Глава 21
Чтобы представить себе все эти слои лавы, изобилущие странными формами, требуется некоторая доля воображения. Пожалуй, больше всего это напоминает допотопных чудовищ, воссозданных в Стеклянном Дворце для нашего просвещения: гигантские ящеры и чудовищные каракатицы.
Мимм С.Ф. Гордон-Каминг «Огненные фонтаны», 1883 год
Стоя в офисе астронома и освещая фонариком черную дыру в стене, Корди скомандовала:
– Ну все, пора раздеваться.
– Забудьте про это. – Уж такого издевательства Байрон Трамбо никак не мог допустить. Корди, устало вздохнув, подняла пистолет:
– Куда вы предпочитаете? В бедро или в плечо? В любом случае идти вы сможете.
Чертыхнувшись, Трамбо принялся расстегивать рубашку. Пока он раздевался, ему на память пришли все ругательства, которые он знал. Наконец он остался в одних носках. Корди, оставившая себе только сумку и фонарик, продолжала целиться в него из пистолета.
– Ну и что теперь? Вы меня изнасилуете?
– Слушайте, я недавно ела. Вы что, хотите, чтобы меня стошнило? Снимайте носки.
– Я порежу ноги. Корди пожала плечами:
– Духи не носят носков, значит, и мы не должны. Снимайте.
Трамбо, стиснув зубы, стянул с ног носки.
– А плетеные сумки они носят?
– Плевать. Не могу же я оставить тетин дневник.
– Чей дневник?
– Ничей. Начинайте намазываться. Думаю, лучше начать с чеснока.
Следующие несколько минут добавили кое-что новое к жизненному опыту Байрона Трамбо. Под дулом пистолета он намазался чесночным соусом, потом перешел к анчоусному паштету.
– Теперь сыр, – скомандовала Корди, морщась от невыносимого зловония.
– Твою мать. – Трамбо начал крошить сыр. – Он не мажется.
– Намажется, если помогу вот этим. – Она опять подняла пистолет.
Трамбо размазал лимбургер по волосатой груди. Крошки застряли у него в подмышках и в паху.
– Отлично. – Корди намазалась остатками сыра.
Трамбо старался не смотреть на нее. С тех пор как он сделал первый миллион, все его женщины были молоды и красивы. Теперь ее маленькие груди, отвисший живот и складки жира на бедрах напомнили ему о его матери, о смерти и о всех других вещах, которые он старался забыть. Внезапно ему захотелось плакать.
– Теперь мармит, – сказала Корди. – Натрите им волосы и лицо.
Открыв банку, Трамбо едва не лишился всего, что он съел на банкете. Отвратительный запах смешался с уже исходящими от него ароматами.
– Поблюйте, если хотите, – сочувственно посоветовала Корди. – Это добавит вони. Трамбо отверг предложение.
– Какого черта мы делаем это? – спросил он, втирая мармит в редеющие волосы.
– Это написано в дневнике. Духи не любят плохих запахов. Если они узнают, что мы живые, они съедят наши души, как Пана-эва съел душу бедной Нелл. Жаль, что у нас нет кошачьих консервов. По-моему, от их запаха вывернет любого духа.
– Значит, вы хотите, чтобы я полез к духам вместе с вами?
– Так надо, – сказала Корди, втирая в волосы черную пасту.
– Но почему я?
– Нужны один мужчина и одна женщина. Простите, но другого мужчины под рукой не нашлось. Такова жизнь.
Проглотив эту мудрость, Трамбо напрягся, готовясь вцепиться ей в глотку.
– Эй, эй! Оставьте это, Байрон! – Она подняла пистолет.
Сжав кулаки, Трамбо шагнул в пролом стены.
– Там темно, – пожаловался он.
– Ничего, Байрон. Я с тобой.
***
Вверху, на небесах и на земле, продолжалась битва.
Вулкан Мауна-Лоа возвышается на 13 677 футов над уровнем моря, но в море он продолжается еще на 18000 футов. Если бы океан высох, Мауна-Лоа стал бы величайшим на земле горным пиком. Килауэа высотой всего в 4075 футов в этом случае достиг бы высоты 22 000 футов.
Сейчас из резервуара магмы в семи милях под вершиной Мауна-Лоа чудовищная сила исторгла огромные количества раскаленной лавы. Натиск стихии вызвал землетрясения по всему Большому острову.
На курорте Мауна-Пеле толчок заставил привыкших к землетрясениям японцев броситься к дверям, пока Уилл Брайент звонил доктору Гастингсу и в вулканическую обсерваторию. Никто не отвечал. Гастингс и его коллеги были слишком заняты, наблюдая за самым сильным извержением с 1935 года. Они знали также, что таких мощных одновременных извержений Мауна-Лоа и Килауэа не было с 1832 года.
За десять минут в районе Мауна-Пеле было отмечено не менее десятка подземных толчков. Извержение все еще было слабее, чем извержения вулканов Сент-Хелен в штате Орегон и Руис в Колумбии в 1985 году (последнее погубило 23 тысячи человек). Однако лава и ядовитые газы, выходящие из десятков трещин и лавовых трубок, серьезно угрожали населенным пунктам на всем протяжении юго-западного разлома.
Камень, ставший пористым за тысячелетия нагревания и остывания, наполнился лавой и начал трескаться, усиливая землетрясение. К облакам дыма и пепла присоединились облака сернистого газа, вырвавшиеся из-под земли. Вулканическая обсерватория зафиксировала выход более 700 тысяч кубических футов лавы.
На пути потоков горели леса. Дороги исчезли под 30-футовым слоем лавы. Огненная река подхватывала брошенные автомобили, как детские игрушки, и дым сгорающей краски вливался в ядовитый шлейф, тянущийся над землей.
Над всем этим изливались потоки дождя, которыми Камапуа поливал остров, как садовник из шланга. В тысячах мест столбы пара обозначали встречу лавовых потоков с морем. От прибрежных скал разбегались волны, но навстречу им не шли валы цунами – этому помешала Пеле, устроившая ночное извержение.
Как часть древней стратегии Камапуа, тысячи диких свиней объедали траву и кусты, лишая топлива огонь Пеле. Большинство их изжарилось заживо во время нового наступления лавы. К запаху серы и горящей растительности прибавилось зловоние паленого мяса.
Стоя на террасе банкетного зала в президентских апартаментах Мауна-Пеле, Хироси Сато наблюдал, как лавовые струи вливаются в море менее чем в пятистах футах от курорта.
– Черт возьми, – повторял он снова и снова.
***
– Я думаю, мы уже близко, – сказала Корди. Казалось, туннели тянутся на мили – одна лавовая трубка переходила в другую, и ни Корди, ни Трамбо не знали, в каком направлении они идут. В любой момент они могли окунуться в море или свалиться в кальдеру вулкана.
Вместо этого они достигли места, где стены начали светиться.
– Хороший знак, – сказала Корди. – В дневнике говорится, что в Царстве мертвых стены светятся.
– Прекрасно, – отозвался Трамбо. Его ноги были изрезаны острыми камнями, кожа покрылась зловонной коркой. Несколько раз подземные толчки сбивали их с ног, и каждую минуту в туннель могла хлынуть прорвавшаяся лава. – Просто прекрасно.
Скоро показались духи – туманные силуэты, двигающиеся парами или небольшими группами. Когда пещера расширилась, стали видны сотни духов, которые ели, спали, играли в какие-то игры.
– Все как в дневнике, – сквозь зубы сказала Корди.
Несколько духов подплыли к ним и тут же отпрянули. Трамбо вполне их понимал.
– Теперь нужно молчать, – прошептала Корди ему в ухо. – Духи не говорят. А если и говорят, мы их не слышим.
Трамбо кивнул, думая, что еще может вырвать у женщины пистолет Только зачем? Пусть все идет как идет. В конце концов эта смерть ничуть не хуже, чем любая другая. Он только жалел, что не довел до конца сделку с Сато.
Духи продолжали заниматься своими делами. Все они, мужчины, женщины и дети, были голыми. «Если это загробная жизнь, я пас, – подумал Трамбо. – Похоже на нудистский пляж в Филадельфии».
– Вот! – прошептала Корди.
Тут же Трамбо увидел, что она имела в виду, – небольшую пещеру, в которой стояли несколько духов, отличавшихся от остальных. Потом он разглядел их получше. Диллон, Фредриксон и его охранник Бриггс играли в карты с тремя толстыми мужчинами, которые явно были торговцами автомобилями из Нью-Джерси. У одного из них не было руки. Семья туристов ела невидимую пищу за невидимым столом. Санни Такахаси, присев на камень, считал невидимые деньги, а бывший астроном Мауна-Пеле читал невидимый журнал.
Дух Элинор Перри стоял отдельно, вглядываясь вдаль, как будто отыскивал выход.
– Нелл, – прошептала Корди и шагнула вперед. Меньше чем через минуту дух Элинор всосался в бутылку.
– Дотроньтесь до других, – шепотом велела Корди, – и они пойдут за вами. Того, кого хотите вывести, посадите вот сюда. – Она протянула ему бутылку.
Трамбо заколебался. Бриггс и Фредриксон служили ему на совесть. Диллона не убили, только похитили у него душу. Жаль было и астронома, и других. Но возвращение Санни Такахаси сулило ему деньги.
Взяв бутылку, Трамбо запихнул в нее дух Санни. Это оказалось не так трудно, но в последнюю секунду туда же юркнул бородатый дух Диллона.
– Смотри. – Трамбо пожал плечами. – Если там есть место, я буду рад.
Место нашлось. Трамбо заткнул бутылку пробкой.
– Пора уматывать, – сказал он. Корди кивнула. Они повернулись и замерли – дорогу им преграждал сам Камапуа.
***
– Байрон, – сказал кабан, – как мило, что ты зашел! А это что, дар мне? – Он посмотрел на Корди.
Трамбо поглядел на Корди, потом опять на кабана.
– Конечно.
– Я займусь ею потом. Сначала поговорим о нашем деле. Трамбо молчал.
– Тебе нужна душа Санни? Миллиардер пожал плечами:
– Мне показалось, у вас тут самообслуживание.
– Ты прав. И все же я хочу кое-чего в обмен.
– Мою душу?
– Зачем она мне? Я говорю о бизнесе. Брови Трамбо поднялись, но он ничего не сказал.
– Когда я одолею эту стерву Пеле и завладею островом, – продолжал Камапуа, – я планирую на пару десятков лет принять человеческий облик. Я слишком долго сидел под землей и смотрел, как здесь все менялось. Пора самому вступить в игру. Я мог бы опять стать вождем здесь, на Гавайях, но у меня другие планы.
– Бизнес?
– Именно, – подтвердил кабан. Он подошел поближе, и Корди почувствовала жар его дыхания и увидела стекающую с пасти слюну. – Мы можем заключить выгодную сделку.
– Но почему я должен это делать? – спросил Трамбо.
Кабан сделал еще шаг, обдавая его вонючим дыханием.
– Потому что иначе я сжую твои кишки и отправлю душу в самый дальний угол этой пещеры, где она будет мучиться вечно.
– Ладно. Я слушаю.
– Ты заберешь душонку Санни, вернешься к японцам и получишь свои триста миллионов. А потом вернешься сюда, и мы заключим сделку.
– Тебе нужны деньги? Кабан усмехнулся:
– Болваны кахуны вызвали нас, чтобы мы уничтожили тебя. Но у нас другие планы. Пеле – вот кого я хочу уничтожить. А с тобой, Байрон, мы похожи. Мы рождены властвовать. Подчинять себе женщин, земли, обстоятельства. Я хорошо понимаю твою страсть к разрушению. Мне не нужны твои деньги.
– А что тогда?
Камапуа опять усмехнулся. Его восемь глаз ярко заблестели.
– Мы на время поменяемся местами, Байрон. Я стану тобой, а ты мной.
Лицо Трамбо оставалось спокойным.
– Погоди-ка…, дай сообразить. Значит, тебе нужно мое тело?
Кабан кивнул.
– Значит, ты станешь магнатом с домами и женщинами на трех континентах, а я должен двадцать лет провести в вонючем свином логове под землей?
– Таковы условия, Байрон.
– И на кой черт мне такая сделка?
– Во-первых, – сказал кабан низким утробным голосом, – я не сожру тебя. Ты останешься жить. Во-вторых, я гарантирую, что за эти двадцать лет увеличу твою империю до невиданных размеров. Ты из кожи вон лезешь, чтобы продать дурацкий курорт за жалкие триста миллионов. Когда ты вернешься в свое тело, ты будешь владеть миром. Я не преувеличиваю.
– Я могу добиться этого, оставаясь в своем теле, – возразил Трамбо.
– В-третьих, – продолжил кабан, не слушая его, – ты станешь королем Царства мертвых и получишь неограниченную власть над всеми духами и демонами. Ты сможешь повелевать дождем, громом и волнами. Ты вкусишь власти, о которой не мог мечтать ни один из смертных.
– То есть ты отдашь мне всю свою власть? Камапуа покачал щетинистой головой:
– Я не дурак, Байрон. Если бы я отдал тебе всю власть, ты очень скоро захватил бы и верхний мир. Нет, большую часть власти я оставлю себе, чтобы сделать тебя богатым и могущественным сверх всяких пределов. Но и того, что достанется на твою долю, тебе хватит. Ты еще будешь жалеть о должности властелина подземного царства.
– А если ты решишь навсегда остаться человеком?
– Что ты! Конечно, у людей есть свои преимущества, но они смертны. Я не хочу умирать. Я же бог.
– И еще одно. Через двадцать лет мне будет почти шестьдесят.
Человеческие зубы кабана сверкнули в тусклом свете.
– Я буду беречь твое тело, Байрон. Надеюсь в обмен на ту же любезность. А богатство, которое я завоюю для тебя, с избытком заменит тебе молодость.
– Значит, таковы условия сделки?
– Да. Если ты откажешься, твои тело и душа сгниют здесь. Если согласишься – получишь богатство, власть и сможешь почувствовать себя богом. Ну как, Байрон Трамбо, по рукам?
Трамбо, казалось, задумался. Когда он поднял голову, в его глазах была решимость:
– Слушай мой ответ, Камапуа. Иди-ка ты в жопу.
Корди увидела, что морда кабана тоже может выражать изумление.
– Иди в жопу вместе со своей свинячьей матерью, – уточнил Трамбо.
Камапуа, теперь по-настоящему разъяренный, взревел:
– Как ты смеешь отказывать мне, смертный?!
Трамбо пожал плечами:
– Что делать? Я никогда не любил свинину. Кабан оскалил зубы.
– С удовольствием сожру вас, – прорычал он. – А потом проглочу ваши души.
– Смотри! – крикнула Корди, указывая за его спину.
В двадцати шагах от них стояла молодая гавайка с цветком в волосах. Она казалась очень юной, но ее темные глаза прожигали насквозь.
– Убирайся отсюда! – взревел Камапуа. – Это мои владения, а эти смертные – мой обед. Женщина не шелохнулась.
– Сейчас они умрут. – Кабанье рыло повернулось к людям. Корди выхватила из сумки револьвер, но чудовище отбросило его прочь одним движением щетинистой морды.
Тут земля содрогнулась. Корди и Трамбо упали как подкошенные, и даже гигантский кабан пошатнулся.
– Убирайся! – снова прорычал он. – Говорю, это мои владения. С тобой я разберусь потом.
Трамбо и Корди Стампф услышали грохот еще до того, как почувствовали жар. Что-то неслось по пещере со скоростью курьерского поезда. Стены осветились оранжевым блеском.
– Лава! – Трамбо повернулся, чтобы бежать, но времени у него не оставалось. Кабан расхохотался:
– Так вот чего ты хотела, идиотка? Нет, они умрут от моих клыков, прежде чем их поглотит твой проклятый огонь!
Он разинул пасть, и тут Корди выдернула пробку из бутылки. Дух Элинор Перри вылетел наружу и замер перед мордой кабана туманным облаком. Другие духи беспокойно метались по пещере, почуяв приближение лавы.
– Уйди с дороги! – рявкнул кабан, но Элинор продолжала неподвижно висеть перед ним, отделяя его оскаленные клыки от лица Корди.
– Ты не можешь коснуться ее, – слабым голосом сказала Корди. – Так велела Пеле.
Кабан повернулся к Трамбо, но дух Элинор тут же передвинулся к нему. Камапуа отпрянул, не в силах нарушить капу, наложенное богиней более ста лет назад. От потолка начали отваливаться куски. Свет приближающейся лавы становился все ярче.
– Быстрее ко мне! – крикнула женщина Корди.
Кабан еще раз попытался схватить ее, но опять натолкнулся на призрак Элинор. Смертные были проворнее, и не успел он повернуться на своих тонких ногах, как они уже преодолели расстояние, отделявшее их от Пеле.
– НЕТ! – Рев кабана заполнил пещеру грохотом. Он оттолкнулся от пола и прыгнул вперед, как бык на арене. Трамбо и Корди зажмурились, но в трех шагах от них невидимая преграда отбросила кабана назад.
Женщина подняла руки. Голос ее был таким же красивым, как и ее внешность:
О вершина Килауэа!
О пять углов бездны!
Просыпается земля.
Просыпается море.
Просыпается небо.
Я богиня Пеле.
Это моя работа.
Я приношу огонь.
Я приношу жизнь.
Э ала э! Огонь проснулся!
Капу смерти кончилось.
Жизнь снова цветет.
Духи хаоле закружились вокруг Пеле, Корди и Трамбо, как туман. Душа Элинор вернулась в бутылку, которую Корди поспешила заткнуть пробкой. Кабан снова заревел, и из-за поворота пещеры показалась пышущая нестерпимым жаром стена лавы.
Корди увидела, как вспыхивает щетина на морде кабана, и тут же закрыла лицо руками. Последней ее связной мыслью было: «Черт возьми!»
Раскаленная лава пронеслась над ними, обтекая со всех сторон их невидимое укрытие. Сквозь оранжевую пелену до Корди донесся последний вопль Камапуа, а потом – свист пара впереди, там, где лава встретилась с волнами океана.
Потом женщина подняла руки, и они втроем вознеслись наверх – к трещине в потолке пещеры, а оттуда наружу.
Корди, мигая слезящимися глазами, увидела, что они стоят над морем всего в нескольких сотнях ярдов от Мауна-Пеле.
– Пойдем со мной, – сказала она девушке-богине, показывая ей бутылку с заключенным внутри духом. – Мне нужна твоя помощь.
Пеле покачала головой:
– Ты знаешь слова. – Она легко дотронулась до головы Корди Стампф. – Отныне ты принадлежишь к служительницам Пеле. Иди.
Байрон Трамбо попытался сделать шаг и тяжело сел на камень.
Корди повернулась к нему:
– Вы в порядке?
– Да, – выдавил миллиардер.
– Спрячьте голову в колени. Это помогает. Он послушался, и постепенно головокружение прошло.
– Вот черт. – Он поднялся на ноги. – Эй, а где же она?
Корди оглянулась и увидела, что женщина исчезла.
– Она там. – Она показала на оранжевое зарево над вулканом. – Пошли. Я верну Элинор и помогу вам с вашим японским приятелем.
– Хорошая штука. Если бы мы выступали с этим в цирке, могли бы разбогатеть.
– Вы и так богаты, – напомнила Корди. Он усмехнулся:
– Был. Япошки, должно быть, уже подлетают к Токио.
– Вы хотите сказать, что не заработаете миллион, даже если завтра у вас не будет ни гроша?
Улыбка тронула губы Трамбо.
– Да нет. Не хочу.
Они помолчали, а потом он воскликнул:
– Господи, ну и вонь от нас!
– Пошли. Когда все кончится, примем душ.
– Было бы неплохо, – сказал миллиардер, зябко переминаясь с ноги на ногу. Корди оценивающе оглядела его:
– Знаете, а вы неплохо выглядите в голом виде. Для мужчины, конечно, – прибавила она.
