Глава шестнадцатая
Побег

С тех пор как Зоя выгнала Олю, Антон нечасто садился за фортепиано, хотя у него и оставалась такая возможность. В первое утро он открыл крышку инструмента, как научила его Оля, и уже от этого одного на душе заскребли кошки. Тут же вспомнилось, как ловко она смастерила этот «ключ» из булавки, как радовалась, когда выяснилось, что отмычка работает. Антону вдруг стало так тяжело и тошно, что руки сами захлопнули крышку. Уже машинально, почти не обращая внимания на то, что делает, Антон снова запер замок, спрятал булавку, отодвинул стул подальше от инструмента и задумался. Он погрузился в свои мысли настолько, что не сразу даже услышал отчаянный трезвон и стук в дверь. Эти звуки его напугали. Что-то произошло? Может, прорвало трубу и вода заливает соседей снизу? Пару раз такое случалось. Но открывать Антон боялся, ему и в детстве внушали, и Зоя потом много раз повторила, чтобы он никогда никому не открывал дверь. Решив все-таки проверить трубы, Антон тихонечко вышел из комнаты, направился в ванную… И тут услышал за дверью голос Оли, которая звала его. Значит, она все-таки вернулась! А он уже решил, что больше никогда не увидит ее… Забыв обо всем на свете, Антон рванулся к входной двери.

…Два часа пролетели, как две секунды. Расставшись с Олей, Антон еще долго думал о том, что раньше, окажись он в подобной ситуации, наверняка почувствовал бы себя самым счастливым человеком на свете – и на этом бы успокоился. Она вернулась, она не бросила его, не разочаровалась в нем. Еще недавно ему хватило бы этого сполна, чтобы летать как на крыльях, но сейчас Антон был уже не тем человеком, что несколько месяцев назад. Радостная эйфория вскоре прошла и уступила место раздумьям и сомнениям.

Конечно, очень приятно было узнать, что он тоже дорог ей, а не только она ему. Дорог настолько, что она все еще хочет помочь ему с побегом, даже готова увезти его с собой в Санкт-Петербург, чтобы быть рядом. Это, конечно, было бы очень здорово, но… И этих «но» находилось слишком много. Где он там будет жить, как, на что? Еще недавно, до знакомства с Олей, он вообще никогда не задумывался о материальной стороне жизни. Его не интересовало, откуда берутся продукты и средства на проживание, что сколько стоит и даже каков размер его собственной пенсии. Этого Антон и до сих пор не знал, так как все пособия получала тетка. Но теперь, благодаря Оле, он, по крайней мере, начал хоть немного понимать, что к чему.

Оля предлагала «на первое время» поселиться у нее, но Антон осознавал, что вряд ли Олина семья будет так уж рада появлению в доме нового человека, у которого даже одежды нет, не говоря обо всем остальном… Но, допустим, его все же пожалеют и примут. И что дальше? Они с Олей вместе будут жить на иждивении ее папы, пока Оля не устроится на работу? После чего Антон перейдет на иждивение Оли? Но ведь это стыдно, неприлично, неприемлемо для мужчины! Так делать нельзя, нужно будет обязательно найти способ зарабатывать самому. Только найдет ли он его? Кому он нужен – совершенно не приспособленный к жизни, ничего не умеющий, не умеющий даже быть таким, как нормальные люди. Он ведь ничего не знает и вряд ли сможет чему-то научиться… Но даже если ему несказанно повезет и найдется для него какая-то работа и люди, согласные ему эту работу дать, – как он воспользуется этой возможностью? Он ведь так боится всего – людей, будущего, собственной тени? Хороший получится работничек, ничего не скажешь…

Нет, надо быть честным с самим собой – он никогда не сможет заниматься ничем, кроме музыки. Но музыкой на жизнь не заработаешь, теперь Антон это знал. И раньше-то композиторов, которым платили за их произведения, было не так много. А сейчас, когда в стране творится такая неразбериха и ни у кого нет работы, это тем более исключено. Сколько раз Оля с горечью говорила о том, что даже самым замечательным музыкантам приходится, чтобы прокормить семью, устраиваться играть в рестораны, да и туда их не берут, потому что нет мест…

– Господи, я же так люблю играть, я же только и живу, что музыкой, – еле слышно шептал Антон. – Неужели я настолько несчастное существо, что не имею права воплотить в жизнь то единственное, что дано мне судьбой?

Ему вдруг представилось, что где-то на окраине вселенной есть место, где не растет трава, не пролетает птица, не рыщет зверь. Там вечно томятся вмерзшие в лед нерожденные дети, ненаписанные книги, несозданные картины, непостроенные дворцы – жизнь, которой не довелось свершиться. Но даже там, во льду, они живы, они способны чувствовать и вечно страдают, и их тоска излучается во вселенную и ядовитыми стрелами поражает сердца людей. Люди, отравленные тоской несостоявшейся жизни, становятся несчастными и озлобленными, прямо как Зоя. Они всегда всем недовольны, и им всегда кажется, что кто-то лишает их права на счастье, отбирает его у них. И больше всего на свете Антон не хотел уподобляться этим людям, не хотел, чтобы его музыка, подобно мириадам других нерожденных произведений искусства, навсегда осталась в вечной мерзлоте небытия…

В прихожей послышался звук открываемой двери, затем шаги, приближающиеся к столовой. Это вернулась Зоя. Первым порывом Антона было стремление привычно метнуться за шкаф и укрыться там, но он не сделал этого. Огромным волевым усилием сдержал себя и остался на месте.

Зоя ввалилась в столовую. Вид Антона, который при ее появлении не вскочил тут же и не побежал прятаться, подействовал на нее точно красная тряпка на быка, и она заорала:

– Ишь, расселся тут, как барин! Совсем распустился! Ну, ничего, я тебе покажу, где раки зимуют! Шлюшки твоей малолетней тут больше нет, заступиться за тебя некому… У, дебил, глаза бы мои на тебя не глядели!..

Внезапно Антон понял, что ее ругань и угрозы, так пугавшие его уже несколько лет, кажутся ему уже не столько страшными, сколько жалкими. Это похоже на ворчание обиженной маленькой девочки. Злые мальчишки отобрали у нее куклу, и девочка плачет, кричит, ругает обидчиков глупыми дураками. А сама-то бессильна, ничего сделать не может. Антон невольно улыбнулся, и это окончательно вывело тетку из себя. Она рванулась за ремнем, но Антон оказался проворнее и мгновенно спрятался от нее в свое укрытие. Пусть кричит, пусть ругается, скоро ей это все равно надоест. Тетка, как это часто с ней случается последнее время, пьяна – а значит, поорет, погрозит ему, да и завалится спать…

На следующее утро Оля снова пришла поговорить с Антоном через дверь и поделилась с ним новыми соображениями.

– Знаешь, Антоша, – заявила она, – я много думала и пришла к выводу, что самое главное – вызволить тебя из этой тюрьмы. Когда мы это сделаем, все остальное будет уже чуточку проще.

– Но как же мы это сделаем? – Антон развел руками. Оле через дверь это было, конечно, не видно, но она поняла его растерянность и, решительно тряхнув головой, сказала:

– Я все обдумала. Для начала тебе нужно найти ту связку ключей, которая была у меня. Наверняка они хранятся где-то в комнате этой фашистки. Тогда ты сможешь открывать дверь, когда ее нет дома. Мы снова будем видеться и гулять…

Чтобы не откладывать дело в долгий ящик, Антон в то же утро, сразу после ухода подруги, занялся поисками. Вошел в комнату тетки, осмотрелся и действительно вскоре нашел связку в верхнем ящике комода. Зоя просто бросила туда ключи, даже не подумав, что племянник будет их искать. На ключах еще даже остался Олин брелок в виде ноты, и это как-то особенно тронуло Антона. Можно было уходить из теткиной комнаты, но Антон догадался еще и заглянуть в шкаф, где обнаружил скомканную отцовскую одежду. Отважившись на смелый поступок, он переоделся в отцовские джинсы и рубашку, а бывшие Олины ключи положил в карман. Очень хотелось пить, и, несмотря на то что тетка уже скоро должна была прийти с работы, Антон все равно отправился ставить чайник. Но не убьет же Зоя его за то, что он просто решил попить чаю?

Едва он наполнил свою щербатую чашку чаем, как в кухне появилась тетка. Увидев его в отцовских джинсах и рубашке, Зоя была очень удивлена.

– Фу-ты ну-ты, какие мы нарядные! Куда это ты так расфуфырился, хотела бы я знать? На свиданку, что ли, собрался?

– Моя одежда окончательно пришла в негодность, – хмуро отвечал он. – Я решил, что буду теперь донашивать отцовские вещи.

– Скажите на милость, он решил! – фыркнула Зоя. – Еще чего! Я тебе не разрешала брать одежду Ильи! Хватит с тебя, придурок, и старого тряпья. А эти шмотки еще вполне можно в комиссионку отнести. Джинсы-то «Леви Страус» и почти новые. Снимай их, быстро! Где твое барахло?

– Я оставил его в ванной, хотел постирать.

– Обойдешься, в грязном походишь. И ремень давай сюда! Как ты вообще посмел его взять?!

Зоя шагнула к нему, чтобы вытащить ремень из джинсов. Антон впервые за все это время попытался сопротивляться, отскочил в сторону, стараясь удержать тетку за руки, но ту это еще больше разозлило. Схватив первое, что попалось под руку – стоявшую на плите грязную алюминиевую сковородку, – она со всей силы ударила ею Антона. Он попытался закрыться от ударов, но Зою было трудно остановить.

– Снимай! – ревела она. – Сейчас же! Все снимай!

Заключив, что лучше ее не злить, Антон расстегнул рубашку, снял, стащил с себя джинсы, протянул тетке… И тут из кармана внезапно выпали ключи с Олиным брелоком и предательски звякнули об пол. В первый момент Зоя даже не осознала, что произошло, а когда поняла, то совершенно рассвирепела.

– Ах ты, гад, сволочь, сука!.. Ключи у меня спер!.. Удрать хотел со своей потаскухой!.. Ну, я тебе сейчас задам!.. Ублюдок!..

Так остервенело она не била его еще никогда. Лупила всем, чем могла, – руками, ногами, сковородкой, ремнем… Потом схватила за отросшие волосы и ударила головой о столешницу, но Антон рванулся изо всех сил, удар пришелся по касательной, и Зоя, не устояв на ногах, покачнулась и выпустила его. Антон воспользовался моментом и в мгновение ока очутился за шкафом. Тетка примчалась следом, долго еще бушевала, колотя кулаками по шкафу, пыталась достать Антона, тыча в него шваброй, но он забился в самый дальний угол, и ей в конце концов пришлось сдаться и удалиться, осыпав племянника всеми возможными угрозами и проклятиями. Зоя караулила его до ночи, но Антон, не имевший возможности ни смыть кровь, ни даже принять удобную позу, все равно оставался за шкафом. Только глубокой ночью, когда тетка захрапела на всю квартиру, он на цыпочках добрался до ванной и осмотрел себя в зеркале. Выглядел он ужасно, был весь в синяках и кровоподтеках, губа была разбита, один глаз заплыл, нос распух – но хотя бы, кажется, ничего не было сломано.

Все-таки Антону очень повезло, что у его тетки была такая работа, которую та ни за что не могла пропустить. В те часы, когда она уходила, он покидал свое укрытие и мог немного передохнуть, умыться, съесть что-то и, конечно, поговорить с Олей, которая почти каждое утро приходила к его двери. Делиться с ней отвратительными подробностями избиения Антон не стал, рассказал только вкратце, что тетка отобрала у него одежду и ключи. Оля догадывалась, что ее другу пришлось нелегко, и всячески старалась его поддержать.

– Из-за одежды ты не расстраивайся, это пустяки! – уверяла она. – Я все куплю на вещевом рынке, это не проблема. Но вот как быть с ключами…Ты не знаешь, куда она их перепрятала?

– Знаю, – горько отвечал Антон. – Она их теперь все время с собой носит. На работу уходит с двумя комплектами, а когда приходит домой, перекладывает оба в карман халата. Теперь она глаз с них не спускает. Может, даже и спать с ними ложится…

– Тогда я не знаю, что делать…

– И я…

Время шло, май летел к концу, дни осыпались лепестками цветущих садов, отлетали листками отрывного календаря, растворялись в ночах, становившихся все более и более короткими и светлыми. До окончания Олиной стажировки оставались считаные дни, и чем ближе была эта дата, тем сильнее Антоном овладевало отчаяние. Видимо, то, что происходит, – это знак свыше, видимо, такова его судьба – навсегда оставаться недочеловеком, жалким, убогим, забитым существом за шкафом… А раз так, нужно принять решение и отпустить Олю. Ему это будет тяжело и больно, во много раз больнее, чем теткины побои. Но другого выхода нет. Оля чудесная девушка, и ей нужно не тратить свое время на такого, как он, а жить обычной нормальной жизнью, какой живут все обычные нормальные люди. Оля вернется домой, забудет обо всем, станет музыкантом, встретит хорошего парня, выйдет за него замуж, родит детей и будет счастлива. А он… Ему было уже все равно, что будет с ним.

Когда утром, как обычно, Оля позвала его из-за двери, Антон уже был готов. Подошел и решительно произнес:

– Оля, нам нужно серьезно поговорить.

– Ты наконец-то что-то придумал? – обрадовалась она. – Ну, слава богу! А то ведь у меня сегодня последний день стажировки. А я до сих пор еще не взяла билеты, потому что не знаю…

– Тогда иди и возьми, – твердо сказал он.

– Два? – даже только по голосу было понятно, как она обрадовалась. – А на какое время? И как же ты…

– Нет, Оля, – прервал ее Антон. – Тебе нужно взять один билет. И уехать. Навсегда. А я останусь. Все кончено.

– Но подожди, как же так? – забормотала пораженная Оля. – Зачем ты так говоришь? Еще ничего не кончено. Я вполне могу задержаться у Галки еще на несколько дней… И потом, Антоша, знаешь что… Я решила все-таки позвонить родителям и посоветоваться с ними. Они обязательно что-нибудь придумают, уж папа-то наверняка! Вот увидишь!..

– Оля, ты меня не понимаешь, – проговорил Антон как можно более твердо. – Не нужно никому звонить и ни о чем советоваться. Повторяю: я больше не хочу, чтобы ты была в моей жизни. Прощай, Оля, счастливого тебе пути. Уходи. И не приходи больше сюда, я все равно не подойду к двери.

И, не дожидаясь ее ответа, развернулся и пошел прочь, стараясь ступать как можно громче, чтобы Оля услышала там, снаружи, его удаляющиеся шаги. Какое счастье, что она его в этот момент не видит! Можно не скрывать слез, которые горячими ручьями так и текут по лицу… И, видно, остановятся не скоро.

Антон думал, что от горя вообще не сможет спать в эту ночь. Но все-таки уснул и увидел во сне свою квартиру – не нынешнюю, а такую, какой она была когда-то: светлой, солнечной, чистой, где на месте вся мебель и все до боли знакомые привычные вещи. И родные тоже все здесь – и мама, и бабушка, и дедушка, и отец – все сидят за столом, а Катерина ставит перед ними фарфоровую супницу и готовится разливать борщ. И все они смотрят на Антона, улыбаются ему и выглядят абсолютно счастливыми. С ними нет только Андрея, но Антон знает, что он тоже здесь, дома, в своей комнате. Он идет его искать, но вдруг видит, что дверь в комнату брата преграждает огромная серая каменная стена выше головы. Как же так? Ведь ему обязательно нужно увидеть брата и поговорить с ним! А раз так, надо преодолеть эту стену во что бы то ни стало! И Антон бросается на преграду, пытается перелезть через нее, а когда не получается, принимается изо всех сил лупить по ней кулаками… И вдруг оказывается, что стена не каменная, а слабая, трухлявая, она рассыпается от его прикосновений в пыль. А за стеной открывается чудесной красоты осенний лес и звучит тихая музыка, а под золотым деревом стоит, привалившись спиной к стволу, его брат и улыбается ему.

– А ты молодец, Тоха! – говорит Андрей. – Ты стал по-настоящему взрослым и сильным, ты со всем можешь справиться. Мы гордимся тобой.

– Но вы же умерли? – недоумевает Антон. – Вы же все умерли!

– И что с того? – смеется Андрей. – Думаешь, из-за этого мы перестали тебя любить? Ничего подобного.

От этих слов ему становится тепло на душе… и одновременно очень горько.

– Если бы это было так, – возражает Антон брату, – вы бы не бросили меня одного! Не оставили бы на растерзание этой ведьме!

– Что делать, братишка, – отвечает Андрей. – Иногда иначе просто нельзя. Как ни любили бы мы своих близких, мы не можем все время быть с ними рядом.

– Но ведь вы можете хотя бы помочь мне! – просит Антон. – Я ведь не справлюсь один! Пожалуйста…

Он умоляюще протягивает к брату руки… и просыпается. Как всегда, на том же месте и в той же позе, стоя, опершись лбом о заднюю стенку шкафа.

В тот день Зоя пришла домой около девяти часов вечера, совершенно пьяная. Потянулась было за ремнем, еле сумела взять его в руки, замахнулась, чтобы ударить племянника, и не устояла на ногах. Тяжело, грузно, как мешок, осела на пол и вдруг разрыдалась. Из ее причитаний Антон с трудом сумел разобрать, что тетка лишилась работы. То ли ее уволили, то ли закрылась фирма – этого он так и не понял. Но факт был налицо – Зоя потеряла место, за которое так держалась. И для Антона это стало страшной новостью. Ведь она теперь все дни будет безвылазно проводить дома и срывать зло на нем.

Именно в этот момент, прячась в своем укрытии и чутко прислушиваясь к тому, как Зоя бестолково бродит по квартире, всхлипывая, что-то бормоча и натыкаясь на мебель, Антон вдруг понял, что у него есть два пути. Можно раз и навсегда признать свое поражение и навечно, до конца своих дней, остаться в щели за шкафом, точно жалкий таракан. А можно принять вызов судьбы и попытаться воспользоваться шансом… Тем более что второго шанса может уже и не быть.

И Антон решился. Дождавшись, пока Зоя упадет на кровать и уснет, оглашая всю квартиру мощным хмельным храпом, он выбрался из-за шкафа, вышел из гостиной, подкрался к теткиной двери и на цыпочках проскользнул в комнату. Тетка заснула, не раздеваясь и не разобрав постели. Она лежала навзничь, разинув рот, во сне ее лицо казалось еще более безобразным, чем обычно, но разглядывать ее было некогда, нужно было скорее найти ключи. Где же они? Наверное, в сумке? Огромная, как мешок, индийская кожаная сумка была вся забита барахлом. Чего тут только не было!.. Использованные транспортные билеты, мелочь, старая косметика, скомканные салфетки и прочая дрянь… Как можно таскать все это с собой? Но вот ключей в сумке не обнаружилось. Дважды перетряхнув ее, Антон чуть не застонал от горя. Теперь все, теперь конец… Неужели она прячет ключи где-то в карманах? Обыскивать ее он не станет, не потому даже, что побоится, а просто не сможет преодолеть отвращение и прикоснуться к этой омерзительной женщине.

Оставалась еще одна, очень слабая и призрачная надежда, что ключи обнаружатся в прихожей. Антон вышел туда, не зажигая свет, ощупал в полумраке столик у зеркала… Его пальцы скользнули по полированному дереву и вдруг коснулись прохладного металла. Не веря своей удаче, Антон схватил ключи и метнулся к двери. Только бы тетку не разбудил звук отпираемого замка! От волнения кровь стучала в ушах, руки тряслись, он долго не мог попасть ключом в скважину. И вдруг дверь поддалась. Стараясь не скрипеть ею, Антон выскочил из квартиры, машинально запер дверь снаружи и побежал вниз по лестнице, побоявшись даже вызвать лифт.

Так он не бегал очень давно, может быть, даже вообще никогда в жизни. Летел вниз по лестнице, уронил на ходу растоптанный старый тапок и не решился остановиться, чтобы его подобрать. И только оказавшись в вестибюле первого этажа, у пустующей будочки консьержки, вдруг запоздало сообразил, что бежать-то ему некуда. Ну, выйдет он на улицу – оборванный, обросший, с безумными глазами, в одном тапке… И куда денется на ночь глядя? Куда пойдет, кто ему поможет? Милиция? Но кто ему там поверит, ведь у него и документов с собой нет… А даже если поверят – что они сделают? Только одно – приведут обратно к Зое. А та покажет справки, что он дебил, а она его опекает, милиция уйдет, и все вернется на круги своя. Эх, если бы только рядом была Оля! Но ее нет, а без нее он ни на что не способен. И его побег, еще несколько минут назад выглядевший таким отчаянным, решительным и дерзким, оказался совершенно бесполезным.

Слезы отчаяния застилали глаза. Помутневшим взором Антон обвел лестничную площадку и вдруг увидел дверь, показавшуюся ему знакомой. Ну, конечно же, в этой квартире жила их помощница по хозяйству, добрая Катерина… В детстве они с Андрюшкой иногда бывали у нее. С тех пор дверь не изменилась, и обивка на ней та же, только сильно пообтрепалась. Это, конечно, может ничего не значить, не исключено, что в квартире давно живут другие люди, но вдруг… Уцепившись, как утопающий, за последнюю соломинку, Антон нажал кнопку звонка. Тишина… Неужели никого нет дома? Нет, вот послышались шаги… Дверь распахнулась, и он сразу узнал стоявшую на пороге женщину лет сорока – это была дочь Катерины.

– Тетя Тамара, вы меня помните? – взволнованно спросил он.

– Ну, конечно, Антоша, – кивнула она и тоже встревожилась. – Что случилось? У тебя такой вид…

– Тетя Тамара, а можно… Можно я войду? Только вы заприте дверь покрепче и никого не пускайте, хорошо? Особенно Зою!..

Ночь Вилен провел в квартире Нины, поддавшись в конце концов на ее уговоры.

– Уже поздно, – горячо убеждала бывшая жена. – Зачем тебе ехать за город в такое время? Тем более что, как ты говоришь, завтра утром тебе опять нужно быть в Москве. Давай лучше выпьем по бокалу вина, потом возьмем такси и поедем ко мне.

И в итоге Вилен согласился. Действительно, уже двенадцатый час, и даже если он выедет из ресторана прямо сейчас, то, пока он доберется к себе в поселок, будет уже глубокая ночь. Лучше действительно переночевать у Нины.

Однако, приехав к бывшей жене, Меркулов сразу настоял на том, что спать будет отдельно, на диване в гостиной. «Боишься потерпеть фиаско в постели?» – хмыкнула Нина. Вилен ничего не ответил, а про себя заключил: «Да пусть думает что угодно, лишь бы оставила в покое». Однако ждать покоя в этом доме было бесполезно. Ночью бывшая его не трогала, но утром, ровно в семь, вошла к нему, не постучавшись, в одном кокетливом пеньюаре, который ничего не скрывал, а, напротив, даже подчеркивал то, что Нина еще вполне неплохо сохранилась для своих лет.

– Как насчет завтрака в постели, Вилеша? – промурлыкала она с такой интонацией, точно они и не спали в эту ночь на разных кроватях. – Ты приготовишь нам что-нибудь из своих замечательных фирменных блюд?

Однако Меркулов не поддался на эту провокацию.

– Послушай, Нина! – решительно сказал он и добавил фразу, которую как-то сказала ему Мария: – Давай расставим все точки над «i». Одиннадцать лет назад мы с тобой развелись, и с тех пор ничего не изменилось. Да, нам удалось сохранить дружеские отношения – но и только. Ты, конечно, хороший человек и прекрасная женщина, однако возвращаться к тебе я не собираюсь.

Нина поморщилась.

– Послушай, Вилен, но эта твоя Тамара… – начала было она, но Меркулов не дал ей договорить.

– Ниночка, пожалуйста, уясни одну простую вещь, – попросил он. – Тамара здесь совершенно ни при чем. Вне зависимости от того, получится у нас с ней что-то или нет, я все равно никогда не буду с тобой, понимаешь? А если понимаешь, то, пожалуйста, выйди и дай мне спокойно одеться. Мне пора по делам.

Дела в Москве у него в то утро действительно имелись. До конца лета оставалось всего несколько дней, люди потихоньку начинали возвращаться из отпусков, и те, кто ухитрился особенно поиздержаться на курортах, уже отыскивали сохраненную на всякий случай визитку знакомого антиквара, звонили Меркулову и сообщали, что подумали и все-таки согласны уступить ему то самое кожаное кресло, помните? Но, прежде чем отправляться по адресам, Вилен снова приехал на Тверскую. Вошел в знакомый подъезд и был неприятно удивлен и разочарован, увидев в будочке консьержки не ту, кого искал, а ее сменщицу.

– А где же Тамара? Ведь сегодня ее дежурство? – осведомился Вилен.

– А Тамарочка наша, оказывается, в больницу попала, – с сочувствием в голосе сообщила женщина. – Говорят, ей на улице плохо стало. Прямо с Театральной площади в Боткинскую увезли.

– И… и как она? – выдавил из себя Меркулов, чувствуя, как все похолодело у него внутри.

– Да, похоже, неважно… То ли инфаркт, то ли инсульт – я так и не поняла…