Глава 14
Хоуп ушла на бензоколонку в туалетную комнату, а Паркер остался в машине. Сказав, что никогда не выйдет замуж, Хоуп задремала. Она проснулась, когда они уже подъезжали к Таосу, и попросила Паркера сделать остановку.
Он смотрел, как она разговаривает с дежурным и берет у него ключ. Показав жестом, что скоро вернется, Хоуп быстрым шагом направилась в туалет, который находился позади заправочных насосов.
«Сейчас я всю заботу отдаю Фейт». Паркер протер выбритый подбородок, раздумывая над ее словами. Может, она и заботилась о Фейт, но вера ее совсем не заботила, подумал он. Она не верила ни в любовь, ни в будущее — только в то, что видит и может потрогать. И Паркер не мог ее в этом винить.
Хотя ее решительное отношение к таким безрадостным перспективам произвело на него довольно странный эффект. Ему захотелось защитить ее и убедить в том, что жизнь заслуживает доверия больше, чем ей кажется. По крайней мере, пока он с ней рядом.
Может, так произошло, потому что она сильно напоминала ему Далтона. Но уж точно не потому, что она напоминала ему другую женщину, и меньше всего Ванессу. У нее с Хоуп не было ничего общего. Хоуп была достаточно сильной и стойкой, чтобы завоевать мир, — как потрепанный уличный борец с дубинкой на плече. Ванесса была высокообразованна и утонченна. Очень привязчивая, склонная к быстрой смене настроений и увлечений. Если не считать ее навязчивую идею иметь ребенка…
Паркер задумался, как бы Ванесса справилась, если бы попала в ситуацию Хоуп. Он не представлял, как бы она смогла выжить, не говоря уже о том, чтобы в одиночку добиться успеха, как это сделала Хоуп. А той трудности, казалось, только придавали сил — он даже сомневался, что она когда-нибудь признается хотя бы самой себе, что хочет большего, чем имеет сейчас. И все равно он ощущал в ней голод…
— Спасибо, что согласился сделать остановку, — сказала Хоуп, залезая в машину и ловко управляясь с двумя яркими сине-красными стаканчиками. — Я взяла нам по порции слурпи.
Она передала ему его порцию, и Паркер решил, что Хоуп понравилась бы Далтону. Да, сейчас она была излишне серьезной, но правильный мужчина — если она такого встретит — и время помогут ей измениться. Если она снова научится доверять. К несчастью для Хоуп, это «если» было самым большим вопросом.
Задним ходом выезжая с парковки, он подумал о любовной жизни Хоуп. Она была близка с кем-нибудь, кроме Боннера? К двадцати семи годам у большинства женщин есть уже солидный сексуальный опыт. Но Хоуп отличалась от большинства. До какого-то предела она была вполне открыта, но за ним твердо держала дистанцию. Он не представлял, как она может заниматься любовью — разве что не теряя над собой контроля. «В лучшем случае она останется настороже», — подумал он и пожалел того, кто в нее влюбится.
— Должна предупредить, что от меня мало толку в общении с незнакомыми людьми, — сказала Хоуп. Она зажала коленями свой стакан и стала поправлять волосы, глядя в подсвеченное зеркало на солнцезащитном козырьке.
— Ты выглядишь замечательно, — сказал Паркер. — Только не пролей слурпи.
— Ничего я не пролью. — Она подняла козырек. — Ты превратился в настоящего брюзгу за последние десять лет, знаешь это? Неудивительно, что ты так больше и не женился.
Паркер притворился, что полностью поглощен дорогой. Они как раз подъехали к шоссе, и он ждал возможности вклиниться в плотный поток машин.
— Я, по крайней мере, собираюсь еще жениться когда-нибудь, — добавил он, поскольку не предпринимал для этого никаких усилий. Подгоняемый Мелоди Райдер и другими членами родительского комитета, считающими, что Далтону нужна мать, Паркер несколько раз встречался с женщинами. Но ни с кем даже не рассматривал серьезные отношения. Брак с Ванессой и ее авторитарные родители за тяжелые годы болезни жены преподали ему несколько уроков. Самым важным из которых было видеть в женщине не только ее саму. Ее прошлое, воспитание, родственники и коллеги также были важной составляющей.
И это было еще одной причиной, по которой он жалел того, кто влюбится в симпатичное личико Хоуп и ее манящее тело…
— Ну, если ты планируешь еще раз жениться, удачи тебе, — пробормотала Хоуп.
— И что это значит? — поинтересовался Паркер, забыв про шоссе.
Он повернулся к ней, но она не смутилась, не дрогнула.
— Ты изменился, — сказала, переходя на «ты», — был приятным парнем, но сейчас мне кажется, что жить с тобой было бы не слишком легко.
— Я и сейчас приятный парень, — возразил Паркер.
Хоуп не ответила.
— Спроси кого хочешь.
Хоуп потягивала свой слурпи и смотрела в окно, явно ожидая, что он снова возьмется за руль.
— Мне не нужно никого спрашивать, — сказала она. — Я по себе вижу.
Шел уже шестой час, когда Хоуп посмотрела на часы. В полдень они с Паркером сделали небольшой перерыв и перехватили по сандвичу в маленьком гастрономе в паре кварталов отсюда. Но Хоуп уже успела проголодаться и подрастерять оптимизм. Она знала, что плохо умеет убеждать людей, но надеялась, что хоть одного спонсора ей удастся найти.
Может, Паркеру повезет больше.
Прикрыв веки, она посмотрела на запад, где в последний раз видела Паркера — он заходил в высокое офисное здание. И насколько она понимала, он еще не закончил свою последнюю встречу.
Хоуп перешла улицу и направилась в итальянскую забегаловку «У Дино» — и чуть не врезалась в Паркера, который выходил из маленького магазина бытовой техники.
— Ищешь меня?
— Скажи, что ты нашел искомого спонсора.
Паркер нахмурился и покачал головой:
— Боюсь, что нет. Хотя мне удалось убедить фирму по доставке пиццы пожертвовать купон на год бесплатных пицц. Кроме того, парень из ремонта пылесосов сказал, что готов передать мне два отреставрированных.
— Мы не можем вернуться в клинику с таким маленьким уловом, — сказала Хоуп.
Паркер сунул руки в карманы.
— Нам просто придется задержаться до завтра или еще на день. — Он глянул на вывеску ближайшего к ним ресторанчика. — Но сначала давай поедим.
Паркер смотрел, как Хоуп пробует пирог с фруктами и, впервые со времени ее возвращения, чувствовал себя гораздо спокойнее. Они оба позвонили домой и удостоверились, что с Фейт и Далтоном все в порядке. Далтон сидел с Би, пожилой женщиной из их церкви; Паркер брал ее няней к сыну, даже когда уезжал на один вечер. А Фейт все еще была в гостях у Джины.
— Как десерт? — спросил Паркер, когда официантка принесла ему кофе. Он заказал кофе, спохватившись, что ему надо еще вести машину. После большого количества чипсов, сальсы, «Маргариты» и полной тарелки фахитас его клонило в сон. А жар, исходящий от дровяной печи в углу ресторана-гасиенды, только усугублял положение.
— Превосходно, — ответила Хоуп. — Не хочешь попробовать?
— Нет, спасибо. — Он добавил в кофе сливки. — Мне хочется знать, что ты думаешь делать, если мужу Фейт все-таки удастся вас найти.
Хоуп напряженно застыла, и Паркер почти пожалел, что поднял эту тему сейчас, когда она кажется такой довольной. Но он сомневался, что сможет найти лучший момент. Он не станет проводить с Хоуп Теннер столько времени, когда будет зависеть от него.
— Я не знаю, что сделает он, — сказала она.
— Он жесток?
— Я бы сказала, что да.
— Насколько жесток? Он уже пытался увезти вас с Фейт обратно в Инчантмент или причинял боль физически?
— Может быть. — Она снова отправила в рот кусочек пирога с фруктами. — Он делал нечто такое, что заставило меня поволноваться.
— Например?
— Например… — Она поморщилась. — Не важно. Какая разница.
— Я хочу знать.
Она положила ложку и отпихнула от себя десерт, словно тот внезапно стал ей отвратителен.
— Он приехал в Сент-Джордж среди ночи и пытался залезть в мой дом. Он перерезал мне телефонную линию, угрожал, а следующим утром я нашла на пороге дома мертвым своего кота.
Паркер сам удивился силе нахлынувшего гнева. Разве Хоуп мало пережила?
— На самом деле Оскар был не просто мертв, — тем временем продолжала она. — Его замучили практически до неузнаваемости.
— Скажи, что ты позвонила в полицию.
— Я звонила. Они сказали, что я могу потребовать ордер, запрещающий к нам приближаться, но я-то знаю, что с этим парнем от такого проку не будет.
Паркер пожалел, что у него нет возможности как следует поговорить с мужем Фейт.
— Мне жаль, — сказал он и, потянувшись через стол, взял Хоуп за руку. Он думал, что прикосновение будет обычным выражением сочувствия. Но пальцы Хоуп были такими длинными, тонкими и прохладными на ощупь. Они казались… хрупкими. На мгновение он испытал желание спрятать их между ладонями и согреть…
— Мне не нужна твоя жалость. Со мной все в порядке, — сказала Хоуп, отстраняясь.
Паркер был благодарен ей за стойкость. Он не мог сочувствовать ей, не испытывая желания взять на себя часть ответственности за ее страдания. А ответственность он не мог взять, не углубляясь в ее суть. И уж точно он не мог с Хоуп сближаться. Но это не помешало ему спросить, представляет ли опасность Боннер.
Хоуп долго молчала, прежде чем ответить.
— Я так не думаю, — сказала она. — Да, он изменился, но душевно не исковеркан, я в этом уверена. Во всяком случае, не как муж Фейт.
«Не расспрашивай ее больше о Супериоре», — прозвучал у него в голове предупреждающий голос. Пока что ему не нравится ни один из ее ответов о нем. Но он понимал, что, быть может, это его единственный шанс узнать хоть что-то о биологическом отце Далтона.
— Когда Боннер был у тебя в Сент-Джордже, он спрашивал о ребенке?
— Нет.
— Ты ведь не думаешь, что он мог сюда когда-то приезжать?
— С какой стати? Он не знает, где я рожала. И у него сейчас много детей, которыми он может заниматься. Не думаю, что его интересует Отем.
— Отем?
Хоуп вспыхнула.
— Это я так ее называю.
Она откинулась на спинку стула, поскольку к столику подошла официантка со счетом и стала уносить тарелки. Паркер внезапно пожалел, что они не взяли пиццу навынос и не поехали прямо домой. Он не хочет знать, как она справляется с потерей ребенка. И так все хуже некуда.
Когда официантка ушла, Хоуп снова заговорила:
— Даже если бы он и смог ее отыскать, сомневаюсь, что он стал бы вторгаться в ее жизнь. Она выросла в обычной Америке и провела в ней самый важный для формирования характера возраст. Это означает, что ей настолько чужды главные принципы Предвечной апостольской церкви, что с этим уже ничего нельзя будет поделать. Для святых братьев самое главное — чтобы у детей было «праведное» детство. Они верят, что те, кто не принадлежит церкви, навсегда изгнаны из Царства Божьего. Короче говоря, Боннер слишком погружен в свою жизнь и блаженно считает, что заслужил следующую, чтобы интересоваться Отем.
— Но не ты.
— У меня нет других детей. И нет церкви. Но даже если были бы — это не имеет значения. Я бы все равно по ней точно так же тосковала.
Паркер протер грудь, ему казалось, что сердце бьется о ребра.
— А ты когда-нибудь думала поискать… ее?
Хоуп посмотрела на него, и Паркер задержал дыхание, молясь, чтобы она не увидела в его глазах вины.
— Постоянно, — с подкупающей честностью сказала Хоуп, и Паркер посочувствовал ей, потому что понял, что за голод он в ней все время ощущал. Она тосковала по своему ребенку.
По его ребенку.
По Далтону.
Боже, он же знал, что не надо спрашивать.
Паркер настоял, что сам заплатит за обед. Хоуп приняла это с максимально возможной любезностью, но, как только он скрылся в туалетной комнате, откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Она чуть не рассказала ему о снах, которые видела с возвращения в Инчантмент. Тех, где она видела Отем, но не могла до нее дотянуться. Но ей было просто не выговорить. Так часто случалось, когда она пыталась поделиться чем-то для себя болезненным.
Почему ей никак не удается преодолеть барьер, отделяющий ее от других людей? Хоуп ощущала, что вроде бы все делает правильно, но не живет по-настоящему. Когда же она закрыла большую часть своей души?
Она не могла вспомнить когда. Все происходило так постепенно, что она даже не понимала этого. Она глубоко похоронила свои чувства, и это ей помогло приспособиться к жизни. Для нее тогда самым важным было приспособиться, чтобы выжить. Но сейчас…
Она вспомнила тепло руки Паркера, когда он накрыл ее руку своей. Она ответила бы на его участие — улыбкой, например, — если б могла. Но она сидела, желая, чтобы их пальцы переплелись, а потом отстранилась из страха, что хочет такого интимного жеста.
Внезапно зазвонил сотовый Паркера, который тот оставил на столе, и Хоуп вздрогнула от неожиданности. Она видела, что Паркер по пути из туалетной комнаты наткнулся на знакомого, и не стала отвечать на звонок, решив, что тот переадресуется на голосовую почту. Телефон в конце концов замолчал, но через несколько секунд зазвонил снова, и посетители в соседней кабинке недовольно обернулись в ее сторону.
Хоуп снова посмотрела в сторону Паркера и убедилась, что он все еще поглощен разговором. Тогда она быстро схватила телефон и ответила на звонок.
После ее «алло» последовала длинная пауза. Она уже собиралась дать отбой, когда детский голос — явно с большим сомнением — произнес:
— Кто это?
— Хоуп Теннер. Кто говорит?
— Далтон. Где мой папа?
— Он со мной в ресторане.
— А почему вы отвечаете по его телефону?
— Потому что он сейчас очень занят. Хочешь ему что-нибудь передать?
Ребенок не ответил. Он только произнес «Ой», потом снова наступило молчание, и он сказал обвиняющим тоном:
— Я вас не знаю.
— Еще нет. Я приехала в город только пару недель назад.
— И мой папа уже предложил вам пойти на свидание?
Хоуп удивленно застыла.
— Он не просил меня о свидании, — сказала она. — Мы просто работаем вместе.
— С Лидией и Кэтрин он тоже работает вместе, но их он не приглашает на ужин поздно вечером, — заметил мальчик.
Хоуп улыбнулась его подозрительному тону.
— Тебе не о чем волноваться, — сказала она. — Могу точно сказать, что твоему папе я не слишком нравлюсь.
— Правда?
— Клянусь.
— Откуда вы знаете?
— Ну… — Хоуп на мгновение задумалась. — Он не хотел, чтобы меня взяли на работу в центре, но Лидия настояла. А сегодня ему нужна была моя помощь, но он все равно не хотел брать меня с собой. Он часто хмурится, когда смотрит на меня. Это не слишком хорошие признаки, как думаешь?
— Да, — глубокомысленно согласился Далтон. — Особенно если он хмурится. Он это делает, только когда очень злится. Что вы ему такого сделали?
— Ничего, насколько я знаю.
— Вы знаете маму Холта?
— Нет. А кто это?
— Мама моего друга. Но мне она не нравится.
— Почему?
— Она постоянно говорит папе, что мне необходимо то, чего я не хочу.
— Например, овощи? — поинтересовалась Хоуп. Она чувствовала, что разговор идет о чем-то более серьезном, чем горох и морковка, но ей хотелось, чтобы Далтон поделился с ней только тем, чем хотел поделиться. Или в чем нуждался.
— Да. И еще другое, гораздо худшее.
Хоуп сдержала смешок, в голосе мальчика звучало столько драмы. Хотя его явно расстраивало вмешательство в его жизнь той женщины.
— И что же может быть хуже гороха? Шпинат?
— Нет. Миссис Райдер хочет, чтобы я плакал. Из-за домашнего задания. Можете в это поверить?
Хоуп отняла трубку от уха и посмотрела на нее. Она правильно расслышала?
— На самом деле нет. Не могу. С какой стати?
— Она считает, что я не плачу, потому что расту без матери.
— А тебе разве не хочется иметь мать? Временами?
— Нет, если она будет похожа на миссис Райдер.
— Понимаю. Но у миссис Райдер наверняка есть и хорошие качества.
— Нету. Она зачесывает волосы так, что ее голова похожа на огромный улей. — Мальчик сказал эти слова с явным отвращением, но за этим стояло что-то большее.
— А еще? — подтолкнула его Хоуп.
— Еще она всегда говорит, чтобы я жевал с закрытым ртом, не дает пачкаться и заправляет мне рубашку. Она считает, что я слишком грубо играю с Холтом и должен сидеть тихо, пока он занимается на фортепьяно. А еще она говорит папе то, что мне не нравится.
Хоуп стала рисовать круги на запотевшей стенке своего стакана.
— Ты уже упоминал об этом. Но не сказал, что именно она говорит твоему папе.
— Много всякого. И постоянно придумывает, что со мной что-то не так, — пожаловался мальчик.
Хоуп была заинтригована. Что может быть не так с этим милым и располагающим к себе мальчиком?
— На что она жалуется больше всего?
— На этой неделе?
— Да.
— Она говорит, что я не умею выражать свои эмоции.
— Отсюда и разговоры о плаче, да? — спросила Хоуп.
— Наверное.
— Хм… дай подумать. — Хоуп вытерла влажные пальцы салфеткой. — Далтон, сколько тебе лет?
— Десять.
Десять лет. Как Отем. Хоуп ощутила мучительную тоску в сердце, но постаралась не обращать внимания на боль.
— Я бы сказала, что ты уже достаточно взрослый.
— Для чего?
— Видишь ли, люди испытывают не только печаль, — ответила Хоуп. — Еще есть радость, гнев, разочарование и многие другие эмоции. Может, тебе стоит говорить, что именно ты испытываешь? Так ты покажешь, что можешь об этом разговаривать, и миссис Райдер уже будет обращаться к тебе самому, а не к твоему отцу.
— Правда? — спросил Далтон. — Я могу так сделать? И меня не будут ругать?
Хоуп подумала, каким строгим иногда может быть Паркер, и понадеялась, что не вводит его сына в заблуждение.
— Если ты будешь правильно себя вести, то нет. Если ты будешь к ней уважительно относиться, я думаю, она поймет, что ты гораздо способнее, чем ей кажется. — Уголком глаза Хоуп заметила, что Паркер пробирается между столиками, и поторопилась закончить разговор: — Ты мне кажешься очень умненьким. Ты ведь знаешь, как вести себя уважительно, правда?
— Знаю, — сказал мальчик.
— Отлично. Тогда попробуй.
— Ладно. Я поговорю с ней. — Далтон заколебался. — Как, вы сказали, вас зовут?
— Хоуп.
— Хоуп, хотите, я позвоню вам и расскажу, что у меня получилось?
— Если хочешь, позвони.
— А какой у вас номер?
Хоуп медленно продиктовала номер, улыбаясь его серьезности.
— Спасибо, — сказал Далтон, в его голосе звучало облегчение.
В этот момент к столику подошел Паркер и хмуро посмотрел на Хоуп:
— Кто звонит?
— Твой сын. Это твой папа, — сказала Хоуп в телефон и передала его Паркеру. — По-моему, он прелесть, — добавила она. — Ты можешь им гордиться.
Но Паркер почти не отреагировал на похвалу. Пробормотав краткое «спасибо», он отвернулся и заговорил с сыном.
— Кто, Хоуп? Нет, ты, наверное, не сможешь ее увидеть, — услышала она его слова. На мгновение Паркер замолчал, а потом еще сильнее понизил голос. Но Хоуп смогла разобрать его следующие слова: — Меня это не волнует, она просто моя коллега. Нет никаких причин вам встречаться, понятно? Я сказал — нет, и точка.
Паркер посмотрел на Хоуп так, словно боялся, что она может подслушать, и она вдруг обрадовалась, что не ответила на его недавние прикосновения. Ей нужно научиться чувствовать и перестать жить словно в полусвете. Но для этого надо сначала найти человека, для которого она что-то значит. Паркер Рейнольдс однозначно к таким не относился.
Взяв сумочку, она вышла из ресторана, чтобы дать ему столь желаемого личного пространства. Она без него обойдется. Может, десять лет назад он и был ей другом, но сейчас определенно нет.
