Глава 2

В 1915 году ей удалось один-единственный раз побывать в России, и Санкт-Петербург поразил ее до глубины души. В подарок она везла статуэтку из собрания редчайших находок, обнаруженных в древнейшем захоронении, затерянном среди террасированных полей забытой ныне столицы древних инков Куско.

– Я не знал, что вам довелось побывать в Перу.

– Да, я была там в… – тут Софья поправилась и твердо сказала: – …несколько лет назад.

Царь Николай пришел в восторг от подарка. Он крутил статуэтку в руках так и этак, не в силах оторвать взгляд от затейливого золотого Орнамента. Александра сидела справа от него, поигрывая ниткой висевших у нее на шее великолепных жемчугов. До прихода Софьи рядом с августейшей четой находились Татьяна, и Алексей, но стоило появиться красивой гостье, как их тут же увели в детскую.

Софья воочию увидела то, что давно было достоянием сплетен: царь с большим удовольствием занимался делами семьи, чем своей огромной империи. Он был настоящим семьянином. Частенько, когда Николай с Александрой обменивались шутками, выяснялось, что их истинный смысл был ведом только им двоим, – прочие же в этот царственный дуэт не допускались.

– Надеюсь, вы отобедаете с нами сегодня вечером? – спросил царь, поглядывая то на Софью, то на жену.

Софья, в свою очередь, посмотрела на Александру, которая улыбнулась ей в ответ, но промолчала.

Утром следующего дня Софья стояла у открытого окна и любовалась видом просыпающегося Петербурга. Ею владели удивительно противоречивые чувства: радость и отчаяние одновременно захлестнули ее сердце. Предыдущий вечер открыл ей массу ранее неизвестного: августейшее семейство оказалось для нее недосягаемым – настолько сильно этик двух человек связывали узы любви, кровного родства и этикета. Она ощущала сильнейшую зависть и жалость к себе – у царственной четы имелось все, о чем ей приходилось только мечтать, у нее же – после долгих и бесплодных поисков – на сердце осталась лишь пустота, да еше, пожалуй, тяжесть и боль.

Ветер становился все более прохладным и слегка покусывал ее кожу. Она подняла взгляд к небу и увидела, как в вышине смешивались багровые, жемчужные и грязно-серые облака. Она вытянула в открытое окно руку и некоторое время наблюдала, как в темноте под серебристыми каплями холодного дождя отсвечивает кожа.

Рейчел Кейтс внезапно проснулась. Хотя глаза у нее уже были открыты, она не сразу смогла разглядеть окружающее – веки слегка припухли от слез.

В спальне Рейчел были высокие потолки и высокие «французские» узорчатые двери с окошками, открывавшимися на балкон первого этажа. В душныe ночи она всегда держала их распахнутыми, и тогда даже самый легкий ветерок колыхал кремовые шторы. Но в эту ночь драпировки были словно высечены из камня. С улицы доносились приглушенные звуки ночного города, изнемогавшего от непривычной жары. За окном то и дело раздавались сирены полицейских машин, и голубоватый отсвет мигалок отражался на стенах, образуя на них призрачный узор. Временами на улице раздавался крик пьяного или надсадно визжали тормоза, что также мешало заснуть.

Обнаженная, она лежала на кровати и смотрела в потолок. На маленьком круглом столике рядом с кроватью стояла высокая ваза с белыми лилиями – их большие мерцающие в темноте головки грустно поникли на тонких стеблях. Ее платье лежало на полу, отсвечивая голубизной. Тяжелое золотое ожерелье она оставила на толстой мраморной плите, которая со всех сторон окружала ванну.

Ее взволновал сон. Он был столь ярок, столь очевиден, что его, казалось, можно было потрогать. В нем все было логичным и ясным от начала до конца. Это была самая настоящая «виртуальная реальность», но реальная не в меньшей степени, чем жизнь.

Она уселась на постели и смахнула слезы рукой. Как хороши были лилии в предрассветном сумраке! Утро только начиналось, но в лондонском воздухе уже ощущался горьковатый привкус жары. Этот город был явно не создан для такой погоды. Она вздохнула и сразу же ощутила печаль, лежавшую на сердце свинцовым грузом.

Чего она, спрашивается, ждет? По ее мнению, она и так ждала слишком долго и проявила куда больше сдержанности, чем следовало. Но время действовать настало. Ожидания оказались напрасными.

Рейчел вскочила с кровати и подошла к окну. Появление фиолетовых полос на темном небе говорило о близком рассвете. Гладкая поверхность стекла приятно холодила ладони. Одинокое такси кружило вокруг развязки на Леннокс-гарденс в поисках случайного пассажира. Высоко в небе проплывали сигнальные огоньки самолета, передвигавшиеся по начинавшему розоветь небосклону в сторону аэропорта Хитроу. Когда пассажиры покинут здание аэровокзала и выйдут на улицу, будет уже совсем светло.

Она решительно мотнула головой, словно подтверждая тем самым свое стремление начать действовать. Теперь всякое промедление становилось бессмысленным и даже гибельным.

Ночь любви между Робертом Старком и Лаурой Кейлор оказалась поразительным откровением для обоих. Он проводил пальцем по ее коже, прокладывая дорожку среди крохотных капелек пота. Другие, более крупные капли причудливым узором покрывали их обнаженные тела, скапливаясь малюсенькими лужицами в малейших углублениях их тел. В комнату Роберта, расположенную в подвальном помещении, постепенно проникал дымный свет утра. Роберт лежал на спине и смотрел вверх на Лауру. Она вздохнула. Ее знаменитые волосы цвета меди были отброшены за спину и в странном полусвете утра имели скорее кровавый, нежели медный оттенок. Их тела были влажны и горели.

Они только что оторвались друг от друга и упали во влажные простыни со слабой надеждой, что появится хотя бы легкий ветерок, который охладит их разгоряченную плоть. Но их пальцы все еще продолжали действовать – они соприкасались и переплетались, словно приветствуя друг друга.

– Терпеть не могу жару, – сказала она и, вздохнув, прикурила сигарету. Затем встала и подошла к окну, из которого струился слабый предутренний свет. – Вот и говори после этого, что Лондон – холодный, мрачный и сырой город. Сейчас он больше напоминает Флориду.

– За исключением того, что во Флориде свежий воздух.

Мимо чуть слышно прошуршала машина.

– У меня все тело щиплет, – сказала Лаура.

– Что ж, я старался.

Она щелчком сбросила пепел за окно и повернулась к нему, ухмыляясь во весь рот:

– Что верно, то верно, Роберт.

Затем она прошла к магнитофону, порылась в кассетах и поставила «Нью-Йорк» Лу Рида.

– Как ты думаешь, что произойдет, если кто-нибудь из нас влюбится? – поинтересовалась она.

– Друг в друга?

– Возможно. Или в кого-нибудь другого.

Роберт покачал головой и вопросительно на нее посмотрел:

– Я не слишком хорошо понимаю твой вопрос.

– Я хочу сказать, будем ли мы тогда жалеть о том, что делали сейчас?

– Про себя могу сказать, что я ни о чем жалеть не стану.

Она ткнула в его сторону пальцем.

– Ты не можешь об этом знать. Это тебе сейчас так кажется.

Роберт взглянул на их одежду, разбросанную в беспорядке на полу. Интересное дело, их вещи переплелись между собой, как недавно переплетались их тела, когда Роберт и Лаура разделись и легли в постель.

Лаура докурила и вернулась к кровати, после чего расположилась рядом с Робертом. Сначала она поцеловала его в плечо, затем – в шею и лишь потом – в губы.

– Итак, – промурлыкала она, хитро улыбаясь, – готов ли ты к тому, что я задумала?

– Это зависит от того, что именно ты задумала! Впрочем, если со мной хорошо обращаться, я думаю, у меня получится.

– Я буду очень хорошо с тобой обращаться. Обещаю, – заверила его девушка. – Только хочу тебе напомнить старую истину: если орган не болит, значит, он не действует:

– Никогда не разделял мнение о том, что «без труда не вынешь и рыбку из пруда».

– А теперь придется.

Потом она задремала. Он прикрыл ее нагое тело тонкой простыней и принялся поглаживать его. Иногда, когда они с Лаурой шли по улице, Роберту нравилось наблюдать, как мужчины реагируют на его возлюбленную. Некоторые из них прямо-таки прилипали глазами к ее фигуре, а некоторые просто застывали на месте, открыв рот. Женщины в ее присутствии наливались ревностью и злобой, но Лауру, казалось, именно это забавляло более всего. Она ничуть не походила на милых жеманниц, заботившихся о своих диетах и поломанных ноготках, а скорее напоминала роскошную шлюху, особенно если хотела подчеркнуть свою привлекательность.

Когда Роберт проснулся, было начало седьмого. Жара в комнате стала еще сильнее, и было понятно, что термометр в это утро показывает гораздо более высокую температуру, чем обычно. Он отправился на кухню, приготовил себе чашку кофе и вернулся в спальню в тот самый момент, когда зазвонил будильник.

– О Боже, Роберт, выключи его! Поскорее!

Он потянулся к часам, но так неудачно, что задел их рукой и сбил с прикроватного столика на пол. Звон будильника дребезжащим эхом разнесся по комнате.

– Прошу тебя, Роберт, выключи его, выключи! – закричала девушка и спрятала голову под подушку.

Роберту наконец удалось нажать на кнопку. Девушка высунула голову из-под подушки и отчаянно замигала, встретившись с утренним светом, уже вовсю заливавшим спальню.

– Я ужасно себя чувствую, – сказала она со стоном и зевнула. – Сегодня я буду выглядеть, как самая настоящая потаскуха!

– Так и будет, принимая во внимание, что всю ночь ты вела себя самым развратным образом.

– Роберт Старк! – возмущенно закричала она и запустила в молодого человека подушкой. – Как ты смеешь! В следующий раз, если ты меня выведешь из себя, я тебе кое-что отрежу!

– У меня такое ощущение, что ты уже сделала это.

– Я хочу кофе.

– Сейчас принесу тебе чашечку.

Роберт хозяйничал на кухне, когда там появилась Лаура в одной из его рубашек, надетой прямо на голое тело. Девушка потягивалась и пыталась привести в порядок свои пышные волосы. Она уселась за стол, придвинула к себе чашечку с ароматным кофе, который уже приготовил для нее Роберт, и спросила:

– Слушай, мы и в самом деле вели себя ночью аморально?

– И это ты меня спрашиваешь? И в такое время? Откуда, скажи на милость, мне знать? Да и почему я, черт возьми, должен об этом думать?

Лауре нравилась игра, в которую они играли с Робертом. Джек Кларк как-то заметил, что по отношению к Роберту она ведет себя скорее как мужчина нежели женщина, но что с того? Джек настолько уверовал в свою теорию, что разубеждать его было бы просто неразумно. Что же касается ее якобы мужеподобного поведения, то если бы Джек сказал, что она ведет себя, как робот, – ей и на это было бы наплевать. Главное, чтобы ей было приятно. А если она ведет себя не совсем как то подобает женщине, – что ж, значит, так тому и быть.

Роберт жил в многоквартирном доме, находившемся в северной части квартала Леннокс-гарденс у церкви святого Колумба. Поскольку в доме имелись всего четыре приличные квартиры, швейцар в галунах при входе, естественно, не стоял, зато роль консьержа вполне сносно выполнял Роберт. За это он получал небольшую зарплату, а также бесплатное жилье в подвале здания. Все свободное время, которого у него было в избытке, он посвящал написанию бесконечного романа. Рукопись эта напоминала линию горизонта: независимо от того, какими темпами он продвигался к концу произведения, финал по-прежнему оставался недосягаемым.

Квартиру над Робертом – на первом этаже, самую маленькую в доме, но довольно просторную по лондонским стандартам – занимали Годфри и Мэри Пик. Глава семьи, мистер Годфри Пик, в свое время – когда банковским делом еще заведовали джентльмены, – служил в коммерческом банке. Квартира на втором этаже – самая лучшая и просторная в доме – принадлежала Рейчел Кейтс. В качестве консьержа Роберт, разумеется, поднимался к ней, но никогда не проникал в ее апартаменты дальше прихожей. Уединенная и, пожалуй, скрытная жизнь мисс Кейтс возбуждала многочисленные сплетни и слухи.

Над мисс Кейтс проживал Лоренцо. Вернон Лоренцо был урожденным ньюйоркцем, который работал в лондонском филиале своего банка. Роберт знал, что ему тридцать девять лет; поскольку Кэсси, жена Вернона, на удивление хорошо выглядящая, постоянно твердила о том, что ее муж озабочен предстоящим юбилеем, посвященным круглой дате.

– Вернон прямо-таки лишился сна, не говоря уже о том, что у него начали выпадать волосы, – и все по причине этого юбилея, – имела обыкновение говорить она.

У Вернона и Кэсси Лоренцо имелись двое детей и собака. Кевину было десять, а Мелиссе – восемь. Мопс звался Никсоном.

На самом верху жили Чарльз и Агата Сэндберг. Они любили сидеть в своей обширной гостиной и глазеть вниз, на район частных садов, из которых состоял центр квартала Леннокс-гарденс. Для того чтобы выяснить, кто именно сидит на скамейках или прогуливается по дорожкам парка, Агата Сэндберг частенько брала бинокль. Если бы сторонний наблюдатель глянул вниз из квартиры Сэндбергов, он бы наверняка отметил, что многочисленные автомобили, поставленные радиаторами к ограждению парка, напоминают яркие металлические лепестки, расходящиеся веером от ярко-зеленой сердцевины.

Вернон Лоренцо вышел из дому и сразу погрузился во влажную атмосферу жаркого утра. Он с удовольствием глубоко вдохнул – можно было подумать, что находишься в самом центре какого-нибудь альпийского лужка. На нем был идеально сидевший новенький костюм. Судя по всему, своему портному хлопот он почти не доставлял, поскольку всегда находился в отличной форме благодаря бегу и теннису, не говоря уже об игре в футбол и плавании. Кэсси кормила его почти исключительно зеленой фасолью и йогуртами, которые он запивал свежими фруктовыми соками.

Волосы мистера Лоренцо отливали иссиня-черным цветом, и, по мнению Роберта, с ними у американца было все в порядке, что бы там ни говорила Кэсси. По поводу предстоящего сорокалетия тоже волноваться не приходилось, потому что по виду Лоренцо можно было дать не более тридцати. Рубашка его обладала стойким иммунитетом ко всякого рода складкам и морщинкам, а ворот ее украшал синий галстук в мелкий белый горошек. Галстук был прикреплен к сорочке золотой булавкой. Он повернулся к Роберту, который усердно драил латунную панель переговорного устройства, и лаконично спросил:

– Доволен?

– Что вы сказали?

Лоренцо подмигнул ему.

– Какого черта вы здесь делаете, Старк? Почему не найдете себе более приличной работы? Разве вы не знаете, что люди больше не читают книг? Они смотрят кино и принимают наркотики. Так-то.

С этими словами он прошел мимо. Роберт заслонил глаза от солнца ладонью и проследил, как тот усаживался в автомобиль, принадлежавший его учреждению. Лоренцо никогда не упускал возможности указать Роберту на его место, и тот никак не мог понять, зачем он это делает.

Дурной сон все еще преследовал Рейчел, оставив после себя неприятный осадок, подобный тому, как остается запах после подгоревшего тоста. Привидевшееся по-прежнему волновало ее и наполняло душу печалью, хотя она изо всех сил пыталась отделаться от этого ощущения и сосредоточиться на чем-нибудь другом.

Она приняла ванну и, не вытираясь, проследовала на кухню. Здесь было удивительно чисто и просторно. Она включила телевизор и сразу же наткнулась на прогноз погоды. Комментатор с торжественным видом пророчил засуху. С минуту послушав, она прошла в гостиную и остановилась у открытого окна. Уже сейчас Лондон умирал от духоты и жары: отовсюду доносился запах гнили. Под низким, внушающим страх слоем грязно-желтого тумана едва передвигались измученные непривычно долгой жарой, задыхающиеся и обливающиеся потом люди. Небо во всем его величии и чистоте все еще существовало, но только не для несчастных лондонцев. Что же касалось дождя…

Рейчел позволила себе улыбнуться по поводу болтовни комментатора о засухе. Для нее это слово прежде всего ассоциировалось с бедствиями библейского масштаба, происходившими обыкновенно в обнищавших африканских странах, пораженных эпидемиями. Оно не имело ничего общего с ограничениями, налагавшимися властями Кента на полив лужаек.

Когда Рейчел наконец обсохла, она натянула на себя зеленое обтягивающее платье и вышла на улицу. Ее плеч тут же коснулись обжигающие лучи: солнце изо всех сил пыталось пробиться сквозь слой грязного смога, висевшего в воздухе.

В этот момент из дома вышел Роберт с множеством черных пластиковых пакетов для мусора, набитых доверху. Рейчел проследила за тем, как он бросил свою ношу на тротуар рядом с другими мешками, подготовленными для мусорной машины.

– Мерзкая работка, – неожиданно произнесла она, чем несказанно удивила юношу.

Он резко повернулся и увидел Рейчел, стоявшую неподалеку. Роберт выжидательно промолчал и непроизвольно смахнул пот со лба тыльной стороной ладони.

Потом, чтобы сказать хоть что-нибудь, а не стоять истуканом, он заговорил об уборке мусора:

– Мерзко будет потом, когда эти мешки перестанут вывозить. Дело в том, что мусорщики грозят забастовкой. Может быть, мусоровоз подъедет сегодня в последний раз, а затем – перерыв на неопределенное время.

– Черт бы побрал этот город! – воскликнула Рейчел.

Вой сирен не смолкал ни на минуту. Это сигналили автомобили, имевшие право на внеочередной проезд по запруженным улицам. Роберт изнемогал от жары и духоты и с завистью взирал на жиличку со второго этажа, которая, судя по всему, в этом пекле чувствовала себя вполне комфортно. Заодно он обратил внимание, насколько рельефно выделялись ее формы под обтягивающим платьем, и из скромности отвел взгляд.

– У вас все нормально, мисс Кейтс?

– Что вы имеете в виду?

Роберт кашлянул.

– Вы хорошо устроились в нашем доме?

– Да, спасибо, отлично. А вы?

Роберт нахмурился и переспросил:

– Извините?

– А как вы устроены? Как живете?

Роберт застенчиво улыбнулся и на всякий случай неопределенно кивнул.

– Я имела в виду вашу писанину, – объяснила свой вопрос Рейчел.

– А откуда вы узнали, что я что-то пишу?

– Слухами земля полнится.

Подобный обмен любезностями выходил за рамки обычных отношений между жильцами. Рейчел считалась холодной и необщительной эгоисткой. Никому из жильцов до сих пор не удалось вовлечь ее в беседу. Многие расценили бы как большое достижение, если бы им удалось добиться от нее обыкновенного «здравствуйте».

– Ну так как продвигается ваша работа?

– Хорошо.

– В самом деле?

Роберт снова улыбнулся и затряс головой.

– Признаться, ничего у меня не выходит. Я хочу сказать, что до завершения еще далеко. Но так, знаете ли, часто бывает у писателей.

– Представления не имею, как это бывает, – призналась она. – Ну и зачем вам все это?

Роберт не понимал, к чему она клонит.

– Так чего вы хотите – славы или денег? – спросила она.

– И слава, и деньги устроили бы меня как нельзя лучше, хотя, боюсь, ни то, ни другое мне не светит. Но я, честно говоря, всегда стремился к…

Тут он смутился и замолчал.

– Стремился к чему? – потребовала она ответа.

– Трудно сказать. Ну, к примеру, хотел сделать себе имя, заработать определенную репутацию, если хотите.

– Понятно. Иначе говоря, хотите урвать небольшой кусочек бессмертия?

– Точно.

Пока они беседовали, Роберт пытался представить себе, как Рейчел заполняет свое существование, устраивая благотворительные балы и лотереи ради каких-нибудь несчастненьких, но у него ничего не вышло – облик жилички не соответствовал всему этому. В таком случае, как проводит свой бесконечный досуг эта богачка? Развлекается с целой армией любовников? А может, просто-напросто день и ночь шляется по магазинам? Неужели ее религия – модные тряпки? Роберт, надо сказать, очень в этом сомневался.

– А что вы поделываете? – неожиданно спросил он, втайне надеясь, что его вопрос не обидит собеседницу.

Она позволила себе улыбнуться наивности молодого человека, и ее улыбка заставила его покраснеть. Тем не менее он продолжал смотреть на нее в упор, пытаясь определить ее возраст. В самом деле, сколько ей? Двадцать пять? Тридцать? Странно, но ее лицо, казалось, будет вечно юным. Можно было с легкостью представить, что, когда Рейчел станет пятьдесят, ей вряд ли будут давать больше сорока.

– Зачем вам это знать, Роберт? Вы ведь не станете возражать, если я буду называть вас Робертом?

– Нет, конечно. А что касается моего вопроса, то мне просто любопытно.

– Не думаю, что все так просто, – сказала она.

– Не понял? – в недоумении замигал он.

– Только не изображайте из себя простачка. Вы думаете, я не знаю, что болтают за моей спиной? Не понимаю, что все вы играете в угадайку?

Роберт пожал плечами.

– Как я уже сказал, мне было просто любопытно.

– Еще бы! – воскликнула она с хитрой улыбкой. – Но только я вам ничего не скажу. Попробуйте догадаться сами!