздрогнул. Никогда прежде он не был так изумлен, даже шокирован.
— Он выгнал ее? — Странно, но первой реакцией герцога было задать этому пьянчуге Эджмонту хорошую трепку. — Куда же она отправилась?
— Сняла комнату в Лондоне. И, судя по всему, продолжает шить для нескольких леди, устроила что-то вроде ателье.
Сердце Стивена выкинуло причудливый фокус — вдруг ушло в пятки от страха. Ее выгнали из родного дома. И сейчас она шьет, пытаясь заработать на жизнь, сидя в убогой комнатушке лондонской гостиницы.
Стивен напомнил себе, что это не его дело и он не должен тревожиться. Пытаясь отогнать назойливые мысли, он тут же вернулся к своему столу.
— Рандольф, мне бы хотелось просмотреть с тобой некоторые бухгалтерские книги, — сказал Стивен, отказываясь думать об Александре.
Рандольф подошел к брату:
— Кстати, у меня замечательные информаторы. Они дали мне ее новый адрес.
Стивен мрачно поднял глаза, перехватив взгляд брата. Было просто невозможно поверить в то, что в тоне Рандольфа слышалось явное неодобрение.
— Ты обвиняешь меня в ее несчастьях?
Младший брат стойко выдержал его взгляд:
— Полагаю, да.
Стивен был озадачен:
— Выходит, ты принимаешь ее сторону?
Лицо Рандольфа на мгновение задумчиво исказилось, и он тихо заговорил, забыв о своей обычной почтительности к Клервуду.
— Мы — братья. Я безмерно восхищаюсь тобой — и очень благодарен за то, что ты являешься моим наставником. Но я не думаю, что мисс Болтон заслуживает такого отношения, всех этих упреков. Я не могу понять, почему ты бросил ее столь бессердечно: я считал, что ты на такое не способен! Даже представить себе не могу, что она сделала, чтобы вызвать в тебе такую ярость! Возможно, ты мог бы простить ее, независимо от того, что она сделала, — сказал Рандольф и, спохватившись, добавил: — Ваша светлость.
Даже в нынешнем, далеком от спокойного состоянии Стивен ощутил гордость за младшего брата.
— Редкие мужчины осмеливались говорить со мной так, как ты только что. Но я рад, что ты был со мной откровенным.
Рандольф улыбнулся:
— Я не собирался критиковать. Но эта ситуация меня тревожит.
— Не трать свое время попусту. Мисс Болтон — настоящий борец, она выдержит любые трудности. И я убежден в том, что ее разлад с отцом — дело временное. В конце концов, именно она сплачивает всю семью.
Рандольф, казалось, не верил собственным ушам:
— Так ты не собираешься ей помогать?
Стивен резко поднялся:
— Я никогда не прощаю предательства, Рандольф, и тебе следует вести себя точно так же. Мисс Болтон предала меня — она вздумала играть со мной, — и теперь ей придется подыскать другого благодетеля, который спасет ее из нынешнего бедственного положения.
Рандольф укоризненно покачал головой:
— А что, если никто другой этого не сделает? Что тогда?
— Не дави на меня! — предостерег Стивен.
— Могу ли я хотя бы навестить ее?
Стивен внимательно посмотрел на брата. Долго думать не потребовалось, решение пришло мгновенно.
— Если ты собираешься ее навещать, это исключительно твое дело. Я не хочу больше никакой информации — ни единого слова. — И когда Рандольф взглянул на герцога с осуждением, тот бросил: — Моей вины в этом нет. Она сама навлекла на себя все эти неприятности.
— Конечно… ваша светлость.