Легионы уходят
Римский наместник Понтий сидел в атриуме своей роскошной виллы на Темзе и с изумлением смотрел на свиток папируса, который только что развернул. Перед ним стоял гонец – низкорослый италиец, прибывший прямо из Рима; его чёрные глаза глядели устало, а смуглое лицо казалось ещё темнее от пыли и пота. Наместник смотрел на гонца и не видел его – так заняты были его мысли спешным и неожиданным приказом; ему казалось, что почва уходит у него из-под ног. Дело всей его жизни и сама жизнь неудержимо рушились.
– Хорошо, – сказал он наконец недовольно и резко, – ступай.
Гонец поклонился и вышел из комнаты, шатаясь от усталости. Белокудрый британец-управляющий поспешно вошёл за приказаниями.
– Здесь ли легат?
– Он ждёт, твоя светлость.
– Пусть он войдёт, и оставь нас одних.
Несколько мгновений спустя Лициний Красс, предводитель британских легионов, стоял перед своим начальником. Это был большой бородатый человек, в белой гражданской тоге, отороченной патрицианским пурпуром. На лице его, изборождённом шрамами и сожжённом солнцем в долгих африканских походах, выразилась тревога, когда он вопросительно посмотрел на усталого и омрачённого тягостными думами проконсула.
– Боюсь, твоя светлость получил неприятные вести из Рима?
– Самые ужасные, Красс. С Британией покончено, и ещё вопрос, удастся ли удержать Галлию.
– Оставить страну? Неужели таков приказ?
– Вот он, с собственной печатью императора.
– Но что причиной, твоя светлость? Правда, ходили слухи, но мне не верилось: уж слишком невероятно.
– До меня они тоже дошли на прошлой неделе, и я приказал сечь кнутом всякого, кто вздумает распространять их. Но здесь всё сказано предельно ясно: «Приведи все твои легионы на помощь империи, не оставь ни одной когорты, ни одного человека в Британии. Таков мой приказ».
– Но в чём причина?
– Он хочет обрубить конечности, чтобы сердце стало сильнее. Старый германский улей собирается взлететь ещё раз. Если отрезать Британию, то Италию ещё можно будет спасти. Свежие полки варваров идут из Дакии и Скифии; нужен меч для защиты альпийских переходов, и Рим не может оставить в Британии три хороших легиона в полной праздности.
Солдат пожал плечами:
– Если легионы уйдут, ни один римлянин не будет чувствовать себя здесь в безопасности. Несмотря на всё, что мы сделали, эта страна не наша; мы сдерживаем её мечом лишь до тех пор, пока мы сами здесь.
– Да, все мужчины, женщины и дети латинской крови должны уйти вместе с нами в Галлию. Галеры уже ждут нас в Порт-Дубрисе. Отдай сейчас же приказ, Красс. Когда Валериев Победоносный легион отойдёт от адрианских стен, он может взять с собой северных колонистов. Иовианцы могут захватить с собой колонистов запада, а батавы – восточных жителей, если те захотят собраться у Камборикума. Ты проследишь за всем.
На минуту он закрыл лицо руками.
– Скверное дело, – воскликнул он, – рубить корни у такого крепкого дерева!
– Для того, чтобы дать место сорной траве, – с горечью добавил легат. – Подумать страшно, чем кончат эти несчастные британцы! На всей территории острова не найдётся ни одного племени, которое не захочет перерезать горло соседям, как только последний римский ликтор повернётся к ним спиной. Даже и теперь этих горячих западных силуров с трудом удаётся держать в повиновении.
– Пусть собаки грызутся между собой как хотят, пока не победит сильнейшая, – проговорил римский наместник. – Хорошо ещё, если победитель оставит искусства и законы, которые мы принесли, и если британцы останутся тем, чем мы их сделали. Но нет, придёт медведь с севера и волк из-за моря; раскрашенные дикари выйдут из-за стен, саксонские пираты – из воды и станут править страной после нас. Они разрушат всё, что мы охраняли, сожгут всё, что мы строили, опустошат наши посевы. Но жребий брошен. Ступай, Красс, исполняй приказ.
– В течение часа я разошлю гонцов. Как раз сегодня утром пришло известие, что варвары проникли через старую брешь в северной стене и их форпосты на юге достигли Виновии.
Проконсул пожал плечами.
– Это нас более не касается, – отвечал он; вслед за тем горькая улыбка показалась на его орлином гладковыбритом лице. – Да, как ты думаешь, кто сейчас пожалует ко мне на приём?
– Не знаю.
– Карадок, Регнус и Кельтик-икениец. Подобно многим другим богатым британцам, они воспитывались в Риме, а теперь, видно, хотят изложить мне свои планы по управлению страной.
– Каковы же их планы?
– Они хотят править сами.
Римский солдат рассмеялся.
– Прекрасно, теперь их желание будет исполнено, – сказал он, кланяясь и направляясь к выходу. – Всего хорошего, твоя светлость. Тяжёлые дни наступают для нас с тобой.
Часом позже британская депутация предстала перед проконсулом. Это были хорошие, мужественные люди, которые, рискуя жизнью, всеми силами отстаивали свою родину. С другой стороны, они сознавали, что при милостивом правлении Рима они находятся в безопасности до тех пор, пока от слов не перейдут к делу. Они стояли теперь серьёзные и несколько сконфуженные перед троном наместника. Кельтик был черноволосый, смуглый маленький икениец. Карадок и Регнус – высокие, средних лет, светловолосые, чистого британского типа. Одеты они были в драпированные тоги шафранного цвета по латинскому образцу, вместо повязки и туники, кои носило большинство их соотечественников-островитян.
– Итак? – сказал проконсул.
– Мы пришли, – смело начал Кельтик, – как представители большинства наших соотечественников с намерением послать через тебя нашу петицию императору и римскому сенату. Мы торопимся получить от них разрешение на управление страной согласно нашим старым обычаям.
Он замолчал, как бы ожидая взрыва в ответ на свою дерзость; но проконсул только кивнул, как бы давая ему знак продолжать.
– У нас были свои собственные законы, прежде чем Цезарь вступил на землю британцев, и они хорошо исполняли своё назначение с тех пор, как наши предки пришли из страны Хама. Мы не дети и не выскочки среди других наций; наша история в преданиях нашего народа ведёт своё начало с более древних времён, чем история Рима, а теперь мы измучены и унижены игом, которое вы на нас наложили.
– Разве наши законы не справедливы? – спросил наместник.
– Закон Цезаря справедлив, но он всегда останется законом Цезаря. Наши родные законы составлены нашим народом применительно к его нуждам, и мы очень желали бы их вернуть.
– Вы говорите по-латински, точно родились на форуме, вы носите римскую тогу, ваши волосы приглажены по римской моде, разве всё это не дары Рима?
– Мы согласны перенять все науки и искусства, которые могут дать нам Рим или Греция, но мы хотим остаться британцами, и пусть нами правят британцы.
Проконсул усмехнулся:
– Клянусь крестом святой Елены, вы не осмелились бы говорить так с кем-нибудь из моих предшественников-язычников! Это было бы вашим концом. Одно то, что вы могли решиться предстать передо мной и так много говорить, всегда будет служить доказательством нашего милостивого правления. Но я хочу побеседовать с вами относительно вашей просьбы. Вы сами прекрасно знаете, что эта страна никогда не была единым царством, здесь всегда существовало множество племён и предводителей, которые воевали друг с другом. Неужели вы желаете вернуть всё это?
– То было в злые времена язычества, во времена друидов и дубовых рощ, теперь мы все одной крови и связаны общим Евангелием мира.
Римский наместник с сомнением покачал головой.
– Если бы весь мир думал так, тогда жилось бы спокойнее, – сказал он. – Но более вероятно, что это благое учение мира мало поможет вам, когда вы столкнётесь лицом к лицу со служителями бога войны. Что можете вы предпринять против татуированных жителей севера?
– Твоя светлость знает, что многие из храбрейших легионеров британской крови. Это будет нашей защитой.
– А дисциплина, а умение отдавать приказания, знакомство с военным делом? Всего этого вам недостаёт. Вы слишком долго опирались на римский костыль.
– Время будет трудное, но когда мы перешагнём через него – Британия возродится.
– Нет, она окажется под другим, более суровым игом, – сказал римлянин. – Пираты уже носятся у восточных берегов; если бы римляне не отогнали саксонцев, те бы уже завтра высадились на берег с мечами и факелами. Я вижу день, когда Британия действительно будет единой, но это произойдёт лишь потому, что вы и ваши близкие либо умрёте, либо спасётесь бегством в западные горы. Всё будет переплавлено воедино, и если из плавильной печи выйдет лучший Альбион, то это будет после долгих лет мучительной борьбы, и ни вы, ни ваш народ не примете в этом участия.
Регнус, высокий кельт, улыбнулся, пожав широкими плечами.
– С помощью Божьей и наших собственных рук мы надеемся на лучший исход, – сказал он. – Дайте нам возможность – и мы снесём удар.
– Ты говоришь как человек, которому нечего терять, – сказал проконсул, грустно качая головой. – Я вижу эту громадную страну с фруктовыми садами и рощами, с красивыми виллами и городами, обнесёнными стеной, с мостами и дорогами, и всё это – дело Рима. Но эти триста лет мирной жизни пройдут как сон, и от них не останется и следа. Но я хочу, чтобы вы знали: ваше желание будет исполнено. Как раз сегодня я получил приказ увести легионы.
Три британца переглянулись в неописуемом изумлении, их первым порывом была дикая радость, но вслед за ней пришло сомнение.
– Действительно, это удивительные новости, – задумчиво сказал Кельтик. – Когда уйдут легионы, твоя светлость, кого ты оставишь для нашей защиты?
– Все легионы уйдут, – сказал наместник. – Вы, конечно, обрадуетесь, услыхав, что по истечении месяца здесь не останется ни одного римского солдата и ни одного римлянина. Все они без различия пола, возраста и рода занятий последуют за мной.
По лицам британцев пробежала тень, и впервые заговорил Карадок – серьёзный и глубокомысленный человек:
– Это слишком поспешно, твоя светлость. То, что ты говорил относительно пиратов, к сожалению, верно. Из моей виллы на южном берегу близ форта Андерида я не далее как на прошлой неделе видел около восьмидесяти галер и хорошо знаю, что они набросятся на нас, как вороны на убитого быка. До истечения нескольких лет мы не можем остаться без вашей поддержки.
Проконсул пожал плечами.
– Теперь это уж ваше дело, – сказал он. – Вы получили то, что требовали. Риму пришло время заботиться только о себе.
Последняя радость сбежала с лиц британцев. Перед ними живо встало ужасное будущее, и при одной мысли о нём у них сжималось сердце.
– На рыночной площади носятся слухи, будто варвары проникли в брешь в адриановой стене, – сказал Кельтик. – Кто же теперь остановит их дальнейшее движение?
– Вы и ваши товарищи, – ответил римлянин.
Ещё яснее вырисовалось будущее, и ужас отразился на лицах депутатов.
– Но, твоя светлость, если легионы покинут нас, то в течение месяца придут дикие скотты в Эборакум и северяне на Темзу; мы можем укрыться под вашей защитой, а через несколько лет нам будет уже легче справиться, но не сейчас, твоя светлость, не сейчас!
– Умолкните! Сколько лет вы кричите нам в уши и подстрекаете народ. Теперь вы получили всё, чего хотели. Что же ещё вам нужно? Через месяц вы будете так же свободны, как ваши предки, прежде чем Цезарь ступил на ваш берег.
– Ради бога, твоя светлость, забудь слова наши! Это дело плохо обдумано. Мы пошлём в Рим, мы сами сейчас же направимся туда, мы падём к ногам императора, встанем на колени перед сенатом и вымолим оставить легионы.
Римский наместник встал и сделал знак, что аудиенция окончена.
– Можете делать, как сочтёте нужным, – сказал он. – Я с моими людьми ухожу в Италию.
Всё случилось, как он и предсказал. Прежде чем весна уступила лету, полки спустились по Аврелиевой дороге и направились к лигурийским переходам. Все дороги в Галлии были запружены колясками и телегами, перевозившими британских и римских беглецов по этому трудному пути в далёкие страны. Прежде чем наступило следующее лето, Кельтик погиб: с него заживо содрали кожу морские разбойники и прибили к дверям церкви близ Кестора. Регнуса тоже не стало: его привязали к дереву и убили стрелой при разгроме Иски раскрашенные люди. Один Карадок остался в живых, но что это была за жизнь! Он стал рабом у краснолицего каледонийца Эльды, а его жена – наложницей у дикого предводителя западной Кимры – Мордреда.
От разрушенных стен на севере до Вектиса на юге прекрасная страна британцев покрылась кровью, пеплом и развалинами. Затем, после многих лет, она возродилась краше прежнего, но, как и предсказал римлянин, ни британцы, ни потомки одной с ними крови не получили в наследство того, что когда-то было их собственностью.
1911