Глава 25
1
Джим проснулся с чувством невосполнимой утраты — это был результат забытого при пробуждении сна.
Фейт лежала рядом, прижавшись к его спине. Однако даже близость любимой девушки не могла изгнать из души Джима странную меланхолию, которая поселилась там в какое-то из мгновений прошедшей ночи. По непонятной причине неопределенная тоска повлекла за собой мысли о Хоуви. Джима вдруг потянуло позвонить другу и узнать, все ли с ним в порядке. Но взглянув на часы, он отказался от этой мысли — Хоуви проснется не раньше, чем через час. Пусть себе спит, не стоит его попусту тревожить. Это ведь уже признак паранойи — названивать друзьям в неурочное время...
Но как не стать параноиком, когда в университете уже не первый месяц творится нечто уму непостижимое!
Фейт забормотала во сне и перевернулась на другой бок. Джим осторожно выскользнул из-под одеяла. Стертый член неприятно саднило. Он покосился на головку и увидел запекшуюся кровь.
Так-так... И чем же это он занимался ночью?
Память ничего не подсказывала. Джим горестно вздохнул, растерянно потер лоб и побрел в ванную — принять душ.
Они встретились в кабинете Яна Эмерсона в девять часов утра. Джиму было неловко, что он не взял с собой Хоуви, но вряд ли разумно втягивать в смертельно опасное предприятие физически слабого, тяжелобольного человека. Хоуви, конечно, обиженно возражал, что он вполне здоров и способен принять участие в борьбе с Университетом, но Джим про себя твердо решил: когда речь идет о друге, лучше переберечь, чем недоберечь. Если кто-то сочтет это дискриминацией инвалидов — плевать! Он слишком любит Хоуви, чтобы подставлять его под возможный удар.
Если Университет проведает о том, что Хоуви активно сотрудничает с ними — беды не миновать.
Сейчас вопрос вопросов: что Университету уже известно?
Он в курсе всего, что вводится в компьютеры или в любом виде попадает на бумагу — это совершенно очевидно. Возможно, он слышит все произносимое.
Но способен ли он читать в умах? Умеет ли фиксировать поступки человека и разгадывать их мотивы? По этому поводу оставалось только лишь строить догадки. И никто из соратников Джима не смог бы с уверенностью ответить на эти вопросы. Следовательно, надо исходить из наихудшего предположения: их умы — открытые книги для Университета.
Бакли прибыл последним на "совет четырех". Он принес с собой пакет горячих пирожков, уселся на стул и принялся уплетать их за обе щеки, и не подумав угостить остальных.
Ян обвел глазами присутствующих, встал и принялся вышагивать по свободному пространству между столом и окном. Наконец он прочистил горло и сказал:
— Я виделся с ним. Я имел встречу с Гиффордом Стивенсом.
Ян сделал долгую паузу, и Бакли пришлось поторопить его:
— Ну и что?
Ян удрученно вздохнул и во всех подробностях пересказал свою беседу с профессором Стивенсом, сообщив напоследок о его начиненной взрывчаткой квартире.
Бакли присвистнул:
— Полный отпад! Этому парню палец в рот не клади!
Фейт испуганно облизала пересохшие губы.
— Это что же, — растерянно спросила она, — мы будем вроде террористов? Разнести бомбами весь университет? Ничего себе... — Девушка покачала головой. — Если по совести, то я не знаю, смогу ли принимать участие в таком решении проблемы... А что, если мы ошибаемся? Вдруг причина всех бед отнюдь не там, где мы ее видим? А ну как мы угробим массу ни в чем не повинных людей!
— Видите ли, — сказал Ян, садясь в свое кресло, — я и сам не очень-то убежден, что динамит — единственно правильный выход.
— Если не динамит — тогда что? — спросил Джим.
— По-моему, надо придерживаться нашего изначального плана. Будем планомерно привлекать все новых и новых сторонников, собирать силы в единый кулак. Как говорится, больше голов — больше умов.
Бакли ухмыльнулся:
— Создадим великое братство призракоборцев!
— Что-то вроде. А если серьезно, то будем встречаться, обсуждать происходящее и вместе искать позитивное решение. Пусть теории Стивенса подвергнут тщательному анализу философы, естественники и прочие могучие умы нашего университета. Поглядим, какие идеи родятся в головах премудрых профессоров.
— А если в премудрых головах ничего особенного не родится? — съязвил Бакли.
— Тогда остается одно — всепоглощающее пламя.
На мгновение воцарилось тяжелое молчание.
— Какие группы клеток составляют мозг? — неожиданно осведомился Джим.
— То есть?
— Из каких именно клеток, по словам Стивенса, составлен мозг Университета?
Бакли пару секунд непонимающе таращился на Джима, затем хлопнул себя по лбу:
— Ага! Хороший вопрос!
— Вы про что? — спросила Фейт, глядя то на Бакли, то на Джима. — Чего-то я не въезжаю. Объясните.
— Сейчас, сейчас, — пробормотал Ян и обратился к Джиму:
— Ну-ну, продолжай свою мысль.
— Я подумал вот о чем, — сказал Джим. — Есть ли необходимость убивать все клетки организма? Не разумнее ли провести нечто вроде лоботомии? То есть убить только мозг или путем некоей операции лишить его агрессивности. Под клетками я, конечно, имею в виду людей. А "убить" говорю, разумеется, в переносном смысле. Быть может, нам не придется убивать конкретных людей. Найдем способ каким-то образом нейтрализовать их — постепенно выводить из игры.
— А что, если мы "выведем из игры" не тех людей? — не без горячности возразила Фейт. Джим пожал плечами:
— Во время настоящей войны всегда бывают жертвы среди мирного населения.
— Но Университет именно этим и занят! — воскликнула Фейт. — Он систематически убивает. Мы даже готовы разрушить его за это — и вдруг сами возьмемся за "нейтрализацию" людей, и непонятно, насколько далеко в этом зайдем!
— Извини, Фейт, отчаянные времена требуют отчаянных мер. Иначе не бывает. В данный момент мы уже не контролируем ситуацию. События приперли нас к стенке — надо биться с отчаянием загнанных в угол!
Ян неодобрительно покачал головой и поднял руку, как бы прося слова.
— Клетки организма были упомянуты лишь как приблизительное сравнение. Аналогия действительно весьма и весьма условная. Стивенс ясно дал понять, что Университет не состоит из некоего набора органов — вот это мозг, это подобие рук, а здесь нечто вроде сердца. Будь так, наша задача оказалась бы очень простой: найдите "руки" и обрубите их, отыщите больной "мозг" и сделайте лоботомию. Увы, это не так.
— А почему вы решили, что это не так? В конце концов Стивенс может и ошибаться! Не исключено, что аналогия с организмом очень и очень точна — или хотя бы частично оправданна. Как знать, быть может, Стивенс верно угадал общий смысл происходящего, но категорически не прав в деталях!
— Потому-то нам и нужно подключить к размышлениям самый широкий круг специалистов и наблюдателей, — подчеркнул Ян. — В данный момент у нас попросту мало информации для окончательных выводов. Мы всего лишь гадаем. Нельзя эффективно бороться с врагом, о котором практически ничего неизвестно. Наши нынешние знания сводятся к тому, что Университет есть Зло и мы обязаны каким-то образом положить конец его страшным делам.
— Какое счастье, — сказала Фейт, — что мы нашли друг друга и можем думать сообща! Нам очень повезло, не правда ли?
Ян отрицательно мотнул головой:
— Я бы не назвал это везением. Это, похоже, некая закономерность. И поэтому нам следует быть предельно осторожными. В романах ужаса так все и происходит: небесные силы добра сводят вместе некую группу порядочных людей, дабы они сразились с темными силами. Тут у нас существенное расхождение с литературными образцами: нашу группу соединил профессор Стивенс. Он преподаватель литературы, большой любитель "черных фантазий" и хорошо знаком с этим традиционным сюжетным приемом — так сказать, знает правила игры. Как бы там ни было, именно Стивенс стоит за нашим объединением, именно он растормошил нас и заставил задуматься над происходящим всерьез.
— Ну, тут вы преувеличиваете, — возразила Фейт. — Нас-то с Джимом отнюдь не Стивенс свел. Мы с Джимом близко сошлись в результате стечения обстоятельств: вместе посещали семинар, и я кинулась к нему за поддержкой, когда произошла та мерзость на лекции по биологии. Да и вас с профессором Бакли не Стивенс познакомил — насколько я понимаю, вы дружите уже не первый год. Так что зря вы представляете Стивенса как "мастера завязки", будто он какой-то кукловод...
Бакли усмехнулся и сказал:
— Умница! Смотришь в корень.
— Даже если Фейт права, — произнес Ян, — тем больше причин у нас волноваться. Так или иначе, мы сведены в группу — традиционная завязка налицо. Коль скоро причина не конкретный человек и за нашим объединением стоит не Стивенс — тем хуже для нас. В таком случае можно с еще большей уверенностью предположить, что мы марионетки в борьбе добрых и злых сил!
— Это все литература, — проворчал Бакли. — Послушай, Ян, до сих пор я полагал, что вы со Стивенсом вроде как приятели. А из твоих слов получается, что ты не слишком-то ему доверяешь.
— Я с ним встретился. Я с ним поговорил. И я верю ему. Но только до определенной степени. Избыток осторожности не помешает. Мы не вправе допустить ошибку.
— А что, если именно этого оно и ждет от нас — чтобы мы шебуршились, объединялись и сопротивлялись? — спросил Бакли. — Быть может, оно уже манипулирует нами. Быть может, мы уже все в его власти, все больны. Не исключено, что мы только воображаем, будто действуем по собственной воле, а на самом деле это оно дергает за веревочки...
Ян пожал плечами.
— А это, по-твоему, не литература? — ядовито поинтересовался он. — Если без шуток, то это очень даже вероятно. Но в таком случае мы обречены. Трепыхайся не трепыхайся — ничего не поделаешь.
— Послушайте, — сказал Джим, — мне кажется, мы попусту теряем время на... на этот саммит, или как еще назвать нашу встречу... Пикируемся, философствуем... Думается, Стивенс совершенно прав: надо взорвать университет к чертям собачьим — и все будет в ажуре!
— Еще раз говорю, — терпеливо произнес Ян, — я не считаю это единственным и неизбежным вариантом решения нашей проблемы. Я склонен согласиться с Фейт — Университет надо лечить... Хотя тут еще бабушка надвое сказала, что хуже — болезнь или прелести курса лечения.
— Не знаю, — возразил Джим, — я бы на вашем месте не ломал голову. Времени у нас мало.
— А не убраться ли нам отсюда подобру-поздорову? — предложила Фейт. — И прихватить всех хороших людей! Или нет... мы можем добиться всеобщей эвакуации университета. Чтобы администрация издала приказ — и еще до конца этого семестра... Скажем, объявить каникулы. А когда мы вернемся...
— Когда мы вернемся, — сказал Ян, — все продолжится с того места, где оно остановилось... И к тому же, с чего ты взяла, что мы можем уехать, что оно позволит "эвакуировать" студентов и преподавателей?
— Ну, я каждый день уезжаю из университета домой — и ничего. И днем свободно уезжаю, и вечером.
— Но ты же потом возвращаешься! Джим энергично кивнул головой.
— Профессор Эмерсон прав. Я очень волнуюсь за Фейт — как бы с ней чего не случилось. И поэтому десять раз просил и требовал, чтобы она бросила университет — хотя бы на время,. Или перевелась в другой. Но она не слушается. Можно вполне резонно предположить, что Университет держит ее.
— Никто и ничто меня не держит! Просто я не хочу — вот и весь сказ!
— Ты не можешь бросить университет — вот и весь сказ! — разгоряченно возразил Джим.
— Ну, будет, будет вам! — успокоил Ян. — Если принять стивенсовское сравнение Университета с организмом, то нас следует считать его здоровыми клетками. Но коль скоро мы принадлежим к этому организму, мы хотя бы до какой-то степени поражены болезнью. И поэтому я настаиваю на том, чтобы вести себя с предельной осмотрительностью.
Бакли доел последний пирожок, встал и бросил пустой пакет в корзинку для мусора. Потом стряхнул крошки со своей сорочки и сказал:
— Извините, у меня в девять сорок пять занятия по началам риторики. Мне пора идти.
— Ладно, пусть каждый уже сегодня переговорит с близкими друзьями, — подвел итог Ян. — Да, прямо сегодня! Откладывать нельзя.
Бакли насмешливо отсалютовал правой рукой.
— Ясненько, шеф! Джим, Фейт, до скорого!
Ян встал:
— У меня тоже скоро начинается семинар. Давайте завтра соберемся снова, обсудим сделанное и наметим дальнейший план действий.
Джим кивнул:
— Хорошо.
— Может, нам стоит помолиться? — спросила Фейт и вскочила со стула.
Джим не позволил себе улыбки.
— Что ж, — сказал он, — вреда не будет...
