Глава 29
ЛИДИЯ ХОФФМАН

Я с нетерпением ждала следующего занятия — хотя, строго говоря, оно должно было стать последним. Элиза, Бетани и Кортни связали по одной паре носков на круговых спицах и уже приступили ко второй. Не перестаю удивляться и радоваться. Три мои ученицы, очень разные, подружились благодаря вязанию! Я наблюдала за ними со стороны и не перестаю удивляться тому, как переплелись их судьбы.

Элиза предложила Бетани заняться организацией праздников, а Кортни очень подружилась с Энни, дочерью Бетани. И самое лучшее, все мои ученицы подружились между собой. И со мной…

У Маргарет прекрасное настроение — больше ей не надо бояться, что у них отберут дом. Не знаю, что она сказала Мэтту про деньги, но это и не важно. Со мной она о моем подарке ни разу не заговаривала. Вот и хорошо! Я бы с радостью выкупила их дом полностью, не говоря сестре ни слова. Много лет, пока я тяжело болела, родные шли ради меня на огромные жертвы. И сейчас мне приятно хотя бы частично отплатить им добром за добро. Мне очень хочется помочь сестре и маме — ей сейчас больше чем когда бы то ни было нужны мои время и забота.

Элиза приходит на занятие первая; я замечаю на стоянке перед моим магазином белый представительский «линкольн-континенталь» с безукоризненным пожилым джентльменом за рулем. По-моему, преданность бывшего мужа очень трогательна. Кроме того, приятно сознавать, что любовь можно возродить — жаль, что не всем это суждено.

Я люблю Брэда и Коди, и время тут бессильно. Мы с Коди один или два раза беседовали по телефону. Мальчик сказал, что папа разрешил ему звонить мне, когда захочется. О матери он упоминал редко, как будто знал, что мне больно слышать о его отце и Дженис. Я вообще почти ничего не знаю о них, кроме того, что Дженис по-прежнему живет отдельно, в своей квартире. Что ж, скоро она, наверное, переедет к мужу и сыну…

— Всем доброе утро! — весело здоровается Элиза. Она буквально сияет — другого слова и не подберешь.

Пришлось даже прекратить свои дела и внимательнее посмотреть на нее.

— У вас отличное настроение, — замечаю я.

— То же самое сказала и моя дочь.

— Вижу, Маверик здесь, — говорит Маргарет, выглянув в окно.

Элиза смущенно краснеет.

— Я говорила ему, что глупо сидеть в машине и ждать, но он уверяет, что ему все равно больше нечем заняться. Пока я вяжу, он читает газету. — Элиза садится за стол и достает вязанье. — Первую пару носков я все-таки подарила ему. После того как закончу носки для Авроры, сразу возьмусь за следующую пару, для Дэвида.

— Маверик удивился? — Конечно, это не мое дело, но мне любопытно. Первые носки, связанные на круговых спицах, я подарила Брэду. Он износил их почти до дыр, поэтому я связала ему еще несколько пар. Интересно, носит ли он их сейчас. Если Дженис узнает, кто связал ему носки, она, наверное, прикажет ему выкинуть их. Или сама отнесет в мусорный контейнер, мрачно подумала я.

Элиза объяснила, что Маверик любит носки. Да, он страшно удивился…

Дверь открывается, и в магазин вбегает Бетани.

— Я не опоздала? — спрашивает она. — Так закрутилась с делами, что совершенно забыла о времени. — Она спешила в наш класс, где в одиночестве сидит Элиза.

С июня Бетани очень изменилась! Теперь она уверена в себе, с оптимизмом смотрит в будущее. Мне кажется, что она счастлива. Кроме того, в ее жизни появился мужчина. Она вскользь упомянула, как его зовут — Питер или Пол, — но я не запомнила.

Кортни входит почти сразу после Бетани. Ее состояние меня немного тревожит. Последние две недели девочка как-то притихла. Наверное, волнуется, как у нее все сложится в новой школе. Надеюсь, она быстро привыкнет к новым учителям и одноклассникам. Не хочется ее смущать расспросами, но, если она первая заговорит про школу, я с радостью ее выслушаю.

— Официально сегодня у нас с вами последнее занятие, — объявляю я. Как я и ожидала, мои ученицы вовсе не обрадовались. — Хотите продолжать?

— Да, да! — закричали все трое.

Кстати, точно так же в свое время отнеслись к моему предложению Жаклин, Кэрол и Аликс.

— Тогда предлагаю переименовать наши занятия. Отныне мы станем группой любителей вязания. — Мне давно хотелось создать нечто вроде клуба по интересам, и мне кажется, что сейчас самое время. — Я обзвоню всех моих прежних учениц; время от времени к нам будут присоединяться и другие. Собираться можно раз в неделю — в то же время, в том же месте. Каждая вяжет что хочет, а я помогаю советами. Естественно, платы за наши посиделки я брать не собираюсь; вы ведь и так покупаете все, что нужно, в моем магазине!

— Мне кажется, вы просто здорово придумали, — говорит Элиза, выражая общее мнение. — Мне очень нравится приходить сюда и вязать!

По-моему, она так влюблена в своего бывшего мужа, что поневоле надела розовые очки. Не знаю, строят ли они какие-то планы. Вполне возможно, просто наслаждаются каждым днем, а о будущем пока не задумываются.

— Я обязательно буду заходить, когда получится, — заверяет Бетани. — Если меня нет, знайте: я провожу очередной праздник. Правда, вряд ли кто-то захочет отмечать день рождения в будний день, да еще вечером.

— Согласна, — отвечаю я. — Свои носки вы уже довязали?

Бетани кивает.

— Подарили их сыну?

Неожиданно ее лицо заливается краской — от шеи до лба.

— Если честно, не сыну, а… другу.

К столу подходит Маргарет, неся стопку описаний разных узоров.

— Полу?

Бетани кивает:

— И не смотрите на меня так! Мы с ним только друзья. Он — бывший муж той женщины, к которой ушел Грант.

Мы все так и ахнули.

— Его бывшая жена и мой бывший муж поженились, — довольно невозмутимо продолжала она, — и мы с ним иногда встречаемся, чтобы все обсудить. Поговорить о наших чувствах и все такое.

— Когда они поженились? — удивленно спрашивает Кортни.

— Совсем недавно. Не могу сказать, что для меня это стало неожиданностью, но приятно, когда есть человек, с которым можно обо всем поговорить. Пол замечательный… — Бетани глубоко вздыхает. — Он на четыре года моложе меня… ну да, он хочет, чтобы наши отношения стали более… романтическими, что ли. Я обещала подумать, но в конце концов решила, что нам с ним лучше остаться просто друзьями. Я сказала ему, что соглашусь ходить с ним на свидания только в одном случае: если к нам присоединится его матушка в качестве дуэньи.

Элиза и Кортни весело смеются.

— По-моему, Полу больше подойдет его ровесница.

— А как же вы? — спрашивает Маргарет. — Вам ведь наверняка тоже хочется личной жизни…

Бетани качает головой:

— Пока нет. Готовиться к свиданиям ужасно хлопотно. Придется брить ноги и носить колготки. Пока мне этого не очень хочется.

— Вы не бреете ноги?! — изумляется Кортни. — Я брею почти каждый день!

— Энни тоже. — Бетани пожимает плечами. — Лет в тридцать я утратила такую привычку.

— А что же ты, Корт? — спрашиваю я. Она еще совсем девочка, поэтому я не постеснялась сократить ее имя. — Сможешь приходить на наши посиделки?

— До начала учебного года — точно смогу, — отвечает Кортни, — а может, сумею выбираться и потом, но нужно все обсудить с куратором. По-моему, по вторникам расписание позволяет.

— Слушайте, — оживляется Элиза, — кто сказал, что мы обязаны собираться в то же время? Можно ведь приходить и попозже. Тогда и Кортни наверняка успеет после уроков. Вы как, не против?

Все хором соглашаются.

— Значит, в три часа, — подытоживаю я.

Звенит колокольчик. Увидев, кто пришел, я радуюсь.

— Жаклин! — кричу я, бросаясь навстречу подруге.

В последний раз мы с ней виделись две недели назад. Жаклин всегда приходит по пятницам, на благотворительные посиделки, но последние две недели путешествовала с мужем.

— Вот вернулась из Нью-Йорка и пришла подкупить пряжи, — сообщает Жаклин.

Все присутствующие ее знают, поэтому знакомить никого не приходится.

У нее на лице появляется хорошо знакомое мне выражение. Такое же бывает у всех, кто обожает пряжу. Жаклин — одна из моих лучших покупательниц; она может себе позволить приобрести все, что захочется, ни в чем себе не отказывая. Недавно она призналась, что Ризи выделил в их доме специальную комнату под склад ниток и пряжи. Я по-хорошему завидую Жаклин. Она покупает пряжу не от жадности, а потому, что действительно намерена много вязать. Главное для нее — подобрать красивую модель. Я такая же. У нас с Жаклин запасено столько пряжи, что на всю жизнь хватит и еще останется.

Жаклин присаживается рядом с Элизой и хвалит ее работу. Она очень любит находиться в центре внимания, но ее привычки никого не обижают. Ее самозабвенная любовь к вязанию заразительна.

Звонит телефон; как всегда, Маргарет успевает первой снять трубку. Я не особенно прислушивалась к разговору, но, когда она отключается и подходит к столу, где сидим мы с ученицами, я замечаю, что краска отхлынула у нее от лица.

Маргарет кладет руку мне на плечо.

— Маме плохо, — с трудом говорит она. — Мы должны сейчас же ехать в Шведский медицинский центр.

— Что случилось? — Сердце у меня подпрыгивает к горлу.

— Видимо, вышла во двор, потеряла сознание и упала… Ее нашла соседка. Неизвестно, сколько времени она пролежала без сознания.

Я вскакиваю с места. Надо немедленно ехать к маме! Но… как же быть с покупательницами? Несколько женщин рассматривают пряжу; одна перебирает готовые связанные образцы. Не говоря уже об ученицах…

— Поезжайте обе! — распоряжается Жаклин. — Я заменю тебя, Лидия, до вашего возвращения. Езжайте и ни о чем не думайте.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спрашивает Элиза.

— И я, — вторит ей Бетани.

— Я тоже могу остаться, — добавляет Кортни.

Я готова расплакаться. Какие они добрые, как сочувствуют мне!

— Спасибо. Спасибо вам всем огромное!

Эти женщины не просто мои клиентки и ученицы. Они — мои подруги.

Маргарет ждет меня у входа; я бегу в кабинет за сумочкой. И тут приходит Брэд — он принес очередной заказ.

— Мы с Лидией срочно едем в больницу, — говорит ему Маргарет, расписываясь за пряжу. — Маме стало плохо.

Он смотрит на меня, озабоченно хмурясь.

— Что с ней?

— Не знаю, — отвечаю я. — Пока ничего не известно.

Я не могу сдержаться. Мне так нужно сейчас утешение… мне нужен он. Я тянусь к Брэду. Мне нужно в последний раз почувствовать его объятия, его мужество и силу. Он, кажется, инстинктивно все понимает и, когда я делаю шаг к нему, крепко обнимает меня.

— Нам пора, — тихо напоминает Маргарет.

Брэд тут же отпускает меня; я в знак благодарности киваю и опрометью выбегаю из «Путеводной нити».

Персонал в Шведском медицинском центре безупречный. Правда, мне кажется, что проходит несколько часов, прежде чем нам удается хоть что-то выяснить. Я снова и снова грызу себя за то, что уделяла маме мало внимания. Правда, она никогда не обижалась, если я не могла к ней приехать, и была благодарна за все, что я для нее делаю. Да, я навещала ее раз или два в неделю, но этого явно недостаточно.

Маргарет тоже навещает маму, когда может. И все же мы с сестрой чувствовали себя виноватыми.

Маргарет терпеть не может больницы. Она уверяет, будто все дело в специфическом запахе антисептика, от которого ей сразу делается не по себе. Я провела в больницах практически всю юность и привыкла к больничному запаху. Маргарет крепко держится за меня, сейчас я поддерживаю ее, а не она — меня.

Нам велят посидеть в зале ожидания. Скоро лечащий врач сообщит нам о мамином состоянии. Мы садимся на удобные стулья. В зале ожидания включен телевизор. Показывают очередной сериал — по иронии судьбы, «Центральную больницу». Я не смотрю на экран и не слышу ни единого слова. От страха и волнения у меня кружится голова. Мне кажется, что в случившемся с мамой виновата я.

К нам подходит врач; мы с Маргарет, не сговариваясь, вскакиваем.

Врач сразу приступает к делу:

— Состояние вашей матери серьезное. У нее диабетическая кома.

Мы с Маргарет ошеломленно переглядываемся.

— Сейчас ее состояние стабилизировалось; мы сделали все, что нужно. И все же к такому заболеванию, как у нее, нельзя подходить легкомысленно.

— В нашей семье диабетиков не было, — говорит Маргарет. — Мы понятия не имели, что у мамы диабет…

— Она живет одна?

Мы киваем.

Врач снова не стал ходить вокруг да около.

— Ей нужен постоянный уход. Подумайте, например, о том, чтобы поместить ее в пансионат для пожилых людей. Там ей не придется ни самой готовить, ни заботиться о лекарствах и уколах…

Значит, придется увезти маму из дома, в котором она прожила полвека… Нам всем будет очень тяжело, но выбора у нас нет.