Книга: Принцессы тоже плачут
Назад: Глава 4 «Свет мой, зеркальце, скажи…»
Дальше: Глава 6 «Карфаген должен быть разрушен»

Глава 5
Гатчина

 

— Да как он смел! — закричал Николай, выслушав Нарышкину.
Поначалу государь хотел было избежать встречи с надоедливой фрейлиной. Но Екатерина была столь смиренна и прекрасна, так преданно смотрела в глаза и говорила завораживающе-ласково, что он решил еще раз принять ее. И Нарышкина тут же пустила в ход все свое обаяние и красноречие, чтобы как можно убедительней представить Николаю заговор Александра и княжны Репниной. Екатерина пылала праведным гневом, она знала, что румянец ей шел. Шуршащее полотно шелка струилось по ее телу, аромат духов возбуждал, и всем своим обликом она как бы говорила: вот она я, вся перед вами, без утайки и без обмана.
Николай с трудом подавил в себе желание перенести этот разговор в более интимную обстановку и задумался над сообщением Нарышкиной.
— А вы не предполагаете, моя дорогая, что уверенность принцессы Дармштадтской в том, что роман наследника и ее фрейлины есть лишь притворство, не результат того "же самого притворства? Что, если они и ей заморочили голову, убедив в невинности своих отношений? Такая мысль мне тоже приходила, Ваше величество, — кивнула Нарышкина. — Но как вы знаете, наши комнаты с фрейлиной Репниной находятся рядом, и я могу смело утверждать, что если между ней и цесаревичем были какие-то свидания, то совершенно в другом месте. Но я не видела тому никаких подтверждений или признаков ни на балах, ни на приемах, ни здесь, ни на прогулках. И может ли быть, что они были настолько осторожны, чтобы Вы сами не знали об этом?
— Если честно, то слова княжны Репниной прозвучали для меня, как гром с ясного неба. Я был уверен, что знаю об Александре все. А вероятно ли, что он извлек уроки из истории с Калиновской и стал настолько осторожен?
Нельзя скрывать то, чего нет! Поверьте, Ваше величество, если бы хотя бы малейший намек на отношения между Его высочеством и Репниной существовал на самом деле, мы бы это увидели. А Ее величество почувствовала бы своим чутким материнским сердцем, но и она оказалась совершенно не готова к этой новости. Боюсь, что нас… то есть Вас, Ваше величество, разыграли.
— О, если это так!..
— Не сомневайтесь, это так и есть!
— Но к чему Александру втягивать себя в эту нелепую игру?
— Вы помните, что сказал о Его высочестве маркиз де Кюстин?
— Этот наглец, посмевший превратить Россию в пугало для всей Европы?
— Его книга, несомненно, отвратительный навет, — согласилась Нарышкина, — но в одном он, кажется, прав. Маркиз увидел, как благороден наследник российского престола.
— Благороден? Да он просто глуп! — вскричал Николай. — Позволил своенравной девчонке втянуть себя в авантюру и выставил на посмешище перед всем двором!
— Его высочество — всего лишь невинная жертва…
Жертва? Беспомощный, самовлюбленный мальчишка, которым с легкостью управляют хорошенькие глазки фрейлин. Впрочем, я намерен положить этому конец. — Николай нервно прошелся взад-вперед по кабинету и потом остановился, посмотрел на Нарышкину. — Я глубоко благодарен вам, Екатерина, за вашу преданность. Право же, если бы в России было позволено принимать на государственную службу женщин, то лучшего помощника для графа Бенкендорфа мне и представить было бы трудно.
— Благодарю вас, Ваше величество, — Нарышкина склонилась в реверансе перед государем.
— Нет-нет, это я должен найти для вас достойную благодарность. Хотя я уже знаю, как мы поступим. Я сегодня же переговорю с Ее величеством, и в самое ближайшее время вы займете должность главной фрейлины при невесте наследника.
— А что будет с Репниной?
— На ее счет у меня тоже уже есть соображения, но, если вы не против, их я оставлю при себе, — рассмеялся Николай.
Как скажете, Ваше величество, — Нарышкина снова присела в глубоком поклоне.
— А пока, дорогая моя, идите и помните — никто не должен знать о нашем разговоре. Ведите себя столь же естественно, как и прежде, пусть эти двое думают, что их шутка удалась.
Довольная содеянным, Нарышкина вернулась в покои принцессы Марии. Она застала там Репнину. Наташа ждала выхода принцессы. Мария передала ей записочку, она просила подругу прийти, чтобы обсудить souvenire, который ей следовало подарить цесаревичу на свадьбу. Наташа, сидевшая на диванчике, сделала вид, что появления Нарышкиной не заметила. Екатерина капризно надула губки и, с обиженным лицом подойдя к ней, бесцеремонно плюхнулась рядом.
— С каких это пор вы перестали со мной здороваться, Натали? Или вам некогда обращать внимание на простых фрейлин, когда у вас такие привилегии! — не без тайного злорадства сказала Нарышкина.
— Вам будет очень трудно и дальше оставаться при дворе, — тихо ответила ей Наташа.
— Это еще почему?
— Фрейлины императрицы должны отличаться не только благородным происхождением, прекрасным воспитанием и приятной внешностью, но и безупречным поведением.
— Странно слышать это от вас!
— Если бы вы, кроме того, что умеете слышать, еще бы умели и молчать, то тогда странностей в вашей жизни было бы гораздо меньше.
— Вы слишком самонадеянны, Натали.
— А вы слишком любопытны. Насколько я помню, вас сюда не звали.
— А мне не надо особого приглашения, чтобы явиться с услугой к моей будущей государыне. Для этого мне достаточно повеления государыни царствующей.
— Вас прислала Ее величество? — удивилась Наташа. — Однако хочу вас поздравить, вы очень бойко шагаете вверх по служебной лестнице.
— Что вы, мне просто улыбнулась удача.
Наташа почувствовала подвох в ее словах и хотела еще что-то спросить, но дверь в гостиную открылась и из опочивальни вышла принцесса Мария.
— Натали!.. Ах, здесь еще и вы, Катрин… Впрочем, мне все равно нужен совет, и, если их окажется больше, мне будет легче сделать свой выбор.
Обе фрейлины присели перед ней.
— Итак, что вы посоветуете подарить Александру Николаевичу на свадьбу, чтобы это было по-русски?
— Подарите что-нибудь из оружия, — тут же выпалила выскочка Нарышкина. — Его высочество великолепный стрелок.
— Я советую Вам заказать у ювелира золотую братину. Так называется круговая чаша с мудрым изречением на венце, — предложила Наташа.
— «И только смерть разлучит нас». Или что-нибудь в этом роде, — поддела ее Нарышкина.
Зачем же так трагически? Можно написать, например, это — «Подлинная любовь подобна золотой чаше — ее не разбить. А если погнется, то и разумом исправить можно».
— Не слишком ли мудрено для такого простого дела, как свадьба? Я знаю, что Александр Николаевич не большой любитель глубокомысленных изречений. Он умрет от скуки.
— А мне позволено будет присоединиться к вашему разговору? — в комнату вошла Александра. — Или у вас от меня тайну?
— Что вы, — слегка смутилась Мария. — Фрейлины помогают мне определиться с подарком для Его высочества к свадьбе. Пока есть только предложения — ружье и, как это по-русски? — Бра-ти-на.
— Братина? Символ примирения? Это неплохо, думаю, наследнику очень понравится.
— Это была идея Натали, — Мария с благодарностью посмотрела на подругу.
— Мои комплименты, княжна, — императрица кинула в ее сторону быстрый и неласковый взгляд.
— Ну, еще бы! — прошипела Нарышкина. — Она слишком хорошо знает, что именно любит цесаревич. Или может быть — к а к любит?
— Ваше величество, — принцесса подошла к Александре, — могу я просить вас об одном одолжении.
— Разумеется, дитя мое!
— Умоляю вас, избавьте меня от общества фрейлины Нарышкиной.
— А вот этого-то я сделать и не могу. Не в силах.
— Что это значит, Ваше величество?
— Я должна объявить вам, сударыни, высочайшую волю. Его величество повелел удалить от должности главной фрейлины принцессы Марии княжну Репнину. На ее место назначена с сего дня фрейлина Екатерина Нарышкина.
— Но почему, за что?! — вскричала Мария, переглянувшись с не менее ее изумленной Наташей, в то время, как Нарышкина, гордо подняв — голову, смотрела на всех свысока.
Я не смею обсуждать приказы Его величества, но предполагаю, что Николай Павлович счел невозможным держать подле Вас женщину, запятнавшую свою честь незаконными отношениями с наследником престола и Вашим женихом. И должна признаться, мне трудно найти против этого решения достойные аргументы.
— Но это же неправда!.. — начала было горячо заступаться за Наташу принцесса, но натолкнулась на ее умоляющий взгляд и на полуслове прервала свою речь в защиту любимой фрейлины.
— Так что же вы хотели мне сказать? — переспросила принцессу государыня.
— Я?.. Я хотела сказать, что не верю. Ничему не верю.
— Это Ваше право, принцесса, — кивнула Александра. — А вам, Натали, я настоятельно рекомендую держаться подальше от покоев Марии. И от моего сына.
Между тем Николай вызвал полковника Заморенова, всегда успешно выполнявшего особые поручения императора.
— Георгий Васильевич, мне опять нужда в твоей услуге. Почерк наследника знаешь?
— Знаю, Ваше величество, — не выражая ни малейшего удивления этим вопросом, ответил понятливый Заморенов.
— Тогда бери перо и бумагу и садись к столу. Да не тушуйся, — махнул рукой Николай, видя, как Заморенов пытается пристроиться за конторкой секретаря. — Садись сюда, в мое кресло.
— Ваше величество?
— Да, ладно, полковник. Сейчас не до церемоний, садись и пиши.
— Что надо написать?
— Любовную записку к некой юной особе. Начни, как сочтешь нужным, дальше — приглашение в Гатчину. Что-нибудь вроде: полагаю, мадемуазель, вы помните о нашем уговоре? Жду вас с нетерпением в Гатчине. В конце добавь какую-нибудь глупую нежность.
— «Мой ангел, целую кончики ваших крыльев»?
— Вот-вот! Не забудь поставить инициалы Александра.
— Непременно, Ваше величество, — кивнул Заморенов и заскрипел пером по бумаге.
Пока полковник упражнялся в каллиграфии и подделке, Николай стоял у окна и смотрел на Дворцовую площадь, созерцание которой всегда вызывало мысли о величии государства и своего рода, величии, которое каждодневно подвергается испытанию суетой. Как и сейчас — из-за чего вся эта канитель? Из-за того, что глупая девчонка отказала ему, прикинувшись влюбленной в его сына? Нет, оборвал сам себя Николай. Вопрос в другом. Если какая-то молоденькая фрейлина запросто смогла уговорить Александра обмануть его, императора, по такой ничтожной мелочи, то сколь быстро наследник сдастся под давлением более серьезных проблем? Нет-нет, их следовало проучить — княжну, дабы впредь не вздумала еще раз опробовать силу своих чар на цесаревиче, и Александра, чтобы научился, наконец, думать головой, а не чем-то там еще.
— Готово, Ваше величество, — прервал его размышления Заморенов. — Будете читать?
— Я тебе доверяю. Спасибо за помощь, — Николай подумал и снял с мизинца небольшой перстень с сапфиром. Протянул его полковнику. — Вот, возьми, братец, за услуги.
— Ваше величество, я служу Отечеству и Вам из самых верноподданнических чувств…
— Самая верная верность та, что хорошо оплачена.
— Благодарю вас, Ваше величество, — Заморенов взял перстень и, поклонившись императору, вышел.
Николай же незамедлительно велел звать к себе Нарышкину и поручил ей с максимальной предосторожностью доставить подложное письмо Наталье Репниной.
— Надеюсь, вы сумеете передать письмо так, чтобы его появление не вызвало у княжны никаких подозрений?
— Вы можете рассчитывать на меня, — коварно улыбнулась Екатерина. — Еще в первые дни мне случайно удалось увидеть тайник для писем, который использовали Его высочество и фрейлина Калиновская. Думаю, если Репнина получит письмо через него, она не станет сомневаться.
Нарышкина предусмотрела все. Отнеся письмо в знакомую Наташе вазу, она вернулась к принцессе, которая все еще никак не могла расстаться с подругой, и между делом рассказала, что «видела» Александра что-то высматривающим в дальнем конце коридора у пузатой вазы. Мария и Наташа переглянулись. И когда Нарышкина, еще раз напомнив, что теперь она главная фрейлина, велела Репниной немедленно покинуть комнату принцессы, Наташа не стала с ней спорить и заторопилась к тайнику.
Забрав письмо, Наташа быстро его прочитала и ничего не поняла. Она вернулась в свою комнату и еще несколько раз прочла послание Александра от первых слов до последней строчки.

 

«…Не имею более другого повода обратиться к тебе — дела отзывают меня в Гатчину. Последуй же и ты за мной, желаю видеть тебя непременно. Мой ангел, целую кончики твоих крыльев»… Что это значит?

 

— Натали, вы здесь? — в комнату вошла Мария.
— Ваше высочество! — растерялась Наташа. — Вы не должны приходить сюда. Во-первых, это не принято при дворе. А во-вторых, вы же слышали волю государя — нам не позволено больше общаться.
— Я не оставляю вас в беде, это во-первых. А во-вторых, я хочу знать, что за послание вы получили. Ведь Александр передал письмо? Не правда ли?
— Да. Я получила его нашим обычным способом. Но оно какое-то странное. Вот, почитайте сами.
— «Не-бес-но-е соз-да-ни-е, та, чьи чары застав-ля-ют е-же-минут-но бить-ся мой-е сер-дце…». Что это? Почерк цесаревича… но слова!
— И почему он хочет, чтобы я поехала в Гатчину?
— Действительно странно. Александр Николаевич говорил, что не любит этого места.
— Разве только его вызвал туда император и ему нужна моя помощь?
— Конечно! — воскликнула Мария. — Тогда все понятно. Государь поехал в Гатчину и взял с собой Александра, а там, по видимости, вы должны изображать его любовницу.
— Но почему он не сказал об этом сам, а предпочел передать сообщение тайно?
— Возможно, ему тоже запретили видеться с вами? — предположила принцесса.
— Тогда почему он приглашает меня? Нет-нет! Я никуда не поеду. Тем более, что вам это неприятно — не отпирайтесь, я вижу.
— Все это пустяки, Натали, я вам доверяю. Если Александр считает, что вам необходимо там быть, поезжайте.
Успокоив Наташу и немного проводив ее, Мария вернулась в свои покои. Она очень устала, бурные события последнего времени утомили ее. Ей было необходимо отдохнуть и главное — поразмыслить над всем происходящим. Мария чувствовала, что чем ближе становилась главная цель ее приезда, свадьба с наследником русского престола, тем большей силы водоворот закручивался вокруг нее.
Жаль, что она вынуждена была отпустить сейчас Наташу. Плохо, очень плохо, что ее отлучили от нее. С приближением дня свадьбы Мария все острее чувствовала свое одиночество. В самом скором будущем ей предстояло лишиться последней опоры. Мария примет православие, и тогда патер Иоахим вернется домой. В милый, цветущий Гессен, где нет этих пронизывающих ветров, этого шума на улицах и сутолоки во дворце и на балах.
Мария вздохнула, и сами собой накатились слезы. Но в дверь вдруг постучали, и следом в комнату вошел цесаревич. Он выглядел бодрым и даже немного бездумным, смотрел весело и, кажется, ни в какую Гатчину ехать не собирался. Мария подняла на него полные изумления глаза, и на лице ее отразилось крайнее — недоумение.
— Простите, принцесса, видимо, я чем-то вас напугал? Вы смотрите на меня так, как будто увидели, если не покойника, то привидение.
— А почему вы не в Гатчине? — только и смогла выговорить Мария.
— В Гатчине? А зачем мне нужно быть в Гатчине?
— Но вы же написали Натали записку…
— Записку? Какую записку?
— В которой сообщали, что ждете ее в Гатчине.
— Вот как, — с Александра мигом слетела вся веселость. — Так вы говорите, что я пригласил Натали в Гатчину?
— Я видеть ваш лист, я читать! — от нервности Мария почему-то заговорила по-русски.
— Я не писал княжне никакого письма, поверьте мне. Но думаю, я знаю, откуда дует этот ветер. Похоже, что отец не до конца поверил в наш розыгрыш.
— А вы не боитесь, что эта игра зайдет слишком далеко?
Ваше высочество! — лицо Александра от напряжения побагровело, а желваки заиграли на скулах. — Мы притворяемся! Между нами ничего нет. Но если вы прикажете, мы тотчас все отменим. И я признаюсь всем, что роман этот выдуман, а я всего лишь хотел насолить императору.
— Хорошо, — тихо сказала Мария. Голова разболелась с новой силой, и сердце, казалось, выпрыгнет из груди. — Идите и сделайте что-нибудь. Я вам доверяю. И не тревожьте меня более сегодня — мне надо отдохнуть…
Александр молча поклонился ей и вышел. Оказавшись за дверью, он на минуту остановился, чтобы собраться с мыслями. Отец разгадал его — как, когда, почему? Или не разгадал, а решил проверить силу его чувств? Или он снова играет с ним, как кошка с мышкой? Александр почувствовал себя униженным. Император действовал как завоеватель, как абрек — умыкнул самое дорогое обманом, чтобы потом посмеяться над ним и распять его любовь. «Но нет, я так просто не сдамся!» — сказал себе Александр и, запасшись твердостию, направился к отцу.
Он застал Николая в стадии сборов. Государь отдавал последние указания перед отъездом в Гатчину. Туда, туда, в Гатчину — в этом Александр ни минуты не сомневался. Николай с интересом взглянул на мрачную решимость сына, пышущего ненавистью и озлобленного донельзя, и знаком отпустил адъютанта.
— Итак? Что сие за сцена? Ты врываешься в мой кабинет, как султан в свой гарем, где уже похозяйничали воры.
— Это Вы написали от моего имени письмо княжне Репниной, прося ее приехать в Гатчину?
— И это все? Я-то думал, случилось нечто ужасное.
— И оно случится, если вы тотчас же не перемените свое решение!
— Вы угрожаете? А ведь это мне впору сердиться на вас. Выдумали обмануть императора! Ей Богу, вы с Репниной, как малые дети. Но да я не намерен вас наказывать, придумали игру в любовь, побаловались и будет. Александр, это же несерьезно. Недостойно будущего императора.
— Я не понимаю, о чем вы говорите? — побледнел Александр.
— Хватит. Хватит притворства, Саша. Лжи и без того достаточно. Вы разыграли неплохой спектакль — признаю, что попался на вашу удочку. Правда, ненадолго. Но теперь все кончено. Все возвращается на круги своя. Вы готовитесь к свадьбе, а мне… Осталось только на самом деле приказать княжне стать моей любовницей.
— Как это вы всегда и делали! — с негодованием воскликнул Александр.
— Не всегда, сын мой, не всегда. Но никогда не получал отказа.
— А как же Натали? И разве наш с ней розыгрыш не означает отказа?
— Стало быть, старею, теряю форму. Но ничего, — я надеюсь, эта ночь мне поможет наверстать упущенное.
— Отец! — Александр и сам не понимал, как это случилось — вдруг рухнул перед отцом на колени. — Я прошу, нет, я умоляю вас, оставьте княжну! Я люблю Натали. Люблю, по-настоящему.
— А как же вы тогда любили Калиновскую?
— Это все другое, все иначе. Я дышать на нее боюсь, лишний раз в ее сторону посмотреть — это же такое испытание! Мука и — радость, когда она позволяет видеть ее, говорить с нею. Я и не целовал ее. Нет-нет! Не смейтесь! Не смог так, как других.
— Бедный мой мальчик! — Николай впервые за эти дни почувствовал себя отцом, а не соперником. — Ты и впрямь влюблен? О, Господи! А я-то хотел наказать тебя за дерзость. Встань, встань!
Николай решительно подошел к сыну, прятавшему лицо в ладонях, и помог ему подняться. Александр не смотрел отцу в глаза — он все время плакал и не мог остановиться. Чувства душили его.
— Полно, Саша, полно! Успокойся и выслушай меня, — Николай выдержал паузу, давая Александру возможность справиться со слезами, и торжественно, хотя и не без иронии, произнес. — Мы, Николай Первый, Император и самодержец Всероссийский, отказываемся от княжны Репниной в пользу Нашего сына, Великого князя Александра… Поезжай к ней, догони ее. Передай Натали, что я зла на нее не держу, и пусть перестанет избегать меня.
Наташа ехала в Гатчину с тяжелым сердцем. Что-то в этой истории с письмом было неясно, непонятно, и странная тревога все больше и больше овладевала ею, пока дорогой она размышляла над этим событием. Кучер гнал лошадей, хотел добраться в Гатчину до заката, карету трясло, усиливавшееся неудобство отягощало ее и без того нерадостное настроение. Оно окончательно испортилось, едва только карета въехала на аллею, ведущую ко дворцу.
Гатчинский замок предстал перед ней во всей своей пугающей мрачности. Солнце уже зашло, и вдоль аллеи зажжены были газовые фонари, бросавшие на скрипящий под колесами гравий мерцающие мистические тени. При дворе поговаривали, что над Гатчинским домом витают призраки мальтийских рыцарей, отцов масонства. И сам дворец, расположенный на берегу Белого озера, всего лишь одна сторона, видимая сторона Луны, тогда как ее другая сторона — темная, скрыта на берегу соседнего Черного озера, где еще Павлом I, избранным некогда великим магистром мальтийского ордена, был построен Приоратский дворец, предназначавшийся для настоятеля мальтийских масонов.
Карета подъезжала к Гатчинскому дворцу со стороны плаца, и его величественный силуэт высился симметричными куполами и башнями, пугал чернотой бойниц и напоминал контурами средневековый замок или военную фортецию, в которой все было удобно для сражений, а не для жизни, роскошной и праздной. Рассказывали, что под дворцом существовала целая система подземных укреплений, и далеко в леса из здания вел подземный ход, которым в случае опасности могли воспользоваться его обитатели и гости.
Наташа никогда не бывала в Гатчине. Дворец вот уже десять лет был одной из резиденций императора, но пользовался Николай ею не часто.
Прежде, во времена ее первого владельца и создателя графа Григория Орлова это было очаровательное место для веселого времяпровождения. Богатый Орлов щедро заполнял просторные и светлые галереи и залы дворца картинами и статуями, гобеленами и образцами всевозможного оружия. У него была огромная библиотека, составленная из редких книг и других печатных раритетов.
Превращенный в эпоху Павла в бастион, дворец лишился прелестной лужайки перед парадным входом. Были заделаны или перегорожены анфилады и арки, летние веранды и лоджии, придававшие прежнему дворцу ажурность и легкость. Не склонный к амурности Павел превратил по своему вкусу загородную виллу для пикников и отдохновения в крепостное сооружение, подавляющее своей монументальностью и строгостью.
Карета качнулась вперед-назад — кучер натянул удила, чтобы остановиться, но лошади по инерции еще немного потоптались на месте. Наташа выглянула в окно, дворец был погружен во мрак, казалось, в нем никто и не жил. Наконец, кучер открыл дверцу и разложил лесенку. Потом он подал Наташе руку и помог сойти вниз. К ней тут же с подсвечником на три шпажки вышел дворецкий и попросил следовать за ним.
Наташу провели по темным коридорам в правую часть дворцовой пристройки, которая, как потом она узнала, называлось Арсенальным каре. Там располагались комнаты фрейлин, выходившие окнами на плац, пустынный и грустный. Наташе предложили выбрать любую, все они были готовы к приему, но она так устала с дороги, что ответила: «Мне все равно». И поэтому ее оставили в ближней к парадной зале. Дворецкий зажег подсвечники на камине и разжег огонь, затем он вежливо пожелал ей спокойной ночи. Наташа хотела было узнать у него, есть ли еще кто во дворце, но передумала и лишь попросила поставить кресло ближе к камину. Она чувствовала себя неуютно в холодной комнате, да и положение ее здесь представлялось ей отчасти сомнительным.
Наташа не заметила, как уснула. Когда камин разгулялся и стало тепло, она позволила себе спустить ноги с кресла и поглубже завернуться в большой плед. Ее сморило, и утром Наташа так и проснулась, укутанная до подбородка и сидя в кресле.
Утро уже вовсю занялось, и в свете солнца Гатчинский дворец уже не казался Наташе таким уж мрачным и устрашающим. Она встала и оглянулась. Вода в большом кувшине еще не остыла, но приобрела тот освежающий градус, который скорее тонизировал, чем холодил. Наташа умылась над фаянсовым тазиком, у небольшого зеркала поправила прическу. Выйдя из комнаты, она все же надеялась уловить хотя бы малейшие признаки присутствия других людей, но повеселевший от солнца дворец оставался, по крайней мере внешне, столь же необитаем.
Наташа прошла обратным ходом через греческую галерею и из-нее на улицу. «Дни поздней осень бранят обыкновенно, но мне она мила… красою тихою, блистающей смиренно» — вспомнились строки великого поэта, чуткого ко всему прекрасному. И вдруг оказалось, что Гатчина — чудесный уголок среди тихой природы. Наташа глубоко вдохнула, впитывая аромат чуть прелой травы и хрустких разноцветных листьев. Небо над ней было голубым и прозрачным. Наташа запрокинула голову и не обратила внимания на шаги, очнувшись лишь тогда, когда знакомый голос нежно произнес: «Я бесконечно рад видеть вас, Натали…»
Александр стоял перед нею, еще жаркий с дороги. Он выехал на рассвете и гнал лошадь, чтобы успеть появиться во дворце до Наташиного пробуждения. Он мечтал сделать ей сюрприз. Наверняка она томилась опасениями всю ночь, не понимала, для чего ее привезли сюда. Наташа видела его возбуждение и страстность, делавшие цесаревича красивым и мужественным. За ним недаром ходила слава самого привлекательного царственного отпрыска в Европе. Наташа смутилась. Сейчас Александр был похож на завоевателя, преодолевшего невероятные препятствия на пути к хорошо вооруженной крепости, где в тайной башне пребывала в заточении дама его сердца. И при мысли, что этой дамой, скорее всего, была она сама, Наташе сделалось дурно. Не об этом она мечтала все эти дни, но именно этого опасалась.
— Ваше высочество, — Наташа грациозно присела перед ним в глубоком и уважительном поклоне.
— Натали, я счастлив, что успел вмешаться и что с вами ничего не случилось.
— Мне что-то грозило?
— Я примчался, едва лишь узнал о планах императора.
— Так вы хотите сказать…
— Увы, — покачал головой Александр. — Я не составлял того письма, Натали.
— И все это — нелепый розыгрыш? — ужаснулась Наташа.
— Да, но, к сожалению, не. такой невинный, как тот, что затеяли мы.
Его величество?.. — догадалась Наташа. — Итак, мы раскрыты? И что же нас теперь ждет — Алексеевский равелин или ссылка?
— Натали, поверьте, вам нечего опасаться. И… давайте пройдемся, — вдруг предложил Александр. — Такое чудесное утро. Вы никогда не гуляли в здешних парках? Прошу вас, — Александр предложил ей руку. — Вот увидите, слухи о мрачности Гатчины явно несправедливы. Чудеснейшее место в любое время года! Зимой вокруг Гатчины великолепная охота, летом катанье на прудах. А осень… это время года здесь особенно прекрасно. Идемте, прошу вас! Составьте мне компанию перед завтраком, раз уж обстоятельства свели нас вместе в этом приюте покоя и уединения.
— Хорошо, — после паузы согласилась Наташа и приняла предложенную ей наследником руку. — Мне, пожалуй, стоит прогуляться, прийти в себя. Ваша новость потрясла меня.
— Вот и славно, — восторженно отозвался Александр и повел ее по боковой дорожке в глубь парка, который завораживал своей тишиной и величественностью.
— Здесь и в самом деле очень красиво, — первой решилась нарушить молчание Наташа.
— Летом парк другой и тоже прекрасен, — с удовольствием принялся рассказывать Александр. — Когда-то к здешним пихтам и елям насадили огромное число лиственничных пород. При этом рельеф пейзажа остался прежним, а цветовая гамма усилилась.
Наташа кивнула. Трудно было не оценить роскошное буйство красок парка, в котором в естественной среде золотились и багрянились могучие дубы и ясени, пышные липы и вязы, рассаженные по берегам убранных в каналы ручьев и речушек. Александр провел ее по выгнутому каменному мосту с ажурной чугунной оградой, и далее по насыпной дорожке вдоль озера они пришли к очаровательному белому павильону, от которого к воде вели две похожие на большие балконы террасы.
— Входите, Натали, — Александр ввел ее в павильон мимо обнаженных скульптурных Венер.
Наташа осмотрелась: стены павильона украшали панно с гирляндами цветов и пылающими колчанами стрел. Плафон венчала живописная композиция — гимн телесной любви слагался из подвигов Венеры и усмешек шаловливых амуров.
— Как называется это место? — тихо спросила Наташа, догадываясь, какой ее ждет ответ.
— Остров Любви. Мы с вами в храме Любви, это павильон Венеры, точная копия Трельяжа, построенного в парке Шантильи под Парижем.
— Очень мило, — улыбнулась Наташа и, вдруг почувствовав, что сейчас цесаревич бросится объясняться ей в любви, резко сменила тему разговора. — А почему Его величество передумал? Ведь, думаю, вряд ли Он планировал развлекать меня прогулками?
— Натали, — Александр указал ей на одну из скамеек, предложил присесть, а сам остался стоять перед ней. — Отец только производит впечатление человека с каменным сердцем. На самом деле, он очень добр и не лишен сочувствия.
— Неужели Его величество подумал и о моих чувствах и решил пощадить их?
— Отчасти, — смутился Александр. — Но прежде всего Он принял во внимание мои чувства.
— Что Вы хотите этим сказать?
— Мы долго разговаривали, и, в конце концов, мне удалось убедить Его в том, что наши чувства искренни. И тогда в наше распоряжение был представлен целый дворец. Если вы не готовы принять этот подарок, мы можем тотчас вернуться в Петербург, но тогда наш заговор будет раскрыт окончательно.
— Может, так тому и быть? Ведь играя в любовь, мы обманываем не только императора, но и самих себя.
— Но мне нравится этот обман! — воскликнул Александр.
— Александр Николаевич!
Простите меня, Натали! Но я даже представить себе не могу, что все может закончиться, так и не-начавшись. Мною овладевает сплин от одной только мысли, что, признавшись в обмане, мы навсегда лишаем друг друга возможности видеться и быть вместе.
— Мы? Друг друга? Ваше высочество, что Вы наговорили отцу?!
— Я?.. — Александр вздрогнул. — Только то, что единственно могло убедить его не наказывать вас за отказ стать его фавориткой. Я сказал, что люблю вас — давно, безумно. Что, если он отнимет вас у меня, я, наверное, покончу с собой или, если сумею справиться с этой болью, навсегда отрекусь от права ?наследования трона.
— Надеюсь, эту речь для Вас сочинил Жуковский?
— Как вы можете, Натали! Я говорю от чистого сердца.
— Да, — горько усмехнувшись, произнесла Наташа. — Это уже не театр! А я-то всегда считала Вас своим другом. Я искренне полагала, что Вы избавляете меня от домогательств Вашего батюшки и будете беречь мою честь!
— А сейчас вы думаете иначе?
Да… Теперь я понимаю, что Николай Павлович намного лучше и честнее Вас. Его величество никогда не скрывает своих истинных намерений! А Вы… Разыграли такое представление с благородными порывами, вступились за честь! А на самом деле… Как Вы могли предать нашу дружбу?
— Но я изменил ей ради любви!
— Вы… Вы?
— Я люблю вас! — Александр шагнул к ней, но Наташа стремительно встала и отбежала от него в другой угол павильона. У нее закружилась голова — амуры смеялись над ней и грозили со стен пухлыми пальчиками. А Венера-насмешница возлежала на огромной морской раковине и самодовольно улыбалась ее наивности — и кто это вздумал противиться силе естественной страсти?
— Ваше высочество, я не верю Вам! Вы просто пристрастились к розыгрышам!
Натали, день, когда вы открыли мне глаза, прояснив личность моей таинственной незнакомки, был .самым трагическим днем для меня. Все это время я полагал, что переписываюсь с вами! А потом я помогал вам избежать домогательств императора, и мне было очень приятно это делать!
— Да, Его величество — ангел по сравнению с вами! Ему неведомо подобное коварство! Вы же просто искали предлог, чтобы обнять или поцеловать меня!
— Для чего вы заставляете меня оправдываться? Любви оправдания только вредят!
— Любовь не оправдывает ложь!
— Любовь и есть ложь. Обман и самообман.
— Вы, кажется, с лихвой испробовали оба средства!
— Натали!
— Довольно, Ваше высочество! Теперь я все знаю, я все поняла, но принять не могу. Я прошу Вас, позвольте мне немедленно вернуться в Петербург.
— Зачем? — всплеснул руками Александр.
— Мне стоит сейчас же уехать в имение к своему жениху и заняться приготовлениями к свадьбе.
— А вы уверены, что вас там ждут?
— Да как Вы смеете!
— Смею? Очнитесь, Натали, подумайте сами, почему князь Андрей не появляется больше при дворе? Почему за это время не прислал вам ни строчки? И разве вы не почувствовали в нем некоторой странности?
— Вижу, Ваше высочество, Вы никак не можете наиграться. Вам мало того сомнения, которое Вы вызвали у императора, Вы желаете поселить сомнение в моей душе. Но имейте в виду, мое сердце неприступно для домыслов. Князь Андрей сделал мне предложение, и я намерена стать его женой.
— Когда-нибудь вы вспомните мои слова, — без малейшей надежды в голосе вымолвил Александр, — но, боюсь, будет слишком поздно. И вам уже никогда не удастся вернуть себе расположение другого, бесконечно любящего вас сердца.
— Вы говорите о себе? Александр кивнул.
— Боже, хорошо, что Ольга не слышит этого, — сказала Наташа, — а теперь давайте покончим с этим недоразумением, Ваше высочество.
Пожалуйста, проводите меня во дворец.
Наташа решительно зашагала прочь из павильона, не дожидаясь, пока цесаревич предложит ей руку. Да она и не приняла бы ее сейчас. Через некоторое время Александр нагнал ее и пошел чуть впереди, указывая дорогу обратно.
Во дворце Наташа хотела было отказаться от завтрака, но Александр все же уговорил ее задержаться, ей предстояло возвращаться в карете, а значит, не так быстро. Завтрак прошел в полном молчании, Александр был сосредоточен и ел мало, а Наташа, любительница сладкого, после пережитых треволнений с удовольствием налегла на творожный мусс и фруктовое желе.
Они сидели одни за столом в буфетной, отделенной вазами-светильниками от Мраморной столовой, обычно предназначавшейся для праздничных обедов в особо торжественных случаях. Наташа угадала символический смысл, скрытый в этом выборе. Александр явно стремился придать их встрече как можно больше значительности и важности. И за всем этим чувствовалась подготовленность, ей стало понятно, почему цесаревич не открыл ей свое присутствие сразу, как приехал. Александр хотел обставить свидание по-особому, среди высоких колонн белоснежного каррарского мрамора и под покровительством бога Эрота, натягивающего свой лук.
После завтрака Александр выразил желание проводить ее до комнаты, и Наташа не решилась более обижать его. Но когда у дверей в отведенные для нее покои Александр не сдержался и сделал движение войти, Наташа спокойно, но твердо попросила цесаревича оставить ее. Александр замер на минуту в нерешительности, потом сдержанно поклонился и ушел.
Он дал распоряжение седлать ему рысака и готовить карету, доставившую Наташу в Гатчину. Когда подвели коня, наследник без раздумий вскочил в седло и только тогда оглянулся. Он знал, что окна Наташиной комнаты выходят на плац, и еще какое-то время гарцевал в надежде увидеть в окне знакомый силуэт. Но Наташа, действительно стоявшая у окна, предпочла скрыться за складками массивных штор с ламбрекенами и про себя умоляла наследника уехать как можно скорее. Наконец Александр понял всю тщетность своих попыток попрощаться с ней и пришпорил коня.
Вскоре Наташа увидела, как к крыльцу подали карету, и поспешила к выходу. Она не желала более ни минуты оставаться в Гатчине. И едва лишь она занесла носу над ступенькой лесенки, чтобы подняться в салон, откуда ни возьмись, налетел леденящий ветер и нагнал с севера плотную череду туч, напрочь заслонившую легкое утреннее солнце. Все вокруг тут же лишилось своего очарования и воздушности. А дворец, снискавший себе репутацию форпоста, снова показался Наташе мрачным и холодным.
Наташа вздохнула: «Вот и сказке конец», и громко велела кучеру: «Трогай!»
Вернувшись во дворец, Наташа первым делом явилась к императрице и испросила у нее дозволения покинуть двор, дабы уехать к своему жениху. Нельзя сказать, чтобы этой новостью Александра Федоровна была слишком огорчена, хотя и оценила по достоинству смелую борьбу Наташи против желания императора пополнить ее именем список своих фавориток. Императрица немного обиделась на свою любимицу за то, что она не открылась ей прежде всего и не прибегла к ее помощи. И. что еще усугубило охлаждение государыни — это сообщение о том, что Александр действительно влюбился в княжну Репнину, переданное ей Николаем.
Императрица пожелала Наташе поскорее забыть придворную суету и отдохнуть от кривотолков и сплетен на лоне природы в кругу будущей семьи. И милостиво разрешила навестить принцессу Дармштадтскую.
Мария ждала ее, но проявлять своих истинных чувств не стала. Мария успела подружиться с этой умной и глубоко порядочной девушкой, и поэтому ни за что на свете не рассказала бы ей о только что состоявшемся у нее разговоре с Александром.
Наследник, приехав из Гатчины, навестил ее и заговорил об условиях их будущей совместной жизни. Он недвусмысленно и не очень корректно дал понять Марии, что не может изменить свой характер, и ей либо придется принимать его таким, каков он есть, или навсегда отказаться от мысли стать его женой. Да, он влюблен, он почти всегда влюблен, а сейчас предмет его желаний — княжна Репнина. И он не теряет надежды завоевать ее, из чего Мария тут же сделала вывод, что Наташа не ответила на его чувства. Это чуть-чуть уменьшило боль от услышанного, но принцесса тоже решила не сдаваться и сказала в ответ, что принимает его условия. Александр был этим несколько удивлен — он не ожидал от Марии подобной стойкости. И они договорились…
— Вы на меня сердитесь, Ваше высочество? — заволновалась Наташа, не увидев прежней открытости в поведении Марии.
А разве у меня нет на то причин? Вы заставляете меня пережить весь этот кошмар с розыгрышем. Вы оставляете меня накануне свадьбы, бросая в руки ненавистной Нарышкиной. И вы, счастливая, едете к своему жениху, чтобы жить с ним в любви и согласии, в то время как мне больше не на что надеяться…
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего, я пошутила, — сквозь слезы улыбнулась Мария. — Идите и будьте счастливы. Мне, разумеется, будет вас не хватать, но так лучше для вас.
— Мне бы очень хотелось сохранить нашу дружбу! Радоваться удачам, делить с Вами трудности. Простите, что не смогла помочь подготовиться к приему, не сердитесь на меня.
— Вовсе нет, вы так многому меня научили, что теперь… Теперь я готова к любому… приему. Мне действительно жаль, что ты уезжаешь, Натали. Не забывай меня! И пусть эта вещица принесет счастье тебе и твоему жениху.
— Вы так добры ко мне, Ваше высочество, — растрогалась Наташа, принимая из рук принцессы одну из ее самых любимых камей.
— Все-все, хватит! — оттолкнула ее руку Мария. — Иди, иначе я расплачусь, а мне не позволено выглядеть хуже моей главной фрейлины.
Но на этом переживания принцессы не закончились, вслед за пришедшей проститься Наташей в ее покои явился Жуковский. Он любезно приветствовал обеих дам и сообщил, что хотел бы откланяться.
Василий Андреевич только что виделся с государем и получил от него весьма неприятное известие и тут же последовавшее за ним важное секретное задание.
— Вот, почитайте, — Николай подал Жуковскому бумагу, на которой было помечено «Срочно, лично в руки».
— Что это? — Жуковский надел круглые очки в тонкой оправе и пробежал взглядом текст.
Один из тайных инспекторов Третьего отделения по вопросам Польши доносил Его сиятельству графу Бенкендорфу, что до него дошли слухи о побеге дворянки Ольги Калиновской, бывшей фрейлины императрицы Александры Федоровны. Есть сведения, что упомянутую Калиновскую признали на одной из застав на польском тракте, где она изволила менять лошадей. Однако именем называлась чужим, и есть сомнения, что этим псевдонимом она еще раз воспользуется.
— Итак, я полагаю, она уже в России, — процедил сквозь зубы Николай.
— Этого можно было ожидать. Столь страстная натура вряд ли станет мириться с потерей возлюбленного.
— Как вам кажется, Василий Андреевич, какие шаги способна предпринять столь непредсказуемая особа? Не попытается ли она первым делом обзавестись доверенным лицом при дворе?
— Вполне возможно. Но ее ближайшая подруга фрейлина Репнина, насколько я знаю, только что просила о своей отставке и отбывает в поместье к своему жениху, князю — Долгорукому.
Уверен, Калиновская станет искать ее и несомненно отправится к Долгоруким, чтобы там дожидаться Репнину.
— Возможно, вполне возможно, — кивнул Жуковский.
— В таком случае, мой дорогой Василий Андреевич, зная, как Натали… то есть я хотел сказать, княжна Репнина доверяет вам, смею вас просить составить ей компанию. Отправляйтесь в дорогу. Я прошу вас обстоятельно все разузнать.
— Но, Ваше величество, — растерялся Жуковский, — я просил бы перенести поездку на более поздний срок. Мне не хотелось оставлять без поддержки свою воспитанницу, принцессу Марию. Она чрезвычайно обеспокоена предстоящим приемом.
— О принцессе Марии есть кому позаботиться, — отрезал Николай. — Прежде всего, ей уделит внимание сам наследник. И кроме того, я назначил ей новую фрейлину из свиты императрицы.
— Ваше величество, я…
— Поезжайте, Василий Андреевич, поезжайте!
Вот почему Жуковский оказался в этот момент в комнате Марии, и вот чем была вызвана некоторая неловкость, которую он испытывал, стараясь не глядеть в глаза Репниной.
— Что же это такое! — воскликнула принцесса. — Мои испытания при дворе еще только начались, а я уже теряю двух близких мне людей!
— Умоляю вас, Ваше высочество, успокойтесь! Это временные трудности. Думаю, вы сможете справиться с ними с тем же достоинством, как боролись все это время за свои чувства и свое место при дворе русского императора.
— Неужели я в чем-то провинилась перед Господом?! В чем я виновата?
— Умоляю, не надо слез, — растроганно вымолвил Жуковский.
— Ваше высочество, — бросилась к ней и Наташа. — Мы никогда не сможем навсегда покинуть Вас, и мысленно станем поддерживать. А вы почувствуете это, особенно в те минуты, когда Вам станет тяжелее всего.
— Вы и в самом деле так думаете? — сквозь слезы улыбнулась Мария.
— Да! — в голос ответили Наташа и Жуковский.
— Хорошо, я попробую стать взрослой, я научусь терять и верить, что это не потери, а временные трудности. Так, кажется, вы сказали, Василий Андреевич?
— Вот именно! — кивнул Жуковский и повернулся к Наташе. — А с вами, княжна, мы расставаться не будем. Я еду в том же направлении, что и вы, навещу дальних родственников. Так что мы с вами отчасти будем соседями. И я готов взять на себя приятную обязанность доставить вас по назначению — в имение князя Андрея.
— Как это мило! — восхитилась Мария. — Не отказывайтесь, Натали, и я буду спокойна за вас. Да кто еще может лучше утешить и обнадежить, чем милейший Василий Андреевич!
Выходящих из ее комнаты Жуковского и Наташу увидела Нарышкина. Она возглавляла процессию модисток, изготовивших для принцессы платье и аксессуары для ее первого приема в звании невесты наследника престола. Екатерина недобро улыбнулась, наблюдая, как удаляются воспитатель Александра и бывшая фрейлина принцессы. Теперь ее путь к вершинам славы был свободен, и она хотела, как можно быстрее проявить себя и добиться успеха при дворе.
— Чудесный фасон, Ваше высочество, — пела Нарышкина, когда Мария примерила сшитое для нее платье. — Вы будете обворожительны.
— Меня беспокоит не это. Первый раз я предстану в качестве невесты Его высочества. Я очень волнуюсь, вдруг я сделаю что-то не так.
— Все очень просто, Ваше высочество.
— Для вас, мадемуазель. А я постоянно путаю немецкие традиции, усвоенные мною в детстве, и русские обычаи, о которых я узнала недавно.
— Знаете, есть один русский обычай, который я очень люблю. При встрече принято приветствовать гостя троекратным поцелуем в щеки. Посол будет в восторге от такого приветствия, а Ваш жених приятно удивлен, что Вы так глубоко прониклись Россией.
Екатерина не договорила. В дверь постучали. Мария заволновалась и зарделась, опасаясь, что зайдет кто-то посторонний. Камеристка выглянула за дверь и сообщила: Его высочество просит дозволить войти. Мария растерялась, но самоуверенная Нарышкина уже кивнула — проси, проси!
— Принцесса, — сказал Александр с порога, не обращая никакого внимания на Нарышкину, — во время нашего последнего разговора мне показалось, что я обидел Вас. Я пришел извиниться.
— Отчего такая перемена?
— Я узнал сейчас, что Вы остались одна. Я только что пожелал Василию Андреевичу счастливого пути. Он взял небольшой отпуск.
— А княжна? — с легкой дрожью в голосе спросила Мария.
— Я знаю, Вы были привязаны к ней. Надеюсь, она будет счастлива.
Я тоже. Но Вы беспокоились напрасно. Сейчас у меня полно забот. Я думаю о том, как произвести хорошее впечатление на приеме и заслужить уважение императора и его августейшей супруги. Хочу, чтобы Вы мною гордились.
— Мари, я очень горжусь Вами… — горячо сказал Александр. — День ото дня Вы удивляете меня все больше и больше. Я преклоняюсь перед Вашим… перед Вашей мудростью и великодушием. И испытываю к Вам глубочайшее уважение.
— Я рада и постараюсь, чтобы Ваше отношение… Ваше хорошее отношение ко мне росло с каждым днем.
— Уверен, что Вы добьетесь всего, чего захотите, — Александр приблизился к принцессе, чтобы поцеловать руку.
— Благодарю вас… Ах, да, вы, наверное, еще не знаете — это моя новая фрейлина, княжна Нарышкина.
— Надеюсь, вы будете справляться со своими обязанностями не хуже княжны Репниной, — холодно произнес Александр.
— Не сомневайтесь, Ваше высочество, я приложу все усилия, чтобы мною была довольна не только принцесса Мария, но и Вы, — Екатерина склонилась перед ним в реверансе.
— Однако не переусердствуйте в своем рвении, мадемуазель, — в глазах Александра мелькнули странные огоньки, но он тут же отвернулся от Нарышкиной.
Назад: Глава 4 «Свет мой, зеркальце, скажи…»
Дальше: Глава 6 «Карфаген должен быть разрушен»