— Миссис Бартлетт? — спросил Эван седоволосую женщину, которая открыла ему дверь.

— Да, это я. — Она стояла в дверном проеме и смотрела на него, как на какого-нибудь торговца щетками или прочим мелким товаром.

— Мое имя Эван Рейд, — сказал он. — Я уверен, что вы меня не знаете, но я живу на Мак-Клейн-террас. Не снимает ли здесь комнату человек по имени Нили Эймс?

— Мистер Эймс? Да, снимает.

— А он сейчас у себя?

Она взглянула на свои часы.

— Нет, я не думаю, что он здесь. Вы не видели здесь его грузовик?

Эван покачал головой.

— Нили не возвращается раньше шести часов вечера; он работает для деревни, как вы знаете. Иногда он приезжает и после семи вечера. Может быть, вы хотите что-нибудь ему передать?

Эван посмотрел на свои часы. Пять пятнадцать.

— Я бы предпочел подождать его, если можно. Это на самом деле очень важно.

— Возможно, шериф знает, где находится Нили. — Она смерила его взглядом.

— Думаю, я быстрее перехвачу его здесь, — сказал Эван. — Можно войти?

Миссис Бартлетт улыбнулась, отступила назад и приоткрыла дверь пошире, чтобы он мог войти.

— Конечно. Ох, это солнце все еще так нещадно палит, правда?

— Да, — ответил он, переступая через порог ее гостиницы. Тут же в ноздри ему ударил затхлый, застарелый запах предметов быта и жары. В большой гостиной на полу из твердой древесины лежал восточный ковер коричневого и зеленого цвета, стояли кресла и диван. Вокруг обгорелого кирпичного камина — низенькие столики с лампами. На стенах висело несколько гравюр Сирса. Солнечный свет струился светлым ярким потоком через занавески, задернутые на высоком окне эркером.

— Пожалуйста, садитесь, — сказала миссис Бартлетт, указывая ему на кресло. — Я как раз готовила на кухне лимонад. Хотите, я принесу вам стаканчик?

— Нет, спасибо. Мне ничего не нужно.

Она уселась напротив; вены на ее ногах были варикозно расширены, ноги выглядели опухшими под серыми чулками.

— Вы друг Нили?

— В некотором роде.

— Да? — она приподняла бровь от удивления. — Я не припоминаю, чтобы Нили говорил, что он подружился с кем-нибудь в деревне.

— Мы однажды встретились на Мак-Клейн-террас, — объяснил он. — И затем случайно увиделись в «Крике Петуха».

Миссис Бартлетт нахмурилась.

— Ох, это же отвратительное место, этот «Крик Петуха». Вам, двум порядочным мужчинам, должно быть стыдно ходить туда. Я уверяю вас, это место имеет дурную репутацию.

Эван пожал плечами.

— По-моему, там не так уж и плохо.

— Я не могу понять, зачем нужны такие места, где взрослые мужчины ведут себя как дети. Мне кажется, это просто потеря времени. — Она обмахивала свое лицо вместо веера журналом «Образцовое хозяйство», который взяла с дивана. — Честное слово, эти последние дни слишком жаркие. Немилосердно жаркие. И к концу лета будет еще хуже. Жара тогда куснет напоследок, а затем отступит, уступая место осени. Вы уверены, что вам не хочется пить?

Он улыбнулся и покачал головой.

— Не могу сказать, когда Нили может вернуться домой, — через несколько минут сказала миссис Бартлетт. — Может быть он опять решит поехать в «Крик Петуха»; может быть он не появится дома до полуночи. Почему бы вам не оставить для него записку или номер телефона?

— Мне необходимо лично поговорить с ним.

Она нахмурилась.

— Тогда это должно быть что-то серьезное. — Она хитро улыбнулась. Мужской разговор, да? О тех вещах, которые нам, женщинам, незачем знать?

— Нет, — вежливо ответил он, — это не совсем так.

— О, я все знаю о мужских секретах. — Она засмеялась и покачала головой. — Ну совсем как маленькие мальчики.

— Давно вы держите этот пансион? — спросил ее Эван.

— Уже почти шесть лет. Конечно, большими делами я не заправляю. Но вы будете удивлены, если узнаете, сколько странствующих торговцев и страховых агентов проезжает через Вифаниин Грех. В десяти милях отсюда есть гостиница «Холидей-инн», если ехать мимо «Крика Петуха», но я вам скажу, они очень много берут за комнату, а здесь я включаю в счет еще и питание. Так что мои дела не плохи.

— Я уверен, что у вас все в порядке. А ваш муж работает в деревне?

— Мой муж? Нет, к несчастью, мой муж умер вскоре после того, как мы сюда переехали.

— Простите. — Теперь он внимательно наблюдал за ней.

— У него было больное сердце, — объяснила миссис Бартлетт. — Доктор Мабри сказала, что ему нужны эти новые стимуляторы, но он прождал их слишком долго. Слава Богу, что он умер мирно, в своей постели, однажды ночью.

Эван поднялся со своего кресла, подошел к окну и откинул занавеску в сторону. Яркий солнечный свет ослепил его. Улица была пустынной. На другой ее стороне дома выглядели аккуратными коробочками из древесины и кирпича, с ухоженными газончиками перед фасадами и чистыми гаражами. Эван отвернулся от окна, через которое солнце напекло ему щеки, и заметил на камине несколько фотографий. Первая фотография — свадебная — была сделана на фоне церкви. На ней привлекательная темноволосая женщина целовалась с приземистым коренастым мужчиной в плохо сидящем синем смокинге. Все улыбались. На втором снимке эта же женщина лежала в кровати, держа перед собой завернутого в одеяла новорожденного младенца; чья-то тень — тень того мужчины — падала на стену. На третьей фотографии та же самая женщина стояла, держа на руках ребенка — того же или уже другого? — на аккуратно подстриженной лужайке перед белым домиком. Что-то в этой фотографии встревожило Эвана, он шагнул вперед и взял ее в руки. Глаза у этой женщины ввалились и казались более суровыми; ее губы улыбались, но эта улыбка отражала душу, в которой стерлись все улыбки. На самом краешке этой фотографии рядом с женщиной был еще какой-то предмет. Вглядевшись в него Эван понял, что это рука, сжимающая посох. Там виднелся кусочек обода колеса. Несколько спиц. Чья-то тень.

— Это моя дочь, Эмили, — сказала миссис Бартлетт. — Для краткости, просто Эм. Она — прекрасная молодая женщина.

— Тогда это ваш внук или внучка? — спросил он, держа в руках фотографию.

— Это моя внучка, Дженни. В октябре ей будет восемь месяцев. Дженни это моя вторая внучка. Видите вон ту, другую фотографию, первую на этой полочке над камином? — Эван показал на нее, и миссис Бартлетт кивнула. Да, это она. Ее зовут Карен и ей в апреле будет два года. А у вас есть дети?

— У меня маленькая дочка, ее зовут Лори, — ответил Эван; он снова поставил фотографии на место. — Где живет ваша дочь?

— Всего за две улицы отсюда. У нее и ее мужа Рэя хорошенький маленький домик на Уорвик-Лэйн. — Она продолжала обмахиваться журналом вместо веера. — Ох, от этого солнца в доме такая жара! Я поблагодарю Бога, когда наступает осень, вот что я вам скажу! В этот год я не буду иметь ничего против молний. Вы все так же уверены, что не хотите выпить большой стакан лимонада со льдом?

Он снова посмотрел на свои часы.

— Да, — сказал он. — Пожалуй, я не откажусь.

— Хорошо. — Она улыбнулась, встала с дивана и исчезла в задней части дома. Он услыхал, как открывается один буфет, затем другой.

Эван повернулся к камину и несколько минут разглядывал фотографии. Как просто и как обычно они выглядели. Но, Господь милостивый, какую же ужасную историю они могли рассказать. Глаза этой женщины на третьей фотографии говорили о произошедшей в ней перемене. Той же самой, какая сейчас происходит с Кэй. Эван оставил каминную полочку и снова осмотрел коридор, соединяющий парадную часть дома с задней; он увидел узкую лестницу, ведущую к рядам запертых дверей. К комнатам постояльцев. В конце коридора через открытую дверь Эван увидел движущуюся миссис Бартлетт, полки, плиту, комнатные растения в горшочках на окне, обои с изображенными на них яблоками, апельсинами и вишнями. Звякнуло стекло. Он тихо прошел по коридору на кухню.

За мгновение до того, как миссис Бартлетт поняла, что он здесь, Эван заметил в раскрытом буфете бутылочки и пузырьки. Все они были без этикеток и содержали иссиня-зеленые, коричневые, сероватые жидкости, вязкие на вид. В некоторых пузырьках были твердые вещества: белый порошок, что-то, похожее на увлажненный пепел, что-то еще, напоминающее обломки древесного угля. Рядом со стаканом лимонада, который она добросовестно и интенсивно размешивала, стоял пузырек со светло-желтой жидкостью. Пробка с него была снята. Миссис Бартлетт резко обернулась, ее глаза расширились. Но в следующую секунду она успокоилась. Чуть улыбаясь уголками губ, она как бы невзначай потянулась вверх и закрыла дверцу буфета.

— Я надеюсь, вы не возражаете против вкусовых добавок, — сказала она, стоя рядом с открытым пузырьком.

— Нет, совсем нет, — сказал Эван.

— Вы, должно быть, испытываете сильную жажду. Я собиралась принести вам лимонад туда. — Она снова помешала напиток, бросила в него пару кубиков из формочки со льдом и протянула Эвану. — Вот, пожалуйста. — Когда он взял стакан, она прошла мимо него обратно в гостиную; он последовал за ней, думая, что за дьявольскую субстанцию она намешала туда. Теперь он больше не мог верить никому из них, никому. Может быть, эта старая доброжелательная женщина была настоящим аптекарем в Вифаниином Грехе и готовила прямо на этой кухне с самоклеящимися обоями странные и древние эликсиры? Что она стряпает? Составы, придающие силу? Сонное зелье? Афродиции — любовные смеси? Лекарственные средства, унаследованные из культуры Амазонок, жидкости, выпаренные из черных, как ночь, кореньев или из мозга человеческих костей? И если он выпьет этот настой, что с ним будет? Напиток ослабит его? Усыпит? Или просто подействует на его мозг, убирая из него желание защищаться, когда они наконец придут за ним?

В комнате она снова уселась на диван, улыбнулась и стала обмахиваться журналом, ожидая, когда же он выпьет лимонад. По ее глазам было невозможно понять, знает ли она, что он все видел.

— Жарко, — сказала она. Вот и все, просто «жарко».

На улице послышалось дребезжание старых тормозов. Снова выглянув из окна, Эван увидел разбитый грузовик Нили Эймса, разворачивающий к дому. Что ж, — сказал он, отставляя в сторону стакан лимонада. — Кажется, приехал мистер Нили Эймс.

— Он войдет через задний ход, — тихо сказала женщина. — Там есть лестница, которая ведет в его комнату. — Ее глаза блеснули, она перевела взгляд с него на стакан и обратно.

— Спасибо, миссис Бартлетт, — сказал Эван на выходе. — Я высоко ценю ваше гостеприимство.

— Конечно, мистер Рейд. — Женщина встала, поморщилась от боли в ногах и подошла к нему поближе. — Пожалуйста, приходите и посидите со мной как-нибудь еще, хорошо?

— Хорошо, — сказал он и, перешагнув через порог, пошел по направлению к грузовичку-пикапу. Эймс, в промокшей от пота футболке и с обгоревшим на солнце лицом, выбрался из кабины, оглянулся, увидел Эвана и, вытирая следы машинного масла из газонокосилки со своих рук промасленной грязной тряпкой, сказал:

— Добрый вечер. — Под его глазами были темные круги, щеки исхудали и ввалились. Он растирал свое сведенное судорогой правое плечо. — Что вы здесь делаете?

— Жду тебя, — сказал Эван. Он обернулся к дому. Занавеска на окне едва заметно колыхалась. — Мне кое в чем нужна твоя помощь.

— Моя помощь? — он снял очки и протер стекла сухой частью своей рубашки. — Что надо сделать?

— Почему бы нам не пройти к тебе в комнату? Это было бы лучше. — Эван показал на заднюю часть дома.

— Извините за беспорядок, — сказал Нили, когда они поднялись наверх. — Просто отбросьте эту проклятую одежонку со стула и садитесь. Хотите пива? Очень жаль, но оно будет тепловатым.

— Нет, спасибо. — Эван засмеялся.

Нили пожал плечами, вытащил последнюю оставшуюся банку пива «Шлитц» из картонной коробки на ночном столике и открыл ее. Выпив ее, он закрыл глаза, уселся в кресло и закинул ноги на кровать.

— Господи, Иисус Христос Пресвятой, я сжег сегодня там всю свою задницу. Господь Всемогущий! — Он снова отхлебнул пиво из банки.

Эван окинул взглядом комнату. У стены стоял чехол с гитарой; на столе лежали тексты песен, записанные на клочках бумаги; на полу лежал пустой раскрытый чемодан.

— Итак, — сказал Нили. — Что я могу для вас сделать?

— Эта дверь заперта? — Эван показал на нее.

— Да, — он вопросительно поглядел на Эвана. — А зачем?

Эван наклонился вперед, наблюдая за выражением лица Нили.

— Эти зубы, которые ты мне показал, все еще у тебя? Те, которые ты подобрал на свалке?

— Нет. Я их выбросил.

— Ты когда-нибудь рассказывал о них шерифу?

— Собирался. Но решил, что он только выставит меня дураком. Кроме того, я стал думать, что, может быть, для них имеется какое-нибудь разумное объяснение. Может быть, они появились из мусорной корзины какого-нибудь зубного врача; дьявольщина, может быть кто-нибудь разбил себе челюсть и выплюнул зубы. Мне это теперь все равно.

— Это все дерьмо собачье, — сказал Эван. — Ты веришь всему этому не больше чем я. — Он взглянул на чемодан. — Ты планируешь уехать отсюда?

Нили отпил из банки, смял ее и забросил в мусорное ведро.

— Завтра утром, — сказал он. — Сегодня вечером я улажу дела с миссис Бартлетт.

— Она уже знает об этом?

Он покачал головой.

— Как насчет Вайсингера?

— К черту этого ублюдка, — огрызнулся Нили. — Этот сукин сын не принес мне ничего кроме горя, с тех пор как я здесь. Сегодня был день зарплаты. — Он похлопал по своему заднему карману. — Это позволит мне уехать далеко от Вифанииного Греха.

— Куда ты направляешься?

— На север. В Новую Англию. Кто знает. Я собираюсь подыскать себе миленький темный клуб, чтобы играть там свою музыку и петь песни. Конечно, если я еще могу перебирать струны с этими чертовыми волдырями на пальцах. Нет, я сыт этим местом по горло. Я уеду завтра с рассветом.

— Эти зубы со свалки как-нибудь повлияли на твое решение?

— Нет, дьявольщина. Люди выбрасывают иногда всякую всячину. Еще большую пакость, чем вы можете себе представить. — Он замолчал и посмотрел Эвану в лицо. — Может быть, и повлияли. Может быть. Как я рассказывал вам раньше в «Крике Петуха», у меня появилось плохое чувство по отношению к этой деревне. Я хочу выбраться отсюда. Вы, вероятно, не можете понять, о чем я говорю, но я чувствую, словно… словно что-то подбирается ко мне. И я не стесняюсь вам сказать, что от этого по коже бегут мурашки. — Он протянул руку к ночному столику за пачкой сигарет, зажег одну и затянулся. — Я не собираюсь оставаться здесь и ждать.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал Эван, стараясь выглядеть спокойно. — Сегодня ночью.

— В чем же?

— Я хочу, чтобы ты отвез меня на свалку и показал, где ты нашел эти зубы.

— Гм? — Нили прищурил глаза, глядя на свою горящую сигарету. — А зачем?

— Потому что я хочу поискать там кое-кого. Пола Китинга.

— Китинга? Того парня, который живет напротив вашего дома?.. — Его голос затих.

— Жил напротив. Жил там. Я уверен, что он мертв и что тело его похоронено на свалке.

Дым струился из ноздрей Нили. Он вытащил сигарету изо рта и уставился в противоположный угол комнаты. — О чем, к дьяволу, вы мне толкуете?

— Ты все правильно понял. Теперь выслушай меня. Я поверил твоему рассказу об этих женщинах, которые напали на тебя на дороге; я считаю, что таким образом убили великое множество других людей. Теперь я прошу поверить моим словам и помочь мне. Я не могу разыскивать его на свалке без тебя.

— Я убираюсь отсюда утром подобру-поздорову, — повторил Нили.

— Хорошо. Прекрасно. Делай что хочешь. Но МНЕ придется остаться здесь. Клянусь Господом, я обязан узнать правду об этом месте. Просто проводи меня туда, вот и все, что я прошу. И помоги мне копать.

— Господи, — прошептал Нили; он сделал затяжку, выдохнул дым и загасил окурок в стоящей перед ним пепельнице. — Вы собираетесь отправиться на розыски тела?

— Или тел, — сказал Эван. Угловым зрением он уловил легкое скольжение тени поперек полоски света под дверью. Он тихо поднялся на ноги и несколькими быстрыми шагами пересек комнату. Нили наблюдал за ним с другого кресла; Эван повернул ручку и открыл дверь.

На лестнице, ведущей вниз, никого не было. Другие двери в коридоре были закрыты. За какой же из них прячется хитрая старая ведьма? — подумал Эван. Он снова закрыл дверь, запер ее на ключ и постоял в течение нескольких секунд, прижав к ней ухо. Но снаружи было тихо.

Нили зажег еще одну сигарету и затягивался так, словно дым мог изгнать страхи, постоянно терзающие его внутренности. Во взгляде Эвана Нили увидел сосредоточенность и спокойствие.

— Ты хочешь мне помочь? — спросил Эван, все еще стоя у двери.

Сигарета жгла Нили пальцы. Он внезапно вздрогнул, потому что ему привиделась фигура с горящими синими глазами, стоящая прямо перед ним и медленно поднимающая топор.

Эван ждал.

Нили пробормотал:

— Не знаю, кто из нас более безумен, вы или я. Во сколько?

— В два часа ночи.

— Что? Христос Всемогущий!

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал.

— Хорошо, хорошо, — сказал Нили и поднялся с кресла. — Тогда дайте мне немного поспать. У вас найдется пара лопат?

— Лопата и кирка. Я купил их сегодня днем.

— Хорошо. Это подойдет.

Эван открыл заднюю дверь и снова обернулся к нему.

— Кое-что еще. На твоем месте я бы не стал ничего есть или пить из того, что миссис Бартлетт попытается дать тебе сегодня на ночь. Я жду тебя ровно в два часа. — После этого он отвернулся и стал спускаться по задней лестнице.

Нили проводил его взглядом. Не есть и не пить ничего из того, что предложит миссис Бартлетт? Что, к черту, все это значит? Его внутренний голос вопил: «НЕТ, НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО!», но он отмел его прочь и отказался к нему прислушаться. Нили закрыл дверь и посмотрел на свой чемодан. Этому человеку нужна его помощь. Что будет для него значить еще один день? Но, ей-Богу, покончив с этим гадким зловонным местом, он наполнит чемодан своими скудными пожитками, возьмет свою гитару, песни и унесет ноги из этой деревни. Как можно скорее.

Он стянул футболку через голову, скатал ее и забросил в чемодан. Он был голоден, но решил не просить миссис Бартлетт сделать ему что-нибудь на обед. Может быть, этот человек и не был таким безумным, как казался. Он осторожно дотронулся до своего плеча, скользнув пальцами по неровной линии царапины, которую впервые заметил несколько дней назад в зеркале ванной комнаты.