Первым его впечатлением после пробуждения был зелено-золотистый свет: солнце, просвечивавшее сквозь густую листву. Он подумал про лес своей юности, царство Виктора и его новой семьи. Но это было так дав– но, и Михаил Галатинов лежал не на подстилке из сена, а на постели с белоснежным бельем. Потолок над ним был белый, стены светло-зеленые. Он услышал пение малиновки и повернул голову направо, к окну. Через окно было видно переплетение ветвей дерева, а между ними – куски го– лубого неба.

Но посреди всей этой красоты в сознании его стоял образ истощен– ных трупов в огромной могиле. Это была такая картина, которая, если ее увидеть хотя бы однажды, остается в сознании навсегда. Ему хоте– лось зарыдать, избавиться от подобного зрелища, но слез не было. За– чем рыдать, если муки уже приняты? Нет, время слез прошло. Теперь на– ступило время хладнокровных рассуждений и накопления сил.

Все тело у него страшно болело. Даже мозг его был словно бы по– битым. Он приподнял простыню и увидел, что он все еще голый. Его кожа напоминала одеяло из разноцветных лоскутиков, в основном черного и синего цветов. Раненное бедро было зашито и закрашено йодом. Другие различные порезы и проколы на его теле, в том числе колотые раны, на– несенные вилкой Блока, были обработаны обеззараживающим составом. С него счистили грязь из конуры, и Майкл подумал, что кто бы ни выпол– нил эту работу, он заслужил медаль.

Он коснулся своих волос и обнаружил, что их тоже вымыли; кожа на голове саднила, вероятно, от едкого шампуня против вшей. Борода была сбрита, но на лице оказалась короткая щетина, что заставило его заду– маться, сколько же он пролежал в дремоте изнурения?

Одно он знал наверняка: он оголодал. Он видел свои ребра, его руки и ноги стали костлявыми, мышцы исчезли. На маленьком столике ря– дом с кроватью лежал серебряный колокольчик. Майкл взял его и позво– нил, чтобы посмотреть, что произойдет.

Менее чем через десять секунд дверь отворилась. Вошла Чесна ван Дорн, лицо ее сияло и на нем не было маскировочной раскраски дивер– санта, ее золотисто-карие глаза блестели, а волосы золотистыми локо– нами падали на плечи. Она красиво выглядит, подумал Майкл. Ей совсем не мешал бесформенный черный парашютистский костюм и пистолет «Валь– тер» на поясе. За ней следовал седоволосый мужчина в роговых очках, одетый в темно-синие брюки и белую рубашку с закатанными рукавами. Он нес черный медицинский чемоданчик, который поставил на столик у кро– вати и открыл.

– Как вы себя чувствуете? – спросила Чесна, стоя в дверях. Выра– жение лица у нее отражало деловую заботливость.

– Живой. Хотя и не совсем.– Голос у него был хриплым шепотом. Говорить было тяжело. Он попытался принять сидячее положение, но муж– чина, явно доктор, надавил ему на грудь рукой и заставил лечь, что было не труднее, чем удержать больного ребенка.

– Это доктор Стронберг,– объяснила Чесна.– Он лечит вас.

– И проверяет при этом пределы возможностей медицинской науки, говоря откровенно.– Голос у Стронберга был похож на шум камней в бе– тономешалке. Он сел на край постели, извлек из чемоданчика стетоскоп и прослушал пульс пациента.– Вдохните глубоко.– Майкл вздохнул.– Еще раз. Еще. Теперь задержите дыхание. Медленно выдохните.– Он проворчал и вынул из ушей наконечники прибора.– У вас слабые хрипы в легких. Слабая инфекция, я думаю.– Под язык Майкла лег термометр.– Ваше сча– стье, что вы были в хорошем физическом состоянии. Иначе двенадцать дней в Фалькенхаузене на хлебе и воде могли бы привести к гораздо худшим последствиям, чем истощение и легочное кровотечение.

– Двенадцать дней? – сказал Майкл и взялся за термометр.

Стронберг взял его за запястье и отвел его руку в сторону.

– Оставьте его в покое. Да, двенадцать дней. К тому же у вас есть и другие болезни, такие как сотрясение мозга средней степени, сломанный нос, серьезное повреждение плеча, кровоподтек на спине от удара, который чуть не разорвал почку, а рана на вашем бедре чуть не перешла в уплотняющуюся гангрену. К счастью для вас, это было вовремя остановлено. Однако мне для этого пришлось пережать некоторые мышеч– ные ткани, так что какое-то время нога у вас действовать не будет.

«Боже мой!» – подумал Майкл и вздрогнул от мысли о потере ноги под ножом и хирургической пилой.

– В вашей моче была кровь,– продолжал Стронберг,– но я не думаю, что почки у вас повреждены окончательно. Мне нужно ввести катетер, чтобы вышло немного жидкости.– Он вытащил термометр и посмотрел его показания.– У вас небольшой жар,– сказал он.– Но по сравнению со вче– рашним днем он стал слабее.

– Сколько я тут уже лежу?

– Три дня,– сказала Чесна.– Доктор Стронберг считает, что вам нужно еще долго отдыхать.

Майкл ощутил во рту горький привкус. Лекарства, решил он. Скорее всего, антибиотики и успокоительные. Доктор уже готовил еще один шприц.

– Этого больше не надо,– сказал Майкл.

– Не будьте идиотом,– Стронберг ухватил его за руку.– Ваш орга– низм подвергался воздействию такой грязи и бактерий, что вам просто повезло, что у вас нет тифа, дифтерита и бубонной чумы.– Он воткнул иглу.

Сопротивляться этому было бессмысленно.

– А кто меня мыл?

– Я поливала вас из шланга, если вы это имеете в виду,– сказала ему Чесна.

– Спасибо.

Она пожала плечами.

– Я не хотела, чтобы вы заразили кого-нибудь из моих людей.

– Они проделали хорошую работу, я у них в долгу.– Он вспомнил запах крови на лесной тропе.– Скольких ранило?

– Только Эйснера. Пуля пробила ему руку.– Она нахмурила брови.– Минутку. Откуда вы знаете, что кто-то ранен?

Майкл замялся. И в самом деле – откуда? – подумал он.

– Я… я, в общем-то, и не знал,– сказал он.– Просто много стре– ляли.

– Ага,– Чесна внимательно наблюдала за ним.– Нам просто повезло, что мы никого не потеряли. Может, теперь вы объясните, почему вы от– казались ехать с Бауманом, а потом добрались до нашего привала за во– семь миль от Фалькенхаузена? С какой целью вы преодалели такое рас– стояние бегом? И как вы нашли нас?

– Лазарев,– сказал Майкл, уклоняясь на время, чтобы придумать хороший ответ.– Мой друг. С ним все в порядке?

Чесна кивнула.

– С собой он привел целое стадо вшей. Нам пришлось обрить его наголо, но он сказал, что убьет того, кто коснется его бороды. Он да– же в худшем состоянии, чем вы, но все же живой.– Она подняла свои светлые брови.– Вы уже решили, как объясните то, что вы нас нашли?

Майкл вспомнил, что слышал той ночью спор Чесны и Баумана, когда они вышли из палатки.

– Мне кажется, что я тогда немного тронулся,– объяснил он.– Я кинулся за майором Кроллем. Я не очень помню, что произошло.

– Вы его убили?

– О нем… о нем позаботились,– сказал Майкл.

– Продолжайте.

– Я взял мотоцикл Кролля. На нем выехал из ворот. Но, наверно, пуля пробила бензобак, потому что проехал я только несколько миль, а затем мотор заглох. Тогда я пошел через лес. Я увидел ваши фонари и пришел к вам.– Слишком явно притянуто за уши, подумал он, но это было все, что он мог придумать.

Чесна мгновение молчала, уставившись на него. Потом сказала:

– У нас был человек, следивший за дорогой. Он не видел мотоцик– ла.

– Я ехал не по дороге. Я поехал через лес.

– И вы просто случайно нашли наш привал? В целом лесу? Вы на– ткнулись на привал, в то время как никто из нацистов не смог найти нас по следу?

– Ну… да. Я же ведь попал сюда, разве не так? – Он устало улыбнулся.– Можете назвать это судьбой.

– Мне кажется,– сказала Чесна,– что при этом вы еще всю дорогу дышали через камышину.– Она подошла к постели немного ближе, в то время как Стронберг готовил вторую инъекцию.– Если бы я не знала, что вы на нашей стороне, барон, у меня были бы серьезные подозрения на ваш счет. Победить Гарри Сэндлера в его собственной игре – это одно дело, преодолеть, в вашем состоянии, больше восьми миль ночью по лесу и найти наш привал, который был очень хорошо запрятан, могла бы я до– бавить,– нечто совершенно другое.

– Я очень ловок в своих делах. Именно потому я и здесь.– Он по– морщился, когда кожу проткнула вторая игла.

Она покачала головой.

– Никто не может быть настолько ловок, барон. Что-то в вас есть такое… что-то очень странное.

– Ну, это мы можем обсуждать не один день, если хотите.– Он под– пустил в голос чуток неподдельной усталости. Глаза Чесны были остры, они видели его увертку.– Вы подготовили самолет?

– Он будет готов в нужный мне момент.– Она решила пока больше не трогать этот вопрос. Но этот человек что-то скрывал, и она хотела уз– нать, что.

– Хорошо. Так когда же мы полетим?

– Для вас никакого полета не будет,– твердо сказал Стронберг. Он со щелчком закрыл свой чемоданчик.– По крайней мере, недели две. Ваш организм истощен и доведен до жуткого состояния. Обычный человек, та– кой, у которого нет вашей диверсионной подготовки, к этому времени был бы уже совершенно безнадежен.

– Доктор,– сказал Майкл,– благодарю вас за внимание и заботу. Но сейчас будьте любезны оставить нас наедине.

– Доктор прав,– сказала Чесна.– Вы слишком слабы, чтобы куда-ни– будь ехать. Так что ваша миссия теперь окончена.

– И для этого вы меня оттуда вытащили? Только для того, чтобы сказать мне, что я – инвалид?

– Нет. Для того, чтобы не позволить вам сломаться. С тех пор, как вас схватили, полковник Блок закрыл «Рейхкронен». Из того, что я слышала, он допрашивает всех служащих и изучает их послуж– ные документы. Он обыскивает номер за номером. Мы вытащили вас из Фалькенхаузена, потому что Бауман оповестил нас о том, что Блок пла– нировал со следующего утра снова пытать вас – уже более серьезно. Еще бы часа четыре – и катетер был бы бесполезен.

– Ага, понимаю.– В свете этого временное бездействие ноги было незначительной неприятностью.

Доктор Стронберг стал было уходить, но остановился в дверях и сказал:

– Интересное у вас, однако, родимое пятно. Я никогда ничего по– добного не видел.

– Родимое пятно? – спросил Майкл.– Какое родимое пятно?

Стронберг казался озадаченным.

– Ну, которое под левой рукой.

Майкл поднял левую руку и от изумления замер. От подмышки до бедра шла полоска гладкой черной шерсти. Волчья шерсть, догадался он. При таком напряжении организма и мозга он не полностью выполнил об– ратное превращение с тех пор, как выбрался из Фалькенхаузена.

– Невероятно,– сказал Стронберг. Он наклонился, чтобы разглядеть волоски поближе.– Это загадка для дерматологов.

– Наверное,– Майкл опустил руку и прижал ее к боку.

Стронберг мимо Чесны прошел к двери.

– С завтрашнего дня мы будем давать твердую пищу. Немного мяса в бульоне.

– Не хочу я никакого проклятого бульона. Я хочу ростбиф. Страшно соскучился.

– Ваш желудок к этому еще не готов,– сказал Стронберг и вышел из комнаты.

– Какой сегодня день? – спросил Майкл у Чесны, когда доктор ушел.– Дата?

– Седьмое мая.– Чесна подошла к окну и загляделась на лес, лицо ее омывал полуденный свет.– В ответ на ваш следующий вопрос скажу, что мы в доме нашего друга в сорока милях к северо-западу от Берлина. Ближайшее селение – маленькая деревушка с названием Россов – в один– надцати милях к западу. Так что здесь мы в безопасности, можете отды– хать спокойно.

– Я не хочу отдыхать. У меня есть задание, которое нужно выпол– нить.– Но как только он сказал это, он почувствовал, как то, что ввел ему Стронберг, стало действовать. Язык у него онемел, он опять почув– ствовал сонливость.

– Четыре дня назад мы получили шифровку из Лондона.– Чесна от– вернулась от окна, чтобы видеть его.– День вторжения назначен на пя– тое июня. Я радировала в ответ, что наше задание не завершено и что успех вторжения может быть под угрозой. Я пока еще жду ответа.

– Мне кажется, что я знаю, что такое Стальной Кулак,– сказал Майкл и стал излагать ей свою гипотезу о «летающей крепости».

Она внимательно слушала, с бесстрастным лицом, не выражая ни со– гласия, ни несогласия.

– Я не думаю, что самолет спрятан в ангаре в Норвегии,– сказал он ей,– потому что это слишком далеко от побережья вторжения. Но Гильдебранд знает, где самолет. Нам нужно попасть на Скарпу…– в глазах у него стало туманиться, во рту чувствовался сильный привкус лекарств,– …и выяснить, что же изобрел Гильдебранд.

– Вы никуда не можете ехать. Не в таком состоянии, в каком вы находитесь. Будет лучше, если я сама подберу людей и доставлю их туда самолетом.

– Нет! Послушайте… ваши друзья могут быть хороши, чтобы вор– ваться в лагерь для пленных… но Скарпа будет много крепче. Вам для такой работы нужен профессионал.

– Вроде вас?

– Именно. Я смогу быть готовым к поездке через шесть дней.

– Доктор Стронберг сказал – две недели.

– Его слова ни черта не стоят! – Он почувствовал прилив злости.– Стронберг меня не знает. Я буду готов через шесть дней… при усло– вии, что у меня будет мясо.

Чесна чуть улыбнулась.

– Верю, что вы говорите серьезно.

– Да, серьезно. И больше не надо мне никаких успокоительных или что там мне упорно колет Стронберг. Понимаете?

Она помолчала немного, обдумывая. Потом:

– Я скажу ему.

– И еще одно. Вы… учитывали возможность… что между этим мес– том и Скарпой мы можем нарваться на истребители?

– Да. Я иду на такой риск, вполне сознавая его.

– Если нас собьют, то нам все равно тогда придется падать подо– жженными. Но вам нужен второй пилот. У вас такой есть?

Чесна покачала головой.

– Поговорите с Лазаревым,– сказал Майкл.– Вам он может показать– ся… интересным.

– Это животное? Он – летчик?

– Хотя бы просто поговорите с ним.– Веки Майкла тяжелели. Трудно было сопротивляться помрачению зрения. Лучше не сопротивляться, а от– дыхать, подумал он. Отдыхать, а завтра тогда уже сопротивляться.

Чесна оставалась у его кровати, пока он не уснул. Лицо ее смяг– чилось, она потянулась, чтобы потрогать его волосы, но в этот момент он повернулся на другой бок, и она убрала руку назад. Когда она узна– ла, что его и Мышонка схватили, то чуть с ума не сошла от волнений, и вовсе не потому, что боялась, что он выдаст секреты. Увидев его поя– вившимся из леса – грязного и всего в синяках, с лицом, запавшим от голода и испытаний в заключении,– она чуть не упала в обморок. Но как же он нашел их по следам в лесу? Как?

Кто вы? – мысленно спросила она спящего. Лазарев спрашивал, как дела у его друга «Галатинова». Русский он или британец? Или какой-то другой, более редкой национальности? Даже в изнуренном состоянии он был красивым мужчиной – но было в нем что-то от одиночества. Что-то потерянное. Всю свою жизнь она воспитывалась со вкусом серебряной ло– жечки во рту; это был человек, познавший вкус земли. В разведслужбе было железное правило: не поддаваться чувствам. Невыполнение этого правила могло привести к неописуемым страданиям и смерти. Но она ус– тала, так устала быть актрисой. А вести жизнь без чувств было тем же, что играть роль критика вместо публики: в том не было удовольствия, только сценическое искусство.

Барон – Галатинов или каким бы там ни было его имя – вздрогнул во сне. Она увидела, что кожа руки у него покрылась пупырышками. Она вспомнила, как мыла его, не из шланга, а со щеткой, пока он лежал в беспамятстве, в тазу с теплой водой. Она выскребла у него вшей из го– ловы, с груди, под мышками и в паху. Она брила его и мыла его волосы, и она проделала все это потому, что никто другой этого бы не сделал. Это была ее работа, но от нее не требовалось, чтобы у нее ныло серд– це, когда она отмывала грязь с его лица.

Чесна натянула на него простынь. Его глаза открылись – блеснули зеленью,– но лекарства были сильные, и он опять отключился. Она поже– лала ему хороших снов, не из этого мира кошмаров, и когда вышла, тихо прикрыла дверь.