Глава 16
Как известно, II съезд партии намечался на июль 1903 г.; но пока суд да дело, так называемые «передовые люди планеты» все делили власть и влияние друг на друга, своих сотоварищей и на представителей разных партий и группировок. Перетягивание каната бионегативными людьми с комплексом власти будет проходить еще многие годы…
В 1902 г. один из «передовых» — Дейч — задумал провести съезд в Швейцарии, и его поддержали в этом начинании Плеханов и Аксельрод. «Насчет «съезда» в Швейцарии вообще какая-то проклятая путаница выходит, — писал Ильич Крупской из Парижа в июле того года. — Кто это прежде всего придумал съезд? Не мы. Это сочинил, вероятно, Б. Н., которого надо посерьезнее пробрать…; если еще не сделала этого, то, пожалуйста, пробери хорошенько. Я бы думал сам, но тебе, кажется, лучше, а то уж я очень сердит… он неясно себе представляет, из кого, для чего и как будет этот «съезд»…» Разве мог Владимир Ильич представить себе, что еще кто-то претендует на первенство, и что кому-то дадут шанс попробовать выбиться в лидеры? И тут же, возмущаясь, он дает поручение Надежде Константиновне пробрать хорошенько, написав очередную статью от его имени, а то он… сердит; Ильич знает, что Наденька прекрасно справится, на то она и лидер в их революционной ячейке двух совершенно непохожих личностей.
Упорствовали в своем перетягивании каната лидерства и бундовцы; в июне 1903 г. на своем V съезде Бунд принял специальный устав, определяющий взаимоотношения с РСДРП. «В уставе говорилось, что Бунд есть организация еврейского пролетариата, не ограниченная в своей деятельности какими-либо районными рамками; что Бунд входит в РСДРП как единственный представитель еврейского пролетариата; что РСДРП должна быть построена на принципе федерации двух частей — Бунда и всех остальных нееврейских организаций…» (Сб. «Ленинская «Искра», с. 305). На что В. Ульянов разразился бранью, будто бундовцы «превращают в ничто великий завет (выделено мной. — Авт.) сближения и единения всех пролетариев всех наций, всех рас, всех языков». «Вопрос о месте Бунда в партии, поставленный вторым пунктом повестки дня, занял пять заседаний съезда» (там же, с. 306); всего заседаний было 37.
А теперь заглянем в воспоминания главной героини нашей книги. «Первоначально съезд предполагалось устроить в Брюсселе, там и проходили первые заседания». Живущий в городе старый плехановец Кольцов должен был устроить дело; но «после того как к нему пришло штуки четыре россиян» (выделено мной. — Авт.; так куражится женщина-загадка, очень грамотная и высокообразованная над и не русскими, и не людьми, а… штуками, предметами, исполнителями чужой воли), квартирная хозяйка пригрозила выгнать жильцов, и тогда всех делегатов отправили «в социалистическую гостиницу «Золотой петух» (так она, кажись, называлась)» (и вновь кураж Крупской, невероятное уничижение и в этом «кажись», и в этом адресе «Золотой петух» — очередном местном «вертепе», где собиралась публика нетрадиционной сексуальной ориентации, как сказали бы сегодня).
Уверена, приводимые воспоминания о подготовке и проведении II съезда партии — одни из самых любопытных, оставленных нам этой потрясающей женщиной.
«Делегаты шумным лагерем расположились в этом «Золотом петухе», а Гусев, хватив рюмочку коньяку, таким могучим голосом пел по вечерам оперные партии, что под окнами отеля собиралась толпа (Владимир Ильич любил… особенно «Нас венчали не в церкви»)…». Как вам подобные откровения? — и вновь ребус: «Нас венчали не в церкви», — да вовсе не венчали в сакральном смысле этого великого таинства, а так, отмазку делали…; эх, неплохо проходили съезды под шумок да рюмочку коньяку.
«На съезде было 43 делегата с решающим голосом и 14 с совещательным… на I съезде в 1898 г. было всего 9 человек…»; «Плеханов на съезде также чувствовал близость к Ленину. Отвечая Акимову, ярому рабочедельцу, жаждавшему посеять рознь между Плехановым и Лениным, Плеханов шутя говорил: «У Наполеона была страстишка разводить своих маршалов с их женами; иные маршалы уступали ему, хотя и любили своих жен. Тов. Акимов в этом отношении похож на Наполеона — он во что бы то ни стало хочет развести меня с Лениным. Но я проявлю больше характера, чем наполеоновские маршалы; я не стану разводиться с Лениным (выделено мной. — Авт.) и надеюсь — и он не намерен со мной». Владимир Ильич смеялся и отрицательно качал головой». Ай да Наденька, ай да молодец! — вот ведь дала диалог двух не-мужчин! И в самом деле, разве истинные Мужчины приведут подобное сравнение: мы как муж и жена, мы не разведемся ни за что на свете!
Итак, «на первый план выдвинулись вопросы колоссальной принципиальной важности — вопрос о месте Бунда в партии и вопрос о программе», — четко свидетельствует Н. Крупская. Прения шли очень бурно. Бундовцы пытались доказывать, что «еврейский пролетариат есть пролетариат целой национальности, занимающей особое положение»; «свои националистические позиции Бунд пытался обосновать, исходя из идеи еврейской нации. В.И. Ленин указывал, что этот последний их довод — сионистская идея — является ложным и реакционным по своей сущности. Евреи при капитализме не составляют нации, так как не имеют территорию и общего национального языка. Экономически они связаны с теми народами, среди которых живут… Во всей Европе падение средневековья и развитие политической свободы шло рука об руку с эмансипацией евреев, переходом их от жаргона к языку того народа, среди которого они живут, и вообще несомненным прогрессом их ассимиляции с окружающим населением… освободительное движение евреев гораздо глубже и гораздо шире в России, благодаря пробуждению геройского самосознания среди еврейского пролетариата… В.И. Ленин далее указывал, что реакционные силы всей Европы и особенно в России ополчаются против ассимиляции еврейства, и стараются закрепить его обособленность… Идея еврейской «национальности» носит явно реакционный характер не только у последовательных ее сторонников — сионистов… В задачу социал-демократии входит поддержка всего того, что способствует устранению еврейской обособленности и воспитывает массы в духе пролетарского интернационализма. А Бунд, стоя на реакционных сионистских позициях, всячески противодействовал этому единственно возможному решению еврейского вопроса…» (Сб. «Ленинская «Искра», с. 310–312). «Евреи составляли около половины так называемых революционеров и подавляющую часть руководителей разных подрывных антирусских организаций», — утверждает пользующийся ныне непререкаемым авторитетом автор многочисленных книг профессор Олег Платонов (Покушение на русское царство. М., 2004, с. 145). Да, как глупы были бундовцы в своем желании отъединиться от остальных и не уразумевшие, что готовившаяся революция — и есть исполнение многих вопросов, в том числе и «единственно возможного решения еврейского вопроса». И борьба эта направлялась из штаба мировой революции — Ордена, где просчитывались все ходы и их последствия на десятилетия и даже на столетия вперед.
«Тем временем пришлось перебраться в Лондон. Брюссельская полиция стала придираться к делегатам и выслала даже Землячку и еще кого-то. Тогда снялись все… Продолжал обсуждаться вопрос о Бунде… Над съездом постепенно начали скопляться тучи. Предстоял выбор тройки в ЦК»; а вот появились и «тройки», которые вскоре войдут в жизнь советского народа как неотъемлемый атрибут власти, патологически ненавидящей народ.
«Основного ядра ЦК не было еще налицо»; однако «несомненными кандидатурами» Н. Крупская называет: Клэр (он же Клер, — Кржижановский), Курц (Ленгник) — их на съезде не было; среди присутствующих: Жак (Штейн-Александрова), Фомин (Крохмаль), Штерн (Костя; наст. Роза Гальберштадт), Попов (Розанов), Егоров (Левин). Ну и чего, спрашивается, Бунду отделяться, когда вокруг — все их товарищи? «Все это кандидаты на два места в цекистскую тройку. Кроме того, все знали друг друга не только как партийных работников, но знали и личную жизнь друг друга. Тут была целая сеть личных симпатий и антипатий».
«Владимир Ильич выступал на съезде резко. В своей брошюре «Шаг вперед, два шага назад» он писал: «Не могу не вспомнить по этому поводу одного разговора моего на съезде с кем-то из делегатов «центра» (И что это за «центр», КТО им руководил?! — Авт.). «Какая тяжелая атмосфера царит у вас на съезде! — жаловался он мне. — Это ожесточенная борьба, это агитация друг против друга… это нетоварищеские отношения!..»
Н.К. Крупская сетует: «В Лондоне же он дошел до точки: совершенно перестал спать, волновался ужасно…бешено выступал Владимир Ильич в прениях… А между тем съезд распадался явным образом на две части. Многим казалось, что во всем виноваты нетактичность Плеханова, «бешенство» и «честолюбие» Ленина, шпильки Павловича, несправедливое отношение к Засулич и Аксельроду, — и они примыкали к обиженным… В их числе был и Троцкий, превратившийся в ярого противника Ленина. А суть была в том, что товарищи, группировавшиеся около Ленина, гораздо серьезнее относились к принципам, хотели во что бы то ни стало осуществить их, пропитать ими всю практическую работу; другая же группа была более обывательски настроена, склонна была к компромиссам, к принципиальным уступкам, более взирала на лица.
Борьба во время выборов носила крайне острый характер. Осталась в памяти пара предвыборных сценок. Аксельрод корит Баумана (Сорокина) за недостаток якобы нравственного чутья, поминает какую-то ссыльную историю, сплетню. Бауман молчит, и слезы у него на глазах.
И другая сценка. Дейч что-то сердито выговаривает Глебову (Носкову), тот поднимает голову и, блеснув загоревшимися глазами, с досадой говорит: «Помолчали бы вы уж в тряпочку, папаша!»
Съезд кончился. В ЦК выбрали Глебова, Клэра и Курца, причем из 44 решающих голосов 20 воздержались от голосования; в ЦО выбрали Плеханова, Ленина и Мартова. Мартов от участия в редакции отказался. Раскол был налицо» (Сб. «Революционерки России», М., 1983; ст. «Н. К. Крупская. Второй съезд», с. 5–11, выборочно). Все выделения жирным шрифтом сделаны для того, чтобы читатель обратил внимание на поведение «передовых членов мирового сообщества», — как они себя представляли. Такое неадекватное поведение с оскорблениями присуще людям определенного толка. А значит, Крупская и в самом деле впоследствии давала нам понять кто же такие эти люди, пришедшие на смену царской семье… Тишайший гадючий норов оказался у этой надежи-Надежды партии!
Ведь пока все грызлись и поносили друг друга на чем свет стоит, пока разводили старые личные сплетни, она прилежно работала. Так не эту ли свою добровольно-рабскую работу припомнит она им, когда напишет о них столь неприглядно?
«На долю Надежды Константиновны и здесь досталась организационная работа… запись докладов и выступлений передавалась в президиум, и Надежда Константиновна вечерами вычитывала, проверяла записи. При этом ей приходилось общаться с представителями разных группировок. Только ее энергия, выдержка, такт и личный авторитет позволяли составить подробнейший исторический документ — протоколы II съезда партии» (Л. Кунецкая, К. Маш-такова, с. 113). «Съезд кончился, звучали последние речи… Надежда Константиновна уже складывала свои записи… «Скорее, Надежда Константиновна, скорее, иначе худо будет. Берг сейчас изобьет NN» (там же, с. 115) Как видим, дискуссий показалось мало, могла состояться и мерзопакостная потасовка: некий революционер Берг собрался бить А.В. Шотмана, 23 лет от роду.
А вот любопытные воспоминания о нюансах пребывания в Лондоне советского литклассика Максима Горького: «Обедали небольшой компанией всегда в одном и том же маленьком, дешевом ресторане (веры в это ИХ нарочитое: маленькое и дешевое — нет и быть не может! — Авт). Я заметил, что Владимир Ильич ест очень мало: яичницу из двух-трех яиц, небольшой кусочек ветчины, выпивает кружку густого, темного пива. По всему видно, что к себе он относится небрежно, и поражала меня его удивительная заботливость…
Пришел в гостиницу, где я остановился, и вижу: озабоченно щупает постель.
— Что вы делаете?
— Смотрю — не сырые ли простыни…» (М. Горький. Собрание сочинений в 30 томах. Т. 17, М., 1952, с. 15). Согласитесь, пиво с ветчиной — не такая уж плохая забота о себе, любимом; а вот зайти в номер «товарища» щупать простыни, это… сами понимаете, что может за этим скрываться. Ах, да, вот еще из его воспоминаний для советских болванов: «В Лондоне выдался свободный вечер, пошли небольшой компанией в «мюзик-холл» — демократический театрик» (выделено мной. — Авт.; там же, с. 16).
«Перед отъездом из Лондона большевистская фракция поехала на Хайгетское кладбище, на могилу Маркса… Владимир Ильич нарочно посоветовал товарищам спросить у сторожей дорогу, но те ответили, что не знают, где похоронены известные люди, могилы которых часто посещаются… Делегаты исторического съезда в торжественном молчании стояли вокруг старой мраморной плиты, под которой был похоронен Карл Маркс, его жена Жени Маркс, маленький внук и верный, неизменный друг семьи Елена Демут» (там же, с. 116). Как видим из приведенного отрывка, местные сторожа вовсе и не знали, где расположена «братская» могила «апостолов коммунизма», да и незачем это было им знать.
«Усиленная работа в Интернационале и еще более усиленные теоретические занятия окончательно подорвали здоровье Маркса… 2 декабря 1881 умерла его жена, 14 марта 1883 Маркс тихо заснул навеки в своем кресле. Он похоронен вместе со своей женой и преданной служанкой, почти членом семьи, Еленой Демут…» (Литературная энциклопедия. М., 1932, т. 6, раздел 819–820). Однако ни в этих, ни в других советских энциклопедиях вы не найдете, что Карл Маркс — это Мардохей Леви, не расскажут вам и то, что сожительница Фридриха Энгельса (сожительствующего, в свою очередь, с Карлом Марксом) — преданная служанка, почти член семьи Елена Демут родила от Карла Маркса сына, которого усыновил Ф. Энгельс. Тут вообще интимный расклад прямо-таки немыслимый. «Настоящая правда всегда неправдоподобна», — говаривал еще Федор Достоевский.
Марксизм — приговор мировой цивилизации. И делегаты II съезда партии пришли почтить своего великого Учителя, покоящегося рядом с униженными и оскорбленными добровольными рабынями.
