Моя рука! – испуганно подумал Михаил, садясь на своей постели из сена. Что с моей рукой?

Во мраке подвала белого дворца он чувствовал, как его правую ру– ку дергает и жжет, будто вместо крови по ее артериям течет жидкий огонь. Боль, разбудившая его, усиливалась, распространяясь от пред– плечья на плечо. Пальцы его скручивало, выворачивало, и Михаил стис– нул зубы, чтобы сдержать крик. Он схватил себя за запястье, потому что пальцы у него судорожно дергались, и собрал их в кулак; ему были слышны тихие слабые потрескивания, с каждым из них в него будто бы вонзался еще один болезненный укол. Лицо у него покрылось потом. Он не осмеливался плакать, потому что его бы высмеяли. В следующие мучи– тельные секунды кисть руки у него стала искривляться и менять форму, превращаясь в причудливую темную штуку на его запястье, белом и де– ргавшемся. Боль доводила его до крика, но все, что могло выдавить его горло, был всхлип. Из мякоти на его руке образовались полоски черной шерсти, они обволокли запястье и предплечье Михаила подобно ленточ– кам. Пальцы с хрустящими звуками уходили внутрь суставов, костяшки меняли форму. Михаил раскрыл рот, готовый заорать, рука его была по– крыта черной шерстью, а там, где у него были пальцы, появились кривые когти и мягкие розовые подушечки. Волна черной шерсти поднялась вверх по предплечью, охватила локоть, и Михаил понял, что в следующий мо– мент ему надо бы вскочить и бежать с криком к Ренате.

Но момент прошел, а он не шевельнулся. Черная шерсть заструи– лась, стала уходить назад в мякоть, отдавая саднящей колющей болью, а пальцы опять затрещали и удлинились. Кривые когти убрались под кожу, оставляя человеческие ногти. Поверхность руки изменилась, стала бе– лой, как луна, и пальцы повисли странными мясистыми отростками. Боль уменьшилась, потом исчезла. Все это продолжалось, наверное, секунд пятнадцать.

Михаил вобрал в себя воздух и едва всхлипнул.

– Превращение,– сказал Виктор, сидевший на корточках в футах се– ми от мальчика.– Оно к тебе приближается.

Два больших истекающих кровью зайца лежали на камнях возле него.

Михаил вскочил, ошеломленный. Голос Виктора сразу же разбудил Никиту, Франко и Олесю, которые спали, свернувшись калачиками, побли– зости. Поля, ум которой все еще был слаб после смерти Белого, зашеве– лилась на подстилке из сена и открыла глаза. Позади Виктора стояла Рената, которая бдительно следила за всеми эти три дня, с той самой поры, когда он ушел выслеживать того, кто убил брата Поли. Виктор встал, величественный в своих покрытых снежной коркой одеждах, высе– ченные погодой морщины и складки на его бородатом лице блестели от таявшего снега. Огонь едва теплился, дожирая остатки сосновых веток.

– Пока вы спите,– сказал он им,– по лесу гуляет смерть.

Виктор собрал их в кружок, дыхание его было заметно в холодном воздухе. Кровь зайцев уже замерзла.

– Берсеркер,– сказал он.

– Что? – Франко встал, неохотно отделяясь от теплой беременной Олеси.

– Берсеркер,– говорил Виктор.– Волк, который убивает из-за любви к убийству. Тот, который зарезал Белого.– Он посмотрел на Полю своими янтарными глазами; она все еще была отравлена печалью и оставалась совершенно безучастной ко всему.– Волк, который убивает из-за любви к убийству,– сказал он.– Я нашел его след примерно в двух верстах к се– веру отсюда. Он – огромный, весит, наверное, пудов пять. Он двигался к северу ровным скоком, поэтому я смог проследить его следы.

Виктор сел на колени у слабого огонька и стал греть руки. Лицо его омывали трепетавшие розовые огоньки.

– Он очень ловкий. Каким-то образом он учуял меня, и мне при– шлось быть все время внимательным, стараться, чтобы ветер всегда дул мне в лицо. Он не собирался позволить мне обнаружить его логово; он повел меня через болото, и я чуть не провалился в том месте, где он подломил лед, чтобы тот не устоял подо мной.– Он слабо улыбнулся, на– блюдая за огнем.– Если бы я не учуял его мочу на льду, я бы уже был мертв. Я знаю, что он рыжий: я нашел клочки его шерсти, зацепившиеся за колючки. Вот что я узнал о нем.– Он потер руки, массируя побитые костяшки пальцев, и встал.– Его охотничья территория скудеет. Он хо– чет завладеть нашей. Он знает, что для этого ему нужно перебить всех нас.– Он обвел взглядом сидящую кружком стаю.– С этого момента никто не выходит в одиночку. Даже за пригоршней снега. Будем охотиться па– рами и всегда следить до рези в глазах, чтобы не терять друг друга из виду. Понятно? – Он дождался, чтобы Никита, Рената, Франко и Олеся кивнули. Поля по-прежнему сидела с отсутствующим взглядом, в ее длин– ных каштановых волосах торчали соломинки. Виктор глянул на Михаила.– Понятно? – повторил он.

– Да, сударь,– быстро ответил Михаил.

Время кошмарных дней и ночей миновало. В то время как тело Олеси полнело, Виктор учил Михаила по пыльным книгам в огромном зале. У Ми– хаила не было трудностей с латинским и немецким, но английский за– стревал у него в горле. Он был и в самом деле совсем иностранным язы– ком.

– Произношение! – гремел Виктор.– Это надо произносить как «ин»! Говори!

Английский язык был джунглями терний, но мало-помалу Михаил про– бивал в них тропу.

– Мы будем читать вот из этой книги,– сказал однажды Виктор, от– крывая огромный иллюстрированный рукописный фолиант, написанный по– английски, страницы которого были оформлены как свитки.– Слушай,– сказал Виктор и стал читать:

~ Я, вдохновленный свыше, как пророк, В мой смертный час его судьбу провижу.

Огонь его беспутств угаснет скоро:

Пожар ведь истощает сам себя.

Дождь мелкий каплет долго, ливень – краток; Все время шпоря, утомишь коня; Глотая быстро, можешь подавиться.

Тщеславие – обжора ненасытный, И, снедь пожрав, начнет глодать себя~.

Он поднял взгляд.

– Ты знаешь, кто это написал?

Михаил покачал головой, и Виктор назвал имя.

– Теперь повтори его,– сказал он.

– Шэк… Шэки… Шэкиспер.

– Шекспир,– поправил Виктор.

Он прочитал еще несколько строк голосом, в котором чувствовалось благоговение:

~ Счастливейшего племени отчизна, Сей мир особый, дивный сей алмаз В серебряной оправе океана, Который словно замковой стеной Иль рвом защитным ограждает остров От зависти не столь счастливых стран; То Англия, священная земля, Взрастившая великих венценосцев.~

Он посмотрел Михаилу в лицо.

– Так что есть страна, где не казнят учителей,– сказал он.– Пока еще, по крайней мере. Я всегда хотел увидать Англию – там человек мо– жет жить свободно.– В глазах его отразился яркий отблеск далеких ог– ней.– В Англии не сжигают книг и не убивают за любовь к ним.– Он рез– ко вернулся к теме.– Но, впрочем, я никогда ее не видел. А ты – мо– жешь. Если когда-нибудь уйдешь отсюда, езжай в Англию. Сам тогда и узнаешь, такой ли это благословенный край. Правильно?

– Да, сударь,– согласился Михаил, не совсем понимая то, с чем соглашался.

А после того, как по лесу прошла помелом серая мгла одной из по– следних вьюг, в Россию пришла весна; сначала проливными дождями, а затем повсеместной зеленью. Сны Михаила стали фантастическими: он бе– жит на четырех лапах, тело его со свистом рассекает воздух над темной местностью. Когда он просыпался от них, то дрожал и был в поту. Иног– да он успевал мельком заметить вид черной шерсти, покрывавшей руки, грудь и ноги. Кости у него ломило, как будто их регулярно ломали и опять сращивали. Когда он слышал завывающие, отдающиеся эхом голоса перекликавшихся между собой Виктора, Никиты или Ренаты во время охо– ты, горло его сжималось и сердце болело. Превращение надвигалось на него, медленно и неотступно, превращение начинало его захватывать.

В одну из ночей раннего мая Олеся стала корчиться и вскрикивать. Тогда Поля и Никита стали держать ее, свет, казалось, прыгал, а окро– вавленные руки Ренаты извлекли двух новорожденных. Михаил видел их, пока Рената не пошепталась с Виктором и не завернула тела в тряпки; одна из слабых крошек, миниатюрное подобие человека, была без левой руки и ноги и словно бы искусана. У второго трупика, задохнувшегося от пуповины, были когти и клыки. Рената туго спеленала тряпками мерт– вые тельца, прежде чем Олеся и Франко их увидели. Олеся подняла голо– ву, пот блестел на ее лице, и прошептала:

– Они – мальчики? Они – мальчики?

Михаил ушел прочь раньше, чем Рената ей ответила. Позади него раздался вопль Олеси, в коридоре он чуть не налетел на Франко; тот грубо отшвырнул его в сторону, спеша мимо.

Когда взошло солнце, они отнесли спеленатых малышей к местечку в полуверсте на юг от белого дворца: в сад, сказала Рената Михаилу, когда он спросил ее. В сад, сказала она, где лежат все малыши.

Это было место, окруженное высокими березами, и на мягкой, по– крытой опавшими листьями земле лежали выложенные из камней прямо– угольники, отмечавшие захороненные тела. Франко и Олеся опустились на колени и вдвоем стали выкапывать руками могилки, в то время как Вик– тор держал трупики. Вначале Михаил думал, как это жестоко, потому что Олеся всхлипывала и слезы катились по ее лицу, когда она копала, но через некоторое время ее плач прекратился и она заработала быстрее. Он понял, в чем суть обычая стаи хоронить мертвых: слезы уступали ра– боте мышц, пальцы разрывали землю все решительнее. Франко и Олесе бы– ло позволено выкопать так глубоко, как им хотелось, а потом Виктор уложил тельца в могилки, и их засыпали сверху землей и листьями.

Михаил окинул взглядом все выложенные из камней маленькие квад– ратики. В этой части сада были только дети; подальше, в тени высоких деревьев, могилы были побольше.

Он понял, что где-то там лежал Андрей, так же как и те члены стаи, которые умерли до того, как был укушен Михаил. Он видел, как много уже умерло детей: их было больше тридцати. Ему пришло в голову, что стая продолжает попытки обзавестись детьми, но младенцы всегда умирают. Может ли быть новорожденный получеловеком-полуволком? – ду– мал он, когда теплый ветерок шевелил ветви. Он не мог представить, как бы тело младенца могло вынести подобную боль; если какой-то мла– денец действительно выжил бы после такой муки, он должен был бы ока– заться очень крепок духом.

Франко и Олеся разыскали камни и обложили ими могилки. Виктор не произнес ни слова, ни к ним, ни к Богу; когда работа была завершена, он повернулся и зашагал прочь, его сандалии хрустели по корке палой листвы. Михаил видел, как Олеся взяла Франко за руку, но он оттолкнул ее руку прочь и зашагал один. Она мгновение постояла, глядя ему вслед, солнечные лучи отблескивали в ее длинных золотистых волосах. Михаил увидел, как губы у нее дрогнули, и подумал, что сейчас она опять заплачет. Но она встала, распрямилась, глаза ее сузились от хо– лодного презрения. Он видел, что между ней и Франко любви уже не бы– ло: вместе с погребенными детьми ушла и вся страсть. Или, вероятно, Франко о ней думал теперь гораздо меньше. Михаил смотрел на нее, как она, казалось, росла перед его глазами. Затем голова ее повернулась, льдисто-голубые глаза уставились на него. Он, не шевелясь, смотрел прямо на нее.

Олеся сказала:

– У меня будет мальчик. Будет.

– Твое тело устало,– сказала ей Рената, стоя позади Михаила. Он понял, что взор Олеси был устремлен на Ренату.– Подожди следующего года.

– У меня будет мальчик,– твердо повторила она.

Ее взор перешел на Михаила и задержался. Он ощутил собственное волнение и напряженность в потайном месте. А потом она резко поверну– лась и покинула сад, следуя за Никитой и Полей.

Рената стояла над свежими могилками. Она покачала головой.

– Малышечки,– нежно сказала она.– Ох, мальчишечки. Надеюсь, у вас будут хорошие братишки на небесах.– Она оглянулась на Михаила.– Ты меня ненавидишь? – спросила она.

– Ненавижу тебя? – Вопрос изумил его.– Нет.

– Я бы тебя вполне поняла, если бы ты ненавидел,– сказала она.– В конце концов, именно я ввела тебя в эту жизнь. Я ненавидела ту, что покусала меня. Она лежит там, с самого края.– Рената кивнула в сторо– ну тени.– Я была замужем за сапожником. Мы ехали на свадьбу моей сес– тры. Я сказала Темке, что он перепутал поворот, но разве он слушал меня? Конечно, нет.– Она жестом показала в сторону больших камней.– Темка умер при превращении. Это было… двенадцать весен назад, мне кажется. Он все-таки не был здоровым мужиком; из него получился бы жалкий волк. Но я его любила.– Она улыбнулась, но улыбка не задержа– лась.– У каждой могилы своя история, но некоторые из них появились даже раньше, чем здесь оказался Виктор. И потому кажется, что они – немые загадки, а?

– Сколько уже… стая живет здесь? – спросил Михаил.

– О, я не знаю. Виктор говорит, что старик, умерший за год до моего появления, жил здесь двадцать лет, и старик тот знал других, которые пробыли здесь еще дольше. Кто знает? – она пожала плечами.

– А хоть кто-нибудь здесь родился? И выжил?

– Виктор говорит, что слышал о семерых-восьмерых, которые роди– лись и выжили. Конечно, со временем и они умерли. Но большинство де– тей или рождались мертвыми, или умирали через несколько недель. Поля уже прекратила свои попытки. И я тоже. Олеся пока еще достаточно мо– лода, чтобы поупрямиться, да и стольких детей она уже похоронила, что теперь сердце у нее должно быть, как один из этих камней. Что же, я сочувствую ей.– Рената оглядела сад кругом и посмотрела вверх, на вы– сившиеся березы, сквозь которые пробивалось солнце.– Я знаю твой сле– дующий вопрос,– сказала она, прежде чем Михаил смог его задать.– От– вет – нет. Никто из стаи никогда не покидал этого леса. Это – наш дом, и всегда будет нашим домом…

Михаил, все еще одетый в лохмотья прошлогодней одежды, кивнул. Сейчас мир, который когда-то был его миром, человеческий мир,– казал– ся ему смутным, похожим на давнее воспоминание. Он слышал, как в вет– вях пели птицы, и видел, как некоторые из них порхали с ветки на вет– ку. Это были красивые птички, и Михаил заинтересовался, будут ли они хороши на вкус.

– Пойдем назад.

Своеобразная церемония окончилась. Рената пошла в сторону белого дворца, а вслед за ней и Михаил. Они еще не ушли далеко, когда Михаил услыхал далекий, высокий звук свистка. Вероятно, где-то в версте на юго-восток, прикинул он. Он остановился, вслушиваясь в этот звук. Не птица, а…

– А-а,– сказала Рената.– Это примета лета. Идет поезд. Пути про– ходят через лес не так далеко отсюда.

Она продолжала шагать, потом остановилась, заметив, что Михаил не двинулся. Свисток прозвучал вновь, короткая и визгливая нота.

– Должно быть, на пути вышел олень,– решила Рената.– Иногда там можно найти убитого. Это бывает совсем не плохо, если только солнце и хищники не поработают над ним.– Свист поезда затих.– Михаил? – под– стегнула она.

Он все еще прислушивался; свисток заставил что-то внутри его за– тосковать, но о чем – он не совсем понимал. Рената ждала его, а бер– серкер крался где-то по лесу. Пора было идти. Михаил еще раз оглянул– ся на сад, с его выложенными из камня прямоугольниками, и пошел за Ренатой домой.