Сэм прошел по лаборатории, заглядывая во все двери, где горел свет. Он, по мере возможности, подготовил себя к тому, что ему предстоит увидеть. Сэм понимал, что входит в реку, где не отмечен фарватер, и постоянно напоминал себе, что он ученый и расставить вешки — его работа. Он должен это сделать любой ценой, и только так можно сохранить здравый смысл.

Пэгги оторвалась от компьютера, приветливо улыбнулась и снова уткнулась в экран. Сэм направился к двери, которая вела в подвал, к комнате Адама, и тронул ручку. Дверь была заперта, но в замке торчал ключ, и он легко повернулся. Сэм открыл дверь, щелкнул выключателем и спустился по лестнице.

Несмотря на то, что он почти ждал это увидеть, Сэм испытал потрясение. Подвал снова представлял собой свалку негодной мебели и устаревшего оборудования, как несколько месяцев назад, когда эксперимент с Адамом только еще обсуждался. Было такое впечатление, будто этот отрезок времени и все, связанное с ним, стерли ластиком.

И все же он, Сэм Таун, уцелел. И его воспоминания о том, что случилось, — тоже. Но как это может быть? Почему? Есть ли этому своя особая причина, есть ли в этом какая-то цель? Или он просто часть некоего процесса, который еще не завершен, но скоро закончится, оставив его... где?

На эти вопросы у него нет ответов, но это еще не повод их не задавать. В голове у него вертелась полузабытая фраза, неточная цитата, источник которой Сэм припомнить не мог, насчет того, что человек должен надеяться, что непостижимое в конечном счете постижимо, — или отказаться от всех попыток понять вселенную и свое место в ней. Гете, наверное. Впрочем, какая разница? Понятие — это просто истина, которой живет каждый ученый, и об этом жизнь со всей жестокостью напомнила ему в последние дни.

— Ты что-то ищешь?

Сэм вздрогнул, услышав за спиной голос Пэгги.

— Не то чтобы ищу, — сказал он, поворачиваясь к ней. — Скорее, размышляю. — Он помолчал, глядя на Пэгги, а потом спросил: — Это имя, женщина, которая звонила — Джоанна Кросс, — по-прежнему ничего тебе не говорит?

Пэгги задумалась на мгновение и покачала головой.

— Прости, не припоминаю. Это кто-нибудь из наших добровольных помощников или что-то еще?

Было глупо подозревать, что она шутит или играет в какую-то игру.

— Да... — неопределенно сказал Сэм. — Она принимала участие в одном из наших экспериментов. — Он подошел к началу лестницы. — Возвращайся наверх, Пэгги. Я хочу поговорить со всеми. Это займет всего пару минут.

Таня Филипс, Брэд Баклхерст и Джефф Доррел были в лаборатории. Брайан Мид, по словам Пэгги, пронюхал о каких-то новых приборах и поехал на них взглянуть. Все присутствующие собрались в приемной. Сэм уже мысленно отрепетировал этот разговор. По пути сюда он решил провести его сразу, после того как проверит комнату Адама, — как только что сделал.

— Я задам вам несколько вопросов, — начал он. — Я не собираюсь объяснять, почему я их задаю и что за ними стоит, — и не хочу, чтобы вы меня об этом спрашивали.

— Но потом-то ты нам объяснишь? — поинтересовался Брэд. Это был просто вежливый вопрос, без всякого намека на вызов.

— Возможно, — сказал Сэм. — Все зависит от того, как обернутся события. Итак, первое, что я хочу знать — кому-нибудь из вас говорит о чем-то имя Джоанны Кросс?

Он сделал знак Пэгги молчать и дать высказаться другим. Все начали качать головами, пожимать плечами, бормотать что-то. Нет, никому это имя не было знакомо.

— Ладно, — сказал Сэм. — И Пэгги, я знаю, известно лишь то, что эта женщина звонила сюда сегодня днем, — верно?

— Верно.

— Дальше — как насчет Уорда Райли? Это имя для вас что-нибудь значит?

Он смотрел, как они переглядываются и отрицательно качают головами. Только Пэгги сказала:

— Я помню Уорда Райли. Он перечислил несколько крупных сумм в наш фонд и завещал нам часть своих денег после смерти.

Сэм посмотрел на нее:

— Когда он умер?

Пэгги ответила таким же пристальным взглядом:

— Ты не хуже меня знаешь, когда он умер.

— Когда, Пэгги? — повторил Сэм.

— Весной, в начале апреля.

— Отчего он умер?

— Сэм, что это все значит?..

— Пожалуйста, Пэгги, отвечай на вопросы.

— Он выбросился из окна своей квартиры в Дакота-билдинг. Никто не знает почему. Ты был в шоке, ничего не мог понять. Мы с тобой много говорили об этом.

— Хорошо, — сказал Сэм спокойно. — Спасибо, Пэгги. Теперь следующее имя — Роджер Фуллертон. Кто-нибудь знает, кто такой Роджер Фуллертон?

На этот вопрос все ответили хором. Каждый знал, кто такой Роджер Фуллертон. Разве можно не знать человека с мировым именем? Им было известно и то, что Сэм учился у него в Принстоне.

— Он тоже умер в этом году, не так ли? — спросил Джефф Доррел.

— А ты не уверен? — поинтересовался Сэм, глядя на него в упор.

Джефф слегка пожал плечами.

— Да нет, уверен. Странно, что ты об этом спросил. На самом деле, я знаю, что он умер, — только не могу вспомнить, когда я об этом слышал.

Сэм не стал разрабатывать эту линию: он решил не отступать от списка, который мысленно приготовил.

— Хорошо — кто знает Дрю и Барри Херстон?

Эти имена тоже были знакомы всем. Дрю и Барри были добровольцами во множестве экспериментов, особенно связанных с ясновидением, которые проводили Таня и Брэд.

— Но они умерли, — проговорила Таня, глядя на Сэма уже с некоторой подозрительностью. — Они погибли в автомобильной катастрофе месяца три назад.

— Мэгги Мак-Брайд? — продолжал Сэм.

И это имя узнали все. Мэгги участвовала в экспериментах по ясновидению и психокинезу.

— Только я уже давно ее не видела, — сказала Таня.

— И боюсь, не увидишь, — добавила Пэгги. Она не сводила с Сэма пристального взгляда. — Я недавно получила телеграмму от ее дочери — Мэгги скончалась. Сердечный приступ, Я помню, что говорила тебе, Сэм.

Сэм на это ничего не сказал, и двинулся дальше:

— Пит Дэниельс?

Все дружно ахнули. Кого-кого, а Пита они не знать не могли.

— Что это значит, Сэм? — спросил Брэд Баклхерст. — Игра в некролог, или еще что? Почему ты спрашиваешь только о мертвецах?

Сэм поднял руку.

— Прошу вас... Я же предупредил, что не стану объяснять, почему я спрашиваю. Только скажи мне о Пите — кем он был, когда умер — и как.

— Он присоединился к нам приблизительно два года назад, — сказал Брэд. — Около полугода работал в качестве твоего личного ассистента, потом его зарезали в какой-то уличной драке. Точно нам так и не удалось выяснить. Я был здесь, когда приехала полиция. Ты сам ездил в морг, чтобы его опознать. Как ты мог забыть?

И вновь Сэм ничего не ответил.

— И наконец, Адам Виатт, — сказал он и оглядел всех одного за другим. — Это имя значит что-нибудь для кого-то из вас?

Ответом ему были только непонимающие взгляды. Имя Адама Виатта никому ничего не говорило.

Сэм с минуту молчал. Потом встал с подлокотника кресла, на котором сидел.

— Хорошо, это все. Благодарю вас.

Подчиняясь их соглашению, никто не стал задавать вопросов или требовать объяснений. Все молча вернулись к своим делам, хотя каждого переполняло любопытство и желание поделиться с другими предположениями насчет странного поведения шефа.

Сэм ушел к себе в кабинет. Поворачиваясь закрыть дверь, он поймал на себе взгляд Пэгги, беспокойный и вопросительный. Сэм заставил себя уверенно улыбнуться, но понимал, что она чувствует — что-то идет не так. Он закрыл дверь и сел за свой стол.

Итак, сказал он себе, ситуация подчиняется безумной, но неотвратимой логике. Мир, в котором существовал Адам Виатт, больше не является тем миром, в котором жили те, кто его создал. Вообразив существование Адама, они выбросили себя из этого мира — по крайней мере в том виде, в котором жили здесь прежде.

Это и был, как говорили Джоанна и Роджер, вопрос совместимости. Математические принципы и фундаментальные законы природы лишь подчеркивали эту истину. Принцип исключения Паули, или теорема Белла. Или Годеля. Что-то из области замкнутых систем, нет?

Сэм одернул себя. Он делает именно то, в чем ортодоксальная наука высокомерно обвиняет людей, подобных ему, и чего сам он всегда стремился избегать в своей работе: берет полученные с трудом результаты научного эксперимента и вновь превращает их в ту разновидность магии, в которую люди верили на заре своей истории, пока расцвет здравого смысла не вытеснил суеверия из человеческой жизни.

Или наука сама по себе — тупик? Сэм вспомнил, что говорила ему Джоанна о последнем разговоре с Роджером. Неужели такой человек, как Роджер мог всерьез так думать? Что в конце всего, как учат восточные мистики, только вечный танец, и западный образ мысли, как и научный рационализм, не больше, чем одна из его форм, и она не ближе к окончательной истине, чем вера пещерного человека, что солнце поднялось только потому, что он принес в жертву богам своего племени животное или собственного сородича?

Пальцы Сэма нащупали что-то на дне кармана его пиджака. Это был листок из блокнота Джоанны, который он прошлой ночью нашел у нее в квартире.

На нем она записала адрес и телефонный номер Ральфа Казабона.

Несколько мгновений Сэм с сомнением смотрел на него. Вчера вечером он уже пробовал дозвониться по этому телефону, но тщетно. Есть ли смысл повторять попытку?

Он колебался только мгновение, потом дотянулся до телефона и набрал номер.

После трех гудков мужской голос сказал:

— Алло?

У Сэма учащенно забилось сердце.

— Ральф Казабон? — спросил он.

— Да. Чем я могу вам помочь?

— Я пытаюсь найти женщину по имени Джоанна Кросс.

— Джоанна Кросс? — с оттенком любопытства переспросил голос на другом конце линии. — Так зовут мою жену — вернее, звали до того, как мы поженились.