Глава 7
Шон проскользнул в открытое окно комнаты Элеоноры. Оказавшись внутри, огляделся. Он бывал в этой комнате бессчетное количество раз, но это было четыре года назад.
Тогда ее спальня была в бело-голубых тонах, сейчас — зеленая с золотом. Роскошная и чуть кокетливая обстановка, спальня не девочки, а взрослой женщины. Комната выглядела и даже пахла необыкновенно, пробуждая чувственность.
Он увидел стол, накрытый на одного. Она позаботилась об ужине, как обещала, и сердце его наполнилось благодарностью. Наверное, Рекс с Клиффом ищут его сейчас в лесу. Она предала его, он был взбешен, но ему не составило труда уйти от своих братьев. Зачем он явился сюда? Ведь ему следовало давно быть в пути, чтобы успеть на корабль. Но он не мог покинуть ее снова не попрощавшись.
Он представил ее, какой она была вчера, когда он первый раз ее увидел, в объятиях Синклера. Как сама страстно обнимала и целовала другого мужчину. Он увидел в ней желанную женщину, не устоял против искушения, он откликнулся на ее проклятое предложение, его влекло сюда теперь непреодолимо. Ему нужна была женщина, все пересиливало желание получить наконец то, что принесет облегчение, иначе он сойдет с ума; напряжение, накопившееся после двух лет вынужденного воздержания, наконец найдет выход. Но только не здесь, только не с ней. На корабле будут шлюхи, они всегда там бывают.
Он никогда в своей жизни не пользовался их услугами. С тех пор как потерял невинность, у него не было недостатка в красивых и молодых женщинах, которые сами вешались ему на шею. Но тогда они хотели молодого Шона О'Нила, красивого юношу, сына ирландского дворянина и приемного сына графа. Сейчас ни одна из них не взглянула бы на него, но он не жалел. Он тоже не нуждался в них.
Стоя посреди роскошной обстановки, он в сотый раз задавался вопросом: как случилось, что его жизнь превратилась в ад? Как он стал другим человеком и сам иногда не узнавал себя? Он не хотел больше чувствовать связь с тем молодым человеком из прошлого, беспечным любимцем всех женщин, который любил свою семью и был готов на все ради них и который был баловнем и любимцем хорошеньких дочек фермеров, да и леди тоже. Но мостик в прошлое оставался в памяти, он вел в воспоминания, создавая целую цепь событий, эмоций. Шон пытался затопить мостик, кидая в него камни, и он уже начал исчезать, а события стали размываться. Сколько времени еще должно пройти, чтобы он окончательно забыл прошлое, чтобы мост рухнул, и тогда вместе с ним он похоронит обломки, все ошибки молодости.
Он провел два года в тюрьме, но даже они, как оказалось, не смогли разрушить его до конца. В тюрьме, в той яме, он ничего не вспоминал, казалось, прошлое окончательно стерлось из памяти. Но он ошибся.
Может быть, новая жизнь в Америке сотворит чудо. Но пока он сознательно станет разрушать мостик в прошлое, чтобы забыть окончательно свои воспоминания, заставляющие страдать.
Вдруг вспомнился старый каменный мост на дороге между Аскитоном и Адером. Он проходил через самую глубокую часть реки, одного из притоков Шеннона. В детстве они с братьями часто ныряли с этого моста. Но ныряние было только частью развлечения. Течение внизу было таким сильным, что их потом тащило через пороги, пока они не оказывались в тихой заводи. Они привязывали там двух лошадей, а сами на двух других ехали к мосту, двое на одной и трое на другой, если участвовали все пятеро. На реке они часто проводили время до самого ужина.
Шон!
Он, мокрый, голый до пояса, ехал к мосту от заводи с Рексом и Клиффом. Сзади на другой лошади — Тирелл и Девлин. Услышав крик Элеоноры, он стал искать ее взглядом и сразу встревожился. Она опять потащилась за ними? Ей было всего шесть, но она становилась все бесстрашнее. Была такой же непоседливой и не хотела от них отставать ни в чем. Хотя была вдвое моложе.
Шон!
Он увидел, что она стоит на мосту в белом платье и со счастливой улыбкой машет ему рукой. Сердце у него упало. Он понял, что она собирается сделать.
— Эль! Не смей! — закричал он.
Она, смеясь, подняла юбочку, показав белые толстые чулки и высокие ботинки с застежкой, и стала влезать на перила моста.
Он выругался, Рекс, сидевший впереди, стал подгонять лошадь.
— Эль, слезай! — крикнул Шон, он был зажат на спине другой лошади между двумя братьями.
Она уже стояла на перилах и больше не улыбалась. Взгляд ее был прикован к воде внизу.
Она собиралась прыгнуть, в ужасе осознал он. Клифф произнес его мысли вслух:
— Она сейчас прыгнет.
Шон спихнул Клиффа с лошади и спрыгнул сам.
Элеонора внезапно подняла руки вверх и прыгнула с моста. С криком ударилась о воду и исчезла. Он подбежал к берегу, кубарем скатился по мокрой грязной траве к реке, не отводя взгляда от того места, где она ушла под воду, он точно заметил то место.
Но она не выплыла там, куда прыгнула. Он знал, что ее подхватило течением, услышал крик, понимал, что она захлебнется, старался успеть схватить ее, пока она снова не ушла под воду. Видел уже ее белое лицо, и испуганные вытаращенные глаза, и то, как вода сомкнулась над ее головой.
Он нырнул и успел ухватить конец ее юбки. Он хорошо нырял и знал, что река не сможет его убить; крепко держа Эль, выплыл на поверхность и поднял ее над собой, оставаясь сам в воде, и слышал, как она кашляет, пытаясь сделать вдох.
— Я ее держу, — сказал рядом Тирелл.
А Девлин подхватил Шона и подержал на поверхности, чтобы тот мог дышать.
И скоро все четверо были в заводи. Шон дрожал. Этот ребенок сумасшедший. Ей всего шесть, она чуть не утонула! Девлин мрачно смотрел на нее, Тирелл сидел в мелководье, отдыхая и держа на руках Эль.
Она посмотрела на Шона, постепенно бледность отступала. Она уже пыталась улыбнуться и встать.
— Я могу снова сделать это вместе с тобой.
Он схватил ее за руку, вытащил на берег, она кричала, протестуя.
— Ты что, сошла с ума?! — орал он.
— Если ты можешь, то и я могу! — крикнула она в ответ.
Он был так зол, что, не помня себя, схватил первую попавшуюся ветку, чтобы отхлестать ее. Она поняла его намерение, снова побледнела и отступила.
— Ты не осмелишься.
— Кто-то должен иметь такую честь, — отозвался он грозно. Но сердце еще дрожало от испуга за нее, и он никак не мог успокоиться.
— Шон, — Тирелл отобрал у него прут, — она больше не будет так делать.
Он почувствовал, что лицо у него мокрое от слез. В ужасе отвернулся и побрел прочь.
Она догнала, взяла его за руку. Рот ее кривился.
— Я больше не буду. Почему ты плачешь, Шон?
Он стоял, охваченный воспоминаниями. Потом опомнился. Хватит с него прошлого. Когда-то в детстве их с Эль связывали особенные нити отношений. И он готов был на все, чтобы защитить ее. Но этой связи больше не существует, и у нее теперь есть Синклер.
Он присел на край кровати с пологом, ощутив под собой непривычную мягкость. Что делать? Он видел перед собой не ту девочку Эль, а взрослую Элеонору и приходил в смятение. Но когда он смотрел на нее как на женщину, которую можно получить, вмешивались воспоминания, вмешивалась Эль. Прошлое не хотело отступать. Он терял представление о реальности. Надо держаться за настоящее. Прочь воспоминания. Она сама пригласила его сюда, и он воспользуется этим приглашением в полной мере. Он уже в ее спальне и не сможет остановиться. Эль исчезла, ее нет уже много лет. У него не осталось друзей. И все, что ему надо помнить, — он изменник и сбежавший преступник, а она незнакомка по имени Элеонора.
И все же он не смог уехать не попрощавшись.
Сославшись на головную боль, она оставила Питера и все общество. Ужин тянулся бесконечно, и все ее мысли были о том, что Клифф и Рекс не смогли найти Шона в лесу. Он исчез, ушел, уехал, как и обещал.
Она не могла в это поверить. Он ушел теперь навсегда. Вновь оставил ее и даже не попрощался. Как она станет жить теперь без него?
— Элеонора, моя дорогая, — остановила ее графиня, догнав у лестницы.
Она остановилась, чувствуя, что не готова сейчас разговаривать с его матерью. Это будет выше ее сил.
Графиня, Мэри де Уоррен, была красивой женщиной. Мать Шона и Девлина, она была формально мачехой Элеоноры, но вырастила ее и любила, как родная мать. Мать Элеоноры умерла, рожая свою единственную дочь. До двух лет за девочкой ухаживали няня и отец. Мэри стала для нее единственной матерью, которую она знала и помнила. Она любила свою мачеху и втайне желала быть такой же, как она, великодушной и доброй.
Элеонора попыталась улыбнуться.
— Моя дорогая, я вижу, что ты ужасно расстроена. Не хочешь поговорить со мной? — спросила участливо графиня.
— Я не могу сейчас, поверь.
Голубые глаза Мэри испытующе смотрели на падчерицу.
— Все невесты волнуются перед свадьбой, но, боюсь, дело не в этом. Я только хочу тебе помочь.
У Элеоноры глаза наполнились слезами. Она знала, что графиня втайне оплакивает Шона, она поверила, что его больше нет. И хотя графиня потеряла надежду уже два года назад, Элеонора не хотела будить в ней болезненные воспоминания. И не имела на это права.
— Дорогая, это связано с Шоном?
Она кивнула:
— Я безумно скучаю по нему. У меня так тяжело на сердце.
— Мы все его помним и скорбим. Но мне казалось, что ты решила строить свою жизнь без него. И кажется, очень хорошо относишься к Питеру, возможно, уже влюблена в него. Мы с твоим отцом были очень счастливы и испытывали громадное облегчение, когда ты согласилась на этот брак, нам показалось, ты тоже счастлива и весела вновь.
— Я тоже так считала. Но ошиблась. Для меня есть только один мужчина на свете — и это Шон.
Мэри побледнела и обняла дочь.
— Давай присядем. Я должна тебе кое-что сказать.
Элеонора пыталась освободиться:
— Но я хочу отдохнуть. Я так устала, а завтра тяжелый день. — Она больше не хотела противиться этому браку. Ей все равно, что будет завтра.
— Элеонора! Я знаю, что такое восхищаться мужчиной и выйти за него замуж. Но это еще не любовь.
Элеонора слышала историю любви Мэри и Эдварда, но не от них. Она слышала от старой няни и старого семейного доктора.
— Это правда? Ты не любила своего первого мужа? — прошептала она.
Мэри улыбнулась:
— Я любила Джеральда, потому что это был мой долг. Он был хорошим человеком и отцом двоих моих сыновей. И, несмотря на свое волокитство и измены, он любил меня по-своему, любил до самой смерти.
— Но?
— Я любила его из чувства долга. Когда Эдвард освободил меня с детьми от английских солдат после того, как Джеральд был убит, я нашла настоящую любовь, о которой и не мечтала прежде. — Она немного задумалась, потом продолжала: — Я встретила твоего отца после пяти лет брака с Джеральдом, когда мы арендовали у него землю. Но никогда не призналась бы себе самой, что люблю его. Знаю только, что, когда он впервые вошел к, нам в дом, я сразу поняла, что он отличается от всех мужчин. Мы едва ли обменялись несколькими фразами за эти пять лет. Он всегда был вежлив и корректен. Но когда он впервые обнял меня, я поняла, что раньше не знала, что такое любовь, тем более страсть или и то и другое вместе.
— Но что ты пытаешься мне этим сказать?
Она дотронулась ласково до лица дочери.
— Я хочу, чтобы и у тебя была такая любовь, дорогая.
Элеонора вся дрожала, ей трудно было скрывать правду.
— Я никогда не буду иметь то, что получила ты. Я всегда любила Шона. Но он не любил меня. Прости, я больше не могу, я должна пойти к себе.
— Элеонора! Прошу тебя, я так беспокоюсь…
Но Элеонора уже бежала вверх по лестнице. У двери своей спальни она остановилась, чувствуя, как ломит виски. Наконец она получит возможность побыть наедине с собой и в одиночестве поплакать о Шоне. Сколько времени понадобится, чтобы залечить ее душевную рану? Она вошла в спальню и закрыла дверь. Взглянула на столик, который сервировала недавно с такой любовью, она забыла сказать служанке, чтобы та унесла ужин. И сердце у нее бешено заколотилось. На тарелках были остатки еды, и бутылка вина почти опустела.
Шон показался из-за тяжелой бархатной портьеры, закрывавшей окно, и их глаза встретились.
— Ты не уехал.
Он не любил ее так, как она любила его, но это все равно. Она ждала его четыре года, и она думала о нем весь день, уже скорбя вновь по нему. И никогда не была еще такой счастливой, как в этот миг. Она бросилась к нему, обняла, крепко прижала к себе, чувствуя своей грудью твердую мускулистую грудь, обнимая широкие плечи. Чувство одиночества и слезы исчезли, как по волшебству.
Он освободился из ее объятий, но продолжал пристально смотреть ей прямо в глаза.
— Ты им рассказала.
Она поняла.
— Они каким-то образом догадались. И я вынуждена была сказать, что ты здесь. Они хотели помочь.
Он покачал головой:
— Но я же просил тебя… Я объяснял.
— Они были настойчивы, и они уже все давно знали. Их помощь понадобится, и они собираются нам помочь. Клифф сказал, что может вывезти тебя на своем судне сегодня ночью.
Он не сводил с нее серых, лихорадочно блестевших глаз. Как будто не слышал ее слов. Ей стал понятен этот взгляд. Он смотрел, как мужчина смотрит на женщину, которую хочет немедленно уложить в постель. Она сама предложила ему себя, чтобы удержать или хотя бы провести эту последнюю ночь вместе. И почувствовала, как навстречу этому грубому, плохо скрываемому вожделению в ней поднимается волна такого же неприкрытого желания, она хотела его и не скрывала своего намерения отдаться в любой момент, когда он пожелает. И может быть, удержит его.
Значит, он вернулся, не устоял перед искушением, вернулся, чтобы овладеть ею.
У нее пересохло во рту, и, облизав губы, она смогла лишь вымолвить его имя:
— Шон… Я знаю, что ты хочешь…
Он понял и отвел глаза.
— Я не за этим пришел.
Она не ослышалась?
— Тогда зачем? Зачем ты здесь сейчас в моей спальне?
Он отвернулся, чтобы она не видела его глаз.
— Зачем ты вернулся вообще? После стольких лет появился снова в родном доме?
Ей нужен был ответ, которого она ждала и надеялась услышать. И потом жить с этим ответом всегда.
— Если ты явился сюда не за тем, чтобы увидеть меня, свою семью, тогда зачем? Ты мог сразу уехать из страны.
— Я не знаю! — крикнул он. Потом тихо добавил: — Я услышал о твоей свадьбе…
Ответ показался ей странным. Наступила неловкая тишина. В комнате чувствовалось напряжение, достигшее предела, когда трудно становится дышать.
— Ты явился сюда, чтобы не дать мне выйти замуж?
— Нет…
Их взгляды снова встретились.
— Я так ждала тебя, Шон. И я с ума сойду от тоски, когда ты уедешь. Прошу тебя… Скажи, разве ты не скучал по мне?
Он снова замкнулся, потом неохотно ответил:
— Вначале было тяжело.
Она хотела большего. Когда-то она могла читать его мысли, а сейчас не понимала иногда, о чем он говорит.
— Что ты имеешь в виду?
— Не имеет значения! Я не хочу говорить об этом сейчас! — Он снова рассердился. И опять стал чужим.
Она вздрогнула, не зная, чего ждать от него дальше. Оба молчали, и вдруг она услышала:
— У тебя зеленое платье.
Значит, он заметил. Сердце у нее снова сильно забилось, а тело отяжелело под его внимательным мужским взглядом.
— Да, я в первый раз надела его.
— Но незамужние леди носят светлые платья.
Когда Рекс сказал, что предоставит ей возможность еще раз встретиться и попрощаться с Шоном, она тщательно выбрала платье для их последней встречи. А когда братья вернулись и она узнала, что они не смогли отыскать Шона, забыла снять и сменить на другое. Платье темно-зеленого цвета, а не того пастельного тона, который положен незамужним девушкам, что входило в ее приданое. Она должна была надеть это платье после венчания, потому что оно больше подходило для замужней женщины и по цвету, и по покрою. Ей казалось, что в этом платье она выглядит очень соблазнительно. Графиня и Лиззи, жена Тирелла, которые собирали ей приданое, были удивлены, увидев Элеонору в этом платье накануне свадьбы.
Она хотела поразить воображение Шона, вызвать снова тот взгляд, которым он смотрел на нее в лесу и которым смотрит сейчас. Значит, она добилась своей цели, потому что ощущала на себе этот тяжелый, голодный взгляд. Да, она сама предложила ему прийти сюда ночью, и ясно было, с какой целью, но ведь он отказался воспользоваться ее необдуманным предложением. Почему же он смотрит на нее так?
Для нее одна-единственная ночь с ним лучше, чем ничего. Даже если он не любит, ее любви хватит для них обоих. Конечно, она несчастна, зная, что объятия долго не продлятся и это лишь на одну ночь. Но ей так хотелось любить его, пусть с его стороны будет только страсть, голод по женщине.
— Мне оно не нравится, — услышала она.
Его слова неприятно ее поразили.
— Разве оно не красивое?
Он пожал плечами, скрестив руки на груди.
— Я ничего не понимаю в моде.
Она прикусила губу, досадуя на себя. Стыдно играть с ним в грязную игру. Неужели она опустилась до этого? Но продолжала:
— Питеру понравилось это платье. Он так взглянул на меня и просил прогуляться с ним в саду после ужина, но я отказалась. — Последнее было ложью.
Он вдруг покраснел.
— Прекрати это, прошу тебя.
— Прекратить что? Ты не можешь отрицать, что другой мужчина находит меня привлекательной, в отличие от тебя. — Она тяжело дышала от обиды, готовая расплакаться. — А ты лжешь, что я тебе безразлична.
Он сделал удивленное лицо.
— Я уже сказал. Я приехал не из-за тебя.
— Тогда зачем?! — крикнула она.
Он избегал ее взгляда и уклончиво сказал:
— Ты принадлежишь другому мужчине.
— Нет.
Разве он не понимает, что она отдала ему свое сердце, свою душу много лет назад и могла принадлежать единственному мужчине — ему.
Он вдруг спросил, слова снова давались ему с трудом, чувствовалось, что он волнуется:
— Ты что, порвала с ним?
Она молчала.
— Значит, нет. Я так и знал.
Он начал нетерпеливо расхаживать по небольшой комнате.
Не зная, как его успокоить, она сказала:
— Шон, мое предложение остается в силе.
— Нет! — резко прозвучало в ответ.
Она осторожно приблизилась к нему.
— Шон, послушай, мы всегда были откровенны друг с другом.
Он взглянул на нее недобро:
— Это было давно, тогда была Эль.
Она понимала, что в нем идет борьба, и подбирала слова, чтобы его не ранить.
— Я знаю, что ты не любишь меня так, как люблю тебя я и как бы мне хотелось. Но ведь Эль давно выросла — ты не будешь этого отрицать. — Она улыбалась, но ей было тяжело.
— Да… Я это понял по тому, как ты прошлым вечером целовала Синклера, даже стонала от удовольствия и…
Она оборвала:
— Я еще не закончила. Дай мне договорить до конца.
— Но зачем ты стараешься? — Его взгляд опустился на низкий вырез платья. — Ясно, что завтра ты будешь принадлежать Синклеру.
— Я не люблю Питера и не хочу выходить за него. Но почему тебя так волнует мой брак? Почему ты так злишься? И не говори, что это не так. Ведь мы с тобой сегодня видимся в последний раз и больше никогда не встретимся!
Он хмуро смотрел на нее.
— Я не… сержусь. Просто хочу поговорить о Синклере.
— А я — нет! Я хочу говорить о нас, об этой последней ночи и о том, что хочу заниматься с тобой любовью, и прямо сейчас!
На его лице отразился такой ужас, что она поспешно прошептала:
— Я не прошу о любви.
— Но ты должна выйти за него! Этот брак со всех сторон хорош. Проклятье! Титул, земля, состояние. И ты не должна говорить так, ты поняла?
— Но почему? Потому, что ты испытываешь громадное искушение и боишься потерять над собой контроль и наброситься на меня? Я уже сказала — я тебя не боюсь. Возьми меня, Шон. Пусть это будет всего один раз, я запомню его навсегда.
Он смотрел на нее, как будто отказываясь верить в услышанное.
В наступившей тишине было слышно лишь тиканье настенных часов. Прошли минуты. Наконец она с мольбой протянула к нему руку. Он вздрогнул, но не уклонился. Затаив дыхание, погладила его огрубевшую щеку.
Он дрожал всем телом, и она видела, как в нем идет мучительная борьба. Потом густые ресницы опустились, он закрыл глаза и отдался ласке.
В дверь постучали.
Глаза Шона в испуге распахнулись.
— Леди Элеонора? — Это был голос служанки.
Он побледнел.
— Служанка?
— Я отошлю ее прочь. — Она схватила его руку и не отпускала, испугавшись вдруг, что он сбежит.
А он сразу вспомнил, что в любой момент в доме могут появиться солдаты. Потом кивнул:
— Открой. — Его глаза утратили блеск, потухли и стали настороженными. Он бесшумно исчез за оконной драпировкой.
Снова раздался стук.
— Леди Элеонора?
Она стояла посреди комнаты в растерянности. Еще немного, и их застали бы в кровати. Но сама дрожала от волнения и молилась про себя, чтобы только он не ушел. Она открыла дверь и впустила Летти.
— Что случилось, миледи? Вы так долго не открывали.
Она знала Элеонору с детства и поэтому могла позволить себе даже ворчать на нее.
— Я заснула, — солгала она, бросив взгляд на штору. Она ощущала его присутствие. Он здесь, он не собирается убегать от нее.
— Я помогу вам переодеться, миледи. — Служанка открыла ящик комода и достала оттуда ночную рубашку из тончайшего хлопка, отделанную кружевом.
Элеонора хотела сказать, что переоденется сама, позже. Но не могла придумать подходящего объяснения, чтобы отказаться от услуг Летти, которые та оказывала госпоже каждую ночь. Шон стоял в нескольких шагах, ему прекрасно видно происходящее.
Ей придется раздеваться перед ним. Что ж, она все равно решила, что сегодня станет ему принадлежать. Вместе с решительностью вернулось волнение и предчувствие, что скоро они останутся наедине. Он уже не уйдет, потому что теперь ему не устоять, зрелище еще больше возбудит его. Она чувствовала, что дрожит от нетерпения, какое будет счастье — оказаться в его объятиях. Все тело наливалось сладкой истомой…
Служанка разложила тонкую ночную рубашку на постели, как делала всегда, и начала расстегивать пуговицы на спине на платье Элеоноры. Потом помогла снять его через голову и приступила к развязыванию шнурков корсета. Корсет последовал за платьем. Летти наклонилась, чтобы снять с нее чулки и туфли, а Элеонора сидела с горящим взором и пылающими щеками, чувствуя на себе его взгляд, ей и самой не верилось, что она пошла на это. Дрожь не утихала, сердце билось часто-часто, в комнате царило напряжение, она ощущала его нетерпение.
Когда были сняты чулки и туфли, Элеонора заколебалась — надо было отослать Летти, пока та не заметила ее дрожь и волнение. Она знала, что любовь Шона не будет похожа на нежные поцелуи Питера. Она была в этом уверена, но страха не было, она любит его даже таким, каким он стал. Даже такого чужого и непонятного. И ни за что не откажется от него. Короткая рубашка тоже была снята. Летти стала убирать на место одежду, а Элеонора могла думать только о том, что через несколько мгновений она ощутит его поцелуи на своей коже, обнаженном теле.
Летти помогла ей надеть через голову ночную рубашку с глубоким вырезом на груди, без рукавов, потом освободила ее волосы от заколок и распустила пряди по плечам. Хотела заплести их на ночь в косы, но Элеонора остановила ее:
— Не надо сегодня их заплетать, — и не успела Летти удивиться, добавила твердо: — Спокойной ночи, Летти. Я так устала, что просто валюсь с ног.
Проводила служанку до двери, поблагодарила и закрыла за ней дверь. Потом заперла ее.
Почувствовала, что он рядом. Повернулась и не успела опомниться, как оказалась прижата спиной к двери, а рот ее был зажат поцелуем. Не тем нежным поцелуем, который подарил ей Питер, а грубым, не скрывающим намерений. Вначале ее охватил страх. Она сама провоцировала его только что, раздеваясь перед ним, хотя знала, что рискует.
Но страх вскоре исчез, она уже отвечала страстным поцелуем, ощутила в себе готовность подчиниться и сама задыхалась от нетерпения, она давно мечтала об этом, и сейчас будет в его объятиях, и с радостью и желанием позволит ему ласкать свое обнаженное тело.
Он схватил ее за плечи, и их взгляды встретились. Это был Шон, но таким она его еще не видела. Его лицо было искажено отчаянием и страстью, в нем шла борьба. А ей захотелось увидеть на этом лице любовь.
У нее хватит любви на них обоих.
— Шон, — прошептала она, и его лицо показалось ей прекрасным.
— Я не могу сдержаться. Слишком поздно! — услышала она его отчаянный шепот, потом он стал жадными поцелуями покрывать ее шею, обнаженную грудь, она поняла, что еще немного, и он овладеет ею прямо тут, у двери, и услышала его умоляющий шепот: — Прошу тебя, Элеонора, помоги мне…
Она тоже желала этой близости, часто представляла, как это произойдет, и теперь, когда он приподнял ее, повинуясь инстинкту, сильными длинными ногами обхватила его за талию. Через мгновение почувствовала острую боль, но долгожданное ощущение близости с ним захватило, и ее понесло на волнах наслаждения, теперь не осталось ни капли страха, она тоже покрывала поцелуями его шею, грудь, она любила его сильно, как никогда в жизни. Его тело сотрясалось, потом он хрипло вскрикнул и тяжело навалился на нее всем телом.
— О, Шон… — прошептала она.
Вдруг он выпрямился, освободил ее, и она встретила взгляд широко открытых глаз, такой взгляд она уже видела и не хотела бы больше видеть никогда. Он смотрел в шоке и ужасе.
— Нет, Шон…
Он метнулся прочь.
— Шон, вернись, нет! — с отчаянием крикнула она. — Не уходи, я люблю тебя!
Он оглянулся, и его взгляд был взглядом раненого зверя, и она поняла, что он испытывает к себе чувство отвращения.
— Не уходи, — умоляла она, — я люблю тебя, вернись ко мне.
Он покачал головой, повернулся и исчез за портьерой. Она еще раз окликнула его. Но он уже исчез.
