20 марта 1993 года, суббота, вечер
Москва. Лубянка. Министерство безопасности.
Кабинет начальника отдела УБКК
Полковник Вахромцев не без опасения поднял трубку городского телефона. После всего, что произошло в последние несколько часов, он уже сомневался в том, что операцию но изъятию фальшивых документов в типографии Администрации Президента удастся завершить успешно. Александр Васильевич осознал, что никто ему не даст санкции на это мероприятие. После того как начальник хозяйственного шавка прямо отказал в этом и совершенно однозначно сказал Орлову, что во веем разберется лично, Вахромцев понял: либо ему следует действовать на свой страх и риск, то есть взять всю ответственность на себя, либо авантюристам удастся правдами или неправдами заполучить то, за что они заплатили очень большие деньги. Второе никак не подходило ему ни по характеру, ни но жизненным принципам. И поэтому Александр Васильевич без особых колебаний дал указание изъять отпечатанные документы на складе готовой продукции. Для этого час назад трос сотрудников на служебной машине отправились в типографию, обещав доложить сразу же, как только проведут изъятие и беспрепятственно покинут административное здание.
И вот он держал трубку телефонного аппарата, из которой на фоне гула проезжающих машин раздавался взволнованный голос его сотрудника:
— Александр Васильевич, они вес уничтожили!
— Как уничтожили? Когда?
— Да вот только что. Часа за полтора до нашего приезда.
Вахромцев почувствовал резкую боль в висках — у него так
часто бывало, когда приходилось волноваться. Наверное, подскакивало давление. Он потер рукой сначала один висок, затем другой, покрутил головой из стороны в сторону. После минутного замешательства он тихо проговорил в трубку:
— Саша, с какой это стати они вдруг вес уничтожили? Ты думаешь, что говоришь? Когда они могли успеть это сделать?
— Товарищ полковник…
— Тебе дурят голову, а ты… Орлов разговаривал с их начальником около десяти. Так?
— Так!
— Речь ведь шла о проведении служебного расследования. Ты же знаешь — это же не делается за полдня!
— В том-то и дело, что они уже провели расследование.
— То есть?
— Сегодня утром начальник шавка собрал у себя замов и еще несколько человек. Они создали комиссию. Потом трос сотрудников пришли на склад с какими-то бумагами, вес перепроверили, десять минут поговорили с тремя рабочими типографии, быстро настрочили акт, утвердили его у начальника и тут же уничтожили весь тираж. А потом…
— Подожди, каким образом уничтожили?
— Разрезали на бумагорезательной машине.
— Ты сам-то хоть видел?
— Что?
— «Что, что»! Да разрезанные удостоверения!
— Видел. Их там целая куча в двух мешках. Сложили на сжигание.
— Понятно. А акт' видел?
— Копия у меня. Все как положено — подписи, дата, название продукции, количество экземпляров…
— Ладно, это ясно. А с рабочими говорили?
— Конечно.
— Есть что-нибудь интересное?
— Да… Приедем — доложу.
— Давай. Жду!
Положив трубку, Вахромцев ощутил острое чувство досады — на себя — за то, что долго колебался, прежде чем принять решение; на ребят, которые не смогли выполнить задачу; на Орлова, который, возможно, сболтнул что-то лишнее и тем самым напугал сообщников Рыбина; на это мерзопакостное время, когда даже самые жалкие авантюристы перестают считаться с органами безопасности и нагло орудуют там, где им заблагорассудится.
«Так скоро и до Кремля доберутся!» — с горечью подумал Вахромцев.
Для него было совершенно очевидным — Рыбин со своими друзьями опередил их.
«Даже если большую часть документов они были вынуждены уничтожить, все равно они в накладе не остались. Наверняка, часть удостоверений и спецталонов им удалось изъять до приезда наших ребят. Оно и понятно — их люди в администрации сделали свое дело, а начальник главка, сразу же приняв меры, вполне может рассчитывать на снисхождение „Самого“. Да, впрочем, они — друзья. Борис Николаевич, скорее всего, не даст его в обиду. Даже если Виктор Павлович ознакомит его с некоторыми материалами. В крайнем случае, переведет на другую работу».
На столе снова резко зазвонил телефон. От неожиданности Александр Васильевич, погруженный в свои мысли, вздрогнул.
— Ты что не докладываешь? — раздался недовольный голос начальника управления.
— О чем, товарищ генерал? По делам разработок я вам докладывал вчера, предложения к заседанию коллегии еще в работе. Срок-то еще не истек. Я доложу вам в пятницу…
— Я не о том! Почему не докладываешь про свои самовольные действия на Старой площади?
— Какие «самовольные»?
— Направляешь опергруппу для изъятия документов. Твои люди трясут там своими удостоверениями, пытаются запугать всех! Ты что вытворяешь? Ты что, не понимаешь…
— Простите, товарищ генерал, я не понимаю о чем…
— Ты не понимаешь? А я тебе скажу! Вот только что мне позвонил министр и потребовал прекратить самоуправство! Говорит мне: «Что это там у тебя начальник отдела такой — без всякого повода, без санкции, без того, чтобы доложить по команде — посылает опергруппу! И куда? В Администрацию Президента! Если он такой умный, может, скоро обыски в Кремле начнет?» Ты понимаешь, что я тебе говорю? Ты скандала хочешь?
Вахромцев молчал.
— Ты слышишь меня?
— Слышу.
— Так вот — немедленно убери всех своих людей оттуда! Не вздумай проявлять самодеятельность! А то слетишь со своего места в один миг!
— Да я…
— Ты лучше, Александр Васильевич, помолчи! И делай, что тебе говорят!
— Да никакой опергруппы я не посылал. Просто отправил ребят изъять незаконно изготовленные удостоверения и спецталоны. Между прочим, для фашистов этих… Из «РНА». Вы же знаете!
— «Изъять!» — передразнил начальник управления. — Какое ты право вообще имеешь вторгаться туда, куда положено входить со стуком?!
— А мне что, если закон нарушен, то для меня не важно, где — в овощном магазине или в Администрации Президента, — спокойным и твердым голосом сказал Вахромцев.
— A-а! Тебе все равно! Ты же у нас считаешься самым главным борцом с коррупцией! И закон для тебя не писан! Между прочим, любое правонарушение подтверждает суд. А там, куда ворвались твои архаровцы, закон, между прочим, нарушен не был. Просто у них там свои внутренние проблемы! А ты со своими… Ну и что? Изъял?
— Нет, они все уничтожили сами!
— Вот видишь, ты же и оказался в дураках! Они провели внутреннее расследование, наказали своих нерадивых работников…
— Как «наказали»? Когда же они успели?
— Наказали! Наказали! Без тебя разобрались во всем и сделали вес, что надо! А ты — старыми методами! Ты что, не понимаешь, какой год на дворе? Это тебе не тридцать седьмой или семьдесят пятый! Это — девяносто третий! Демократия теперь, и всякое самоуправство будет наказываться самым жесточайшим образом!
— Товарищ генерал, я не уверен, что они там все уничтожили. Скорее всего…
— А вот эго — уже твои домыслы! Можешь оставить их при себе! У меня лично нет оснований не доверять людям из администрации!
— А у меня — есть!
— Ну-ну! Давай! Ты так долго не усидишь!
— А я и пе стремлюсь…
— Вот и хорошо. Я учту. У тебя же скоро аттестация.
— Пишите, что хотите!
— Ладно, — вдруг как-то примирительно сказал начальник управления. — Ты мне вот что скажи: что за сотрудник такой там появился, вроде наш? Орлов — его фамилия. Только начал работу в администрации, без году неделя, а уже подставил тебя по-крупному!
— Ничего он меня не «подставил»! Это мы обратились к нему, а не он сам… Он-то, может, и не знал даже.
— Тоже шустряк, я смотрю. Наверное, не понял, куда попал и для чего его туда взяли! И вообще, ты с этим Орловым поосторожнее! Не наш он человек!
— Я, товарищ генерал, Орлова знаю мало, но ничего пока плохого сказать про него не могу. Наш он или не наш, время покажет. А «подставили», скорее всего, мы его, а не он нас.
— Ну, ладно! Ты меня, Александр Васильевич, понял! В понедельник утром доложишь все подробно отдельным рапортом. Все! Да, не забудь материалы к коллегии.
— Не забуду!
Вахромцев аккуратно положил трубку на рычаг телефонного аппарата, хотя внутри у него все кипело и он готов был швырнуть ее так, что она разлетелась бы на мелкие кусочки. Пару раз у него в жизни так уже бывало, но с годами пришли выдержка и мудрость — самые необходимые качества, которые, как считал Вахромцев, должен воспитывать в себе каждый сотрудник органов государственной безопасности.
ВОСПОМИНАНИЯ: «Не могу забыть, как однажды ко мне обратился начальник одного из отделов моего управления. Он неожиданно спросил меня: „Что, мы теперь поменяли плюс на минус?“ Я не показал виду, что понял, о чем идет речь. А он имел в виду то, что вчерашние партийные и советские руководители, активно выступающие против курса на развал страны, вдруг стали объектами нашего внимания, а те, за кем пару лет назад наблюдал КГБ, стали кастой неприкасаемых» (Из воспоминаний Е.М. Бойкова, в 1992–1993 годах — начальника управления Министерства безопасности).
Вахромцев встал из-за стола, сам не зная зачем подошел к книжному шкафу. Его взгляд упал на бронзовую фигурку Дзержинского, которую ему подарили несколько лет назад, когда он уезжал из своего родного коллектива, где проработал более десяти лет, овладевая премудростями чекистской науки.
«Эх, Феликс, Феликс! Куда мы катимся!» — это была мысль, все чаще и чаще приходящая в голову — тоскливая мысль человека, который по своему характеру отнюдь не склонен был к унынию и меланхолии.