3
ПЕРЕСТРЕЛКА В БИБЛИОТЕКЕ: ЧЕТЫРЕ ЧЕЛОВЕКА УБИТЫ, ШЕСТНАДЦАТЬ РАНЕНЫ
Новая сенсация. Снова жирный заголовок на всю ширину первой полосы. И фотографии под заголовком опять могут потянуть на какой-нибудь приз: прикрытые окровавленные тела на носилках, отражение множества машин на стеклянной стене первого этажа библиотеки — полиция и "скорая помощь"...
Ричард и на этот раз оказался на высоте — его снимки в высшей степени эффектны. Каким-то образом он проник через линию полицейских кордонов и нащелкал почти сотню кадров, прежде чем его вытолкали прочь.
Джим видел готовые отпечатки лишь мельком, но они до сих пор маячили перед его глазами. Для газеты отобрали самые впечатляющие, а самые страшные отложили в сторону. Лужи крови перед лифтом, забрызганные кровью и мозгами книжные стеллажи на четвертом этаже. И трупы, трупы... Три мертвые пожилые библиотекарши. Одна лежит на столе — пуля превратила лицо в кровавую кашу. Вторая на полу — с раной в груди. А третья сидит в нелепой позе на стуле, руки висят плетьми, мертвые глаза смотрят прямо в камеру.
Отвратительно. Страшно.
Но снимки мощные.
Что и говорить, Ричард — настоящий мастер...
Зазвонил телефон. Джин сняла трубку.
— Джим, — позвала она, — тебя. Декан Йенсен.
Сейчас декан Йенсен заведовал учебной частью, а некогда был куратором "Сентинел" и, к счастью, продолжал по мере сил опекать газету. Джим встречался с ним лишь однажды, но полюбил этого человека с первого взгляда. Йенсен был единственным членом высшей администрации университета, который не избегал контактов с редакцией "Сентинел": при необходимости давал требуемую информацию или совет, а порой и сам предлагал дополнительные сведения по темам, интересовавшим работников студенческой газеты. Джим взял трубку.
— Добрый день. Джим Паркер слушает.
— Привет, Джим. Мне только что позвонили из центральной больницы. Один из раненых студентов скончался. Вы уже в курсе?
— Нет. Большое спасибо. Мы звонили в больницу полчаса назад. Из них слова не вытянешь. Похоже, нас держат на голодном информационном пайке.
— Сам понимаешь, Джим, и полицейское управление, и больница сообщают новости прежде всего крупным телекомпаниям и газетам, а от вас отмахиваются. Так что я постараюсь подкидывать информацию, чтобы вы не совсем отставали.
— Спасибо, — произнес Джим. — А кто из раненых умер? Вы знаете фамилию?
— Увы, мне не сказали. Но семью погибшего уже уведомили. Когда сдаете номер?
— Должны были — час назад.
— А когда самый-самый последний срок?
— Типография велела не позже восьми.
— Времени маловато, — согласился Йенсен. — Попробуйте сами дозвониться в больницу и вытянуть из них имя умершего.
— Хорошо. Еще раз спасибо.
Повесив трубку, Джим подозвал Фарука.
— Звони в больницу. Узнай, какие там новости. Придется переделать заголовок и внести кое-какие изменения в текст статьи.
— О Господи! — воскликнула Джин. — Сколько же раз можно переделывать!
— Сколько потребуется.
— Извини, Джим, ты перебарщиваешь! — заявила Джин. — Нам все равно не угнаться за телевидением. И даже с большими газетами нам не по зубам конкурировать — у них собственные типографии, они могут сдавать номер далеко за полночь. — Девушка удрученно тряхнула головой. — Мы и так сделали все возможное. Зачем же из нас кишки выпускать? Чего ради?
— Мы должны работать по максимуму. Пока я главный редактор, будем вкалывать без дураков.
— Учти, я уйду через час. И больше ни на минуту не задержусь. Если к этому времени ты не угомонишься, на меня не рассчитывай, справляйся сам.
— Ладно.
К Джиму подошел огорченный Фарук.
— Я дозвонился до больницы, — сообщил он. — Все глухо. Никакой информации давать нам не желают. Говорят, утром будет пресс-релиз. Что мне делать? Поставим, "как сообщил нам декан Йенсен"?
— Что ж, деваться некуда. Вставь сообщение о смерти раненого со ссылкой на декана Йенсена. Джин удовлетворенно кивнула:
— Вот это мудрое решение. Достойно главного редактора. Нечего нам ждать у моря погоды еще целый час...
Через несколько минут все необходимые изменения на первой полосе были сделаны, и Стюарта отрядили в типографию с готовым номером.
Когда они всей компанией вышли из редакционной комнаты в коридор, на Джима чуть не наехал Хоуви.
— Привет! Что там насчет перестрелки? Говорят, три человека пострадали.
— Ха! А не хочешь пять трупов и пятнадцать тяжело раненных!
Хоуви побледнел.
— Боже! Какой ужас! Есть среди них наши общие знакомые?
— Похоже, нет. Правда, я еще не видел окончательного списка.
— Кто стрелял? Ветеран войны?
Джим отрицательно мотнул головой. Отец Хоуви служил во Вьетнаме, и Хоуви почти с маниакальной настойчивостью интересовался геем, что могло бы, по его словам, привлечь больше внимания к тягостному положению ветеранов вьетнамской войны.
— Насколько я знаю, — сказал Джим, — убийца совсем юный. Двадцать два года, почти что наш ровесник. Специализировался на антропологии. Он расстрелял все патроны, а затем преспокойненько уселся на полу в ожидании полиции.
— Ну и ну!
Джим попросил Фарука запереть дверь, сам же направился вместе с Хоуви к лифту.
— А где Шерил? — спросил Хоуви. Джим горестно вздохнул:
— Шут ее знает. Уже неделю не появляется в редакции. И не подает никаких признаков жизни. Не могу даже по телефону с ней связаться. Очевидно, придется взять нового редактора отдела. Хоуви промолчал.
Они спустились на лифте и вышли из здания. Здесь их поджидал неожиданный сюрприз. На ступенях сидели и лениво курили шесть или семь студентов и студенток — в темноте яркими точками светились кончики сигарет. Было довольно прохладно — изо рта курящих вперемежку шел то дым, то пар. Молодые люди смотрели на покатую лужайку метрах в пяти от ступеней. Там, слабо освещенные светом из окна на первом этаже, парень и девушка молча энергично совокуплялись. Наблюдающие тоже молчали.
Эта сцена поражала не только своей сутью, но и глубоким равнодушным молчанием.
Джим поежился — не столько от холода, сколько от отвращения, схватил инвалидную коляску Хоуви и быстро скатил ее по пандусу. Толкая ее перед собой, он заспешил прочь, в сторону автостоянки, за которой находилось их общежитие.
— Какая мерзость! — процедил Хоуви, когда друзья оказались на безопасном расстоянии. Джим согласно кивнул.
— Да-а, — сказал он, — от этого всего рехнуться можно!
Тут Хоуви вдруг охнул и сказал:
— Эй, Джим, притормози-ка! Гляди, что там такое? Джим посмотрел в указанном направлении. В центре площади росли одной группой несколько деревьев. Кругом было темновато — фонари уже перешли на режим экономии и светили в треть накала. Но там, где была купа деревьев, темнота сгущалась странным образом...
— Послушай, — произнес Хоуви немного дрожащим голосом, — я почувствовал дрожание под колесами. Какая-то вибрация...
— Землетрясение?
— Нет, определенно не землетрясение... Больше похоже на... Ну вот, опять. — Глаза Хоуви расширились от ужаса. — Ты чувствуешь?
Джима затрясло от страха. Спина у него похолодела. Сам он ничего не чувствовал. Но от этого было еще страшнее.
— Н-нет, я н-ничего такого не...
— А я словно в море на надувном матрасе. Качает, как на волнах. Вот же, вот! Ты что, и впрямь не чувствуешь?
— Ничего я не чувствую! — почти сердито огрызнулся Джим. — Поехали-ка дальше, и брось дурить!
— У меня такое ощущение, что земля подо мной... дышит. Как будто гигантская грудь кого-то спящего на спине размеренно ходит вверх-вниз, вверх-вниз... Вдох, выдох, вдох, выдох...
— Если ты хотел напугать меня — то будь доволен, напугал! А теперь, пожалуйста, прекрати! У всякой шутки есть границы...
— Я нисколько не шучу — Послушай, включай-ка мотор, и давай сваливать отсюда по-быстрому!
Джим зашагал вперед, а через несколько секунд послышалось жужжание двигателя инвалидной коляски, и Хоуви догнал его.
Проходя у купы деревьев в центре площади, Джим не мог не заметить, что воздух стал значительно холоднее. Они словно попали в столб воздуха с минусовой температурой. Просто дьявольщина!.. Джим мог только гадать, ощутил ли его друг то же самое или нет. Спросить он не решился. Охваченный паникой, он лишь ускорил шаг.
Впереди находилось здание библиотеки — ни одного светящегося окна. Только трое полицейских перед входом сторожили у желтой ленты, преграждающей путь.
Джиму, который шел и без того быстро, вдруг захотелось побежать — было нестерпимо находиться рядом с этим проклятым местом. Темное здание библиотеки внушало ужас.
Была ли Фейт внутри, когда разыгралась трагедия? В списке пострадавших она не значилась, однако никто пока не гарантировал полноту и точность этого списка. Сама Фейт ему не позвонила, чтобы успокоить. Он очень волновался за нее, но в редакции в связи с бойней царила такая суматоха, что ему было просто некогда наводить справки о Фейт или разыскивать ее.
Как только он окажется в своей комнате в общежитии, тут же позвонит ей домой — удостовериться, что с девушкой все в порядке.
Неподалеку от полицейских околачивалась группа студентов. Они молча курили и сплевывали в сторону копов.
— Не отставай, Хоуви, — сказал Джим. — Поторапливайся. У меня душа не на месте.
И он перешел на трусцу.
Фейт.
Она ждала Джима в его комнате. Голая. Как только он вошел, девушка призывно стала на четвереньки, ягодицами к входной двери.
Джим понятия не имел, откуда у нее взялся ключ. Но у него не было ни малейшего желания раздумывать о такой ерунде.
За двадцать секунд он избавился от всей одежды и был уже на кровати.
С высоко торчащим членом.
Джиму не надо было объяснять, чего хочет Фейт. Ему и самому этого хотелось. Левой рукой сгреб ее за талию, а правой стал шлепать по ягодицам — все сильнее и сильнее. Очень скоро ее зад зарделся от ударов. Тогда Джим стал на колени за стоящей на четвереньках Фейт и бесцеремонно, одним резким движением вошел в нее.
