Хортон рассматривал пустую винную бутылку. Она стояла в кухне на столе, и он с тупым недоумением смотрел на нее уже почти двадцать минут, все пытаясь сообразить, почему это она пустая.

Пытаясь понять, когда же он ее выпил.

Но он ее выпил, это точно, потому что был пьян, и этот факт при всем желании отрицать было невозможно. Подробности происшедшего Хортон вспомнить никак не мог, хоть убей: сколько ему потребовалось времени, чтобы прикончить эту бутылку, и, самое главное, где он ее достал?

Это его тревожило. И серьезно. Уж чего-чего, а алкоголиков он за свою жизнь насмотрелся, ему были известны все симптомы этой, с позволения сказать, болезни, но он-то, спрашивается, при чем? Ну, в последнее время он чаще стал прикладываться к бутылке, ну и что? Вопрос о том, чтобы хоть раз потерять над собой контроль, перед ним, кажется, никогда не стоял.

В этом-то и была вся проблема — все это случилось каким-то образом помимо его воли.

Тут было что-то совсем другое, вовсе не алкоголизм. Все дело тут в вине.

Аданем.

Вино, производимое фирмой лесбиянок. Он, конечно, слышал о нем, может быть, даже видел где-то бутылку с этикеткой этой фирмы, но, насколько ему было известно, для обычной публики оно было недоступно.

Но ведь эту бутылку он купил в магазине. Хортон мог даже поклясться, что знает в каком.

Или не знает? Полной уверенности не было.

Хортон с раздражением протер глаза. Эффект, произведенный на него этим вином, отличался от действия других алкогольных напитков, которые он когда-либо употреблял прежде. Вместо ощущения одиночества и покинутости, которое обычно охватывало его после выпивки, когда он оставался один на один со своей тоской, сейчас им овладело чувство... какого-то странного единения, — с кем и зачем, он не понимал, — чувство общности со всем остальным миром, вызванное опьяняющим действием выпитого вина. И от этого бросало в дрожь.

Кроме того, он пришел... хм, в сексуальное возбуждение. И это тоже было крайне необычным. Во всяком случае, для него. Как это бывает с другими, он не знал, но для него алкоголь был чем угодно, только не снадобьем, возбуждающим желание. Наоборот, в пьяном состоянии Хортон неизменно становился абсолютно беспомощным. Сейчас он вдруг ни с того ни с сего вспомнил, как однажды им с Лау-рой пришла в голову блажь заняться чем-то эксцентрично-извращенным. Перед этим, правда, они изрядно поддали. Инициатива исходила от нее. Она пожелала, чтобы он приковал ее наручниками к спинке кровати и изнасиловал. Причем обязательно грубо. Он с радостью повиновался, но, подойдя к постели, где она в наручниках, выгнувшись, распростерлась перед ним, ничего не смог сделать. И все из-за алкоголя.

Теперь же одного воспоминания об этом случае оказалось достаточно, чтобы возникла сильнейшая эрекция. Член болезненно вдавился в трусы, и Хор-тон подумал, что, если бы все это происходило сейчас, просьба Лауры была бы удовлетворена в самом лучшем виде.

Хортон взял бутылку. Она удобно умещалась в руке, как-то очень знакомо, и он предположил, что пил из горла, держа ее вот так вот, в руке, хотя точно вспомнить, что делал это, не мог.

Что же, черт возьми, случилось?

Зазвонил телефон.

Он мигом поднялся на ноги, мгновенно протрезвев, и поспешил из кухни в гостиную, где стоял телефон. Звонить могли только из одного места — полицейского управления, и периферийная система его мозга, повинуясь какому-то особому инстинкту полицейского, автоматически привела его в норму, в значительной степени нейтрализовав опьянение.

Он схватил трубку сразу же после второго звонка.

— Хортон.

— Лейтенант? Это Дитс. Я сейчас в управлении. У нас тут... хм... у нас тут, похоже, двойное убийство...

— Короче. Что случилось?

— Двое старшеклассников. Разорваны на части.

Во рту у Хортона пересохло.

— Где?

— На Южной улице.

— Я выезжаю.

Огни поисковых фонарей и красно-голубые мигалки патрульных машин освещали часть дороги между входом на винный завод Аданем и старым ранчо Митчелла. Хортон стоял у перегораживающего дорогу щита рядом с холодильным фургоном и курил. Вдохнув дым, он ощутил знакомое действие табака на легкие. Тепло. Выдохнул и посмотрел на "додж-дарт", где Мак-Комбер и еще один полицейский в форме посыпали все порошком для снятия отпечатков. Полчаса назад кто-то обнаружил машину и позвонил. Обеспокоенные родители обоих школьников уже обратились в управление несколько часов назад, и когда номер найденного автомобиля совпал с номером машины разыскиваемых, Дитс и Мак-Комбер были посланы сюда.

Меньше чем за пять минут они обнаружили тела.

Вернее, то, что от них осталось.

Хортон глубоко затянулся сигаретой, пытаясь не думать о собранной куче мяса и костей, которую уже запаковали и погрузили в холодильный фургон. Подобные зверства со взрослыми тоже вызывали ужас, но школьники, дети... Он посмотрел на небо и уже в миллион сто первый раз подумал, где же это там скрывается Бог. Если Он все видит, то как позволяет свершаться такой мерзости?

Он ненавидел эту чертову работу.

Хоть бы эти скоты сделали перерыв, что ли.

Но на сей раз было обнаружено нечто весьма интересное. Причем нашел его этот тупица Дитс.

Орудие убийства. С отпечатками.

Кровавыми отпечатками.

Хортон швырнул окурок на асфальт, за загородку, и направился к черно-белой патрульной полицейской машине. Орудие убийства все еще лежало на капоте, там, где он его оставил. Оно было уложено в пакет, завязано, готово к отправке в лабораторию: бутылка из-под вина Аданем.

Он взял пакет, вспомнил бутылку, которая все еще стояла у него на кухонном столе, и поежился.

— Лейтенант.

Хортон вздрогнул от голоса, чуть не уронив пакет. Напустив на себя безразличный вид, он повернулся к офицеру следственной группы.

— Да.

— Вы уже закончили?

Хортон посмотрел на найденную улику и неторопливо кивнул:

— Да. Я уже закончил. Это все в вашем распоряжении.